рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ - раздел Государство, Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира И Взаимоотношения С «Ближним Зарубежьем» Россия — Огромная ...

И ВЗАИМООТНОШЕНИЯ

С «БЛИЖНИМ ЗАРУБЕЖЬЕМ»

Россия — огромная страна, которая находится в 11 часовых поясах. Ее граница (20 тысяч километров) — самая протяженная в мире, она тянет­ся от Европы до Восточной Азии. Это дает России уникальную возмож­ность вмешиваться в дела других стран, особенно ввиду того, что мно­гие из ее соседей в течение длительного времени подчинялись Москве.

Учитывая, что становление государства и расширение его террито­рии во времена царизма были тесно взаимосвязаны, понимаешь, по­чему Россия традиционно рассматривала свои границы как нечто подвижное, нефиксированное. Статическое равновесие времен «хо­лодной войны» придало постоянство внешним границам Советского Союза. Однако с распадом СССР на Россию и еще 14 независимых го­сударств стабильности пришел конец.

Россия почувствовала свою уязвимость, и это в определенной мере объясняет ее агрессивную риторику и маневрирование. Около 25 мил­лионов этнических русских остались за пределами границ новой Рос­сийской Федерации после развала Советского Союза. Для русских су-

 

ществование такой зарубежной диаспоры является и причиной, и оправ­данием потенциального права на вмешательство в дела бывших совет­ских республик. С другой стороны, население самой Российской Феде­рации очень неоднородно: почти 20% ее жителей являются нерусски­ми. Проблема лояльности и устремлений представителей нерусских национальностей стоит в ряду наиболее сложных.

Перед лицом подобных проблем у нынешней Российской Федерации и ее соседей возникает ощущение, что они опять находятся в зловещей тени бывшего Советского Союза. Сталинская политика в отношении народов СССР представляла собой смесь расчета и озлобленности. В об­щей сложности в Центральную Азию и Сибирь было переселено около двух миллионов нерусских, в результате чего треть из них погибла. В про­тивоположном направлении осуществлялась плановая миграция русских из центральных районов России с тем, чтобы они развивали промыш­ленность в отдаленных, но имеющих важное значение частях Советско­го Союза. Русское меньшинство пользовалось там некоторыми приви­легиями. Политика поддержки интересов русских в ущерб интересам представителей других национальностей, сопровождаемая попытками избежать всплеска «буржуазного» русского национализма, играла важ­ную роль в планах Москвы по созданию Советской империи.

Конечно, она провалилась, о чем всем за пределами Кремля стало из­вестно задолго до этого. Одно из самых нелепых заявлений, принадле­жащих советским лидерам, сделано, конечно, Леонидом Брежневым в 1972 году на праздновании пятидесятой годовщины образования СССР: «Национальный вопрос, доставшийся нам в наследство от прошлого, — утверждал он, — решен полностью, окончательно и бесповоротно»*. Не пройдет и двадцати лет, как этот самый национализм поможет раз­рушить Советский Союз «полностью, окончательно и бесповоротно». Остается подождать и посмотреть, сможет ли он сделать то же самое с Российской Федерацией.

Стоит ли удивляться тому, что на этом фоне легко возникает этни­ческая и национальная подозрительность. За годы, прошедшие после распада Советского Союза, Российская Федерация и ее соседи пережи­ли целую череду кризисов. Характеризовались они тремя общими фак-

* Процитировано Хью Сетоном-Уотсоном, который был незабвенным источником мудрости для меня и многих других, в эссе «Исторический аспект русского наци­онализма» (в книге The Last Empire, ed Robert Conquest, Hoover Institution, 1986, р. 25).


торами: тревогой России за русское меньшинство в странах, которые она с нотой беспокойства называла «ближним зарубежьем»; попытка­ми России использовать Содружество Независимых Государств (СНГ) в качестве средства интеграции бывших советских республик в конфе­дерацию под ее руководством; борьбой России за контроль над прожи­вающими на ее собственной территории нациями и принадлежащими им республиками и регионами.

Каждый регион имеет свои особенности. В какие-то из них верну­лась стабильность, в других же виды на будущее неопределенны, и по­ложение в некоторых из этих последних непосредственно затрагивает интересы Запада.

Естественно, Запад всегда волновали события, происходящие на во­сточном фланге Европы, а теперь — НАТО. Судьба стран Балтии была напрямую связана с судьбой Советского Союза. Одним из самых обна­деживающих актов нового режима Бориса Ельцина стало подобающее цивилизованному государству признание того, что Эстония, Латвия и Литва (которые были захвачены Советским Союзом силой и обманом в соответствии с пактом Молотова — Риббентропа в 1940 году) имеют право быть независимыми государствами. Трудности, которые впослед­ствии возникли с русским меньшинством, особенно в Эстонии и Лат­вии, где они составляли около 30% населения, были прямым следстви­ем прежней политики Советов, направленной на разбавление местного населения русскими. Естественно, эстонцы и латыши захотели восста­новить контроль над собственными странами и культурой в ущерб рус­ским. Напряжение там совершенно реально и может стать чрезвычайно опасным.

Предоставленные самим себе, страны Балтии стали все больше от­ходить от Москвы и дрейфовать в сторону своих скандинавских сосе­дей. Их высокоразвитые, талантливые и глубоко европейские народы видели себя составной частью Запада и желали еще теснее интегриро­ваться с ним. Россия не имела права преграждать им путь. Постимпер­ский синдром довлеет над всеми бывшими великими государствами и вызывает головную боль у их соседей. Желание России обеспечить до­стойное отношение к русскому меньшинству в государствах Балтии было абсолютно понятным, однако она не могла рассчитывать на то, что ей позволят определять направление развития этих стран.

Запад, в свою очередь, должен был дать Москве ясно понять это и тем самым уменьшить соблазн демонстрировать силу. Наилучшим спо-

 

собом было принятие стран Балтии в НАТО. Конечно, большое значе­ние имел выбор момента. Мы должны загодя информировать русских о наших намерениях и стараться убедить их в том, что наши действия не угрожают интересам Москвы. С этой точки зрения, президент Джор­дж У. Буш был совершенно прав, когда недвусмысленно заявил перед поездкой в Словению для первой встречи с президентом Путиным, что считает принятие стран Балтии в НАТО неизбежностью*. Дабы у Мос­квы не сложилось ложного впечатления о том, что сотрудничество в войне против терроризма дает ей право наложить вето на решение о расширении НАТО, через некоторое время подобное заявление следу­ет повторить. Однако, когда дело дойдет до окончательного шага, т. е. реального приема прибалтийских или других стран в блок, мы долж­ны ясно сознавать, что делаем, и относиться к этому предельно серьез­но, поскольку членство в НАТО — не просто символ. Оно предполага­ет в случае необходимости применение силы для сохранения террито­риальной целостности любой страны, входящей в блок.

Не менее важно с точки зрения интересов Запада и будущее Украи­ны. Причин выражать недовольство по поводу Украины у России еще больше, чем по поводу стран Балтии. Киев с IX по XII столетие был цен­тром Киевской Руси — предшественницы российского государства. Ог­ромное число русских все еще видят в Украине часть России. По боль­шей части православная Восточная Украина тяготеет к России в значи­тельно большей степени, чем откровенно независимая Западная, в которой большинство составляют униаты. Серьезно расходятся взгля­ды нового украинского государства и России на судьбу Черноморско­го флота и будущее Крыма. Более медленное по сравнению с Россией продвижение Украины по пути экономической реформы в первые годы ее независимости ставит под вопрос даже не перспективы страны, а ее выживаемость.

Правительству президента Кучмы, несмотря на все его недостатки, удалось все же разрешить большинство проблем в отношениях между Украиной и Россией. Фактически происходит рождение Украины, ко­торая признает свои исторические связи с восточным соседом, но в то же время ориентируется на Запад. Украина достаточно велика (ее насе­ление составляет 51 миллион человек) и потенциально богата (у нее плодородные земли, хотя экономика находится в ужасном состоянии),

* Выступление в Варшавском университете 15 июня 2001 г.


