рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Дом тысячи дверей

Дом тысячи дверей - раздел Домостроительство, Ари Ясан ...

Ари Ясан

Дом тысячи дверей

 

Глава 1. Слоны в упряжь!

 

 

В. лежал на куче старых коробок и кутался в желтые замусоленные газеты. Становилось все холоднее, в этом году осень нагрянула внезапно, обрушив на город весь свой арсенал: проливные дожди, ночные заморозки и пронизывающий ветер. Весьма некстати. От капризов погоды зависело не только настроение В., но все его дальнейшее существование.

Уже год он живет на улице, а последние пару месяцев – в этом грязном углу, который любой благопристойный горожанин обходит за три версты. Вот так бесславно закончился его крестовый поход против цивилизации. Его разжевали и выплюнули, как фруктовый бабл‑гам!

В. замычал, именно замычал, так как стонать он себе запретил уже давно. Живот сводило от голода. Пора бороться за свою никчемную жизнь. Нужно раздобыть хоть кусок хлеба, целые сутки В. ничего не ел. Хорошо, что на сей раз ходить далеко не надо, ведь мусорный бак находится прямо за углом.

С трудом разгибая закоченевшие конечности, В. сбросил с себя листы газет и поднялся. Кое‑как размяв руки и ноги, нетвердыми шагами он направился за угол, к мусорному баку. В. еще помнил времена, когда он горделиво обходил вонючий ящик стороной, в ту пору у него была пара монет в карманах. Но сейчас не время для гордости, перед лицом голода склонялись и не такие враги.

В. добрел до мусорного бака и принялся копаться в нем, выискивая зорким взглядом съестное, которое можно было бы съесть без риска отравиться. Отбросив ловким движением руки луковую шелуху и гниющий салат, он извлек из бака серый кусок ветчины, на котором были заметны следы чьих‑то зубов. Улыбка мимолетного счастья тронула губы В. Бережно уложив ветчину в нагрудный карман своей рваной рубахи, В. не прекратил поиски, но с удвоенным рвением стал разгребать мусор, бормоча под нос: «Сладенького бы… на десерт…»

Погрузившись полностью в исследование содержимого мусорного бака, В. не заметил подошедшего к нему сзади немолодого элегантного господина. Этот господин представлял собой занимательное зрелище: на нем был фиолетовый цилиндр и такого же цвета старомодный, напоминающий фрак, костюм с атласными отворотами. Он опирался на изысканную тросточку с золотым набалдашником и разглядывал В. с насмешливой улыбкой, отчего его аккуратные седоватые усики забавно изгибались.

Некоторое время господин вел себя вполне прилично, но затем выкинул нечто странное. Согнувшись и растопырив руки, он принялся изображать бедного В., повторяя за ним все его движения: как В. трясет кистью, чтобы стряхнуть прилипшее перо зеленого лука, и как скрючившись над баком, ворочает там руками, подобно крабу, гребущему песок клешнями, и как потирает рукавом нос, задыхаясь от вони, исходящей от отбросов. Ни одна из этих подробностей не ускользнула от незнакомца, он повторял все движения В, разыгрывая свой уморительный спектакль, который, надо сказать, удавался ему блестяще. При этом двигался он совершенно бесшумно, порхая на мокром асфальте легко, как бабочка.

Тем временем В. нашел то, что искал: стаканчик с остатками йогурта. Полностью удовлетворенный, он отвалился от бака и, развернувшись, увидел дикую пляску странного господина, который, передразнивая В., тотчас замер с выражением недоумения на лице, сжимая в руке воображаемый стаканчик с йогуртом. Впрочем, в тот же момент господин принял прежний невозмутимый вид, и, захлопав что есть мочи в ладоши, принялся выкрикивать одобрительные реплики, словно восхищенный театрал на галерке:

‑ Браво, несравненный В.! Брависсимо! Бесподобно! Повторите для нас ваш номер, очаровательный В.! Превосходные па, обворожительный В., превосходные!

В. на минуту растерялся, но немного поразмыслив, все понял. Наверное, когда‑то, во времена своей прежней золотой жизни, В. сильно досадил этому господину, и тот, конечно, не мог упустить столь замечательной возможности поглумиться над В., превратившемся из преуспевающего юрисконсульта солидной фирмы в нищего попрошайку.

Скорее всего это обманутый вкладчик, у которого по дешевке скупили акции, или же безработный, уволенный с разорившегося предприятия. Таких граждан, обездоленных в результате сделок, которые успешно проворачивал В., было предостаточно по всему городу. В. решил, что в сложившихся обстоятельствах разумнее всего не обращать никакого внимания на надоедливого незнакомца. Пусть тот насытит свою злость и идет с миром.

В. демонстративно повернулся спиной к незваному гостю и поплелся в свой угол. Господин, видимо, оскорбленный таким отношением, наконец заткнулся. Однако он не собирался оставлять В. в покое, В. отчетливо слышал звук неспешных шагов за своей спиной. Господин шел за В., постукивая тросточкой. Его начищенные фиолетовые башмаки попадали во всякую грязь и гниль, но его это ничуть не беспокоило. Он шагал со счастливой улыбкой на лице, в полном восторге озираясь по сторонам, словно прогуливался по чудесной липовой аллее в солнечное весеннее утро, а не следовал мимо обшарпанных кирпичных стен, испещренных нецензурными надписями.

В. добрался до своего грязного пристанища и плюхнулся на кучу старых газет. Господин, между тем, решил присесть на большую кучу мусора, прямо напротив В. Нисколько не заботясь о своем хоть и странном, но, вероятно, дорогом костюме, он устроился на этой куче, словно в домашнем кресле, даже крякнув от удовольствия, как будто только и мечтал посидеть в грязи.

‑ Мой дорогой В., очевидно, я должен представиться, ‑ заговорил господин. Он приподнял шляпу и слегка наклонил седую голову. ‑ Хотя вот тут, с самого начала нашего пути, у нас и возникают затруднения. Видите ли, если в этом бренном мире что‑то и вызывает мою неприязнь, так это необходимость как‑то именовать себя, как, например, сейчас, в моем разговоре с вами. Боже мой, что за скука сидеть на привязи у своего имени 365 дней в году!

Задумайтесь, мой милый В., кажется ли вам справедливым, что кто‑то когда‑то, пусть даже то были ваши родители, предписал вам быть В., и теперь, без всякого на то с вашей стороны согласия, вы только В. и никто другой?

Нет, нет, не уговаривайте меня! ‑ тут господин затряс головой и замахал руками, словно его со всех сторон обступили воображаемые просители. ‑ Нет, решительно нет! Я не хочу быть В., а также М., К., Р. или еще кем похуже! ‑ странный старик не на шутку разошелся, а В. с открытым ртом слушал поток его бреда.

‑ А кроме прочего, касательно моего имени, ‑ здесь старикан доверительно склонился к В. и прошептал: ‑ Признаюсь вам, любезный мой В., я порядком его подзабыл, и даже если бы захотел, не смог бы его назвать, ‑ и он досадливо причмокнул губами и замолчал, призадумавшись. Потом он встрепенулся и продолжил, как ни в чем не бывало:

‑ Так и быть! Только из моего к вам уважения, могу позволить вам называть меня… скажем… Господин, ‑ тут он опять задумался и поводил глазами, словно выискивая себе имя в воздухе. ‑ Или нет, пусть лучше будет Мистер, это мне больше нравится, похоже на мастера или что‑то в этом роде, ‑ тут «Мистер» замолчал и уставился на В., видимо, наслаждаясь произведенным эффектом.

В., однако же, весь этот вздор нимало не забавлял. Он с удовольствием послал бы новоявленного «Мистера» куда подальше, но он уже предчувствовал, что это представление ему придется досмотреть до конца.

‑ Итак, ненаглядный мой В., со мной разобрались, теперь поговорим о вас, ‑ продолжал Мистер. В. заерзал и грозно насупил брови, ясно давая понять, что не намерен терпеть никаких выпадов в свой адрес. ‑ Позвольте мне напомнить вам некоторые подробности вашей биографии, которые, полагаю, вам будет интересно освежить в своей памяти.

