РОССИЯ. МОСКВА. 16 ДЕКАБРЯ, ЧЕТВЕРГ

 

В Москву они вылетали утром. Коровин провожал их в аэропорту. Он был задумчив и как-то подавленно молчал почти все время. И лишь когда они пошли на посадку, вдруг обратился к Дронго:

– Откровенно говоря, я считал, что вы только перестраховываетесь. Хотите проверить все до конца. Даже злился, что вы приехали. Они ведь уверяли меня, что все в порядке. И вскрытие было, и его зубы проверяли. А оказалось – все обман. Теперь на всю жизнь запомню, как вы смогли настоять на своем. До свидания.

Уже в салоне самолета Нащекина обратилась к Дронго:

– А вы умеете создавать о себе легенды. Теперь Коровин и эти господа из полицейского управления будут уверены, что имели дело с абсолютно непредсказуемым аналитиком, который блестяще доказал им свою правоту.

– А вы как считаете? – лукаво спросил он.

– Вы хотите, чтобы я начала вам льстить?

– Не хочу. Но и не вижу в этом ничего необычного. Я вспоминаю рассказ одного американского фантаста. Кажется, Азимова или Брэдбери, сейчас уж точно не вспомню, кого именно. Там шла речь о невероятном космическом разуме, вобравшем в себя все знания Вселенной. Но этот разум оказывается бесполезным, так как никто из прибывших не может нормально сформулировать для него вопрос. И делается гениальный вывод из этой парадоксальной ситуации: чтобы задать правильный вопрос, нужно хотя бы отчасти знать на него ответ…

– И вы всегда знаете ответ? – усмехнулась Нащекина.

– Не всегда, – сознался Дронго, – но стараюсь помнить об этой притче. Беда людей заключается в том, что они мыслят привычными категориями, не пытаясь выйти за рамки своей профессии. Что интересовало полицейское управление? От чего умер Гейтлер? Как он умер? Был ли у него сердечный приступ? Является ли найденное тело трупом погибшего генерала? В общем, обычные вопросы, которые всегда задают в таких случаях полицейские следователи. И еще они проверили его зубные протезы, пригласили на опознание родственников, убедились, что шрамы на найденном теле соответствуют ранам, полученным Гейтлером. В этом и состояла ошибка работников полиции.

Сердечный приступ, конечно, был создан искусственно. Очевидно, несчастному сделали укол, сокративший его сердечную мышцу. Затем насыпали в кабину машины таблетки, бросили туда пузырек, создав видимость, будто человек боролся с приступом. Несчастного задушили в воде, чтобы создать полную иллюзию. Затем усадили в машину и столкнули вместе с ней в реку.

Нужно было поставить перед патологоанатомами совсем другие вопросы. Я уверен, что если бы они не проводили обычное вскрытие, а проверили бы рубцы на теле погибшего, то быстро установили бы, что они свежие, и никаких внутренних повреждений от его ранений нет. Теперь зубные протезы и коронки. Они сравнили его челюсти с сохранившимся у стоматолога снимком и убедились, что они совпадают. Но этого было мало. Нужно было задать всего один элементарный вопрос: у погибшего новые протезы или старые? Почему все зубы у трупа оказались только-только обработанными? Разве не ясно, что это вызвало бы как минимум подозрение. И наконец, необычное завещание Гейтлера. Когда мне про него сообщили, я уже был уверен, что мы правы.

– Почему? – заинтересовалась Нащекина.