чтобы претендовать на центральную роль в Восточной Европе. Это имеет очень большое значение для западных стран. На Украину нельзя смотреть как на страну, находящуюся в российской «сфере влияния». Для сильной Украины больше подходит роль буфера между Россией и НАТО. Такой подход, пожалуй, был бы полезен для обеих сторон.

Отстаивая независимость и одновременно пытаясь разрешать суще­ствующие разногласия по возможности мирно, Украина энергично про­тивостоит попыткам России превратить СНГ в некое подобие Совет­ского Союза*. На противоположном полюсе находится Лукашенко, пре­зидент Белоруссии, который последовательно добивается объединения своего автократического государства с Россией и создания нового по­литического, военного и экономического союза.

Большинство других бывших советских республик проводят про­межуточную политическую линию, меняя курс в соответствии с кон­кретными условиями. Пять центрально-азиатских республик внача­ле стремились присоединиться к СНГ. Ни у одной из них не было опыта управления собственными делами, которые в прежние време­на планировались из Москвы, а их экономика сильно зависела от свя­зей с Россией. Однако уже через несколько лет на их ориентацию ста­ли оказывать влияние другие факторы, на которые Запад не может не обращать внимания.

Во-первых, большое значение имеет этническая принадлежность на­родов Центральной Азии. Преобладающая часть населения четырех из пяти государств этого региона — Казахстана, Киргизстана, Туркмени­стана и Узбекистана — имеет общие корни с турками. Хотя Турция и не граничит с этими государствами, она занимает активную позицию в регионе, а ее влияние как процветающей, сильной и ориентирован­ной на Запад страны, по всей видимости, будет расти.

Во-вторых, после крушения коммунизма значение ислама суще­ственно возросло. Он является объединяющим началом в борьбе про­тив коррупции и злоупотреблений властью в Центральной Азии, как, впрочем, и в других регионах мира.

Третьим фактором является острая реакция России, в определенной мере испытывающей те же проблемы: напряженность в отношениях между этническими группами, составляющими ее население, рост вли-

* Содружество Независимых Государств образовано 21 декабря 1991 г. одиннадца­тью бывшими республиками Советского Союза.

 

 

яния внешних сил, прежде всего воинствующего ислама. Многотысяч­ный контингент российских войск был размещен в республиках Цент­ральной Азии задолго до того, как этот регион приобрел стратегичес­кое значение для американской кампании против «Талибана». Москва оказывала значительную поддержку таджикскому правительству в вой­не с исламистами. На границах Таджикистана находится 17 тысяч рос­сийских военнослужащих. Россия в 1999 году предоставила военную помощь Киргизстану, введя на его территорию 2500 солдат. Еще 15 ты­сяч военнослужащих размещено в Туркменистане.

В июне 2001 года противодействие исламской угрозе под руковод­ством Москвы получило новое развитие. Россия, Китай и четыре цен­трально-азиатских государства — Казахстан, Киргизстан, Таджикистан и Узбекистан — заключили в Шанхае договор о сотрудничестве в це­лях обеспечения безопасности, который открыто направлен на проти­водействие проникновению через их границы поддерживаемого тали­бами терроризма*.

Тремя месяцами позже, после террористических актов в Нью-Йор­ке и Вашингтоне, значение Центрально-Азиатского региона резко воз­росло. Чтобы вести кампанию против «Аль-Каиды» и «Талибана» не прибегая к помощи Пакистана, действия с территории которого могли дестабилизировать обстановку в этой стране, США стали искать под­держку государств, граничащих с Афганистаном на севере. Правитель­ства Узбекистана и Таджикистана согласились, причем первое с боль­шим энтузиазмом, разместить американские базы на своей территории. Казахстан предоставил Соединенным Штатам воздушное пространство. У узбеков и таджиков были свои причины помогать борьбе против «Талибана». Однако именно поддержка намерений Америки со сторо­ны России как наиболее влиятельной силы в регионе позволила пре­одолеть местные страхи и нерешительность. (Ниже я попытаюсь про­анализировать значение этого шага для американско-российских отно­шений в долгосрочной перспективе.)

Стратегическая значимость Центральной Азии обусловлена также и экономическими факторами. Там сосредоточены большие запасы не­фти, природного газа, золота, серебра, урана и других полезных иско­паемых. На первом месте, однако, стоят нефть и газ. По оценкам, неф-

* Договор также отражает региональные амбиции России и ее стремление устано­вить новые стратегические отношения с Китаем. Тема китайско-российских от­ношений затрагивается также на стр. 50.


тяные запасы Казахстана и Туркменистана вместе с Азербайджаном превышают запасы Ирана и Ирака. Разведанные запасы газа только в одном Туркменистане в два раза больше запасов месторождения в Се­верном море. Тенгизское месторождение нефти в Казахстане входит в число крупнейших в мире, а месторождение в Кашагане, разведанное в начале 2001 года, по некоторым оценкам, еще крупнее.

Нефть и газ являются ключом к взаимоотношениям на Кавказе, в этой этнической пороховой бочке, вовсе не из-за Азербайджана с его запаса­ми, а просто потому, что для освоения сказочного энергетического бо­гатства каспийского региона в целом необходимы трубопроводы. Россия, желая сохранить контроль над этой нефтью, включилась в новую «ве­ликую игру» с той же энергией, с какой она делала это в прошлом. Она попыталась заставить Азербайджан и центрально-азиатские республи­ки ориентироваться на российские нефте- и газопроводы, соединяющие Каспий с Новороссийском, ее черноморским портом*. В последние годы Россия продемонстрировала способность создавать проблемы в стрем­лении отстоять собственные интересы. Конечно, в регионе, опутанном сложными заговорами и контринтуитивными теориями, следует соблю­дать предельную осторожность в приписывании каких-либо действий конкретным действующим лицам. Вместе с тем вряд ли требует особых доказательств то, что Россия поддерживала свержение первого постсо­ветского президента Грузии Звиада Гамсахурдия в январе 1992 года, а также сепаратистский мятеж в Абхазии с целью подтолкнуть Грузию к вступлению в СНГ, где ее можно было держать под более жестким конт­ролем. Аналогичным образом в 1993 году Абульфаз Эльчибей, откровен­но прозападный президент Азербайджана, моментально ощутил на себе российский прессинг, как только решил заключить контракт с западным консорциумом на добычу азербайджанской нефти и, таким образом, от­казаться от услуг России. Россия перекрыла каналы экспорта нефти из Азербайджана и руками Армении усилила напряженность вокруг Нагор­ного Карабаха. Когда же это не принесло результатов, г-н Эльчибей был попросту свергнут в результате переворота, а его место занял бывший член советского политбюро Гейдар Алиев. Но и тот оказался не таким уступчивым, как ожидалось, и при поддержке русских два раза предпри­нимались попытки его свержения.

В настоящее время прорабатываются возможности строительства альтернативных трубопроводов: а) Баку — Тбилиси — Джейхан с выходом на Запад (этот марш­рут поддерживают США); 6) в Иран; в) в Китай.

 

Деструктивные последствия российской политики налицо. Грузия, Азербайджан и Армения пребывают в состоянии разрухи и политичес­кого распада, в этих республиках процветает коррупция. Необъятные же богатства каспийского региона по-прежнему не эксплуатируются. Запад должен добиваться установления законности и стабильности в этих государствах, получения доступа к этому источнику нефти и газа в качестве альтернативы Ближнему Востоку и, конечно, разумного со­блюдения интересов России. России, со своей стороны, следует сми­риться с тем, что, хотя Центральная Азия с Кавказом и входят в тради­ционную сферу ее интересов, она не может претендовать на единолич­ное присутствие в них, если желает процветания этим регионам. А их процветание полностью в интересах России.

