Смена династии

Герцогиня Мария вышла замуж за Максимилиана Австрийского, сына императора Святой Римской империи, что привело к смене династии, претендовавшей на власть в Нижних странах. Спустя 5 лет после брака Мария Бургундская в возрасте 24 лет умерла. Непрерывными бунтами население Нижних стран создало невыносимую обстановку чужестранному правителю. Максимилиан, хотя и стал регентом своего четырехлетнего сына, который рассматривался как «естественный» наследник, был грубо выставлен из страны. Генеральные штаты после некоторых колебаний признали его регентом, но при условии, изложенном ими абсолютно ясно, а именно: только для воспитания их (Генеральных штатов) политических взглядов. Генеральные штаты заключили мир с Францией и ради вящей уверенности в необратимости событий передали маленькую дочь Максимилиана в руки его смертельного врага, короля Луиса; они же решили, что герцог Бургундский не стоит того, чтобы за него драться. Генеральные штаты предупредили Максимилиана, что они не будут воевать ради политических маневров регента и платить налоги Габсбургской династии. Они обвинили Максимилиана в ограблении страны и вывозе их богатства в Германию. Спустя много лет Максимилиан, получив корону в Германии, вернулся в Нижние страны; придворные поэты воспели его как наследника Цезаря, но он был предан суду гильдиями Брюгге. У него на глазах были казнены его друзья, и он сам, император, был поставлен на колени перед алтарем на рыночной площади в Брюгге и поклялся, что никогда не будет мстить за перенесенные оскорбления. После освобождения он нарушил клятву, и по всей Фландрии, Брабанту, Голландии и Утрехту вспыхнул бунт, который возглавил принц Филипп из Клеве. Он призвал всех жителей Нижних стран объединиться против Габсбургов, которые планировали включить Нижние страны в Австрийскую империю. «Нидерланды, — провозгласил принц Филипп, — принадлежали только Богу и солнцу, и никаким королям и императорам». Это было еще одним толчком к отделению Нижних стран как от Франции, так и от Германии.

У читателей может возникнуть естественный вопрос: неужели сильные армии Франции, Австрии и других стран Европы не могли подавить малочисленный, раздираемый внутренними противоречиями народ? Но каждый раз, когда Нижним странам грозила опасность, народ объединялся, и нидерландцы сами разрушали созданные многовековым трудом плотины. Так было и в XVI в. в период борьбы с испанцами, и в XVII в., когда стране угрожало французское нашествие. Бросить своих солдат, закованных в латы, в такую западню мог только безумец [18, 14].

В 1494 г. регентство Максимилиана кончилось, и его сын Филипп стал герцогом Нижних стран. Он был целиком под влиянием нидерландского окружения. Им, 16-летним подростком, управляла высшая аристократия. Их политикой был мир с Францией, восстановление торговли с Англией и полное игнорирование Германии. Они были безразличны к бургундскому наследству. Не быть втянутыми в большой европейский конфликт — вот была их высшая цель. Во внутренней политике они стремились к умеренно централизованной монархии, при которой власть распределялась бы между принцем и ассамблеями штатов. То, что молодой герцог Филипп был наследником трона в Вене и императорской короны, вселяло в них только страх. Герцог Филипп нужен был им только как «национальный» принц. Но судьба распорядилась иначе.

Герцог Филипп женился на третьей дочери Фердинанда Арагонского и Изабеллы из Кастильи. Четыре года спустя все претенденты на испанский трон умерли, а Филипп стал наследником не только Австрии, но и Испании, Неаполя, Сицилии и Америки. Его линия поведения тотчас же стала определяться не интересами Нижних стран, а династическими испанскими проблемами. Например, выгодное коммерческое соглашение с Англией было волюнтаристски разорвано и заключено новое, более выгодное для Англии, ради союза Испании с Англией против Франции. Генеральные штаты, которые не жаловались на отмену многих привилегий, вырванных у Марии и Максимилиана, мигом захлопнули свои кошельки перед перспективным королем многих стран. «Никаких денег для династических войн», — было мгновенной реакцией высших классов провинций. Но в 1506 г. герцог Филипп умер, и все унаследовал его сын Карл. Пока он был малолетним, Нижними странами управлял номинально Максимилиан, как регент, но на самом деле его дочь Маргарета, как «управительница». Она учитывала интересы Нижних стран, возможно, под воздействием сильной оппозиции аристократии. Карл был провозглашен герцогом в 15 лет, и после этого аристократия могла проводить свою традиционную политику еще некоторое время. В 16 лет Карл стал королем Испании, Неаполя и Америки, а в 19 — императором, начав свою карьеру, в которой Нижним странам отводилась второстепенная роль.

