Политическая идентичность в современной России и трансформация политического спектра

В современной научной литературе вопрос об идентичности сов ременного российского общества постепенно становится центральным. Действительно, в нем одновременно действуют самые различные тенденции, подчас крайне противоречивые.

Пошло второе десятилетие реформ, а современная Россия продолжает оставаться крайне аморфным, "киселеобразным" национально-государственным образованием. За десять лет общество так и не смогло выработать общенациональную идеологию, сформировать внутри страны значимых политических субъектов. Отмечаются низкий уровень самоорганизации и пассионарности, все возрастающая субэтничность: и региональная, и социокультурная. За более чем пять лет, прошедших с распада СССР, фактически российское общество пока не смогло создать национальной государственности, а способность "цементировать" суперэтническое образование собственно русский этнос стал утрачивать (чему подтверждением события на Северном Кавказе), уйдя как от старой традиционной идентификации в качестве "российской империи" (с идеологией восточно-христианского мессианства), так и от советской идентификации (с идеологией социального мессианства). По мнению ряда историков, наблюдаемый социокультурный раскол в обществе носит в себе следы многочисленных попыток осуществления модернизации, по большей части - неудачных. Опросы, проводимые в т.ч. РНИСиНП, за последние годы демонстрируют, что сдвиги в процессах идентификации происходят, но достаточно медленно и пока еще не перешли того рубежа, за которым начинается качественно новое состояние. Тем не менее, результаты последнего, апрельского опроса говорят о том, что за последние годы медленно, но достаточно неуклонно проявляются некоторые важные тенденции. Главная из них - это то, что впервые за все время наблюдений как либерально ориентированная, так и коммунистическая ("социал-традиционалистская") части электората уступили "национально-ориентированным" группам населения, хотя содержание, которое вкладывается в это понятие, воспринимается неоднозначно, сам же "национал-протестный" электорат плохо организован, не имеет ни своих признанных лидеров, ни внятной идеологической базы.

Принято считать, что для современной России характерно наличие трех основных политических сил и соответствующих им электоральных типов: либералы-западники (их иногда называют "демократы"), "левые" ("коммунисты", "социалисты"), национал-патриоты ("национал-государственники", "правые", "почвенники", "национал-протестный тип электората"). В целом, такое деление весьма напоминает традиционный политический спектр в большинстве государств с развитой политической системой, особенно европейских, где давно существуют свои "левые" и "правые", а также "новые левые", "новые правые" и т.д. Однако для России, как для переходного общества, данное деление носит существенно иной мотивационный характер, когда за внешне рациональным выбором стоят значительные социокультурные различия, достигающие по некоторым оценкам, состояния глубокого социально-политического раскола.

Насколько данная типология является имманентной по отношению к использованной для ее вычленения методики, и какова ее "онтология", т.е. можно ли говорить о реальном расколе общества на соответствующие типы со своими нормами, ценностями, политическими ориентациями, или же мы в очередной раз сталкиваемся с "артефактом", существующим на бумаге, но не в реальности?

Так, например, несколько иную типологию приводят в "НГ-сценариях" от 16.01. Т.Кутковец и И.Клямкин. По их данным, "в сегодняшней России преобладают постсоветские индивидуалисты (52%); демократы-западники (41%); и интернационалисты (35%). Довольно заметно представлены также державники (21%), объединители (19%) и русские националисты (16%). Среди аутсайдеров – православные христиане (13%), социалисты-реставраторы (12%), и империалисты(7%)". Очевидно, что классификация И.Клямкина противоречива: державник может одновременно выступать в качестве, как империалиста, так и православного христианина, индивидуалист также вполне может быть интернационалистом, как, впрочем, и националистом. Нет четких единых оснований для последовательной типологизации массового сознания.

Важнейшими параметрами, по которым, так или иначе, осуществляются типологии, являются не ответы на отдельные вопросы социологической анкеты, так или иначе дифференцирующие общество, а апелляция к некоему историко-культурному архетипу, в комплексе определяющему особенности массового сознания. Массовое сознание, даже опирающееся на элементы рационального выбора, в основе своей достаточно мифологично. Число мифов, влияющих на политический выбор, ограничено. За каждым мифом и стоящим за ним архетипом сознания просматривается целостная картина мира, объясняющая индивиду его место в нем. Эмпирический анализ показывает, что важнейшими факторами, исполняющими роль доминантов типологии, являются:

A. ось, которую можно условно назвать "реформисты-традиционалисты";

B. отношение к Западу как, соответственно, союзнику или противнику;

C. некоторые особенности системы ценностных ориентаций, из которых, как, в том числе показывает и проведенный в апреле опрос, наиболее существенными являются ориентации на ценности индивидуализма (индивидуальной свободы) в альтернативе с ценностями порядка (коллективной ответственности).

В анализируемом исследовании самоидентификация дополняется данными о мнениях респондента по другим вопросам, в результате чего строится комплексная типология. Но сначала сделаем краткий исторический экскурс.

На "волне" либеральных реформ начала 90-х число сторонников радикально-либерального развития России, по некоторым данным, доходило до 40-45%. Разумеется, сознание большинства из них было насквозь мифологично. Так костяк сторонников "демократической революции" и наиболее "оголтелую" их часть составили многочисленные ИТР, в том числе из закрытых или полузакрытых городков, работавших на ВПК, население крупнейших индустриальных центров типа тогдашнего Свердловска, в основном состоявшее из тех же ИТР и квалифицированных рабочих. То есть именно те, социальные группы, которые, уже начиная с января 1992 г. стали стремительно нищать и маргинализироваться. Основой идеологии тогдашних либералов была даже не столько рыночная экономика (точнее - и она, но тоже в мифологизированном виде), а именно идея абсолютной ценности западного цивилизационного типа развития и, соответственно, отрицание самоценности "российской почвы", которая, якобы, и способна была только воспроизводить отсталость и вековое рабство, милитаризм и имперское сознание.

Этому типу сознания и соответствующим ему политическим организациям противостояло сознание "контрреформаторов", как их называли демократические СМИ, а позднее возник термин "красно-коричневые". Главным стержнем их позиции было отстаивание "исторической идентичности", причем как советской, так и досоветской, наиболее ярким политическим субъектом, представляющим этот тип сознания, стал Фронт национального спасения, наиболее активно действовавший в период, непосредственно предшествующий октябрьским событиям 1993 г. (аналог в тогдашнем Верховном Совете – группа "Российское единство") Интересно отметить, что многочисленные исследования, посвященные типологии политического выбора в тот период - как в обществе, так и в тогдашнем парламенте (Г.Сатаров, В.Сергеев, покойный А.Собянин) подтверждали факт крайне резкой поляризации сознания. Все "объекты" исследования при многомерном факторном анализе "ложились" строго вдоль плоскости "первой главной компоненты", которую интерпретировали (особенно прямолинейно - А.Собянин и его группа, на основании данных которой даже принимались определенные политические решения - например, о формировании переходного Верховного Совета СССР после августовских событий, в который были делегированы наиболее "прореформистские" российские депутаты) как ось "консерваторы-реформаторы". Выделить осмысленную "вторую главную компоненту" никому из исследователей так и не удалось. Политический спектр четко делился, соответственно главной оси, строго на четыре сектора: радикальные реформаторы; умеренные реформаторы; умеренные консерваторы; радикальные консерваторы. Отдельные идеологические разногласия, например, среди "консерваторов" между "левой" Сажи Умалатовой и "правым" М.Астафьевым были практически несущественны. И те, и те - отстаивали общероссийскую идентичность против угрозы ее утраты, которая связывалась, в первую очередь, с деятельностью реформаторов типа Гайдара и Бурбулиса. И, соответственно, наоборот, откалывавшиеся от тогда почти доминировавшей на "демократическом" фланге "ДемРоссии" лидеры и партии (тот же М.Астафьев, В.Аксючиц, О.Румянцев, В.Исаков, не говоря уже о Р.Хасбулатове и А.Руцком) очень быстро оказывались логикой политической борьбы в активе непримиримой оппозиции, что подтверждает тезис об отсутствии в тот период какой-либо социальной базы для "третьей силы".

События осени 1993 года стали своего рода апофеозом именно социокультурного противостояния "Запада" и "почвы", в историческом плане наиболее близкая в российской истории аналогия - это "стрелецкий бунт" конца 17 века, направленный против попыток раннепетровской модернизации, угрожавшей "старомосковской" идентичности. Но "почвенники", политически наспех слепленные в союз типа ФНС, представляли в социальном плане в тот период определенную "социальную резервацию", по своим ориентациям противостоящую не только радикальному флангу, но и центру, что и предопределило в тот период их историческое поражение. За неполные четыре года политический ландшафт в России изменился радикально, причем в сторону усложнения. Сегодня ни в обществе, ни в парламенте нет недостатка ни во "вторых", ни в "третьих" главных компонентах. И, как показывают результаты исследований, это усложнение достигнуто в первую очередь, за счет трансформации именно старого "демократического", "реформистского" электората, резко поляризовавшегося на "либерально-космополитический" сегмент и "национал-реформистский". В наименьшей степени перемены коснулись традиционалистской части электората, в основном голосующего за коммунистов и их ближайших союзников. Значительная часть населения не отождествляет себя ни с одним из сегментов "триады", называя себя "центристами" или "прагматиками". Исследование показывает, что по основным своим характеристикам "центристы" весьма близки "националистам", то есть в любом случае готовы поддержать скорее некую "третью силу", а не крайности, по традиции представленные ортодоксальными либералами и традиционалистами.