He might be goin’ fast
But is he goin’ anywhere?
Деревня Р. Генератор лени вращается. Запасы вина иссякли. Все вещества переработаны. Плавно распускаясь, отражаются в глазах яркие цветы в густых сочно-зелёных острых листьях; стопы мнут прохладную пушистую траву, сплетённую в волнующийся под ними ковёр. На пальцах, на самых подушечках, – теплые деревянные стены со щекотными порами.
Капли... снова... – откуда? Высокое прозрачное небо, дождь – не дождь; играет, шутит. Немало времени прошло с минуты последнего отлива у мыса Монаха. Волны, разбиваясь о скалистый берег, швыряют из стороны в сторону безжизненную лодку. Вдалеке – залпы орудий. Сливаясь с сандалиями, ноги вцепляются в полотно дорог. Камни, столбы; паломничество.
На рассвете осознаёшь: «Птицы всё-таки были настоящими». С воздушной лёгкостью влажная ветреная прохлада, извиваясь, касается шеи, медленно дышит в неё, целует ключицы.
– Падение нравов?
– Нет, полное устранение нравов!
«Оплакивание»... живые, падающие складки холодной мраморной ткани, юная дева и бездыханное тело.
Люди, у которых нет истории? «Кислотный» дождь.
– Эти зеркальные капли – их, наверно, миллионы.
– Да не было их!
Тёплый закат переливается своими тонами в бокале певучего душистого хереса. Испанские мотивы, шаг сквозь мерцающую тонкую раму; мир, отражённый наизнанку, – безвозвратно, навсегда. Ветер в груди; обескровленное сердце, чаша бессмертия в гниющем теле; стакан – наполовину мангуст.
Ложь? Правда?
Тёмная комната, прозрачный голос в телефонной трубке. Из тёплой мягкой постели? С пустынного ночного вокзала? Лёгкий прозрачный голос. Растворяясь в шуме отбывающего поезда, в последний раз:
– Прощай... прощай!
4.07.2012