Согласно «Зеландской хартии» от 1290 г., правом наследования у фризов был майорат: лен должен был быть наследован старшим сыном, если же у отца были и младшие сыновья, то старший давал своим братьям вознаграждение [7, 110].
Эта типичная для феодальной Европы формулировка малозначима для Фрисландии. Во-первых, как изложено выше, феодализм так и не смог укорениться в народе, культура которого была враждебна феодальным порядкам, а поэтому наследование лена в применении к Фрисландии — не более, чем клочек бумаги. Во-вторых, земля свободного фриза, семейная собственность, наследовалась его старшим сыном, а младшие сыновья, как упоминалось в предыдущей главе, кормили свои семьи торговлей.
Имеются ясные свидетельства того, что землевладение было для фризов важным фактором успешной торговли и мореплавания даже до франкского вторжения. Аналогично в Норвегии в XI в. мореходы и купцы рассматривали землевладение надежной опорой, источником их силы. В связи с этими фактами высказывается суждение о том, что особое использование землевладений могло вести к особой экономике и социальной структуре [10, 52].
Если вдуматься, то торговля и мореплавание на таких утлых суденышках, как когги и хюльки, были рискованными мероприятиями. Гибель судна с товарами в море означала потерю основного и оборотного капитала, даже если владельцу удавалось спасти свою жизнь. В раннем Средневековье во Фрисландии не было ни страховых обществ, ни банков, но нельзя допустить и мысли, что фризская торговля веками процветала в отсутствие механизма восполнения неизбежных потерь на море.
По-видимому, основой такого механизма была земля. Она выполняла роль как банка, так и страховой компании.
Допустим, купец возвращался с выручкой, размеры которой не позволяли купить или построить новое судно про запас, да и нелепо было бы этим заниматься. Как сохранить выручку на черный день? Как эти выручки накапливать? В условиях меновой торговли это было проблемой: спрятать особо ценные предметы нельзя, так как в отсутствие хозяина их могли украсть, да и стоимость их не возрастала. Другое дело земля. Ее украсть нельзя. И если ее покупалось столько, сколько позволяли средства, то она давала ренту. Если и следующие торговые переходы через море были удачны, то размер земельного участка мог достигать размеров, превышавших стоимость судна и оборотного капитала. Когда же появлялась необходимость, то можно было построить новое судно или закупить новый товар взамен погибшего. Так как до франкского вторжения все фризы занимались торговлей, купцы-профессионалы еще не появились, то такой механизм, в котором земля выполняла функцию средства накопления, приводил к тому, что землевладения должны были продаваться и покупаться в массовом порядке, а эта деятельность должна была формировать особый коммерционализованный склад сознания и культуры. Земля у фризов была издревле вовлечена в рыночные отношения.
Заморская торговля на Североморье была столь опасным делом, что в Англии купец, трижды переплывший Ла-Манш на свои средства с торговыми целями, удостаивался прав тэна. Так повелось от короля Уэссекса Альфреда Великого (871—900) [14, 138]. Тем самым стимулировалась внешняя торговля. Тэны были самыми уважаемыми и зажиточными членами сотни (сотнями назывались структурные единицы графств Англии). Зажиточность определялась в те времена в Англии по количеству движимого и недвижимого имущества, прежде всего земли. Это означало, что за три торговых перехода с Британского острова на материк и обратно купец мог купить столько земли, сколько нужно было для того, чтобы стать тэном.
Создание каких-либо общин, в которых в складчину купцы собирали бы средства на случай катастрофы одного из них, полностью исключено крайне индивидуалистическим характером культуры фризов; нельзя забывать, что в те времена не было средств связи, регистрации судов и т. п. Это не позволяло подтвердить или опровергнуть заявления о катастрофе на море, без чего ни одна страховая компания существовать не может. Каждый фриз все делал сам, на свой страх и риск.
Вернемся к праву наследования. Разделить землю между сыновьями означало раздробить землевладение так, чтобы ни одному сыну оно не стало бы страховкой. В этих условиях старший сын становился продолжателем дела отца. Возникает вопрос: почему старший? Каботажное плавание по Северному морю в отсутствие навигационных знаков по приметам на берегу требовало большого опыта, а значит, времени для обучения. Нужно было также знать все приметы перемены погоды, места для отстоя судов во время штормов, все мели. Любая ошибка стоила не только имущества, но и жизни; море непрерывно вело жестокий естественный отбор мореплавателей, которым нужна была и физическая сила, а поэтому наследовать имущество отца дочь не могла; старший же брат имел преимущество перед младшими в смысле выживания. Наследование старшим сыном было актом заботы о жизни младших сыновей и всех дочерей.
Такое право наследования похоже на майорат, но с ним не имеет ничего общего. Суверен, отдавая вассалу лен, был не заинтересован в его дроблении вассалом, но суверен сплошь и рядом дробил свой аллод; например, Империя франков была разделена между наследниками. Вот что записано в «Салической правде», в титуле LIX «Об аллодах»: §5. «Земельное же наследство ни в коем случае не должно доставаться женщине, но вся земля пусть поступает мужскому полу, т. е. братьям» [15, 56]. Нет и намека на то, что все наследство передается одному брату. У фризов же земля собственника, т. е. на феодальном языке аллод, дроблению не подлежала. Назовем такой тип наследования североморским.
Доказать эту гипотезу документально, по-видимому, невозможно из-за темноты веков. Но привести аргумент в ее пользу, кроме процитированных выше свидетельств [11, 52], можно будет в следующем параграфе, а здесь добавим следующее.
В титуле ХХ «Салической правды» законом закреплено привилегированное положение женщины, что, казалось бы, противоречит титулу LIX «Об аллодах», в котором женщины дискриминируются. Это противоречие можно устранить, если предположить, что обладание землей было не привилегией, а тяжелой обязанностью, связанной с ее защитой и обработкой. Таким образом, понять смысл законов и обычаев тех времен можно только при одновременном учете прав, обязанностей и заботы о будущем.
По-видимому, титулы ХХ и LIX остались с момента первой записи «Салической правды» в начале VI в. при короле Хлодвиге как отражение обычного права, а наследование лена в тексте «Салической правды» могло появиться только с начала XI в., после того как первый король Франконской династии (Франкония граничила с южными окраинами Саксонии) Конрад II (1024—1039) утвердил наследственность рыцарских ленов и это правило, получившее название майората, стало распространяться по Европе. Сопоставление этих фактов свидетельствует в пользу нетождественности феодального майората и того, что выше названо североморским наследованием.
Наконец, какой была судьба младших братьев? На этот вопрос лучше ответить в следующей части книги, посвященной Англии. На более позднем и хорошо документированном материале будет показана так называемая вертикальная социальная мобильность, сыгравшая важную позитивную роль в развитии североморской и, в частности, англосаксонской культуры.
Вертикальная социальная мобильность заключалась в том, что младшие братья, не имея капитала, шли на выучку к другим торговцам или ремесленникам, а позднее к юристам, врачам и т. п. Они несли с собой субкультуру своих семей, которая позволила их предкам добиться успеха. Рядом с ними такими же, как они, учениками были молодые люди из простых семей, которые перенимали основы культуры предпринимательства не только от хозяев-наставников, но и от своих сотоварищей. Тем самым достигалась гемогенизация культуры всех жителей Нижних стран. Вертикальная социальная мобильность предотвращала расщепление общества на два разделенных общественных слоя — высший и низший — обмен между которыми был невозможен или затруднен.