Политическая самоидентификация общества

В связи с ростом в обществе оппозиционных настроений, успехами на последних выборах левых сил и их кандидатов, много говорится о "полевении" общества, обычного процесса для посткоммунистических обществ на определенном этапе. Между тем анализ показывает, что, по крайней мере, значительного полевения в обществе все-таки не произошло. И это при заметном росте оппозиционного потенциала, который далеко не всегда принимает формы "левого" протеста. Общество остается в целом достаточно деидеологизированным, слабо идентифицированным политически.

Многие исследователи связывают общекритическое состояние современного российского общество с т.н. "кризисом идентификации", т.е. в условиях неопределенности и частичного разрушения этнических, государственных, корпоративных, профессиональных и социальных связей на всех этажах общества, теряется или деформируется социальная модель поведения и индивидов, и социальных групп, происходит своего рода "биологизация" поведения, упрощение мотивации, с одной стороны, а с другой, ее усложнение в связи с частичной переориентацией на нетрадиционные социальные и этнокультурные ориентиры.

Стало уже почти общепринятым рассматривать общество и, в частности, его электоральные группы в контексте триады "коммунисты"-"либералы"-"националисты". Однако качественные характеристики этих электоральных групп в полном объеме не изучены и анализа мотиваций идеологического и политического выбора пока в полном объеме не существует. Действительно, не вызывают сомнения утверждения, что интерес к политике весьма низок; политические деятели - и те, которые находятся у власти, и те, которые представляют оппозицию - не вызывают доверия граждан; то же касается и политических партий; ни одно из явно выраженных идеологических течений - демократическое, коммунистическое, националистическое - не способно привлечь большинства; мобилизационная готовность населения идти на митинги, демонстрации, активно участвовать на чьей либо стороне, еще ниже (практически активный электорат не превышает 1-2%). Можно сказать, что общество достаточно спокойно в период политической спячки - и лишь события типа президентских (в меньшей степени - парламентских) выборов актуализируют ценностный раскол. Рассмотрим в этой связи эволюцию массового сознания в последние три-четыре года (сводные оценки по ряду исследований).

При этом 41% населения не отождествляет себя ни с одной из идеологических доктрин, а остальная часть делится примерно поровну между сторонниками трех ведущих идеологий. Разумеется, в основном речь идет о парадных ценностях, которые значительно отличаются от бытовых. Так почти 40% либералов в 91 г. - это отражение существовавшей пропаганды СМИ, внедрявших соответствующие парадные ценности. Следует также иметь в виду, что значительная часть населения (до 20-30%) в большинстве случаев в принципе готова отождествлять себя с идеологическими конструкциями, исходящими от правящего режима.

Несколько иную типологию приводят в "НГ-сценариях" от 16.01.Т.Кутковец и И.Клямкин. По их данным, "в сегодняшней России преобладают постсоветские индивидуалисты (52%); демократы-западники(41%); и интернационалисты (35%). Довольно заметно представлены также державники (21%), объединители (19%) и русские националисты(16%). Среди аутсайдеров - православные христиане (13%), социалисты-реставраторы (12%), и империалисты (7%)". Можно спорить с основаниями приведенной достаточно противоречивой классификации, однако, эти данные подтверждают, что "крайние" идеологии, апеллирующие к национальной и социальной мобилизации достаточно мало популярны. Таким образом, можно говорить об определенной деидеологизациикак общества, так и правящих элит, формальная "приверженность" их каким-либо идеологическим доктринам, носит скорее функциональный смысл "борьбы" за повышение своего внутриэлитного статуса. Наибольшая идеологизация свойственна в этой связи контрэлитам, представленным в политических "тусовках" вплоть до Государственной Думы, однако при переходе из контрэлиты в элиту (кооптации в исполнительную власть), они становятся идеологически более толерантными. Любая власть, не проводящая активной политики и держащаяся на балансе интересов отдельных группировок, обречена на потерю своих активных сторонников, это мы наблюдаем и ныне. Однако это не означает ее слабости автоматически, все зависит от активности и консолидированности контрэлиты. Тем не менее, приведенные нами выше данные о том, что симпатии общества разделены примерно поровну между ведущими идеологическими доктринами, свидетельствуют о том, что никакая "идеологическая" власть не сможет сегодня располагать ресурсами, необходимыми для консолидации и общества, и элитных группировок.