Некоторое время назад, несравненный мой В., вы занимали высокий пост в одной крупной корпорации, о‑о‑очень высо‑о‑окий пост! ‑ и старикашка задрал голову, словно намериваясь разглядеть высоту некогда занимаемой В. должности. ‑ Работали вы прекрасно, ясный ум и железная воля сделали вас незаменимым сотрудником. Начальство баловало вас солидными гонорарами и подарками от фирмы.

Просторная квартира в престижном районе, комфортабельный автомобиль представительского класса, кругленькая сумма на счету в банке – все это и многое другое вам было предоставлено. Хотя кое‑кто из ваших коллег был не очень доволен вашим стремительным карьерным взлетом, но что с того, ведь недовольные найдутся всегда, а? ‑ Мистер подмигнул В. ‑ И все складывалось замечательно, вам уже прочили место одного из директоров фирмы, да только в один прекрасный день вы не явились на вашу высокооплачиваемую и почетную во всех отношениях работу, поставив крест на своей карьере.

Ваши коллеги, конечно, решили, что вы заболели, но прошел день, другой, неделя, а вас все не было. Стали вас разыскивать, и оказалось, что просторную квартиру в престижном районе вы пожертвовали сиротскому приюту, комфортабельный автомобиль представительского класса передали в благотворительный фонд, а все деньги из банка перевели на счет муниципальной больницы, после чего исчезли в неизвестном направлении.

Странная история, да? Можно было бы подумать, что вы ограбили свою фирму и смылись, прихватив пару миллиончиков. Кинулись проверять: счета, приказы, распоряжения – все чисто. Стали думать, гадать, а вдруг он убил кого или еще чего похуже? Но нет, компетентные органы все отрицают, по их словам вы чисты, как снег.

Само собой разумеется, тогда всем на ум пришла другая версия: будто бы вы сами стали жертвой грабителей, мошенников или даже убийц. Вскоре в полиции завели дело о вашем безвестном исчезновении. Друзья и знакомые уж и не чаяли увидеть вас в живых, но потом пару раз вас заметили на улице, в лохмотьях, в образе, так сказать, помойного пьяницы. Однако никто не мог утверждать наверняка, что то были именно вы.

Репортеры прочесали весь город, следователи допросили всех свидетелей и подозреваемых, газеты и телевидение раструбили о вашем исчезновении, а начальство вашей фирмы назначило приличное вознаграждение за сведения о вашем местонахождении. Но никакие меры не дали результата, вас так и не нашли. Вы словно в воду канули!

Ваше таинственное исчезновение до сих пор будоражит умы обывателей, так что вы теперь, мой загадочный В., кто‑то наподобие городского призрака. Хотя по прошествии года о вас уже начали забывать. Репортеры снимают сюжеты на другие темы, следователи ищут других безвестно пропавших, любопытные обсуждают другие загадочные истории. Но только я о вас, мой изумительный В., никогда не забывал, о нет, никогда!

В. вздрогнул, что‑то зловещее почудилось ему в этих словах. Что за странный субъект этот Мистер? Наверняка где‑то В. его уже видел, однако В., как ни старался, не мог вспомнить старика. Он тряс закрома своей памяти, но никакого намека на этого чудака в нелепой шляпе оттуда так и не выудил.

‑ Может быть, мне вы раскроете тайну, мой неповторимый В., а? ‑ язвительно спросил Мистер. ‑ У вас есть план? Хотите заработать себе славу мученика? Или что‑то доказать обществу? Ну же, мне вы можете доверять!

В. конечно, не собирался отвечать ни на какие вопросы, он молча прожигал старикашку злобным взглядом, а Мистер все не унимался:

‑ А за что вы обидели свою невесту? Почему обошлись так с бедной девушкой? Ведь вы с вашей избранницей – некой П. – были прекрасной парой, и многие вам искренне завидовали. Беззаветно преданная вам П. уже планировала свадебную церемонию, но вы ни с того ни с сего, попросту послали, выражаясь современным языком, вашу любимую женщину. Причем вы сделали это очень грубо, без объяснения причин. Как вы ей сказали? «Давай расстанемся?» Очень мило! ‑ фыркнул Мистер. ‑ Пара холодных равнодушных слов – вот все, чего вы удостоили свою возлюбленную на прощание.

У В. от удивления и смущения запылали щеки. Откуда старик знает, что В. сказал тогда П.? Об этом разговоре никому не известно! А Мистер продолжал:

‑ Самоотверженная П. впоследствии разными способами пыталась вас вернуть. Она даже закрутила роман с вашим лучшим другом, надеясь разжечь костер ревности, но увы! Все напрасно, ничто, казалось, вас не трогало. Хотя я‑то знаю, что вы не были столь безучастны. Все происходящее вас расстраивало безмерно, но вы упорно изображали полное равнодушие.

И в конце концов некогда ваша П. решила выйти замуж за того самого вашего друга, ибо он оказался действительно достойным человеком. Вы выглядели совершенно невозмутимым, когда получили весть об их предстоящем бракосочетании. Однако мне доподлинно известно, что в день свадьбы П. вы напились до полной неспособности передвигаться самостоятельно, что, конечно, дает нам представление о степени вашего расстройства, которое вы ото всех так тщательно скрывали.

Мда, печальная история… Не хотелось бы, конечно, бить лежачего, но вы и без того знаете, что ваша судьба достойна сожаления. Фортуна осыпала вас дарами, но вам этого было мало, и вот, руководствуясь глупейшим принципом «все или ничего», вы предпочли ничто и теперь, видимо, горды собой безмерно! ‑ здесь Мистер бросил на В. в высшей степени укоризненный взгляд.

‑ И ведь это не самые странные ваши поступки, мой фантастический В., ‑ добавил, помолчав, Мистер. ‑ Вот что гораздо интереснее: чем досадил вам тот несчастный телевизор, который вы выбросили из окна?

В. покраснел до ушей. А об этом‑то откуда знает надоедливый старикан?

‑ Да, да, непредсказуемый мой В., ‑ продолжал Мистер. ‑ Заметьте, не продали, не сдали в ремонт, не подарили, а именно выбросили из окна. Вот уж настоящее безумие! Правда, дело было глубокой ночью и никто так и не узнал, что именно вы учинили такое безобразие, но грохот слышал весь квартал. Зачем же вы так хулиганите, удивительный мой В.? Чем вас обидело чудо техники? Что за страсть к разрушению? Ей богу, непонятно!

Мистер умолк, изобразив на своем лице высшую степень обескураженности. Через некоторое время он продолжил голосом, полным непередаваемого ехидства:

‑ Так к чему все эти странности, мой восхитительный В.? Чего вы добивались? А?

В. косил из‑под бровей недобрым взглядом, но упорно молчал.

‑ Или вы считаете меня недостойным вашей откровенности, мой неприступный В.? А?

«Еще одно «а?», ‑ подумал В., закипая, ‑ и я ему задам!»

‑ Насколько я знаю людей, мудрейший мой В., ‑ продолжал Мистер, ‑ ни один из них не даст и крошки хлеба, не рассчитывая получить что‑то взамен. Неважно что: деньги, чувство морального удовлетворения, восхищение окружающих. Да мало ли что! Можно сколько угодно закрывать глаза на истину, которая несомненна, да что там говорить, которая огненными буквами начертана в небе: «Корысть суть любых деяний человека!» ‑ при этих словах Мистер устремил взгляд в небо, словно в огромную книгу.

‑ То есть обыкновенная личная выгода движет всеми нами, замечательный мой В. Ожидания, конечно, различны, один ждет получки, другой Царства Небесного, но тем не менее ожидание остается ожиданием. Мы все требуем чего‑то от мира, который очень часто остается глух к нашим мольбам, увы! ‑ здесь старик скорбно склонил свою седую голову на грудь и вздохнул.

‑ Так чего ожидали вы, мой поразительный В.? А? ‑ акнул опять Мистер, приводя В. в бешенство. ‑ На что хотели променять свои денежки, общественное положение и любовь, а? А?

‑ Да идите вы к чертям собачьим! ‑ вскричал В., потеряв контроль над собой. ‑ Психоаналитик недоделанный! ‑ и В. присовокупил еще парочку крепких словечек, а потом еще и еще. Он не знал, что именно его так задело в словах Мистера, ведь все, что тот говорил, было чистейшей правдой, но разъярился В. не на шутку.

