После смерти Энрикеша Мореплавателя в 1460 г. было признано узкое направление внешней экспансии Португалии. Главным и единственным направлением всех дел и мыслей короны до Жуана II была Северная Африка. В ноябре 1468 г. корона отдала в аренду частному лицу монополию на торговлю с западным африканским побережьем. В контракте содержалось условие, согласно которому арендатор был обязан исследовать сто лиг (около 500 км) побережья Африки каждый год. В 1473 г. этот контракт был продлен на год. К концу срока аренды португальцы описали берег Африки до 2° южной широты, открыв ряд островов. Будучи торговцами, они давали названия разным местам побережья по товарам, которые там находили: Берег Слоновой Кости, Золотой Берег и т. д.
В 1474 г. дела внешней экспансии Португалии перешли в руки принца Жуана (будущего короля Жуана II). Именно он (или его наставники) впервые создал программу исследований и поставил цель: открыть и освоить для торговли путь в Индию. Жуан II придал долговременный характер и четкую поэтапность делу Великих географических открытий. В 1482 г. началась работа. Исследовались не только морской берег Африки или острова, но и все большие реки, текущие с востока. В 1488 г. три каравеллы под командованием Бартоломеу Диаша обогнули южную оконечность Африки, вопреки поверию о том, что за ней жили монстры, обрекавшие мореплавателей на погибель. Полагая, что дальнейший путь в Индию будет уже не так страшен, Диаш назвал то место мысом Доброй Надежды (изначально оно называлось мысом Штормов).
В те годы в Лиссабоне и на острове Мадейра жил генуэзец Христофор Колумб. Он изучал навигационную науку и географию, участвовал в морских плаваниях, например, в Гвинею. В 1483 и 1484 гг. он предложил королю Жуану II достичь Индии, двигаясь по морю на запад. В те годы была известна гипотеза флорентийца Тосканелли о том, что Португалию от Дальнего Востока через Атлантический океан отделяли 135° долготы (на самом деле 217°). Португальцы не занимались чистой наукой, а прокладывали торговый путь в Индию, т. е. решали сугубо экономическую и духовно-религиозную задачу. Поэтому Колумбу было отказано в снаряжении экспедиции. К тому же, зная направления ветров и течений в Атлантическом океане, португальцы могли предвидеть, где Колумб откроет новые земли. Когда Колумб, вернувшись из первой экспедиции в Америку, посетил в 1493 г. короля Португалии, тот указал ему, что открытые им земли принадлежат Португалии, согласно Алкасовашскому договору с Испанией 1479 г. о разделе нехристианского мира (к югу от Канарских островов все земли, какие предстояло открыть, принадлежали Португалии, а к северу — Испании). Жуан II немедленно направил посланников ко всем католическим королям и приказал подготовить флот для того, чтобы вступить во владение новыми землями. Запахло войной с Кастильей.
Переговоры с Испанией начались немедленно. Испанцы настаивали на том, чтобы меридиан, проходящий через 100 лиг (около 500 км) на запад от Азорских островов, был еще одной границей раздела мира между Испанией и Португалией, а именно: к востоку от него все земли принадлежали бы Португалии, а к западу — Испании. Здесь отчетливо проявилось знание португальцами мира, которого никто другой не имел. Тордесильясский договор 1494 г., скрепленный папской буллой, провел эту границу в 370 лигах от островов Зеленого Мыса, а это означало, что португальцам отходила тогда еще неоткрытая Бразилия. Если посмотреть на карту, то и выбор островов Зеленого Мыса, а не Азорских островов не покажется случайным. Карта, находящаяся в лиссабонском королевском дворце, составленная много раньше 1500 г., содержит обозначения земель в том месте, где находится Бразилия. Но эти земли были в запаснике португальцев. В те времена географические открытия были научно-техническим предприятием и своего рода коммерческой тайной. При Жуане II они были строго засекречены [17]. Португальцы концентрировали силы на поисках торгового пути в Индию для развития торговли.
Васко да Гама отплыл в Индию из Лиссабона на трех каравеллах в сопровождении вспомогательного судна в июле 1497 г. Обогнув мыс Доброй Надежды, он приступил к изучению африканского берега к востоку от южной оконечности континента. Вскоре он достиг арабских территорий и смог взять на борт проводника, показавшего ему путь в Индию, куда прибыл 18 мая 1498 г. А летом 1499 г. Васко да Гама, преодолев огромные трудности и потеряв один корабль, вернулся домой.