Ослабление напряженности на Северном Кавказе — еще более слож­ная проблема уже в силу того, что он находится в пределах границ Рос­сийской Федерации. История коренных народов этого региона печаль­на, и России вряд ли стоит ждать от них благодарности. Особенно ярко это проявляется в Чечне.

Сталинская депортация 1944 года стоила жизни 200 тысячам чечен­цев. После развала СССР и отделения «суверенных» республик Южно­го Кавказа чеченцам, как и другим нерусским народностям новой Рос­сийской Федерации, было отказано в праве на свободу. Они восстали и объявили себя независимыми.

В 1994 году русские попытались подавить сопротивление. Кремль и российские вооруженные силы решили продемонстрировать другим этническим группам, подумывавшим об отделении, что на их намере­ния не будут смотреть сквозь пальцы. Развязывание кампании было обусловлено также и желанием России сохранить контроль над нефте­проводом, проходящим по территории Чечни. Как известно, эта пер­вая кампания привела к катастрофе, и спасти униженные российские вооруженные силы удалось лишь благодаря харизме и дипломатичес­ким способностям генерала Александра Лебедя.

Вторая российская кампания против Чечни, начатая в 1999 году, име­ла те же мотивы, однако она была намного лучше подготовлена, опи­ралась на более крупные военные силы и довольно быстро достигла цели — разгрома Чечни. Она, со всей очевидностью, задумывалась как демонстрация российской военной силы. Даже документально подтвер­жденные случаи жестокости по отношению к гражданскому населению должны были служить уроком для врагов России. По существу, все это


показывало, что, несмотря на вытеснение из Восточной Европы, с Ближнего Востока и Балкан, Москва полностью контролирует порядок у себя дома.

Вторая чеченская кампания началась при общем одобрении со сто­роны русских, и это имело очень большое значение*. Возможно, ска­залась односторонность освещения конфликта в средствах массовой информации. Да и сами чеченцы, без сомнения, сыграли на руку Рос­сии, организовав вторжение исламских фанатиков в соседний Дагестан. Однако главной причиной всплеска русского национализма было все же желание отомстить за серию взрывов в конце лета 1999 года, в ре­зультате которых погибло более 300 москвичей.

Убедительные доказательства участия чеченцев в подготовке и осу­ществлении этих терактов не представлены до сегодняшнего дня. Вме­сте с тем чеченская кампания за какие-то восемь месяцев превратила практически неизвестного до того премьер-министра Путина в чрезвы­чайно популярного президента Путина. Она также оставила после себя полностью разрушенную столицу Чечни, тысячи убитых мирных жи­телей и волну беженцев, лишенных всякой надежды на будущее.

Поведение России в Чечне непростительно, но его нельзя назвать необъяснимым, особенно ввиду того, что чеченцы (независимо от того, кто взорвал дома в 1999 году) в последние три года все чаще прибегали к терроризму. Угрожающе увеличилось число угонов самолетов, взры­вов с участием террористов-смертников, нападений на гражданские объекты, кроме того, расширялись связи чеченцев с исламскими тер­рористами, включая Усаму бен Ладена. Это, конечно, не оправдывает отказ России уважать желания и интересы чеченского народа. Большин­ство чеченцев вовсе не являются исламскими фанатиками: ими движут главным образом национальные, а не религиозные мотивы. К момен­ту событий 11 сентября обеспокоенность российских граждан в отно­шении жестоких кампаний, нацеленных на подавление чеченского со­противления, вновь стала нарастать. Объявление широкой войны про­тив терроризма не должно стать новым оправданием попыток российских властей стереть чеченский народ с лица земли. В против­ном случае действия Москвы могут существенно облегчить террорис­там задачи по вербовке боевиков на Кавказе.

* Опросы общественного мнения, проводимые в период второй кампании, показа­ли, что ее поддерживают от 55 до 69% респондентов, в то время как число сторон­ников первой кампании не превышало 20%.

 

• Мы должны предельно ясно говорить о том, что действия России в Чечне неприемлемы.

• Мы должны ясно дать понять, что, несмотря на уважение инте­ресов великой державы, мы не признаем права Москвы дестаби­лизировать обстановку в государствах бывшего СССР.

• Страны Балтии, учитывая их желание, должны быть приняты в НАТО.

• Запад имеет определенные интересы на Украине (которая грани­чит со странами НАТО), в Центральной Азии и республиках Юж­ного Кавказа (расположенные там огромные запасы нефти и газа должны разрабатываться нами и Россией); все эти государства
должны пользоваться нашей поддержкой — политической, тех­нической и экономической.

• Мы должны продолжать сотрудничество с Россией в целях противодействия исламскому экстремизму в Центральной Азии.

МОЖНО ЛИ ИМЕТЬ ДЕЛО С ПУТИНЫМ?

Как только стало ясно, что Путин — будущий хозяин Кремля, вокруг него возникла масса домыслов и противоречивых слухов. Основные факты нам известны; не ясно, что из них следует. Владимир Путин осу­ществил мечту своего детства, став в 1975 году, в возрасте двадцати двух лет, сотрудником КГБ — секретной службы Советского Союза. В кон­це 80-х он работал с секретной службой Восточной Германии, «Штази», ведя в числе прочего разведывательную деятельность против НАТО (по его собственному признанию, сделанному в пространном интервью в марте 2000 года). В начале 90-х Путин возвращается в родной Санкт-Петербург, где сначала работает в университете, а затем в администра­ции мэра города — известного реформатора, ныне покойного, Анато­лия Собчака (обвинявшегося некоторыми во взяточничестве). В 1996 году Путин перебирается в Москву в качестве заместителя гла­вы кремлевской администрации. В 1998-м его назначают руководите­лем Федеральной службы безопасности (ФСБ), преемницы КГБ. Затем с должности секретаря президентского Совета безопасности он в авгу­сте 1999 года перемещается на пост премьер-министра, а в марте сле­дующего года занимает место Ельцина.


Все это не говорит практически ни о чем; в самом деле, учитывая про­шлую профессию г-на Путина, где обман и дезинформация ставились во главу угла, это даже меньше, чем ничто. В сфере высокой политики всегда очень важно понимать, чего ты не знаешь. Те, кто думает, что знает, но на деле ошибается и действует в соответствии со своими за­блуждениями, — опаснее всего на руководящем посту.

Нынешний премьер-министр Великобритании определенно теряет над собой контроль, когда начинает высказывать свои суждения о г-не Путине. Он с энтузиазмом расписывает его как «современно мыслящего деятеля» и предлагает позволить ему воспользоваться плодами труда группы выработки долгосрочной стратегии британского правительства. Г-н Блэр утверждает также, что Путин «видит Россию сильной и с твер­дым порядком, но в то же время демократической и либеральной».

Значительная часть этого не более чем самообман. Западные лиде­ры хотели бы видеть здорового, трезвого, предсказуемого и презента­бельного российского руководителя. А еще вопреки всему они надеют­ся, что он окажется реформатором и демократом. Конечно, теоретичес­ки возможно, что такой человек выйдет из недр КГБ. Однако в той же, если не большей, степени возможно, что Владимиру Путину намного ближе модель другого руководителя КГБ, побывавшего на месте главы государства, — Юрия Андропова, в котором в свое время Запад видел либерала, исходя из того, что тот любил джаз и пил шотландское вис­ки, и совершенно игнорируя его ключевую роль в жестокой расправе над восставшими венграми в 1956 году. Вскоре после своего избрания г-н Путин торжественно открыл мемориальную доску Андропову на старом здании КГБ на Лубянке. Это не слишком обнадеживающий знак.