Адаптация массового сознания к новым реалиям еще далеко не завершена, что определяет его переходный и неустойчивый во многом характер. Современными исследователями (в той или иной степени достаточно обоснованно) высказываются противоречивые суждения об особенностях трансформации массового сознания: от представлений об его глубинной консервативности, сохранении мощного "традиционалистского" ядра, способного "перемолоть" слабые и неорганичные попытки модернизировать социальные отношения (Г.Осипов), до выводов об уже произошедшей тотальной "революции ценностей", приведшей к его глубокой индивидуализации и рационализации (И.Клямкин). "Данные клямкинского института... подтверждают, что синдром ориентации на отца, на распределительную экономику, на культуру и политику, исходящую из безальтернативных позиций, в целом в России изжиты. Можно сказать, что Россия переходит сейчас от инфантильного типа личности к современной западной форме взрослого типа индивидуального сознания" (НГ-сценарии, 13.02.97).

Таким образом, хотя внешне за период с начала 90-х годов и произошла кардинальная переоценка многих ценностей (изменилось отношение к историческому прошлому, к процессам, которые шли в обществе с 1985 года, к разного рода политическим и культурным символам), процесс смены реальных ценностей, определяющих поведение, шел гораздо медленнее, чем смена "парадных" ценностей, а также смена мифологии. Фактически сегодня наблюдается лишь определенный этап "революции ценностей", происходящей с середины60-х годов. В результате происходит интенсивный процесс формирования системы частных, корпоративных и групповых (в меньшей степени) интересов. По данным как РНСиНП, так и И.Клямкина, постоянно очень высока ценность свободы. Так в декабре 1996 г. чуть более 70% россиян на предложенный вопрос (материальное благосостояние или свобода?) выбрали свободу, а не материальное благосостояние. Значимость этой ценности непрерывно растет за последние годы (от 55.7% в 1989 г. до 70.6% в декабре 1996 г.). В том числе и низкий уровень мобилизационного потенциала объясняется рядом аналитиков тем, что население, как бы оно ни было не удовлетворено действиями властей и социально-экономическим положением, опасается потерять приобретенную житейскую свободу.

Соответственно, для сегодняшнего россиянина господствующая ценность - ориентация на индивидуализм. Это усугублено тем обстоятельством, что произошло серьезное разрушение социума на институциональном уровне. Корпоративно-территориальная самоорганизация общества медленно формировалась на руинах посттоталитаризма. Система социальных норм. В 90-е годы все это стремительно пошло вспять - разрушение субъектности. В стране "отсутствуют вменяемые экономические и политические субъекты", адекватно способные реализовать какие бы то ни было стратегические интересы. Именно отсутствие "социального ветра", направленного на национал-реформистские цели, является главной проблемой политической жизни.

Сознание общества остается мифологизированным. Хотя теперь мифологизация иная, она затрагивает иные социальные группы, иную часть политического спектра. Общество сильно расколото социокультурно. Разрушение субъектности происходит не только на институциональном уровне. Глубокий кризис идентификации - национальной и социально-культурной. Россия - единственная страна, в которой процесс модернизации экономической и политической системы возглавили не национально-ориентированные силы. Не сложилось единой нации в полном смысле слова, а, соответственно, переход к постиндустриальному обществу оказывается разрушительным для суперэтноса.

В результате, политические ориентации и политическое участие россиян остается неадекватным. Можно сказать, что революция ценностей натолкнулась на два барьера: отсутствие адекватных институтов, нарушена самоидентификация. Проблемам, связанным с поисками политической идентичности современным российским обществом, посвящена вторая часть доклада.

II. Современное российское общество в поисках цивилизационной и политической идентичности (по материалам апрельского исследования Российского независимого института социальных и национальных проблем)