– Этот человек долгие годы скрывался от германского правосудия. Если бы он захотел, никто никогда его не нашел бы. Тем более что сами немцы уже не очень охотно ищут представителей бывшей ГДР, о которой многие начали забывать. Но Гейтлер узнал, что его жена смертельно больна, и вернулся. Правда, не успел застать ее в живых, она умерла. Но он поехал на кладбище, чтобы с ней проститься. И этот человек, который так относился к своей жене, мог больше десяти лет назад написать завещание, в котором просил бы, чтобы его тело сожгли? Почему он не завещал похоронить себя рядом с женой? Тем более что тогда они оба были живы. Здесь произошел обычный парадокс. У полиции свой взгляд, у нотариуса – свой. Полицейским было важно узнать, когда было составлено завещание. Нотариус сообщил, что больше десяти лет назад. Все остались довольны. Никто не нарушил закона. Сотрудники полиции отдали тело родственникам, разрешив его кремировать. Нотариус не стал уточнять, что пункт, касающийся захоронения, завещателем был изменен. Формально нотариус был прав. Ведь основное завещание, составленное много лет назад, не изменялось. Поменялся всего лишь один пункт. Нотариус не обратил на него внимания, потому что в нем речь шла не об имуществе. А полиция была обязана проверить именно этот пункт. Но мне стало ясно, что необходимо еще раз поговорить с нотариусом, который и подтвердил мое предположение. Тут, можно сказать, сработало все: немецкая сентиментальность, немецкая педантичность, немецкая аккуратность. Учитывая ментальные особенности этого народа, можно было выстроить некое заключение.

– Ясно, – Нащекина улыбнулась, откинувшись на спинку кресла. – Может, они правы, и вы действительно герой из сказки?

– Тогда Иванушка-дурачок, – парировал Дронго, закрывая глаза.

Она посмотрела на него, но больше ничего не сказала. Дронго сидел с закрытыми глазами, пока самолет поднимался в небо. Через два часа они были в Москве.

На следующее утро Машков собрал всех, входящих в группу. Они выслушали невероятное сообщение Нащекиной – Дронго любезно предоставил говорить ей. Нужно отдать должное его напарнице, она не скрывала, что их успех был достигнут благодаря настойчивости Дронго. Богемский недовольно морщился, пока ее слушал. Все остальные часто поглядывали на Дронго.

– Можно сделать вывод, – закончила Нащекина, – что генерал Гейтлер умело инсценировал свою гибель. Мы в этом уверены. При этом ему явно помогали толковые и способные помощники. Мы не можем исключить и того факта, что бывший генерал «Штази» в настоящее время находится в Москве.

– Пограничники уже проверяют, – сообщил Машков, – но пока никто похожий на Гейтлера не пересекал нашей границы и не оставался в нашей стране надолго. Правда, пока мы проверяем только московские аэропорты и вокзалы. На проверку всей страны понадобится гораздо больше времени.

Все молчали, понимая масштабность задачи.

– Я считаю, что мы не имеем права зацикливаться на этой версии, – вдруг подал голос Богемский. – Прямых доказательств все равно не существует. Новые зубные протезы и измененный пункт в завещании – еще не прямые доказательства.

– Что вы предлагаете? – спросил Машков.

– Продолжать проверку, – твердо произнес Богемский.

– Правильно, – поддержала его Чаговец.

– Мне кажется, что фактов насчет Гейтлера вполне достаточно, – тактично заметил Полухин.

– И мне так кажется, – вставила Нащекина.

Машков оглядел собравшихся.

– Продолжаем поиски, – решил он. – Вся группа по-прежнему работает под моим руководством. Алексей Николаевич, а вас попрошу заняться поисками генерала Гейтлера. По моим сведениям, у него в Москве много знакомых, поговорите с ними, проверьте всех…

– Вы знаете, кто встречался с ним два раза? – вдруг спросил Полухин. – Нам удалось установить невероятные факты. Гейтлер дважды встречался с нашим президентом в Германии. Они лично знакомы.

– Интересно, – задумался Машков. – И все-таки будем продолжать проверку. Если это Гейтлер, то мы его обязаны найти. Если другой, значит, мы должны вычислить его. Вопросы есть?

Все молчали.

– И поблагодарим нашего эксперта, – вдруг добавил Машков.

Дронго изумленно взглянул на генерала. Что происходит? В глазах многих было откровенное недоумение.