С тех пор, конечно, образ Путина как президента стал более отчет­ливым, хотя и сохранил свою неоднозначность. Его подход, как пред­ставляется, заключается в создании сильной государственной власти, способной навести порядок в стране. Несмотря на зловещие нотки, именно это имел в виду г-н Путин, когда произносил свою, теперь ча­сто повторяемую, фразу «диктатура закона». С его точки зрения, как и с точки зрения, по всей видимости, большинства россиян, в годы прав­ления Горбачева и Ельцина власть основных институтов государства часто использовалась для обслуживания корыстных интересов финан­совых олигархов, мафии и региональных начальников. В условиях по­следовавших хаоса и коррупции в проигрыше оказался российский на­род, а сама Россия была унижена. Популизм и патриотизм стали осно-

 

 

вой предвыборной кампании г-на Путина и принесли ему удивитель­ный успех — он завоевал 53% голосов избирателей и продолжает пользоваться (по крайней мере в настоящий момент) широкой поддер­жкой.

Эта программа содержит много положительных моментов. Свобо­да без порядка есть не что иное, как анархия. Пока российское обще­ство, экономика и политика глубоко криминализированы, перспекти­ва устойчивого оздоровления просто отсутствует. Правительство лю­бой страны должно обладать силой для выполнения основных задач, особенно ввиду таких колоссальных препятствий, как в России.

В то же время правительство в свободном обществе должно быть ограниченным по масштабу и сфере проникновения в его жизнь, оно не должно вторгаться в такие области жизни, которые по праву явля­ются частными; оно, прежде всего, должно утверждать и твердо испол­нять, а не подрывать и попирать закон. Обращение к «решительным» мерам и «сильным» личностям слишком часто является не более чем первым шагом к диктатуре в том или ином ее виде.

Как программа г-на Путина соотносится с этим? Пожалуй, самой очевидной чертой его анализа является реализм. Путин, по всей види­мости, понимает, что Россия находится в крайне тяжелом состоянии и движение в сторону усугубления этого состояния, неважно под каким флагом — коммунизма или контролируемого мафией квазикапитализ­ма, неприемлемо. В своем послании Федеральному собранию РФ в июле 2000 года он в мрачных тонах обрисовал положение страны: демогра­фический спад, который (по его словам) «угрожает жизнеспособности нации»; невозможность экономического роста без структурной рефор­мы; захват криминалом «значительного сегмента» экономики. Г-н Пу­тин убедительно изложил программу рыночных реформ, предложив снизить налоги, ограничить вмешательство правительства, создать ус­ловия для конкуренции. Некоторые положения программы уже реали­зованы. В окружении президента как минимум несколько человек по­нимают эту программу и верят в нее*. Прежде всего, Путин, похоже, понял, что программа реформ — не просто инструмент для выбивания дополнительных кредитов из легковерного Запада. Он понимает, что политика экономического возрождения жизненно необходима как сред-

* Например, главный экономический советник президента г-н Илларионов, кото­рого я уже цитировала выше. См. стр 114.


ство, способное предотвратить попадание России в вечную зависимость от других. Это также разумно. Чтобы жесткие экономические меры за­работали, необходимо использовать такой фактор, как национальная гордость, что и было продемонстрировано Великобританией в начале 80-х годов.

Я одобряю также и намерение российского президента срздать эф­фективные административные структуры и структуры, обеспечиваю­щие безопасность. Россия — огромная страна, которой нелегко управ­лять. В некоторых районах, возможно, следует усилить контроль со стороны центра, для того чтобы искоренить коррупцию. Мои россий­ские друзья говорят о необходимости «национализировать» Кремль еще раз после того, как он в течение долгого времени оставался «привати­зированным» различными влиятельными силами. Совершенно есте­ственным является стремление человека, начинающего осуществление подобной программы, опереться на «новых людей» из числа друзей и доверенных лиц. Именно так работает политика — особенно в поли­тических джунглях.

Несмотря на все сказанное, я могу понять и тех в России (в настоя­щее время их меньшинство), кого беспокоят некоторые решения г-на Путина, в частности ограничение полномочий выборных регио­нальных губернаторов, назначение на ключевые посты своих ставлен­ников, работавших прежде в ФСБ, а также запрет критически настро­енных независимых средств массовой информации. Что следует в этом видеть — восстановление власти или зарождение авторитаризма? Это еще предстоит решить.

Граждан зарубежных государств, однако, больше всего волнует под­ход президента Путина к международным отношениям. Здесь также есть противоречивые моменты. В некоторых отношениях позиции Рос­сии очень схожи с позициями бывшего Советского Союза.

Россия, например, проявила решимость противостоять американ­скому мировому превосходству. Она (надо отметить, не без помощи правительств Франции и Германии) попыталась использовать пробле­му противоракетной обороны и приверженность условиям Договора по ПРО, чтобы отколоть Европу от Америки. Кроме того, Россия пытает­ся выстроить широкое «стратегическое партнерство» с Китаем, направ­ленное против Запада.

По правде говоря, у подобных внешнеполитических методов никог­да не было долгосрочной перспективы, даже для России. Г-ну Путину

 

и его советникам следовало бы знать, что ни Москва, ни Пекин, даже если они объединят усилия, не смогут состязаться в великодержавной политике с Америкой. Напротив, было бы неплохо заручиться помо­щью Америки или, как минимум, ее терпением, пока страна пытается восстановить экономику. Он мог бы также подумать над тем, чтобы привлечь Соединенные Штаты с их новой системой ПРО к защите рос­сийских городов от ракет, нацеленных на них исламскими террорис­тами или государствами-изгоями.

Расчеты России на то, что стратегическое партнерство с Китаем по­может ограничить влияние Америки, также порочны в своей основе. В настоящее время в Дальневосточном регионе России проживает око­ло 300 тысяч китайцев (если миграция будет продолжаться теми же тем­пами, через 50 лет их численность достигнет 10 миллионов). Семь с по­ловиной миллионов россиян находятся лицом к лицу с 300 миллиона­ми китайцев, находящихся по другую сторону границы. Рано или поздно кто-нибудь обязательно освоит богатства российского Дальне­го Востока, но кто это сделает — русские или китайцы, — большой воп­рос. Было бы разумнее раз и навсегда урегулировать давние террито­риальные разногласия России и Японии и создать условия для прито­ка японского капитала. Это, несомненно, более рационально, чем отдавать экономическое развитие региона на откуп Китаю*.

Имеется и другая сторона политики г-на Путина, которая получила большее освещение на Западе после атаки террористов 11 сентября. Ре­акция российского президента на это событие была одновременно и гу­манной, и практичной. Нет оснований не верить в то, что его сочув­ствие США и взаимопонимание с президентом Бушем в час испытания, выпавшего на долю Америки, было искренним. Не будем, однако, за­бывать: у России есть собственный интерес в том, чтобы война против терроризма стала для Соединенных Штатов главной целью на ближай­шие несколько лет. Случившееся, без сомнения, усиливает российское влияние в Центральной Азии и на Кавказе, а также поддерживает ее действия в Чечне. Возможность представить своих противников ислам­скими экстремистами и террористами — отличное пропагандистское оружие, которое России хотелось бы иметь под рукой.

* Разногласия между Японией и Советским Союзом/Россией по поводу принадлеж­ности четырех самых южных из Курильских островов, расположенных между полуостровом Камчатка и островом Хоккайдо, существуют со времени оконча­ния Второй мировой войны.


Россия рассчитывает получить и другие преимущества. Она, воз­можно, надеется на более существенные уступки в обмен на молчали­вое согласие с планами США в отношении противоракетной обороны. Практически наверняка она ожидает расширения экономической по­мощи, может быть и более быстрого принятия в ВТО.

Самой тяжелой проблемой, по всем признакам, будут отношения России с НАТО. Как проницательный прагматик, г-н Путин должен ясно понимать, что НАТО практически вплотную подошло к тому, что­бы стать всемирным полицейским, и что других претендентов на эту роль не существует. До сих пор Россия, в немалой мере из-за неполно­го отказа от взглядов времен «холодной войны», пыталась при каждом удобном случае воспрепятствовать расширению НАТО, особенно ког­да в результате этого расширения блок приближался к российским гра­ницам. Вместе с тем высказывания самого Путина и некоторые другие признаки свидетельствуют о том, что президент хотел бы видеть Рос­сию в рядах НАТО.