Император Карл V был последним «естественным» принцем Нижних стран. Почти всю оставшуюся жизнь он провел за пределами родины. При его правлении Нижние страны были международно признаны как Объединенные провинции [10, 95—98]. В отсутствие Карла V Нижними странами управляло его правительство, состоявшее из высшей аристократии. Представители аристократии были губернаторами провинций, советниками и командовали войсками. Один человек, как правило, совмещал службу в нескольких таких конторах одновременно. Техническая административная работа выполнялась людьми из числа джентри (нетитулованное малоземельное дворянство), бюргеров, обученных своему делу юристов и членов церковной иерархии. Скучные и сложные проблемы административной работы и финансов были не по вкусу высшей аристократии, которая к тому же с негодованием отвергала влияние простонародья на высокую политику. Понимая, что одной высокой политикой не обойтись, Карл V декретом 1531 г. разделил Великий совет на две части: Секретный совет для административной работы и Государственный совет, небольшую группу персональных советников высокого ранга, для вопросов общей политики. Административное руководство и финансы тем самым были обеспечены, но неизбежным следствием стала монополия высшей знати на политические решения. Знать к тому времени считала себя защитником страны в силу своего командного положения в конной милиции, рекрутировавшейся из числа джентри и содержавшейся за счет Генеральный штатов. Такая концентрация власти в руках высшей аристократии не могла состояться без борьбы.

После 1543 г. войны между провинциями, сотрясавшие Нижние страны все Средние века, закончились. Стал расти материальный достаток. Например, один из итальянцев, посетивший Нидерланды в 1567 г., не мог найти слов для выражения своего восторга богатством страны, процветанием торговли и сельского хозяйства, количеством городов, маслом, сыром, лошадьми, коровами, деревьями вдоль дорог. «Хотя Голландия не производит вина, — писал он, — жители пьют его больше, чем те, кто его делает».

На протяжении правления Максимилиана северные провинции сильно страдали от гражданских войн и войн с провинцией Гелдерланд: поля были вытоптаны, малые города обезлюдели, море было небезопасно для плавания из-за налетов фризских пиратов. Все это не остановило развития, но тормозило его. Свободные крестьяне, работавшие на своих собственных землях, все еще преобладали в западной прибрежной зоне и в Фрисландии. В Гронингене, например, 1/7 земли принадлежала монастырям, а все остальные церковные земли составляли менее 1/8 части пашни. Эти земли сдавались в аренду держателям, чье положение было более твердым, чем у современных фермеров. Оставшиеся 3/4 сельскохозяйственных угодий принадлежали, главным образом, свободным крестьянам, а знать владела 1/12 частью земли. В Голландии ситуация была более сложная, так как доля земли, принадлежавшая бюргерам и знати, была больше, чем во Фрисландии, но и там свободные крестьяне были владельцами большей части земли, на которой они работали. Например, в районе Рийнланд 40 тыс. акров были собственностью крестьян, а 24 тыс. акров сдавались в аренду. Церковь обладала в Голландии 1/10 частью земель. Эти сведения заслуживают доверия, так как они получены из книг, в которых регистрировались налоги.

В Голландии было около 200 семей знати, которые обладали правами сеньоров в деревнях, но эти права были ограничены: сбор поголовного налога с потомков бывших крепостных, взимание пошлины за проезд по дорогам, проходившим по землям сеньора, права на рыбную ловлю и охоту. Все эти источники дохода были закреплены традицией и обычно давали мало. Сеньор был главным землевладельцем в своей деревне, но в среднем землевладения самого сеньора не превышали 400 акров. Более того, влияние аристократии было ограниченным и с течением времени убывало. Вокруг городов главные дороги были сделаны горожанами. Город Амстердам постепенно скупил сеньориальные владения вокруг городских стен, чтобы иметь возможности для расширения и контролировать экономическую деятельность жителей близлежащих деревень.

В Голландии в 1550 г. было четыре аристократа, которые суммарно контролировали, но не прямо владели 39 тыс. акров земли из 309 тыс. имевшихся в Голландии. Голландские джентри были высшим классом, но они не обладали такими влиянием и богатством, чтобы стать господствующим слоем. У них были конкретные функции в голландском обществе. Они жили в тесном соседстве с бюргерами и крестьянами и представляли интересы последних, чей голос не был слышен в одиночку. Джентри вели самые важные дела сельской экономики и организации. Обычно именно они были контролерами дамб и полдеров, прокладывали новые дренажные системы. Джентри, особенно в Зеландии, отличались особым прилежанием.

Количество ферм постепенно возрастало, а их средний размер соответственно уменьшался. Процветавшее сельское хозяйство не могло обеспечить население. Исправить положение можно было отвоевыванием земли у моря и внутренних водоемов, но в первой половине XVI в. обстановка для такой задачи была неблагоприятной. Много усилий потребовалось в Зеландии, где в 1509, 1530 и 1532 гг. произошли чрезвычайно сильные наводнения и острова стало размывать. Стало очевидным, что отдельным местным общинам борьба с морем непосильна, поэтому был установлен центральный или провинциальный контроль за мелиоративным хозяйством. Нужны были специальные фонды, и нужда в них породила в 1515 г. «мелиоративные индульгенции». Во время путешествия по Голландии 15-летний Карл V увидел плохое состояние некоторых важных мелиоративных сооружений. Зная, что в Риме были введены индульгенции ради сбора денег для постройки собора Св. Петра, и сочтя, что мелиоративные сооружения важнее, чем самая великолепная архитектура Ренессанса, он предотвратил распространение индульгенций в Нидерландах и получил от Папы Римского подобное право, но для тех, кто делал вклад в содержание мелиоративных сооружений. Одновременно Рим согласился на 10%-ный налог на доходы церкви ради той же цели. Более 75 тыс. дукатов было получено только от индульгенций, но, если верить Эразму Роттердамскому, на ремонт мелиоративных сооружений не было потрачено ни пенса. В Голландии крупномасштабные мелиоративные работы, включая осушение участков моря и озер, начались только после того, как в городах сложился богатый класс буржуазии, пожелавшей рискнуть большими капиталами в этих весьма спекулятивных проектах.

