Англосаксонский период завершился поразительным противоречием между господствовавшим в стране королевским правом и социально-экономической действительностью. Законы Канута, составленные с использованием датского права, т. е. на основе законов общества, находившегося на более ранней стадии развития по сравнению с англосаксонским, проводили грань между свободой и несвободой так, как это было зафиксировано в законах Этельберта четыре века назад, а именно: общинник, керл — свободен, раб — несвободен. Между тем в сотнях грамот того периода община была не объектом права, а всего лишь объектом королевских пожалований, как объект «частного права» — бокленд, а значит, община находилась в феодальной зависимости. В памятниках XI в. керлы прошлого разделились на генитов, поземельно зависевших от лорда, и гебуров, лично свободных, противопоставлявшихся рабам. Законы Канута отставали от жизни, поэтому нужна была их корректировка.
Но эту ломку законов нужно было провести так, чтобы не нарушить данной Вильгельмом Завоевателем при коронации клятвы «сохранить законы короля Эдуарда». Выполнение этого требования привело к длительному процессу пересоздания права покоренной страны на основе манориального права. В правосознании Англии Вильгельма Рыжего и даже Генриха I царило смешение понятий манориального права, с одной стороны, и старой правовой системы короля Эдуарда — с другой. Манориальное право относило вилланов к крепостным, к собственности лорда, а законы короля Эдуарда считали их свободными. Со временем антитеза «раб — виллан» была заменена антитезой «виллан — свободный», а затем последнее было введено в общее право Англии.
В начале XII в. законом Генриха I вилланы были лишены права судить, и с тех пор собрания сотен и графств стали чисто феодальными. Виллан остался подданным короля только в уголовном праве, а во всем остальном он принадлежал лорду. Историческое значение реформ Генриха II заключалось в том, что они окончательно устранили противоречия, оставшиеся с англосаксонской эпохи. Это повлекло закрепощение последних свободных землевладельцев. Виллан мог обратиться в суд с гражданским иском на другого виллана, но не на лорда [12, 233—255].
В общем праве Англии XII—XIII вв. существовал принцип «исключение вилланства», означавший исключение их из-под общего права вообще. Королевский суд вилланов не защищал. Бесправное положение вилланов несколько смягчалось их правом на уголовный иск в королевском суде даже против своего барона. В XIII в. вилланы оставались крепостными. Их освобождение началось с конца XIV в. [10, 105—144].
Правила работы вилланов на лорда менялись от одного магната к другому. Виллан держал в среднем 30 акров пахотной земли, но в зависимости от местных условий и традиций площадь могла снижаться и до 15 акров. В деревне Питчли в Нортэмптоншире виллан работал на лорда 3 дня в неделю в течение года и полную неделю в течение 6 недель страды при уборке урожая. А на севере того же графства в Коттиндэме вилланы работали на своего аббата только 2 дня в неделю в течение года и 3 дня в августе. Однако существовало правило: от каждого двора вилланов отрабатывал только один мужчина, т. е. сыновья помогали отцу. Экономический интерес магната побуждал его не допускать большие семьи и обустраивать молодые семьи отдельными дворами. Отсюда берет начало англосаксонская традиция: каждой семье — отдельный дом. С XIII в. осталось много письменных жалоб на плохую работу вилланов на барских угодьях.
По закону виллан был закреплен за землей его родного манора. Он не мог покинуть свой дом для того, чтобы взять землю в другом месте или заработать на жизнь ремеслом в городе. Даже если он брал в аренду дополнительную землю и имел достаток, все, что он приобретал, по закону принадлежало его лорду. Он был обязан молоть свое зерно на мельнице лорда и платить ему за эту услугу, так же как печь свой хлеб в пекарне лорда. Он был обязан платить талью — налог, размер которого зависел от произвола лорда. Когда он продавал скот или выдавал замуж дочь, то платил штраф лорду. После его смерти лучший скот и движимое имущество забирал лорд. Он сам и все в его семье могли быть проданы другому лорду. Но обычно продажа вилланов происходила вместе с землей, когда земля переходила от одного лорда к другому. Переселение вилланов и разъединение семей, судя по документам той эпохи, были очень редки.
Виллан по закону не мог выкупить себя, так как все принадлежало лорду. Однако на практике зафиксированы случаи выкупа себя вилланами, причем этому содействовала церковь. Но в середине XIII в. была принята идея о том, что вилланы могут себя выкупить. Это было, в частности, отражено в трудах королевского юриста Брактона [9, 141—158]. Наблюдался постепенный рост свободных крестьян наряду с вилланами, несмотря на то, что надел виллана сократился в 3 раза с 1086 по 1279 г. Но барщина за урезанный надел осталась прежней (в соответствии с площадью надела осталась лишь денежная рента, определявшаяся товарностью надела). Держание виллана было не более чем поводом для исчисления вилланских повинностей [12, 308].
Все сельское население, в том числе и вилланы, еще с англосаксонских времен было сформировано в десятки, и в каждой из них была круговая порука. Формально эта практика была введена для борьбы с уголовными преступлениями, но вилланов она привязывала к земле сильнее, чем феодальные узы. В Англии круговая порука крестьянства получила название системы свободного поручительства. Дважды в год шериф проверял функционирование десяток и охват ими всех вилланов. Нарушители штрафовались [9, 149]. На бежавших вилланов тут же доносили оставшиеся вилланы той же десятки, дабы не нести тяготы за убежавшего [10, 113]. Но виллан вел свое хозяйство на свой страх и риск, в условиях же товарно-денежных отношений это привело к разной степени успеха и расслоению вилланства [12, 325].
Уже в середине XII в. барщина оставалась только на периоды пахоты и уборки урожая. И хотя коммутация проходила неравномерно и в периоды нехватки рабочих рук возвращались к барщине, тем не менее коммутация, начавшись столь рано, оказалась в английской истории необратимой [9, 144].