На первый взгляд, это может показаться привлекательным и Западу. Что может быть лучшим подтверждением победы свободы в «холодной войне», чем вступление старого недруга в наши ряды? А с точки зрения угроз, исходящих от исламского экстремизма (а в более отделенной пер­спективе, возможно, и от Китая), разве не разумно оторвать Россию от Востока, вернуть ее в Европу и присоединить к НАТО еще одну крупную державу, чьи ресурсы мы можем привлечь на свою строну?

Уже то, что подобное вполне можно себе представить, показывает, насколько изменился мир с времен «холодной войны». Однако то, что возможно в воображении, далеко не всегда желательно в действитель­ности. Совершенно справедливо, что Россия больше не является на­шим врагом. Она не ведет против нас идеологическую борьбу. У нее нет возможности начать глобальную борьбу в том или ином ее виде. Кажется, что в принципе нет таких причин, которые могли бы пре­пятствовать присоединению России к НАТО. Тем не менее такие при­чины существуют.

Во-первых, несмотря на то что Россия уже не является коммунис­тической и вряд ли возвратится в это состояние, ее все еще нельзя счи­тать «нормальной страной». Ее внутренние проблемы пока не решены, и любая из них вполне способна привести к опасной нестабильности как в самой России, так и в соседних государствах. Несложно предста­вить, с чем в этом случае могут столкнуться остальные члены НАТО.

 

 

Во-вторых, хотя Россия через несколько лет может превратиться в стабильную, процветающую и либеральную демократическую страну, ее природа останется прежней. Она всегда будет в равной мере азиат­ской и европейской, восточной и западной. У нее всегда будут свои гео­графические, этнические, культурные и религиозные особенности и, в конечном итоге, особый национальный интерес. Если у НАТО есть ка­кое-либо связующее начало, оно, по крайней мере в своей основе, «за­падное». Россия никогда не сможет ограничиться только «западным».

В-третьих, НАТО уже сегодня представляет собой довольно крупный альянс, в который входят 19 членов. Его эффективность обусловлена тем, что во главе организации стоят Соединенные Штаты. Все, что ослабляет это лидерство, ослабляет и сам блок. Именно поэтому, к при­меру, идея создания европейской армии несет с собой так много рис­ков*. Принятие России в НАТО может оказаться еще опаснее. Россия никогда добровольно не смирится с господством Америки. Как член НАТО она получит возможность ставить палки в колеса, будет искать и, несомненно, найдет поддержку своим действиям среди европейских членов. Чем, кроме как признанием наличия подобных препятствий, можно объяснить, что президент Путин говорит о превращении НАТО в «политическую» организацию (в противовес ее изначально во­енному предназначению). В общем и целом НАТО — это союз. Оно и впредь должно оставаться им, если намерено сохранить эффективность.

Какой бы ни была оценка долгосрочных целей и устремлений Рос­сии, качества, продемонстрированные г-ном Путиным, не могут не впе­чатлять. В его лице страна после долгих лет беспорядка и развала по­лучила сильного и энергичного лидера. Совершенно очевидно, что он обладает способностью оценивать международные события и реагиро­вать на них смело, трезво и эффективно. Излишне приписывать ему совестливость и либеральные инстинкты демократа, с тем чтобы пред­ставить его как лидера, с которым Запад может иметь дело.

* См. стр. 385-389.


глава 4

Азиатские ценности

ЧАСТЬ I. ЧЕМ ОБУСЛОВЛЕНО ЗНАЧЕНИЕ АЗИИ

Азия — самый большой континент, на который приходится треть всей суши и более половины населения Земли. Роль ее постоянно растет и, я уверена, будет расти в будущем. В этом я убеждалась каждый раз во время визитов (которых с момента моего ухода с поста премьер-мини­стра насчитывается уже 33) в 13 стран Азии.

Выходцы с Запада нередко заблуждаются в отношении Азии. Ее уда­ленность, размер и то, что я не могу определить иначе как «непохо­жесть», захватывают, озадачивают, а иногда пугают. Мы склонны пре­увеличивать. В конце 80-х и начале 90-х годов было немало разговоров о том, что XXI век будет «азиатским» или «азиатско-тихоокеанским» — эрой, в которую центр мировой жизни и власти переместится с запада на восток. Известный историк Пол Кеннеди, например, писал в 1988 году, что «задача американских государственных деятелей в сле­дующем десятилетии... будет заключаться в замедлении относительного ослабления позиций Соединенных Штатов»*. В то же время западный протекционизм в ответ на экономическое наступление стран Азии на-

* Paul Kennedy, The Rise and Fall of the Great Powers (London: Fontana Press, 1988), р. 690.

 

шел себе новых и весьма искусных защитников, таких как покойный сэр Джеймс Голдсмит*. В Соединенных Штатах призывы противосто­ять вторжению азиатской экономики звучали из уст бывшего канди­дата в президенты Патрика Бьюкенена и других политиков. В Европе ожидание наступления эры конкурирующих торговых и политических блоков, из которых один, а то и два должны быть азиатскими, подстег­нуло развитие федерализма.

Последовавший за этим экономический кризис, который затронул большинство «азиатских тигров», и непрекращающиеся проблемы во всемогущей экономике Японии положили конец преувеличениям и ис­терии. Вместе с тем наряду с тревогой в отношении глобальных послед­ствий этой эпидемии азиатского экономического гриппа сквозит и определенное злорадство: на Западе многие полагают, что азиатские проблемы реабилитируют их собственные системы и взгляды.

Но из того, что разговоры об «азиатском столетии» оказались пре­увеличением, вовсе не следует, что развитие Азии остановилось. Напро­тив, все говорит о том, что Азия по-прежнему имеет большое значе­ние, в первую очередь для Запада. Чтобы понять это, достаточно взгля­нуть лишь на следующие факты.

Во-первых, население Азии (в целом) продолжает расти, в то время как население Запада (в целом) не увеличивается. К 2050 году, по про­гнозам, число жителей Азии должно вырасти до 5,2 миллиарда чело­век, тогда как все население Земного шара составит 8,9 миллиарда че­ловек**. Это при том, что азиатские страны проводят политику огра­ничения рождаемости и, без сомнения, будут ее продолжать. В условиях глобальной экономики с высокой мобильностью капиталов и техноло­гий при наличии соответствующего законодательства и регулирования большое население означает большие трудовые ресурсы и растущий рынок. Развивающиеся азиатские государства будут со временем зна­чить для нас все больше и как клиенты, и как конкуренты.

Во-вторых, в Азии есть три, а возможно и четыре, развивающихся государства, от благосостояния и намерений которых зависит положе­ние всего региона. Китай — крупнейшее государство региона с огром­ным экономическим потенциалом и неопределенными устремления-

* James Goldsmith, The Trap (London: Macmillan, 1994).

** World Population 1998, United Nations Department of Economic and Social Affairs, Population Division.


ми — становится все более важным глобальным участником величай­шей игры. Япония — вторая в мире по экономическому развитию стра­на — занята поиском ответа на вопрос, как в долгосрочной перспекти­ве защитить свои стратегические интересы. Индия — сопоставимая с Китаем страна, население которой превышает 1 миллиард человек, — крупнейшая демократическая страна мира и признанная ядерная дер­жава. Индонезия, несмотря на продолжающиеся потрясения, остается крупнейшим в мире мусульманским государством, ее ориентация ока­зывает существенное влияние на ислам как на политическую силу.

В-третьих, несмотря на то что обобщение неизменно связано с упро­щением, осмелюсь утверждать, что азиатские, особенно восточно-

 

азиатские, ценности, обычаи и установки оказывают на нас постоян­ное и возрастающее влияние. Наиболее очевидную роль здесь играет эмиграция азиатского населения в страны Запада. Но значительно бо­лее существенным является азиатское культурное своеобразие, имею­щее решающее значение для экономического и политического разви­тия государств Азии, с которыми нам приходится иметь дело.