Немедленно была снаряжена еще более мощная экспедиция под руководством Педро Алвариша Кабрала, отбывшая в Индию в марте 1500 г. Без видимых причин (не было никаких непредвиденных обстоятельств, в том числе стихийных) корабли отклонились от курса Васко да Гамы в юго-западном направлении и 22 апреля 1500 г. официально открыли Бразилию. Одно судно было отправлено в Португалию с вестью об открытии, а остальные проследовали в Индию, куда прибыли в августе 1500 г. В июле 1501 г. экспедиция вернулась назад с товарами, принесшими прибыль, превзошедшую самые смелые ожидания [2, 217—222].
Экспедиции Бартоломеу Диаша и Васко да Гамы финансировались в некоторой степени частными лицами. В первые годы после 1498 г. торговля была свободной при 5%-ной пошлине. Но прибыли были такими огромными, а конкуренция столь свирепой, что вмешалась корона. В 1504 г. был установлен контроль над всей торговлей с Востоком. Все товары регистрировались королевской службой и продавались по фиксированным ценам с выплатой выручки владельцу. Таможенные сборы повысились до 30%. В 1506 г. король объявил государственную монополию на весь импорт и продажу пряностей, шелка и шеллака; на экспорт серебра, золота, меди и кораллов; на торговлю с Гоа (впоследствии главной португальской базой в Индии) и другими факториями Португалии. Только корона могла снаряжать и посылать корабли в Индийский океан. Эта система сохранялась до 1570 г. Конечно, корона не осуществляла все необходимые для торговли действия сама; она подписывала контракты с частными лицами, предоставляя им транспорт и услуги колониальной администрации. Такими частными лицами часто бывали чиновники и даже члены корабельных команд, не говоря об аристократии и новых христианах. Переплетение государственного с частным давало простор для коррупции.
Главную прибыль давали специи. Монополия на специи стабильно давала короне чистую прибыль величиной 89%. Африканское золото в 1500—1520 гг. поступало в Португалию в количестве 700—840 кг ежегодно; по прибыльности оно занимало второе место. Третье же место в торговле занимали рабы. В 1450—1500 гг. ежегодно поставлялось в среднем по 750 человек. Но существовало и много других товаров (слоновая кость, шкуры, камедь из Африки; шелк, фарфор, керамика, произведения искусства, сахар из Индии), каждый из которых уступал трем перечисленным, но доходы от всех вместе взятых были огромными.
В 1515 г. торговля специями в Португалии достигла 1 млн крузаду, т. е. величины доходов португальской церкви. Торговля золотом, серебром, медью давала доход 475 тыс. крузаду, сахар — 250 тыс. крузаду. Доходы от специй и золота Африки составляли 40% доходов государства. В 1518—1519 гг. заморская торговля дала 68% поступлений в казну, т. е. королевство держалось на морской экспансии. Правда, и затраты были велики: в 1522—1551 гг. корона терпела ежегодно убытки в 100 тыс. крузаду из-за кораблекрушений и пиратства.
Королевский контроль сделал Лиссабон обязательным портом для всей заморской торговли, но он, как и Португалия в целом, не был конечным пунктом товаров из Африки и Индии. Он был торговым узлом, перевалочным пунктом. При этом нельзя забывать, что португальцы освоили торговлю между странами Индийского океана и извлекали из нее тоже немалый доход.
Индийская палата в Лиссабоне была органом королевской администрации, которая контролировала всю торговлю от имени короля, назначала колониальных чиновников, устанавливала правила, регулировавшие деятельность администраций на местах, выдавала хартии частным лицам. Палата вела архив, имела департамент цен и бухгалтерию, канцелярию с регистрацией всех писем, управляла оборудованием и обороной заморских владений, снаряжала суда. Штат чиновников быстро разрастался. Был свой судья для решения споров, своя охрана. Кроме того, существовала отдельная контора, называвшаяся Домом рабов, для соответствующей торговли [2, 258—262].
Торговая монополия с Востоком твердо удерживалась государством более полувека. Тем не менее постоянные нарушения отдельными лицами и возраставшая контрабанда сделали ее фикцией, причем дорогой. В 1564 г. была сделана первая попытка заключить контракт с группами частных лиц. В 1570 г. корона объявила свободу торговли с Индией, за исключением перца, который остался монополией государства, так же как экспорт серебра и меди.