Он сам не понимал толком, что кричит в лицо странному господину, ему всего лишь хотелось сбить спесь с придурковатого старика. Но он не мог не заметить, что Мистер пребывает в нерушимом спокойствии и даже, кажется, наслаждается зрелищем, открывшимся его взору. Но В. это не останавливало, наоборот, он удвоил старания и так размахивал руками при этом, что окончательно стал похож на нечто вроде грязной ветряной мельницы в бурю.

А Мистера наконец‑то разобрало: он разразился самым заливистым и заразительным смехом, какой В. когда‑либо слышал. Неожиданный поворот дела взбесил В. еще больше. По правде говоря, В. ожидал, что старик начнет потрясать своими маленькими кулачками и кричать, брызжа слюной, но тот хохотал беззлобным звонким смехом, как ребенок.

‑ Ах вот ты как! ‑ взревел В., и ринулся на Мистера с кулаками.

Но зловредный старикашка вспорхнул с места и легко уклонился от атаки В. Без малейшего затруднения великовозрастный насмешник кружил вокруг В., не позволяя тому даже дотронуться до себя, несмотря на то, что В. размахивал руками и норовил дать господину пинка.

В. даже показалось в пылу битвы, что юркий старикан разыгрывает воображаемую корриду, где В., как это ни печально, выступает в роли быка. В. послышалось бормотание Мистера, что‑то вроде: «Оп, оп, алле оп!» При этом господин размахивал своей тросточкой то ли как тореадор красной тряпкой, то ли как укротитель тигров хлыстом. Совершенно озверев, В. пытался схватить мерзкого старикашку, но тот, как неуловимая голограмма, висел в воздухе то тут, то там, недостижимый.

Наконец В. обессилел и упал на кучу хлама у стены. Вспышка ярости прошла и теперь В. и сам не понимал, чего это он так обозлился? Набросился с кулаками на совершенно незнакомого человека. А Мистер стоял рядом с В., невозмутимо улыбаясь. Изящным движением он достал из кармана кружевной платочек, утер со лба воображаемый пот (видимо, схватка с В. его слегка утомила) и невозмутимо продолжил:

‑ Я немного слукавил, обожаемый мой В. Можете не отвечать! Я и так знаю, что привело вас на помойку. Вся ваша якобы «успешная» жизнь состояла из однообразных событий и бесконечно повторявшихся бессмысленных действий, которые вы выполняли без радости и вдохновения. День за днем проходили, и вы за миллион не нашли бы между ними различий, до того они были похожи друг на друга. Вас словно заперли в клетке, и самое ужасное, что ключ от той клетки был навсегда потерян! ‑ Мистер вперил горящие глаза в В.

В. ошалело глядел на Мистера, силясь преодолеть путаницу в своих мыслях. Психиатр, следователь, безумец? Кто такой этот треклятый Мистер?

‑ Можете мне ничего не объяснять, ‑ безразличным тоном продолжал Мистер. – Я все это знаю, и уверяю вас, бесценный мой В., что вы не первый и не последний человек, который испытывает подобные чувства. Вам до смерти надоело ваше монотонное бытие и вы решили одним махом с ним покончить, разрушив все, что вас связывало с этим миром. Социальное самоубийство – так бы я это назвал.

Что ж, вы отнюдь не одиноки, хотя вам так, наверное, не кажется. Ваше тогдашнее состояние очень хорошо знакомо миллионам людей, но только не всех оно толкает на такие в высшей степени странные поступки. Нет, нет, можете мне ничего не объяснять! ‑ Мистер помахал рукой, словно отгонял назойливое насекомое, и после этого вдруг переменился, стал серьезным, как престарелый школьный учитель. Тыча тростью в землю под ногами В., словно указкой в школьную доску, он заговорил:

‑ Довольно болтовни, к делу! Буду краток. Несмотря на все ваши недостатки и явную склонность к агрессии, ‑ многозначительно поднял брови Мистер, ‑ вы мне подходите, мой ошеломительный В.! Я возьмусь за вас, пожалуй, ‑ и Мистер замолчал, выжидательно уставившись на В.

В. потерял дар речи. Из‑за этого странного старика в его и без того неясной голове окончательно все перемешалось. Похоже, у незнакомца просто талант выводить людей из себя!

‑ Ну что, по рукам? ‑ спросил Мистер, не отрывая глаз от В. ‑ Согласны?

‑ Согласен на что? ‑ выдавил с трудом В.

‑ Ах да! Забыл сказать! ‑ всплеснул руками Мистер. ‑ Я предлагаю вам нечто, ‑ здесь Мистер сделал многозначительную паузу. ‑ Я полагаю, это нечто есть именно то, чего вы искали. Ведь вы сами толком не знали, чего хотите, когда совершали все эти безумные с точки зрения нормального человека поступки? А у меня есть то, чего вы так томительно и отчаянно жаждете. Ну, еще не дошло? ‑ грубо спросил Мистер.

В. только тупо молчал в ответ.

‑ Если вы так непроходимо глупы, ‑ сказал надменно Мистер, ‑ что не можете ясно осознать свою единственную жизненно важную потребность, так и быть, я скажу за вас: СВОБОДА! От всех и вся, упоительная, головокружительная, бескрайняя свобода! Вот к чему вы стремитесь, ради чего поставили на карту все, что имели, мой неукротимый, непобедимый, непоколебимый В.! Ваше заветное желание – оставить все, быть никем, воспарить над обыденностью! ‑ грохотал Мистер.

Он устремил свой взгляд вдаль, вытянув руку над головой В., глаза его налились черной пустотой и он… В. не верил своим глазам – старикашка действительно «воспарил над обыденностью». Он поднялся вверх и висел неподвижно в метре от земли, вытянувшись к небу, как струна, и простерев руку с зажатой в ней тростью в бесконечность. Через какое‑то время Мистер мягко опустился на землю, невозмутимо оперся на свою тросточку и, наклонившись к В., громким шепотом произнес:

‑ Так как, сыграем?

В. совершенно ошалел и все так же безмолвствовал.

‑ Жизнь на помойке против чего‑то неизвестного, но крайне привлекательного! Тебе ведь понравилось мое шоу, а? ‑ подмигнул Мистер.

В. молча кивнул.

‑ Значит так. Даю тебе время на раздумья – до завтрашнего утра, ‑ Мистер сделал вид, что вытаскивает из нагрудного кармана часы на цепочке и внимательно на них смотрит. ‑ 24 часа! Если ты согласишься – я буду утром. Чао! ‑ и не дав В. опомниться, Мистер удалился быстрыми шагами.

 

...

 

После ухода Мистера В. никак не мог успокоиться. Он не проглотил ни кусочка из тех объедков, что раздобыл, только пил воду не переставая, во рту у него все пересохло. В. не припомнил другого случая, который бы так выбил его из колеи. Хотя прежде В. уже не раз сталкивался со странными людьми, но никто еще не производил на него подобного впечатления. «Наверное, я совсем свихнулся на этой помойке, нервы расшатаны до предела», ‑ думал В. и такое объяснение казалось ему наиболее близким к истине.

Его мысли то сбивались в неразборчивую кучу, то разбегались прочь, как стадо перепуганных овец. Кто такой этот Мистер? Откуда он знает о самых потаенных мыслях и желаниях В.? Чего он хочет? Что задумал? Зачем ему В.? Множество вопросов роилось в голове В., но отвечая на них и так, и эдак, В. тем не менее не мог разгадать мотивы поведения таинственного Мистера. Что бы ни предполагал В., все было только пустыми домыслами, мало похожими на правду.

«А что я теряю?» ‑ спросил себя В., анализируя возможность согласиться на предложение Мистера, и понял, что терять ему нечего. Сейчас бесцельное существование на помойке казалось В. немыслимым, невыносимым. Но что будет, если он последует за Мистером? Предположения одно невероятнее другого вертелись в голове В. Вдруг Мистер окажется главой сатанинской секты, которая выискивает для принесения человеческой жертвы бесприютного бродягу? И все же, все же…

В. вспомнил рокочущий голос Мистера, выкрикивающий: «Свобода! Вот к чему вы стремитесь, ради чего поставили на карту свою жизнь!» Если отбросить в сторону различные измышления и быть честным с самим собой, то В. не мог не признать, что в данном случае голосом Мистера говорил его собственный внутренний голос, на который В. обычно мало обращал внимание. Однако теперь этот голос словно обрел плоть и кровь в лице Мистера, и В. не мог игнорировать его, и уж совершенно точно В. не мог сделать вид, что Мистер только сумасшедший старикан, выкрикивающий бессмысленные псевдооткровения.