Излишне говорить, что «азиатские ценности» — это наиболее слож­ный предмет. На Западе за долгие годы у многих сложились образы и стереотипы, которые высмеивают и оскорбляют жителей Азии. Пред­ставитель одной из азиатских стран заметил: «Самым печальным из всего, что когда-либо происходило с Азией, была не физическая, а ду­ховная колонизация», — и добавил: «Эта духовная колонизация пока еще не полностью искоренена в Азии, общества многих азиатских стран пытаются освободиться от нее»*.

Вместе с тем проводники идеи «непохожести» жителей Азии, пытав­шиеся именно этим объяснить свои экономические и социальные ус­пехи, сами являются выходцами из Азии. Например, Ли Куан Ю, быв­ший премьер-министр Сингапура, заявил: «У нас [представителей Азии] другие социальные ценности. Эти ценности и есть основа быст­рого роста»**. А по словам д-ра Махатира Мохамада, премьер-министра Малайзии, «азиатские ценности являются действительно универсаль­ными, представители Запада неоднократно пользовались ими»***.

Нельзя принимать «азиатские ценности» в качестве оправдания на­рушений прав человека. Хотя кому-то, возможно, и хотелось бы, что­бы жестокости в отношении лидера оппозиции Бирмы Аун Сан Су Чжи заставили замолчать всех, кроме самых бесстыдных проповедников ази­атской автократии. Как бы то ни было, значение культуры как компо­нента экономического успеха и фактора, влияющего на социальные и политические институты, совершенно реально.

Хорошо известны такие характерные азиатские черты — в особен­ности это относится к Восточной Азии, — как важная роль сообществ, построенных на семейных узах, чувство ответственности и установка на бережливость и осторожность в действиях. Как отметил Франсис Фукуяма:

* Kishore Mahbubani, «Can Asians Think» The National Interest, Summer1998. ** Time Asia, 16 March 1998. *** New Straits Times, 4 September 1997.


Путь развития обществ многих современных азиатских государств со­вершенно не похож на путь развития стран Европы и Северной Аме­рики. Примерно в середине 60-х годов прошлого столетия практичес­ки все страны индустриального Запада столкнулись с быстрым ростом преступности и распадом нуклеарной семьи. Единственные две страны Организации экономического сотрудничества и развития, где этого не случилось, были азиатскими — Япония и Корея... вместе с другими стра­нами Юго-Восточной Азии*.

Целый ряд азиатских государств успешно использовал эти соци­альные характеристики для создания эффективной экономики, сокра­щая размер правительств и госбюджета за счет ограничения соци­альных расходов и устранения чрезмерного регулирования. Политика минимизации государственных пособий, в свою очередь, укрепила со­циальные и культурные ценности, которые помогли азиатским эконо­микам добиться процветания.

Я уверена, что это останется справедливым для стран, в которых ки­тайцы составляют существенное большинство или меньшинство насе­ления. В любом месте, даже в условиях полуразвалившегося квазисоци­ализма материкового Китая, они неизменно демонстрируют предприим­чивость и уверенность в своих силах**. При наличии соответствующей экономической основы не существует ничего, что было бы им не под силу. Возьмите хотя бы Сингапур.

ЧАСТЬ И. «ТИГРЫ»

Сингапур: рукотворное чудо

Нередко большие истины лучше всего отражаются в малом. В случае Юго-Восточной Азии это, несомненно, удивительная реальность кро­шечного Сингапура.

Сингапур — одно из самых маленьких государств мира. Он занимает один крупный остров и 59 крошечных островков, площадь которых ме­нее 650 квадратных километров. Природа обделила его плодородными почвами и минеральными ресурсами, даже вода там и та привозная. Тем

* Francis Fukuyama, «Asian Values and the Asian Cisis», Commentary, February 1998.

* Китаю посвящена следующая глава этой книги.

 

не менее сегодня это одно из самых оживленных мест коммерческого мира. Прежде всего, это самый загруженный в мире порт. Несмотря на то что все без исключения сырье приходится импортировать, это круп­ный промышленный центр, производящий химическую и фармацев­тическую продукцию, электронику, текстиль, пластмассы, бензин и продукты переработки нефти. С 1966 по 1990 год его экономический рост достигал в среднем 8,5%. Короче говоря, Сингапур — это центр Юго-Восточной Азии и один из наиболее динамичных экономических регионов. Население Сингапура, составляющее 4 миллиона человек, имеет душевой доход выше, чем в Великобритании, Германии или Франции.


Можно сказать, что тот Сингапур, который мы видим сегодня, име­ет двух основателей. Первым был британский колониальный управля­ющий сэр Томас Раффлс, который основал в 1819 году город как тор­говый центр с уникальным местоположением на пути из Восточно-Китайского моря в Индийский океан. В последующем британская Ост-Индская компания построила и стала эксплуатировать порт. Под британским правлением сформировалось и выросло нынешнее насе­ление, состоящее главным образом из китайцев, а также малайцев и индийцев. Мы ушли, оставив населению бесценное наследие законно­сти, честную администрацию и дух этнической терпимости.

Вторым основателем Сингапура, без преувеличения, был Ли Куан Ю. Г-н Ли практически единолично создал одну из самых удивительных «историй экономического успеха» нашего времени, несмотря на посто­янную угрозу безопасности своей маленькой страны и даже самому ее существованию*. С самого начала он столкнулся с подрывной деятель­ностью и противодействием коммунистов. Когда в 1965 году Сингапур все-таки отделился от Малайзии под шквал язвительных напутствий, его перспективы многим казались очень бледными. На деле же все вышло наоборот. Ли Куан Ю не просто вел Сингапур к процветанию, он стал самым твердым, последовательным и смелым противником бредовых утверждений левых о появлении третьего мира в пределах Содружества. В те годы, когда мы одновременно находились на постах премьер-мини­стров, я неоднократно получала из первых рук подтверждения тому, ка­ким влиянием может пользоваться лидер крошечного государства, об­ладающий умом и мудростью.

Мы с г-ном Ли далеко не во всем соглашались друг с другом. Сегод­ня он намного лучше думает о коммунистическом Китае, чем я. Более того, я вообще провела бы линию между свободой и порядком, пред­почтительную с моей точки зрения, немного ближе к первой, чем он. Тем не менее он, несомненно, один из самых искусных государствен­ных деятелей XX столетия.

Уроки Сингапура выходят далеко за пределы политики и даже эко­номики. В определенном смысле этот маленький город-государство те­перь имеет все потому, что начал практически с нуля. Только мастер-

* Подробную информацию об этом можно найти в превосходно написанных и за­хватывающих мемуарах Ли Куан Ю (The Singapore Story, Singapore: Simon and Schuster, 1998), а также в книге From Third World to First (New York: HarperCollins, 2000).

 

ство, творческие предпринимательские способности людей могли пре­вратить его в то, чем он стал. Общество добивается прогресса только тогда, когда талантливые люди — а в мире нет более талантливых лю­дей, чем китайцы, которые составляют 80% населения Сингапура, — опираются на собственный интеллект, а не на физическую силу. И толь­ко при наличии соответствующей основы для предприимчивости этот прогресс оборачивается непрерывно ускоряющимся развитием.

Де Токвиль выразил эту мысль в пассаже, который нравится мне больше всего:

Хотите знать, почитает ли народ производство и коммерцию? Для это­го не нужно прислушиваться к шуму его портов, изучать качество дре­весины из его лесов или плодородие его земли. Дух торговли приводит к появлению всех этих вещей, а без него они бесполезны. Просто про­верьте, поощряет ли закон этого народа стремление к успеху, дает ли свободу действий, способствует ли развитию чутья и навыков его по­иска, дает ли возможность пожинать плоды*.

Как видите, подобное откровение не ново; его лишь на время забы­ли. Пример Сингапура не даст случиться этому впредь, по крайней мере в Азии.