В 1576 г. система торговли вновь изменилась. Вместо свободы для всех корона доверила монополию торговли с Индией частным компаниям. В 1581 г. вновь была введена свобода торговли, кроме шелка и перца (монополия на шелк принадлежала государству, а на перец — группе купцов). После 1586 г. государство подписало контракты с Обществом португальских купцов на 12 лет. В период с 1598 по 1642 г. была введена монополия государства, после чего торговля стала свободной, кроме государственной монополии на торговлю корицей.
Торговля специями существенно сократилась после середины XVI в.: к 1628 г. по сравнению с 1547 г. ее объем уменьшился в 20 раз. Не удивительно, что корона ликвидировала свою монополию на торговлю специями [2, 343—344].
Оливейра Маркеш считает, что самым важным условием успеха восточной и африканской торговли была сильная королевская власть, которая обеспечивала организацию, национальное единство, необходимые для общих усилий на главных направлениях экономики. С этим нужно согласиться в применении к Португалии, но не к Нидерландам, где организация и все остальное достигались без сильной королевской власти, на основе самоорганизации, действовавшей в обществе, культура которого коренным образом отличалась от португальской.
Для португальцев самой большой проблемой изначально был дефицит квалифицированных кадров: капитанов, навигаторов, администраторов, офицеров и генералов, миссионеров, экономических советников и многих других. Королевская служба была бесконечным кадровым резервуаром, и все сыновья состоятельных родителей, лишенные наследства, согласно правилу майората, шли на эту королевскую службу. Никто не брался за торговлю или ремесло в роли ученика, как это было в Англии или Нидерландах, социальная вертикальная мобильность была нулевой.
Нехватка кадров была столь значительной, что многие специалисты принимались из-за рубежа. И в то же время удушающая обстановка бюрократизма и коррупции (этого неизбежного следствия абсолютизма) гнала с родины многих молодых способных португальцев, не находивших способа реализовать себя в своей стране.
Оливейра Маркеш правильно указывает на то, что в Нидерландах уже в то время существовал сильный средний класс предпринимателей, буржуазии, способный вести экспансию, самостоятельно, без короля, организуя, направляя, финансируя ее и реинвестируя нажитое в дело. Такого класса, отмечает Оливейра Маркеш, в Португалии не было. Португальская экспансия была государственным предприятием, которому сопутствовали интересы частных лиц. Она начиналась на принципах заинтересованности в извлечении прибыли. Но со временем эти принципы были подменены политическим давлением в сочетании с королевской монополией, а это потребовало бюрократического аппарата таких размеров, который съедал всю прибыль, не будучи заинтересованным в ее росте. Кроме того, и это одно из главных обстоятельств, повлиявших на развитие Португалии, бюрократический аппарат, состоявший из аристократии, имел представления о феодальных привилегиях, и это позволяло знати и церкви значительную часть прибыли забирать себе, тратя ее на роскошь, а не на реинвестирование. В результате государство постоянно испытывало нехватку капиталов и обращалось за зарубежными займами, которые постепенно приводили к тому, что Португалия стала возить товары из-за моря для других, а не для себя. Обогащение Португалии было мнимым, фактически же росла долговая зависимость страны.
Оливейра Маркеш оспаривает мнение многих историков, согласно которому коррупция и бюрократизм играли решающую роль в подрыве стабильности Португальской империи в XVI в. Он утверждает, что факты не подтверждают эту точку зрения и коррупции в Португалии и ее заморских владениях было не более, чем в других подобных странах той эпохи. Не вмешиваясь в этот спор, следует, однако, добавить, что культура португальцев ставила народ в зависимость от власти: она была терпимой к таким ее изъянам, как коррупция, содержала элемент фатализма. Средний же класс Англии или Нидерландов, предприимчивая буржуазия, в том числе и та, которая вкладывала деньги в сельскохозяйственное производство, держали свою монархию в узде, и изрядная коррупция королевской власти, существовавшая в Англии в XVI в., хотя и вредила обществу в целом, одновременно побуждала средний класс Англии туже натягивать удила, направляя в конце концов монархию в нужном ему направлении, а именно: деньги сосредоточивались у предпринимателей, а корона была в зависимости от последних, а не наоборот, как это наблюдалось в Португалии [2, 264—265].