А этот его полет! При воспоминании о преодолевшем законы гравитации Мистере, В. затряс головой и замахал руками перед лицом, словно стряхивая невесть откуда взявшуюся паутину. «Фу ты, наваждение! Хотя, если рассудить здраво, полет Мистера – это не более чем дешевый фокус. Такие трюки в наши времена может проделывать любой иллюзионист средней руки. Тоже мне! Летающий старикашка! Смешно!» В. хотелось смеяться, но почему‑то воспоминания о сверкающих глазах Мистера вызывали у него не улыбку, а неприятный холодок на загривке.

Что же это за свобода, о которой кричал Мистер? «Оставить все!» Ха! Что В. может оставить? Вот эти пожелтевшие газеты? В. с раздражением разворошил окружавший его мусор. «Быть никем!» В. вздохнул. А он и так уже никто, но счастья ему это не принесло. «Воспарить над обыденностью!» В. задрал голову и посмотрел на серое небо. Нет, полеты ‑ это не про него.

Он слонялся весь день и весь вечер в своем углу, погруженный в раздумья. Но все его догадки только еще больше разжигали его любопытство, пока наконец В. не понял, что разрешить сомнения он может только одним образом: согласившись на предложение Мистера. Он поступит так: сделает вид, что согласен на все, но сам будет держать ухо востро, а позже, по ходу дела, разберется, что к чему. С этой успокоительной мыслью, уже под утро, В. повалился на кучу газет и задремал.

 

...

 

‑ Доброе утро! ‑ В. открыл глаза. Мистер сидел перед В. на облюбованной им еще вчера мусорной куче и приветливо улыбался.

‑ Итак, я здесь, и стало быть решено! ‑ бодро проговорил Мистер, который сегодня был одет в изумрудно‑зеленый с искрой костюм, вполне современный, но все же странноватый. На голове его красовалась темно‑зеленая шляпа с широкими загнутыми полями.

В., впрочем, уже не удивлялся ни наряду Мистера, ни его бредовым заявлениям. Однако, дабы сохранить чувство собственного достоинства и дать понять старику, что В. не намерен подчиняться его распоряжениям, В. хотел промычать что‑то вроде: «ничего не решено», или «не вздумайте давить на меня», или, возможно, что‑то более впечатляющее, но все возражения В. потонули в холодном взгляде Мистера и его жестких словах:

‑ Не трать попусту время, дуралей! ‑ Мистер словно догадался, что В. намерен возмущаться.

Но В. и сам знал, что все дальнейшие пререкания бессмысленны и что он, В., уже принял решение ввязаться в эту непонятную и, скорее всего очень опасную авантюру. Странно, но чудаковатый старик каким‑то непостижимым образом уже был осведомлен об этом.

Мистер пронизывал В. взглядом и несколько мгновений имел весьма грозный вид, но затем его облик вдруг быстро переменился, как уже бывало много раз до того. Мистер весело подмигнул В. и вальяжной походкой направился прочь. А В. не оставалось ничего другого, как последовать за ним. В. едва успел кинуть прощальный взгляд на свое пристанище под открытым небом. Сильный порыв ветра налетел на кучу газет и поднял пожелтевшие листы бумаги в воздух. С печальной улыбкой В. наблюдал, как они кружатся над его головой, а потом поспешил за Мистером.

Мистер не обращал на В. никакого внимания, словно тот и не тащился за ним, как собачонка на привязи. Он шагал с довольной улыбкой, насвистывая себе под нос веселенькую мелодию и временами бормоча что‑то вроде: «Солдаты в строй! слоны в упряжь! по коням!» ‑ и еще какую‑то чепуху, которую В. не мог разобрать. А В. был погружен в размышления о том, что этот господин, кажется, имеет над ним очень странную, необъяснимую власть.

Как бы то ни было, но Мистер заставил‑таки В. плясать под свою дудку, а В. не привык к такому обращению, ведь свободу своей воли он ценил превыше всего и никому не позволял на нее покушаться. Но, ничего, следующий разговор будет уже другим, совсем другим! Мистер еще поймет, с кем имеет дело. Не так‑то легко манипулировать В.! Скорее уж В. оттяпает себе руку, чем позволит какому‑то старикану управлять собой…

А старикан, между тем, свернул в переулок и нырнул в маленькую дверь в кирпичном заборе. В. много раз бывал здесь раньше, но никогда не видел этой двери. Впрочем, об этом ему уже некогда было размышлять, поскольку они, похоже, достигли цели своего путешествия. Мистер и В. стояли перед входом в один из подъездов серого пятиэтажного здания, воплощенного архитектурного уныния. Здание казалось заброшенным, темные окна выглядели очень мрачно. Мистер, постучал по белой двери с облупившейся краской, после чего дверь медленно, с жутким скрипом, открылась. Мистер вошел в эту белую дверь, а В. последовал за ним.

 

Глава 2. Там утешение и обновление

 

Ноги В. сразу же окунулись во что‑то мягкое. В. посмотрел вниз и увидел яркий шелковистый ковер. Похоже, что это настоящее произведение искусства! При этой мысли В. смущенно затоптался на месте, ведь его грязные ботинки уже давно не встречались со щеткой. Однако открывшийся взгляду холл, пол которого весь без остатка и устилал восхитительный ковер, являл собой не меньшее великолепие.

В. ожидал увидеть крошечную площадку, загаженную кошками, но вместо этого узрел просторный зал, достойный дворца эмира. Все здесь блистало золотом: гобелены на стенах, занавеси с восточным рисунком и пушистой бахромой, тяжелые рамы картин.

«Что‑то не похоже на жилище того, кто «оставил все», ‑ усмехнулся про себя В. и посмотрел на Мистера. Последний, похоже, снова впал в игривое настроение. Он весело подмигивал В. и, склонившись в полупоклоне, поводил рукой перед В. так, словно был привратником и смиренно приглашал В. войти. «Опять издевается», ‑ пронеслась в голове В. мысль, не вызвав уже, впрочем, за собой привычных последствий в виде вспышки гнева. Видимо, В. начинал привыкать к своеобразным манерам Мистера.

Они вошли в лифт, на вид довольно старый, но тем не менее роскошный – даже кнопки на панели были позолочены. Мистер почему‑то ткнул не в одну кнопку, а сразу в несколько, как будто открывал сейф. Лифт оглушительно заскрежетал, некоторое время подрожал в раздумьях, и потом потащился куда‑то вверх. По ощущениям В. они ехали неестественно долго, ведь насколько он помнил, в этом здании было всего‑то пять этажей. Но наконец они приехали, дверь лифта открылась и обнажила внутренности длиннющего коридора.

Мистер и В. долго шли по этому коридору, мимо каких‑то дверей с золотыми ручками, похожих одна на другую, как близнецы. Здесь также болтался на полу ковер, но не чета тому, что был внизу. Этот ковер скорее был похож на потертый старый палас. Однако шагать по нему было не менее приятно, причем эти шаги сопровождал странный, смутно ощущаемый В. эффект. Задумавшись, В. вдруг понял, что странным является отсутствие каких бы то ни было звуков при шагах. Ни шороха, ни стука. Если не смотреть под ноги, можно подумать, что ступаешь по мягким невесомым облакам.

Кинув взгляд на стены, В. неизвестно почему подумал, что эти стены сродни странному ковру. Украдкой он дотронулся до них рукой. Действительно, стены были мягкими и словно воздушными. Казалось, стены могли в любую минуту растаять или унестись с ветром. На одно мгновение В. почувствовал непреодолимое желание приблизиться к стене и прижаться к ней. Ему хотелось протянуть руку и сделать один шаг, только шаг… Погрузиться в эту чарующую мягкость, растаять… Но тут кто‑то грубо схватил В. за локоть, это был Мистер. Он вцепился своей клешней в руку В. и грозно сверкал глазищами из‑под насупленных бровей.

Ничего не сказав, но и не отпуская В., Мистер потащил его дальше по коридору. Они неслись почти бегом мимо множества дверей, В. едва успевал переставлять ноги. Здесь, в коридоре, царила полная тишина, но иногда из‑за закрытых дверей до ушей В. долетали странные звуки. В. почудился в одном месте крик мартышек и трубный рев слонов, в другом – звуки симфонического оркестра, а в третьем – раскаты грома.

Мистер не позволял В. остановиться ни на минуту и тащил его за собой до тех пор, пока они не оказались у громадного зеркала в конце коридора. Мистер проделал перед зеркалом ряд странных взмахов руками, а в конце даже изобразил небольшое танцевальное па. Тотчас отражения В. и Мистера начали расплываться, как будто В. и Мистер смотрелись в колеблющуюся гладь озера. Зеркальные Мистер и В. колыхались и таяли, пока не исчезли окончательно. А в то время, когда все это происходило, случилась еще одна странность: в зеркале рядом с ними появился кто‑то другой.

Это была женщина, молодая, стройная и, насколько успел разглядеть В., очень красивая. Красное платье алело ярким пятном на ее груди и бедрах. Она прикрывала рот ладонью, и В. показалось, что она хихикает. В. быстро обернулся назад, но никого там не обнаружил. Он опять глянул в зеркало, но зеркала уже не существовало, вместо него зиял дверной проем, в котором скрылся Мистер.

Едва только спина Мистера исчезла, как дверной косяк подернулся инеем. Иней приятно мерцал в полутьме, но ледяные кристаллы росли и плели в воздухе замысловатое кружево. Все это очень напоминало индевеющее на морозе стекло. Пока В. стоял с открытым ртом перед этой чудной дверью, ледяной узор занял уже половину дверного проема, и В. сообразил, что рискует остаться за порогом. Тогда он быстро проскочил за дверь, если то, что он видел, можно было назвать дверью.

 

...

 

В. обнаружил себя внутри просторного кабинета. Как и следовало ожидать, кабинет оказался богато обставленным. На первый взгляд все здесь было совершенно обычным, хоть и роскошным: письменный стол из красного дерева, шкафчики с книгами, кофейный столик и несколько мягких кресел. Убранство кабинета выглядело изысканным, но немного портила впечатление серая бетонная стена, у которой в одном из кресел уселся Мистер.

Мистер небрежно махнул рукой В., что, вероятно, означало приглашение присесть. В. послушно плюхнулся в кресло. Мистер, видимо, решил передохнуть, нимало не смущаясь присутствием В. Он невесть откуда достал толстую сигару и закурил. Клубы дыма окутали Мистера и вскоре подобрались к В., которому поневоле пришлось вдохнуть дым. Но в дыме не было ничего неприятного, ничего общего с едким табаком. Напротив, запах скорее напоминал ванильные пирожные. Впрочем, В. уже не удивлялся. «С этого Мистера вполне станется курить пирожные и есть сигары!» ‑ подумал он.

Однако его беспокоило другое. Все происходящее казалось странным сном. Эти стены, двери, ковер, зеркало… Да чего только стоит сам Мистер! «Во что же я вляпался?» ‑ вертелось в голове у В. Наверное, Мистер заманил его в какое‑то нехорошее место, где все вошедшие страдают галлюцинациями. Хотя, скорее всего, дело не в доме и не в дверях, а в самом Мистере. Только рядом с ним у В. случается расстройство чувств: зрения, слуха, осязания.

А что если В. попал в лапы умелого гипнотизера? В. стало трудно дышать. Он ничего не знал о гипнозе, и уж тем более он не знал, как ему противостоять. Паника охватила В., но он решил не поддаваться страху. Оставаться внешне невозмутимым и сохранять хотя бы видимость спокойствия, пожалуй, это единственное, на что он был в данной ситуации способен, да и то с превеликими усилиями. Что ж, будь что будет. В. поудобнее устроился в кресле и стал ждать.

Мистер продолжал наслаждаться сигарой, дым от которой висел над ним тяжелой тучей и медленно расползался по всей комнате. Мистер пристально, слегка прищурившись, смотрел на В. В. хотел отвести глаза, хотел противиться притяжению взгляда Мистера, но он не мог даже моргнуть. От напряжения заболела голова и потемнело в глазах. Тело отяжелело и обмякло. В. попробовал шевельнуть рукой, но не смог. Ему казалось, что он падает в темноту, в бездну, где что‑то притягивает его с неимоверной силой, и только два горящих глаза сияют перед его взором…

Наконец В. упал, или достиг дна, или опустился на что‑то. Голова стала проясняться, В. очнулся и обнаружил себя в том же кресле в кабинете Мистера. Дым исчез. Мистер улыбался В., как ни в чем не бывало. Все было по‑прежнему, только на бетонной стене за головой Мистера появилось большое чернильное пятно, которое росло, меняя свои очертания, словно стена была не стеной, а большой промокашкой, на которую кто‑то незримый капал чернила.

Пятно расползалось, пока не заволокло всю стену. Оно на минуту замерло, а потом стало распространяться дальше – на шкафы с книгами, на светильники на стенах, гася их один за другим, на ковер, на кресла… В. невольно съежился, когда пятно подобралось к нему, но тьма аккуратно разлилась за пределами кресла, в котором сидел В. Чернота сгущалась вокруг В. и Мистера. Все исчезло и погрузилось во мрак, но только В. и Мистер в своих креслах остались тут, окруженные мягким свечением, как будто темнота поглотила светильники, но не тронула свет, который они проливали на Мистера и В.

За головой Мистера вспыхнуло что‑то крохотное, вроде светлячка. Затем другой такой же огонек засиял рядом, потом еще и еще. С невероятной быстротой светлячки засыпали всю окружающую тьму. В. огляделся кругом и судорожно вдохнул. Они с Мистером парили в бездонном звездном небе! В. различил даже Млечный путь над головой Мистера справа. Иллюзия была такой достоверной, что В. невольно вжался в кресло и уцепился покрепче за подлокотники.

‑ Подходяще, а? ‑ заговорил вдруг Мистер, ткнув пальцем в черное небо. Он все так же улыбался и весело глядел на В.

‑ Для чего подходяще? ‑ растерянно спросил В.

‑ Для разговора, для чего же еще!

‑ А будет разговор?

‑ Угу, ‑ буркнул Мистер и опять замолчал.

В. пробормотал в ответ что‑то маловразумительное и тоже замолчал. Он чувствовал себя очень уютно, чего никак нельзя было ожидать. Тишина и покой вокруг умиротворяли, а Мистер рядом светился приятным молочным светом. «Да ведь это только имитация», ‑ подумал В. и расслабился. По крайней мере, он никуда не падает, и голова у него более‑менее ясная.

‑ Знаешь, что мне напоминает человеческая жизнь? ‑ заговорил Мистер. ‑ Темную комнату! ‑ Мистер наставил палец на В. и обвел им вокруг, как бы рисуя очертания воображаемой комнаты. ‑ Уж извини за банальное сравнение, но маленькие комнатушки – это именно то, к чему ты так привык, как и миллионы других городских жителей.

В. вздохнул. Опять начинаются нравоучения! А Мистер продолжал:

‑ Вы не видите ни неба, ни поля, ни леса, ни высоких гор, ни простора океана. Ваша естественная среда обитания – извечные четыре стены в различных вариациях, поэтому я и сравниваю декорации твоей жизни с комнатой. Вы даже не замечаете, что над головой у вас всегда висит потолок.

В. невольно посмотрел вверх и никакого потолка там, естественно, не обнаружил. Вверху были только звезды.

‑ Люди заперты в темной комнате, и никто не знает, как из нее выйти, ‑ разглагольствовал Мистер, мрачно нахмурив брови. ‑ Людям в темной комнате до того душно и тесно, что они начинают смертельно ненавидеть друг друга. Они постоянно ссорятся, бранятся и дерутся из‑за всякой ерунды.

И ты, еще в детстве, получаешь пару тычков и затрещин, тогда до тебя сразу доходит смысл происходящего. Ты говоришь себе: «Так вот как все здесь устроено, в этой большой человеческой куче! Одни ползают внизу и проклинают тех, кто ходит по их головам, другие выбрались наверх и могут безнаказанно попирать тех, кто под ними. Так нет же, погодите! Я точно знаю, где мое место!»