Успех Сингапура наглядно демонстрирует нам, что:

• богатство страны не обязательно строится на собственных при­
родных ресурсах, оно достижимо даже при их полном отсутствии;

• самым главным ресурсом является человек;

• государству нужно лишь создать основу для расцвета таланта
людей.

Экономические кризисы и перспективы

Сингапур успешно выдержал экономический шторм конца 90-х. Его банки остались платежеспособными и управляемыми, его бизнес — реально прибыльным, а администрация — честной, чего нельзя ска­зать о тех азиатских странах, которые больше всего пострадали от кризиса.

* Alexis de Tocqueville, Journeys to England and Ireland (London: Faber and Faber, 1958).


Азиатский финансовый кризис 1997-1998 годов

Хронология основных событий*

1997 год

• 2 июля: после крупномасштабных валютных спекуляций нацио-­
нальная валюта Таиланда (бат) стала плавающей и упада на 20%.

• 24 июля: резко упал курс индонезийской рупии, малайзийского
ринггита, тайского бата и филиппинского песо.

• 5 августа: МВФ и азиатские государства предоставили кредит в раз­
мере 17,2 млрд. долларов для спасения тайской экономики.

« 14 августа: рупия резко пошла вниз после отмены государственного контроля.

• 20 сентября: ринггит упал до самого низкого уровня за последние
26 лет.

• 19-23 октября: индекс «Ханг Сенг» фондовой биржи Гонконга сни-­
зился почти на четверть, установив рекорд падения за все время
своего существования.

• 31 октября: МВФ объявил о предоставлении помощи Индонезии
в размере 40 млрд. долларов.

• 24 ноября: обанкротилась японская компания Yamaichi Securities
Со. — первое банкротство крупного бизнеса в стране после
1945 года.

• 3 декабря: МВФ согласовал условия выделения Южной Корее фи­
нансовой помощи в размере 57 млрд. долларов — самый крупный
пакет за всю историю его существования.

1998 год

• 15 января: Индонезия приняла программу реформ, предложенную
МВФ.

• 14-15 мая: волна крупномасштабных беспорядков прокатилась по
центру Джакарты, оставив после себя более 1000 убитых.

• 21 мая: президент Индонезии Сухарто подал в отставку.

• 12 июня: Япония объявила о первом за последние 23 года спаде в
экономике

* Источники: Washington Times, 22 December 1998; Agence France Presse, 28 June 1998:The Economist, 15 November 1997 and 7 March 1998.

 

• 12 июля: премьер-министр Японии Рютаро Хашимото уходит в от­
ставку; Малайзия объявила о спаде в экономике.

• 1 сентября: премьер-министр Малайзии установил жесткий валют­-
ный контроль.

• 24 сентября: индекс «Никкей» Токийской фондовой биржи достиг
самого низкого за 12 лет значения.

• 23 октября: японское правительство начало осуществлять 505-мил­-
лиардную программу спасения экономики и обанкротившихся
банков.

• 10 ноября: МВФ и Всемирный банк объявили, что опасность гло­
бального финансового кризиса уменьшилась и появились призна­-
ки оздоровления в Таиланде и Южной Корее. Азиатские фондовые
рынки начали проявлять признаки оживления.

Эксперты еще долго будут спорить о причинах азиатского эконо­мического кризиса. Позже, когда мы доберемся до управления гло­бальной экономикой, я приведу свои соображения насчет того, какие уроки можно извлечь из него, а какие — нет*. Здесь я отмечу лишь три момента. Первый очевиден и не требует никаких доказательств. В экономике, как и любой другой области, то, что демонстрирует рост, должно (как минимум время от времени) испытывать падения. Эко­номическое развитие никогда не бывает непрерывным, а такой эко­номический взлет, который мы наблюдали в Азиатско-Тихоокеанском регионе после окончания Второй мировой войны, по определению предполагает крутые повороты. Пришедшее на смену спаду устойчи­вое оживление лишь подтверждает вывод. То, что пережило падение, вновь идет вверх.

Второй момент заключается в том, что экономика всех стран Вос­точной Азии, за исключением Сингапура, Гонконга и Тайваня, страда­ла (и в определенной мере продолжает страдать) от системной пробле­мы, суть которой состоит в широком проникновении кумовства в от­ношения между правительствами, бизнесом и банками; неадекватном финансовом регулировании и широком распространении явления, ко­торое, каким бы недипломатичным это ни было, иначе как коррумпи­рованностью назвать нельзя.

* См. стр. 494-497.


Третий же момент — кратковременная острая проблема на финан­совых рынках. Конкретные ее проявления имели свои особенности в каждой стране. Тем не менее кризис, который, как инфекционная бо­лезнь, перекидывался с одной валюты на другую, привел к региональ­ному краху, и был момент, когда казалось, что он способен вызвать и глобальный.

Экономический тайфун обрушился сначала на Таиланд. Тайцы до­бились колоссальных успехов в экономике в 80-е и начале 90-х годов. Непосредственная причина их проблем заключалась в сочетании дефи­цита текущего платежного баланса и привязки национальной валюты к американскому доллару. Что-то должно было случиться, и 2 июля 1997 года тайский бат, после того как его курс стал плавающим, упал на 20% по отношению к доллару.

Циклон затем прошелся по Филиппинам, Малайзии и Индонезии, где также значительный дефицит текущего платежного баланса соче­тался с фиксированными курсами национальных валют относительно доллара. С их валютами случилось то же самое, что и с батом.

Индонезия, Таиланд и Филиппины обратились к МВФ. На Филип­пинах процесс преодоления последствий прошел довольно гладко. В Индонезии, однако, экономические неурядицы не прекратились. К концу января 1998 года индонезийская рупия потеряла 80% своей стоимости по отношению к доллару. Малайзия, верная экономическо­му национализму д-ра Махатира, не обращая внимания на рекоменда­ции его заместителя г-на Анвара Ибрагима, попыталась сопротивляться логике глобальной экономики и ввела жесткий валютный контроль. Несмотря на это, к концу 1997 года уровень производства в стране упал на 7% (после 8%-ного годового прироста в течение последних 10 лет); фондовый рынок Малайзии потерял 45% стоимости, а курс националь­ной валюты, ринггита, относительно американского доллара понизился на 40%.

Последней жертвой стала валюта Южной Кореи — вона. В действи­тельности ситуация в Корее существенно отличалась от той, что была У других «тигров». В Корее, как и в Японии, и даже в еще большей сте­пени, сложился ярко выраженный корпоративный капитализм, осно­ванный на системе могущественных промышленных конгломератов, известных как «чеболи». Корпоратизм в любой его форме — даже в таком обществе, как корейское, где усердный труд, предприимчивость и взаимная поддержка ценятся весьма высоко, — ограничивает гиб-

 

 

торитаризмом и тоталитаризмом*. Не считая Китая, Бирмы и в опре­деленной мере Вьетнама, население Азии не сталкивалось с тоталитар­ными режимами до экономического кризиса 1997-1998 годов. Конеч­но, правительство Таиланда, состоявшее в основном из военных, квазиавторитарное правительство Ким Янг Сама в Южной Корее и правительство президента Сухарто в Индонезии, которые пали в ре­зультате экономического краха, нельзя было назвать в полном смысле демократическими. Вместе с тем ни одно из них не было замешано в злодеяниях такого масштаба, как в Китае. Китай и другие репрессив­ные социалистические государства региона вполне успешно выдержа­ли кризис: тюрьмы тоже предоставляют своего рода защиту тем, кто в них находится. Малайзия же, которая прежде считалась по крайней мере частично свободной, не только не приблизилась к политическому ли­берализму, но еще больше отдалилась от него. Вряд ли на таком фоне можно говорить о новой волне демократии, прокатившейся по Юго-Восточной Азии.