В этот период в Голландии и Зеландии возросла экономическая важность производства молочной продукции. Но только молоко и продукты его переработки не обеспечили бы этим провинциям особого положения, которого они добились за несколько десятилетий. Штаты Голландии ясно изложили суть дела в петиции императору Карлу: «Очевидно, что провинция Голландия — это только маленькая страна, не очень велика вдоль побережья и еще меньше вширь, омывается морем с трех сторон. Она должна быть защищена мелиоративными сооружениями от моря, что ведет к большим затратам на каналы, дамбы, плотины, ветряные откачивающие воду насосы и т. п. Кроме того, имеется много дюн, болот и внутренних водоемов, которые растут день ото дня (из-за опускания суши. — Л.А.), делая землю непригодной для полей и пастбищ. По этой причине жители с их женами и детьми вынуждены защищаться ремесленным производством и коммерцией, с тем чтобы привезти сырье из зарубежных стран и экспортировать товары в Испанию, Португалию, Германию, Шотландию и особенно в Данию, а также страны Северной Европы. Через это они покупают огромное количество пшеницы. Следовательно, главным производством страны является судоходство и связанная с этим торговля, от которых живут многие люди, как купцы, шкиперы, моряки, кораблестроители и плотники».

В 60-х гг. XVI в. Голландия и Зеландия посылали почти по 600 судов с командой 20 человек каждый ежегодно только для рыбной ловли. Рыболовные суда бывали на промысле по полгода, а остальное время они использовались как грузовые суда для торговли с Норвегией, Испанией и в Балтийском море. В 1563 г. 850 судов из 1220, прошедших через пролив Зунд, принадлежали Нижним странам, а 455 из них были голландскими. В дальнейшем судоходство на Балтике росло, и в 1565 г. пролив Зунд прошли 2130 голландских судов из общего их числа 3480.

С XVI в. ростовщики и купцы Брюгге и Антверпена стали главной финансовой опорой всех португальских заморских предприятий. Голландские и зеландские моряки быстро включились в коммерческую эксплуатацию вновь открытых португальцами районов мира, сначала их суда фрахтовались для перевозки товаров из Лиссабона на север, затем в соответствии с хартией, полученной от португальцев, под португальским флагом и т. д.

Корабли и люди, зарегистрированные в налоговых списках, были из всех частей Голландии. Это не значит, что коммерческие предприятия были распространены по всей стране. Жители всех прибрежных деревень и городов имели свои доли в судоходстве и рыболовстве, но они были, главным образом, наемными работниками купцов больших городов, особенно Амстердама. Бедные деревенские жители никогда не могли сколотить капитал, необходимый для мореходства. Даже для ловли сельди кроме оплаты судна надо было затратить 1—1,5 тыс. гульденов для обеспечения промыслового сезона. Северные сельские районы Голландии экономически зависели от купцов Амстердама. Иными словами, в начале XVI в. уже происходила концентрация капитала в области морского судоходства.

По сравнению с Антверпеном Амстердам мог показаться небольшим портом: в первом ежегодно под погрузкой-разгрузкой находились по 2500 судов, а во втором — 500. Но у Антверпена не было своих судов и судостроения, а все амстердамские суда не только принадлежали купцам Голландии, но и были построены на верфях провинции, правда, из импортной древесины. Поэтому Амстердам имел лучшие перспективы для развития, так как почти все капиталы оставались в городе.

Итак, Голландия в начале XVI в. была страной мореходов и крестьян, свободных и относительно зажиточных в благоприятные времена, но не богатых; верхний класс общества состоял из добропорядочных и самовольных сельских аристократов и мелких, но предприимчивых капиталистов в главных городах. Джентри пользовались своими правами в сельских местах, а капиталисты использовали все свое влияние и власть для контроля за положением в городах.

Условия в восточных провинциях были иными. Зарубежная торговля городов на реке Эйссел быстро уменьшалась, так как войны с соседней провинцией Гелдерланд задушили ее, и она была обречена из-за конкуренции с Голландией. Но внутренняя торговля скотом, металлами, углем процветала, хотя и не могла сравниться по своей прибыльности с заморской. На востоке сельская аристократия имела больше власти в общественных делах и в сельской экономике.

Лесистый район провинции Гелдерланд и песчаная равнина в провинции Оверэйссел (т. е. не прибрежная зона) были единственными местами в Нижних странах, где часть крестьянства еще была крепостной. Повинности были нетяжелыми, права крепостных гарантировались обычным правом, древние свободы сохранялись [10, 106—111].