И ты продираешься наверх, или жалуешься и негодуешь внизу, или отсиживаешься в темном углу, с содроганием наблюдая за бессмысленной возней, или совершаешь другие, не менее замечательные по своей глупости поступки. Ты веришь, что эта темная комната – единственное, что существует на свете, глупость – единственное, на что способен человек, и что так было и будет во веки веков.

Совесть твоя спокойна, она молчит, ведь ты всегда можешь сказать себе: «Не я придумал правила игры!» Или ткнуть пальцем в другого: «Вот, посмотрите, он еще глупее, чем я, еще злее, еще ужаснее, а я не так уж и плох!»

На худой конец, есть железный аргумент, скала, на которую каждый может опереться в минуту отчаяния, заветные слова: так делают все! Как утешает мысль о том, что ты не одинок в своем безумии! Потому‑то люди так чтят свои традиции, любят сбиваться в кучу и ненавидят иноверцев. Без этой скалы, этого монумента, который они воздвигали веками, у них не останется ни‑че‑го!

Мистер замолчал. Он сверлил В. обжигающим взглядом, но тому было все равно. Глубокая печаль объяла В.

‑ Что ж, ты будешь спорить? ‑ гневно спросил Мистер.

Но В. только молча покачал головой в ответ.

‑ И вот ведь вопрос, ‑ продолжал Мистер, ‑ почему люди замечают только самих себя, когда их окружает это? ‑ Мистер развел руками, словно демонстрируя В. звездную бездну. ‑ Они в лучшем случае бросают вверх только мимолетный взгляд и как можно быстрее возвращаются к мелочной суете.

А ведь там, ‑ Мистер указал куда‑то вверх, ‑ скрыты ответы на многие вопросы. По крайней мере, на вопрос об истинном месте человека в этом мире уж точно, ‑ хихикнул Мистер, ‑ а также о значении всех его никчемных забот. Мда… там утешение и обновление, ‑ Мистер опять указал вверх, ‑ но ведь никому и в голову не приходит искать их там!

В. упорно молчал. Ему не хотелось возражать или соглашаться, ему вообще не хотелось говорить или думать. В. вдруг ощутил, что безмерно устал. Он бы с удовольствием сейчас уснул. Зачем только этот странный старик донимает его своими измышлениями! Какое утешение можно найти в небе, в этой холодной безличной бездне?! В. запрокинул голову и посмотрел вверх.

Мистер исчез из поля зрения, и перед взором В. раскинулась бескрайняя звездная долина. Несомненно, это было то же самое небо, к которому привык В., обычное черное небо с тычинками звезд. Но на сей раз В. показалось, что он видит небо впервые в своей жизни. Он смотрел в небо теми же глазами, вдыхал тот же воздух, слушал теми же ушами, но что‑то неуловимо изменилось, какое‑то новое неопределенное чувство добавилось, будто у В. появился еще один орган восприятия. В. не знал точно, что это за орган и где он находится, но, несомненно, В. мог им воспринимать волны, струившиеся на него сверху, овевавшие все его тело.

В. отдался целиком этому новому ощущению и на какой‑то миг забыл о себе. Вселенная поглотила его, и он стал ее частью. Внезапно воцарилась звенящая тишина, словно рядом все это время дотоле незаметно скрежетали огромные жернова и вдруг они остановились. Что‑то неведомое поднималось из глубин души В., что‑то щекочущее, похожее на смех или восторг, оно нарастало, разливалось по всему телу… но внезапно было остановлено невидимой преградой, и В. опять стал самим собой.

Он обнаружил себя с запрокинутой головой и тупо открытым ртом. Почему‑то В. почувствовал стыд, он украдкой кинул взгляд на Мистера. А тот заговорщически улыбался и подмигивал В., словно спрашивая лукаво: «Каково, а?» В. смутился.

Мистер тотчас, словно угадав мысли В., выудил откуда‑то чашку с дымящимся кофе.

‑ Кофейку? ‑ спросил он у В. и, не дожидаясь ответа, всучил чашку ему в руки.

В. порадовала возможность хоть немного отвлечься, и он принялся усердно хлебать кофе.

‑ Итак, ‑ заговорил Мистер, ‑ все сказанное довольно точно описывает твое состояние, не так ли?

В. кивнул. Что толку спорить. Все равно Мистер извратит все слова В. так, как ему самому будет удобно.

‑ Что ж! Судьба свела нас и преподнесла тебе тем самым неслыханный подарок!

«Какое самомнение!» ‑ подумал В., но от комментариев воздержался.

‑ Однако у тебя еще есть шанс уйти, ‑ Мистер усмехнулся, должно быть представил, как В. пытается найти выход из комнаты, паря в небесах, ‑ и обещаю, что тогда ты обо мне больше не услышишь. Если ты струсил, то это твоя последняя возможность дать деру.

Но ты можешь и остаться. И в этом случае тебя ждет… что? Я думаю, ты назвал бы это обучением, но я предпочитаю иной термин… ммм… Пожалуй, такой: освобождение. Да, освобождение! ‑ громко выкрикнул Мистер. Видимо, тема свободы была особенно небезразлична ему, ибо он никогда не мог говорить о ней в спокойном тоне, но всегда почему‑то кричал.

‑ Я уже упоминал, что могу показать тебе путь к свободе, хотя для тебя подобного рода заявление звучит неопределенно, но с этим я ничего не могу поделать, предмет такой! Свобода – это очень туманная тема, даже для меня самого.

Однако, я не рекламный агент, расхваливать свой товар не стану, и уговоров с меня уже достаточно. Уходи или оставайся. Только предупреждаю: если останешься, пути назад не будет. Итак? ‑ Мистер пристально посмотрел на В. А В. недоумевал: к чему эти вопросы? Он вроде бы уже на все согласился. Что ж, ему не трудно выразить согласие еще раз. И В. нехотя кивнул.

‑ Прелестно! ‑ проворковал Мистер, явив в очередной раз разительную перемену в своем настроении. Только что он строил из себя грозного босса, а теперь стал похож на доброго старого дядюшку.

‑ И еще одно. Будь осторожен, ‑ Мистер по‑прежнему мило улыбался, но в его голосе В. уловил некоторую твердость. ‑ Береги себя, ‑ добавил Мистер и его глаза блеснули стальным блеском. В. опешил. Что это? Теперь Мистер угрожает ему? Эге, да здесь ведется нечестная игра! И счет явно не в пользу В...

‑ Леяна, детка! Подойди сюда, пожалуйста! ‑ прокричал вдруг Мистер куда‑то в бесконечность. Мистер улыбнулся самой нежной улыбкой, какую только можно было представить на его насмешливом лице, и подозвал рукой кого‑то за спиной В.

В. обернулся, но высокое кресло мешало разглядеть таинственного пришельца. Впрочем, вскоре незнакомка сама вышла из‑за кресла, явив себя всю. Она подошла к Мистеру и доверчиво положила руку ему на плечо. С ее шагами вдруг и разом из небытия выплыл весь кабинет Мистера, а темнота вернулась на бетонную стену, мгновенно свернувшись в крошечную неразличимую точку.

На В. смотрела блестящими темно‑карими глазами стройная девушка, чье отражение В. мельком видел в зеркальной двери. Незнакомка была не очень высокой, но стройность прибавляла ей росту. Короткие, белые с золотым отливом кудряшки обрамляли ее лицо. На ней было красное платье, необычного кроя, но прекрасно сшитое. Гранатовые украшения обвивали ее шею и руки. Она походила на разряженную куколку, даже лицо ее было несколько кукольным: пухлые щечки с ямочками, длинные ресницы и нежный румянец.

Если к Мистеру В. сразу почувствовал неприязнь, то эта «детка», как назвал ее Мистер, В. очень понравилась. В. захотелось носить ее на руках, целовать, лелеять. Фу ты! В. встряхнул головой. Еще одно наваждение! В. безмолвно посмеялся над собой: «Эта сирена даже не начала петь, а я уже раскис!» И все‑таки В. чувствовал почти ревность к Мистеру, на чьем плече покоилась ее рука.