Ее нельзя было даже ожидать. Как я уже отмечала, свободу и демо­кратию нельзя назвать чем-то чуждым для Азии — достаточно лишь взглянуть на энтузиазм, с которым китайцы из Гонконга приветство­вали преобразования 1992-1997 годов, чтобы понять это. Но я не верю, что в какой-либо стране, не обладающей соответствующими условия­ми и опытом, будь она азиатской или неазиатской, возможно ввести демократию одним махом, не рискуя натолкнуться на проблемы. Это особенно справедливо для стран с богатой историей насилия. Именно такой страной и является Индонезия.

Индонезия: рукотворный беспорядок

До экономического кризиса 1997 года Индонезию вполне можно было поставить рядом с Сингапуром, ее крошечным соседом, как пример ру­котворного чуда. Его главным архитектором был, несомненно, экс-пре­зидент Сухарто, хотя это и может звучать политически некорректно с позиции сегодняшнего дня. Именно Сухарто в 1967 году во главе ар­мии и при широкой поддержке населения положил конец хаосу, к ко­торому привела антикапиталистическая и антизападная политика тог-

* Фундаментальное различие между авторитарными и тоталитарными режимами превосходно освещено в оригинальной статье Джин Киркпатрик «Dictatorship and Double Standards», Commentary, November 1979.

 

 

дашнего президента Сукарно. Политика Сухарто, ориентированная на привлечение в страну западных инвестиций и поддержку модерниза­ции и частной инициативы, превратила страну в «тигра», темп эконо­мического роста которого составлял 7% в год в течение десятилетия с 1985 по 1995 год. Г-ну Сухарто удалось удивительным образом изме­нить общий уровень жизни в лучшую сторону и сократить долю насе­ления, жившего за чертой бедности, с 60 до 11%*.

Конечно, страна прошла через кровопролитие и репрессии. Но она стояла на грани коммунистической революции, а коммунистическая революция, неважно, побеждает она или нет, как правило, влечет за собой потоки крови. Не следует сбрасывать со счетов также и обстоя­тельства присоединения к Индонезии Восточного Тимора, бывшей португальской колонии, в 1975 году: там шла жестокая гражданская война и к власти вот-вот должна была прийти клика, поддерживае­мая коммунистами.

Я не считаю нужным оправдывать все действия правительства Су­харто. На мой взгляд, президент Сухарто поступил бы мудро, если бы ушел в отставку несколькими годами ранее. Однако в том, как Запад, который поддерживал его, когда он был нужен, затем стал повторять как попугай лозунги защитников прав человека, забыв заслуги его пра­вительства перед страной и перед нами, есть что-то отвратительное.

Я неоднократно разговаривала с президентом Сухарто до и после мо­его ухода с поста премьер-министра. Последний раз это было в 1992 году, когда он показывал мне животноводческую ферму в Тапосе. Страстно интересуясь сельским хозяйством, как и большинство индо­незийцев, он пытался привнести в сельскую жизнь достижения науки и техники, с тем чтобы сдержать отток населения в города. Я вполне могу поверить, что г-н Сухарто с семьей использовали свое положение в корыстных целях, что не является чем-то необычным среди автокра­тов. Однако я в равной степени убеждена, что он хотел лучшей доли для Индонезии, и по объективным показателям его правление следует признать успешным.

Размышления на тему режима Сухарто имеют в настоящий момент определенное практическое значение. Несмотря на то что угроза ком­мунистической подрывной деятельности в Юго-Восточной Азии рас­сеялась, другая угроза, с которой приходилось иметь дело Сухарто, не

* The World Bank and Indonesia, The World Bank Group, 2000.

 

 

исчезла — это угроза распада индонезийского государства. В стремле­нии его сместить МВФ воспользовался поразившим Индонезию в 1997 году экономическим кризисом и продиктовал такие условия, ко­торые Сухарто не мог принять, оставаясь на своем посту. Операция МВФ по спасению страны превратилась, таким образом, из финансо­вой в политическую. Фонд, в частности, настаивал на колоссальном повышении цен на горючее и продукты питания как раз в тот момент, когда жизненный уровень простых индонезийцев резко упал в резуль­тате девальвации национальной валюты.

Подобные изменения, некоторые из которых сами по себе, несом­ненно, были желательными, в сложившейся ситуации приобрели ко­лоссальную разрушительную силу и привели к дестабилизации не толь­ко правительства, но страны в целом. В связи с этим мне на ум прихо­дит такое наблюдение Киркпатрик:

...Мысль... о том, что правительства можно демократизировать в любой момент, в любом месте и при любых условиях...

[В традиционных автократиях] материя власти расползается очень бы­стро, когда подрывается или исчезает сила или статус человека, стоящего на вершине. Чем дольше автократ находится у власти, чем больше его личное влияние, тем в большей зависимости от него оказываются ин­ституты государства. Без него организованная жизнь общества рушит­ся, подобно арке, из которой удалили замковый камень*.

Именно это и произошло в Индонезии, несмотря на все усилия Б. Ю. Хабиби, помощника и преемника президента Сухарто. Хаос про­должал углубляться при Абдуррахмане Вахиде вплоть до его смещения. Остается только наблюдать за тем, как новый президент Мегавати Сукарнопутри будет пытаться справиться с ним.

Я не верю в то, что вмешательство Запада может предотвратить раз­вал государств, где население хочет этого и сущёствуют необходимые предпосылки. Но Запад не должен и содействовать такому политичес­кому распаду, создавая условия для крушения центральной власти, осо­бенно когда этим подвергает риску западные интересы.

Индонезия — большая страна с населением более 200 миллионов че­ловек, говорящих на 250 языках и проживающих на шести тысячах ос­тровов, которые разбросаны на расстоянии, равном трети окружности

* Kirkpatrick, «Dictatirship and Double Standarsd».


Земли. На протяжении всего ее независимого существования главной заботой властей было обеспечение национального единства. Этой цели служат, например, пять принципов национальной идеологии Pancasilla включенных в конституцию и определяющих основную философию Индонезии — философию религиозной терпимости и взаимного ува­жения. Необходимость подобной концепции ясно продемонстрирова­ло избиение христиан на Молуккских островах и выходцев с острова Мадура — на Калимантане после ухода президента Сухарто со сцены.

Остается только ждать и смотреть, выживет ли Индонезия в ее ны­нешней форме. Предоставление независимости Восточному Тимору было совершенно правильным, хотя будущее покажет, стоило ли жи­телям этой бедной маленькой страны бороться против Джакарты. Ясно одно: у национальных меньшинств, а может быть даже и у основного населения, в других частях Индонезии теперь появился соблазн после­довать их примеру. Мусульманская провинция Ачех, дающая 40% сжи­женного природного газа, одной из важнейших статей экспорта Индо­незии, требует автономии и может попробовать отделиться. Подобные, хотя и не такие сильные, настроения наблюдаются в Папуа, Риау и на Восточном Калимантане — регионах, богатых полезными ископаемы­ми. Сильное недовольство небольшой, но богатой и влиятельной ки­тайской общины в Джакарте, которое уже приводило к кровопролитию, также угрожает основам индонезийского государства*.

В интересах Запада сохранить Индонезию в том виде, в котором она существует сейчас, и снова превратить ее в спокойную и процветающую державу. Мы не должны забывать, что две пятых мировых морских пе­ревозок осуществляются именно через этот обширный архипелаг. Не следует упускать из виду и то, что Индонезия, самое крупное мусульман­ское государство, играет очень большую роль в чрезвычайно деликатном и важном деле — выстраивании глобальных взаимоотношений между Западом и исламскими государствами. Превращение Индонезии в про­цветающее демократическое мусульманское государство

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира

На сайте allrefs.net читайте: "Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира"

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Выражение благодарности
  В работе над этой книгой мне помогали многие, и я с радостью прино­шу им мою благодарность. Прежде всего я хочу поблагодарить Робина Харриса, природная интуиция и интеллект которого

ВИЗИТ В НИЖНИЙ НОВГОРОД
  Россия настолько велика, что о ее общем состоянии практически невоз­можно судить на основании отдельных оценок. Вероятно, единствен­но верный способ понять российские реалии — это з

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги