Механизмы депопуляции.

Когда анализировали физическую жизнеспособность населения, обычно упускали из виду, что она тесно связана с нравственным и эмоциональным состоянием общества. Больной дух ведет к болезням тела. Это предмет эпидемиологии духовности — науки о массовых духовных процессах, протекающих в обществе[2]. Она включает в себя изучение взаимосвязи демографических процессов с явлениями в духовной сфере, неблагополучие в которой действует не только на психическое состояние и личность человека, но и на его здоровье. Говоря о России, И.А. Гундаров отмечает[2]:

«Начало либеральных реформ в России характеризовалось активными духовными процессами: попыткой смены традиционного мировоззрения, изменением критериев добра и зла, внедрения новых социальных ориентиров и нравственных ценностей. В их основе лежала идеология индивидуализма и стяжательства, внушения чувства исторической вины, национальной ущербности, цивилизационной отсталости».

Все это было чуждым отечественной культуре, и послужило причиной сильного стресса. Происходила глубинная психологическая реакция отторжения, которая сопровождалась ростом смертности. В книге Гундарева предлагается использовать в качестве индикаторов негативной духовности уровень самоубийств и убийств [2]:

«Первые отражают безысходность, потерю смысла жизни, вторые — агрессивность, озлобленность. Суммарную величину духовного неблагополучия характеризует общая преступность. С 1986 г. по 1995 г. уровень самоубийств в России поднялся на 79%, убийства выросли в 4 раза, грабежи и разбои — в 6 раз, суммарная преступность — в 2,2 раза. В 1999 г. число лиц, совершивших преступления, составило 1 млн. 717 тысяч человек».

На рис 4, где представлена динамика преступности и смертности в России, видна четкая их корреляция, указывающая на единый причинный фактор — нравственно-эмоциональное состояние общества.

На это же указывают данные по психическим заболеваниям, приведенные в статье М.М. Решетникова[3]:

«На протяжении последних 15 лет в России отмечается беспрецедентный рост психопатологии (с 1985 г. — в 2,5 раза), что в целом, с учетом глобального социально-экономического кризиса, естественно. Хотя эти цифры явно занижены. По данным экспертов ВОЗ количество психопатологии в России превышает ее уровень в других европейских странах в 4-6 раз. Значительную часть (до 60%) этой психопатологии составляют личностные расстройства, требующие не психиатрической, а психотерапевтической помощи».

Весьма показательны приведенные в этой статье данные по структуре психических и психосоматических заболеваний. Они четко говорят об определяющей роли духовного неблагополучия.

Рис. 4. Динамика преступности и смертности в России.

«Пока еще в российской психиатрии не находят понимания даже авторитетные заключения экспертов ВОЗ, что: 1) до 80% пациентов в психотерапевтической практике имеют исключительно психологические проблемы или относятся к пограничным пациентам; 2) от 30 до 40% пациентов, обращающихся к врачам-интернистам, нуждаются не в терапевтической помощи, а в психотерапевтической. И по прогнозам ВОЗ 1999 г., количество таких пациентов к 2020 г. возрастет вдвое. Это в мире — вдвое. А у нас, как известно, любые мировые тенденции имеют тенденции зашкаливать. И — с учетом социально-экономической ситуации — нет оснований надеяться, что в данном случае будет иначе. Таким образом, еще одно поколение россиян вырастет в условиях неблагоприятной психопатологической среды при минимальной возможности сколько-нибудь профессиональной психологической поддержки или психотерапевтической коррекции».

Исследование влияния нравственных особенностей человека на его физическое здоровье требует количественных измерений. Но здесь речь идет о нематериальных явлениях. Теология рекомендует оценивать нравственность человека по его делам. Как отмечается в работе[2]:

«По количеству нарушений общечеловеческих заповедей (не убий, не укради, не прелюбодействуй, не сотвори кумира, почитай родителей, не отчаивайся) можно ретроспективно судить об уровне повреждения духовной сферы. Единицами измерения способны служить данные официальной статистики о проступках, которые считаются нарушением перечисленных заповедей: убийства, грабежи, внебрачные дети, алкоголизм, брошенные родители, самоубийства и др.».

С этой точки зрения представляет интерес сравнить духовное неблагополучие в Москве и России в целом. Дело в том, что в Москве уровень потребления существенно выше, чем в среднем по стране. Но состояние общества в столице более тревожное. В книге[2] приведены конкретные цифры:

«Суммарная депопуляция за девять лет оказалась в два раза больше, чем по России, соответственно, 61 и 31 человек на 1000 жителей. Несмотря на интенсивную миграцию извне (положительный баланс 1,3 промилле в год), численность населения столицы уменьшилась с 9,0 млн. в 1991 г. до 8,6 млн. в 1998 г. Смертность в Москве была выше, чем в России, соответственно, 14,1 и 13,6 промилле; а рождаемость ниже — 7,9 и 8,7 промилле. Прирост смертности от многих заболеваний также был выше у москвичей».

В книге[2] проводится также сопоставление динамики убийств как одного из главных индикаторов духовного неблагополучия.

«Пик их роста пришелся на 1994 г. и составил у москвичей 978% против 381% у россиян. Аналогичные различия отмечались также для других социальных аномалий: разбоев, наркомании и т. д. В 2000 г. общая преступность по стране снизилась на 3%, а в столице выросла на 40%».

Все дело в том, что москвичи значительно чаще вынуждены отказываться от любимой профессии и заниматься менее престижным для себя делом. Это было связано с более интенсивным спадом промышленного производства. За 1991-1999 гг. объем производства по России сократился на 50%, по Москве — на 68%. В результате потери работы происходила насильственная переквалификация, сопровождавшаяся унижением профессиональной гордости и стрессовыми реакциями. Благодаря ряду преимуществ, сложившихся за годы советской власти, столица имела больше возможностей для трудоустройства потерявших работу. Однако трудоустройство в качестве продавца, дворника мало удовлетворяло ученого, инженера, квалифицированного рабочего. Даже при полной материальной компенсации это являлось для них духовной трагедией. Терялся смысл всей предшествующей профессиональной деятельности.