‑ Познакомься, деточка, это В., ‑ церемонно сказал Мистер. ‑ А это Леяна, мое сокровище! ‑ Мистер любовно воззрился на Леяну. В. передернуло. Одна мысль о том, что есть какая‑то связь между этим прекрасным существом и Мистером, претила В. Он пытался угадать, что за любовь у Мистера к Леяне. Может быть, она его родственница? Внучка? В. внимательно всматривался в черты лица девушки и Мистера, ища в них сходство. Пожалуй, что‑то общее между ними есть, или ему так только кажется...

Леяна протянула В. свою ручку, которую В. тихонько сжал. Такая маленькая, нежная рука! В. опять заволокло теплым туманом.

‑ Привет! ‑ звонким голоском пропела Леяна.

‑ Привет, ‑ откликнулся В. глухим хриплым голосом.

‑ Вот и славно! Вот и познакомились! ‑ чему‑то радовался Мистер, заливисто смеясь. Леяна тоже хихикала. Только В. ничего не понимал в их странной игре и потому сидел дурак дураком и не смеялся. Нехорошее чувство зашевелилось в душе у В.: «Пожалуй, эта детка та еще штучка. Гляди, как спелись! Да уж, если он ее дядюшка или дедушка, то и на ее долю досталось семейного ехидства!» В. решил глядеть в оба и не доверять ни дедушке, ни внучке.

‑ Солнышко, ‑ ясное дело, такое обращение Мистера адресовалось не В., а Леяне, ‑ Ты ему покажи все, что нужно. Проводи его на Дознание и на Базу. И комнату ему обеспечь, хорошо?

Леяна кивнула.

В. не очень понравилось упоминание про непонятное «дознание», и тем более он не представлял, причем здесь опять какие‑то «комнаты», но возражать не решился.

‑ Увидимся на днях, ‑ обратился Мистер к В. ‑ Думаю, ты не будешь по мне скучать, ‑ съехидничал он. ‑ Не смею вас задерживать, дети мои. Идите и творите! ‑ Мистер простер руки над их головами и закрутил кистями, выпроваживая своих подопечных.

В. удалился, увлекаемый за руку Леяной (последнему обстоятельству он был несказанно рад).

 

Глава 3. Галифе Бабы Адуни

 

В. очутился за пределами кабинета и почувствовал изрядное облегчение, избавившись от общества вредного старикана. «Старый хрыч! ‑ тихонько ругался В., пока Леяна вела его по коридору к лифту ‑ Он явно получает удовольствие, измываясь надо мной!» Дверь, как только они вышли в коридор, захлопнулась, и когда В. оглянулся, она уже успела приобрести облик знакомого ему зеркала.

Гнев В., однако, быстро остывал, потому что чудесное златокудрое существо шло рядом с ним, обхватив своими нежными ручками его руку. В. глянул на Леяну сверху вниз, и сердце его сжалось от нежности. Зловредные мысли, овладевшие им в кабинете, улетучились в один миг. При этом ему стоило изрядных усилий сохранять трезвость мышления, рядом с Леяной сознание в один миг превращалось в простоквашу.

«Что ж, ‑ подумал В., ‑ мои дела не так плохи», ‑ и он опять украдкой кинул взгляд на Леяну и, чуть наклонив голову в ее сторону, втянул носом воздух. Он уловил сладкий ванильный жар, который исходил от прелестницы. Ее тепло проникало в В., туманило взгляд… В. вздрогнул.

Нет, так не годится! Что с ним происходит? Почему эти люди так глубоко и сильно воздействуют на его чувства? Сначала Мистер, теперь Леяна… В. провел рукой по лбу, словно надеясь стряхнуть наваждение этого дня. «Лучше не думать об этом, ‑ говорил он себе, ‑ я и так ни черта не понимаю в том, что здесь происходит. Я потом это обдумаю и разберусь во всем. Не сейчас, потом».

Так В. успокаивал себя и старался смотреть куда угодно, но только не на златокудрую чаровницу. Он перевел взгляд на стены, мимо которых они шли, и вспомнил свое недавнее небольшое приключение здесь, вспомнил, как хотел погрузиться в зыбкое нечто. Только благодаря Мистеру, который вовремя схватил его за руку, В. избежал чего‑то… Чего именно, он не мог себе представить. Может быть, он ударился бы головой о стену, а, может быть, провалился бы сквозь нее куда‑то в неведомое.

Невозможно угадать, что там, за этими дверями. Странная мысль пронеслась в его голове: «Здесь все против меня, все хочет завладеть мною!» Эта мысль казалась глупой, но, тем не менее, полностью отражала то смутное чувство неопределенного напряжения, которое беспокоило В. в этом странном месте постоянно.

В. ощущал, что все в Доме жило своей независимой жизнью, имело свою собственную волю и было наполнено вибрирующей энергией, способной воплотить эту волю в действительность. В. не шел по коридору, он словно шагал по внутренностям гигантского существа, которое может сомкнуть свою плоть – стены – и расплющить В. как муху.

В. слегка затошнило. Что же с ним происходит? Он никогда не был взбалмошным и истеричным, но теперь его словно подменили. Разнообразные чувства – страх, отвращение, вожделение, любопытство, восторг, восхищение, смятение и так далее – непрерывно и молниеносно сменяли друг друга, и В. ничего не мог с ними поделать. Он от всей души пожелал опять очутиться на помойке и забыться беспробудным сном на куче старых газет.

Пока В. размышлял, они с Леяной успели добраться до лифта. Леяна нажала пальчиком на маленькую кнопочку в стене, лифт отозвался из глубины глухим скрежетом. Через какое‑то время он отворил дверь и впустил их внутрь. Леяна так же, как делал это Мистер, набрала неизвестный В. код, и лифт потащился, кажется, куда‑то вниз. Через пару минут он остановился.

В. подумал было, что дверь сейчас откроется, но не тут‑то было. Лифт вздрогнул, В. довольно ощутимо качнуло, так, что он едва удержался на ногах, и лифт поехал в сторону! Так, по крайней мере, показалось В. Леяна уцепилась за поручень на стенке лифта, В. последовал ее примеру. Лифт кидало то влево, то вправо, то вверх, то вниз, как будто кто‑то огромный и невидимый решил взболтать его содержимое. Леяна едва удерживалась на своих тоненьких каблучках, но стоически сносила содрогание лифта. В. тоже не подавал виду, что ему не по себе, но только крепко держался за поручень.

Наконец они приехали к месту назначения. Дверь распахнулась, и они вышли, причем В. слегка пошатывало.

 

...

 

Они оказались в маленькой прихожей, заставленной видавшей виды мебелью. Здесь нашли приют покосившееся трюмо и полочки для обуви, заполненные до отказа рваными башмаками и тапочками, а также вешалка, которая гнулась под тяжестью навьюченных на нее пальто, шуб и халатов. Тут же обретался рыжеватый шкаф с облупившимся лаком, из его нутра выглядывало поношенное замызганное тряпье. Под ногами у В. очутился грязный резиновый коврик.

Прямо по курсу находилась стена, но видны были два выхода, вправо и влево, там, очевидно, находились какие‑то комнаты. Слева струился мягкий солнечный свет, в луче которого клубилась серая пыль. Над всем этим великолепием реял аппетитный запах капустных пирогов, валерьянки, уксуса, а также аромат неизвестного происхождения, вносящий в мелодию запахов пикантную ноту горьковатой плесени.

Откуда ни возьмись появился довольный бело‑рыжий кот с длиннющими белыми усами и блестящими медными глазами. Он уселся напротив В. и громко мяукнул несколько раз, как будто кот был собакой и решил облаять гостя. Тут же показалась маленькая, кругленькая и разрумянившаяся старушонка в заляпанном тестом переднике и в беленькой косынке, из‑под которой выбивались седые косматые волосы. Одна рука у нее была в кухонной рукавице, а в другой она держала полотенце. При взгляде на нее В. вспомнил свою бабушку, которая, кстати, тоже пекла отличные капустные пироги.

‑ А батюшки мои! ‑ заверещала старушка, всплеснув руками и расплывшись в улыбке. ‑ Вот ведь не ждала, гости дорогие! Да чего же вы стоите, в дом, в дом заходьте!