– Приглашенный в нашу группу эксперт Дронго прекрасно поработал, – продолжал Машков, стараясь не смотреть в глаза своему другу. – Я думаю, будет правильно, если мы выразим ему благодарность от имени всей группы и пожелаем дальнейших успехов в его трудной деятельности.

Он первый зааплодировал, по-прежнему не глядя на Дронго. Остальные зааплодировали следом за ним.

– Спасибо, – сказал Машков, все еще избегая смотреть в глаза другу. – Мы благодарим вас, господин Дронго. Вы можете быть свободны. – Он даже перешел на «вы», настолько ему было стыдно.

Дронго понял, что ситуация изменилась. Пока он ездил в Германию, здесь что-то произошло. Не в его пользу. Он поднялся и сказал:

– Спасибо за доверие. Надеюсь, вы сумеете найти этого генерала. До свидания.

Машков сделал вид, что хочет протянуть ему руку, но Дронго повернулся и пошел к двери. Все подавленно молчали. Нащекина встала, пытаясь выйти следом за ним, но ее остановил предостерегающий взгляд генерала.

Вечером этого дня в квартире Дронго раздался звонок. Он пошел открыть дверь, точно зная, что это приехал Виктор Машков. И, открыв дверь, посторонился, чтобы тот мог войти.

– Обиделся? – спросил Машков, снимая пальто.

– Обрадовался, – зло парировал Дронго.

Они прошли в гостиную. Машков сел в кресло. Дронго – напротив.

– Напрасно обижаешься, – мягко заметил генерал, – я думал, что ты все поймешь.

– Что я должен понять? Что вы меня выгнали?

– Мы не могли иначе. Богемский все время докладывал, что в группе присутствует иностранец, не имеющий права доступа. А тут еще и сообщение Нащекиной.

– Какое сообщение? Она тоже хотела, чтобы меня выгнали?

– Наоборот. Она прислала из Берлина восторженное послание. Расписала тебя как настоящего гения. Это насторожило руководство. Меня вызвали и прямо спросили: почему я держу такого опасного и подозрительного аналитика со столь выдающимися способностями в своей группе? Ведь он может узнать все секреты охраны, всю закрытую информацию, а потом его перекупят другие. Формально они правы. Ты иностранец, частный детектив. Работаешь на того, кто больше заплатит.

– Ты специально приехал, чтобы сообщить мне эти гадости? Неужели ты не узнал меня за столько лет?

– Я-то узнал, а они не знают. В общем, я получил приказ, а у нас приказы не обсуждаются. Директор ФСБ приказал убрать тебя из группы, как только ты вернешься в Москву. Скажи спасибо, что еще не установили наружное наблюдение.

– Спасибо.

– В общем, все. Тебе спасибо за все и можешь обо всем забыть. А еще лучше уехать куда-нибудь в Италию к семье или в Баку. У вас, наверное, там сейчас хорошо, тепло.

– Я так и сделаю.

– Ну хватит обижаться. Я ничего не мог поделать. Приказ есть приказ.

– Ты мог бы попытаться объяснить.

– Что можно объяснить, когда дело касается безопасности президента? Ты сам-то понимаешь, что говоришь? Кто меня станет слушать?

Дронго промолчал. Он чувствовал себя не обиженным, а раздавленным.

– У тебя есть что-нибудь выпить? – вдруг спросил Машков.

– Есть, – ответил Дронго. – Что тебе больше нравится: коньяк, текила, виски, вермут, кампари, джин?

– Обычная водка. И принеси два стакана, чтобы мы могли выпить вместе.

– Старый алкоголик, – вздохнул Дронго, – а еще генерал! Хочешь меня споить?

– Очень хочу.

– Только учти, я не могу просто так пить водку. Я буду смешивать ее с томатным соком и выжимать туда лимон.

– Хоть ананас, – великодушно разрешил Машков, – неси бутылку.

В эту ночь генерал Машков уехал домой в третьем часу ночи. И Дронго впервые в жизни почувствовал, что у него кружится голова от выпитого алкоголя. Он помыл голову и отправился спать, чувствуя, что ему отказывают ноги.