Старушка резво подбежала к Леяне и принялась расцеловывать ее, приговаривая: «Леечка, доченька!» ‑ и похлопывая красавицу по спине полотенцем. В. тоже не был забыт, и на его долю досталось горячих поцелуев и крепких объятий. Намяв им обоим как следует бока, старушка вскрикнула: «А пирог‑то, хосподи!» ‑ и скрылась в комнате слева, которая, судя по всему, была кухней. Раздался грохот и из дверного проема повалил пар.

Леяна скинула с ножек красные туфли, достала с полки две пары тапочек, одну пару надела сама, а другую сунула В. Тот покорно переобулся и проследовал за Леяной в комнатку, которая вполне соответствовала всему, уже увиденному ими. У стены, завешенной разноцветным ковром, стояла кровать с горой подушек. Тут же размещались большой старинный комод, рядом с ним сервант, полный посуды, и линялая ширма. На стенах висели черно‑белые фотографии, ставшие от времени желто‑коричневыми. Занавески с выгоревшими, некогда алыми маками наполовину закрывали маленькие окошки. На подоконнике теснились глиняные горшки с раскидистыми цветами.

Посреди комнаты стоял стол, накрытый скатертью, и множество табуреток вокруг него. Леяна уселась на одну из табуреток, рядом с ней присел и В., который совершенно одурел от происходящего. Он мог ожидать каких угодно встреч в этом Доме, но только не с милыми старушками, пекущими пироги! Случайно брошенный взгляд в окно, усугубил замешательство В.: за окном светило подозрительно яркое солнце и виднелся цветущий весенний сад (а ведь на дворе‑то сентябрь!) Рыжий разбойник, в просторечье именуемый котом, забрался на кровать, улегся там, подвернув под себя лапы, и недобро косил на В. прищуренным оранжевым глазом.

Вскоре с кухни прибежала старушка с чайником в руках. Она грохнула чайник на стол и опять исчезла. Вернулась она уже с блюдом, полным пирогов. И так она сновала туда‑сюда, таская пироги, ватрушки, вареную картошку и жареные яйца, сметану, топленое молоко, редиску с маслом и еще много всякой всячины. Пока старушка суетилась, Леяна прошептала В. на ухо: «Вообще‑то, ее зовут Адунаиланаида, но ты можешь ее звать просто Баба Адуня!»

Наконец стол был заставлен всевозможными яствами. Перед В. очутилась глубокая миска и ложка, такая большая, что В. сомневался, что она полезет ему в рот, а также чашка с дымящимся чаем. Баба Адуня тоже уселась за стол, сняв передник, под которым оказался домашний халат оранжевого цвета с зелеными облупленными пуговицами.

В. вдруг вспомнил, что давно не ел, и наложил всего подряд в свою миску. Баба Адуня налила себе кипятка, забелила его молоком и принялась хлебать этот напиток, попутно болтая с Леяной. Речь шла о комнатных цветах, борще, вязании, о каких‑то родственниках или знакомых, один из которых сломал ногу, упав с мотоцикла, другой женился на библиотекарше, и прочее в том же духе. Втроем они, В., Леяна и Баба Адуня, были очень похожи на бабушку и двух внучат, приехавших навестить престарелую родственницу.

В. потерял нить разговора. Наевшись до отвала, он дремал на своем стуле. Ему было спокойно и хорошо. Единственное, что могло бы его порадовать еще больше, так это мгновенное перемещение на ту кровать, где расположился кот, и на которую В. уже давно поглядывал с вожделением. Солнце светило ему прямо в глаза и приятно пригревало макушку. В. почувствовал, что еще минута, и он грохнется с табуретки прямо на пол, будучи не в силах удерживать тело в вертикальном положении.

Баба Адуня, поглядев на него, сказала: «Умаялся, касатик!» Она подняла В. с табуретки и уложила его на кровать. Кот при этом недовольно мяукнул, но с кровати не ушел. В. уронил голову на мягкую подушку и в мгновение ока забылся сном.

 

...

 

В. проснулся и не сразу понял, где находится. Перед глазами у него расстилался узор из веточек с желтыми цветочками. У живота урчало что‑то теплое – это был рыжий кот. В. разом вспомнил все события этого дня: Мистер, подъезд, лифт, кабинет, Леяна, Баба Адуня… В. лежал в комнате Бабы Адуни, на ее широкой кровати с металлическими ножками, лицом к стене, а на стене висел старый ковер с цветастым узором. В. осторожно обернулся: Леяна и Баба Адуня по‑прежнему сидели за столом и тихо переговаривались. В. закрыл глаза и притворился, что спит.

Он хотел незаметно подслушать, о чем они там шепчутся. Но как ни старался В., ничего связного расслышать он не смог. Различил только негромкое хихиканье, и оно ему не понравилось, почему‑то показалось, что смеются непременно над ним.

В. недовольно заерзал, открыл глаза и увидел, что, оказывается, и кот давно не спит и таращит на В. свои оранжевые глазищи. В. попробовал было снова прикинуться спящим, но кота провести ему не удалось, тот вскочил и истошно заорал благим кошачьим матом. Тотчас все внимание сидевших за столом Леяны и Бабы Адуни было устремлено к кровати. В. понял, что его раскрыли, и волей‑неволей ему пришлось встать с кровати и снова сесть за стол.

Тут В. заметил, что стол уже пуст. Леяна молвила, строго нахмурив бровки: «Баба Адуня, займемся делом». Баба Адуня кивнула и, словно только того и ждала, торопливо исчезла за ширмой. Леяна встала, прошла к окну, и, скрестив на груди руки, устремила куда‑то вдаль задумчивый серьезный взгляд. В. недолго любовался ею, послышался шорох, и из‑за ширмы показалась Баба Адуня или то, что от нее осталось.

Не было и в помине халата, тапочек, косынки, передника. Баба Адуня натянула на себя высокие до колен сапоги из грубой кожи и «защитного» цвета галифе, явно не первой свежести. На плечах у нее красовался пиджак с золотыми эполетами, который был ей заметно велик. Из‑под пиджака торчала белоснежная рубашка с рюшами. Старушка подпоясалась широким солдатским ремнем, а седые волосы стянула на затылке резинкой (вскоре В. понял зачем). Баба Адуня достала из серванта надраенный до блеска шлем с красной пятиконечной звездой, водрузила его себе на голову и с крайне серьезным лицом застегнула под подбородком ремешок.

В. и жмурился, и моргал, и тер глаза кулаком, пытаясь развеять странное наваждение – напрасно, Баба Адуня стояла перед ним в таком наряде, какого сроду не увидишь даже на маскараде. В. не мог сдержаться: он рассмеялся, согнувшись пополам на своей табуретке. Он хохотал до слез и никак не мог остановиться. В. взглянул на Леяну, уверенный, что и она умирает со смеху, но Леяна даже не улыбнулась. Она только укоризненно посмотрела на В., как на расшалившегося не к месту ребенка. Под ее взглядом В. осекся и притих.

А Баба Адуня не обращала на В. и его смех никакого внимания. Она открыла комод, достала оттуда стопку бумаги и гусиное перо и уселась за стол напротив В.

‑ Имя! ‑ проревела она не своим голосом, уставившись на В.

В. от неожиданности опешил:

‑ Что, простите?

‑ Имя! ‑ повторила Баба Адуня недовольно.

‑ Мое имя? ‑ все еще не понимал В.

Баба Адуня грохнула со всей дури кулаком по столу и пробасила:

‑ Кончай дурака валять!

Леяна все это время стояла у окна, серьезно глядя на В. и не пытаясь хоть как‑то пояснить странное поведение Бабы Адуни. До В. вдруг дошло. Он вспомнил слова Мистера: «Отведи его на Дознание…» Так это и есть Дознание? Свирепый взгляд бабы Адуни не сулил ничего хорошего.

‑ Имя! Последний раз спрашиваю, паршивец! ‑ громко и требовательно вопрошала Баба Адуня.

В. наконец сообразил, что от него требуют, и бодро ответил, тоже очень громким голосом:

‑ В.!

Баба Адуня быстро записала на листе бумаги его ответ.

‑ Пол! ‑ пророкотала Баба Адуня.

В. замешкался, пол? А что, у кого‑то есть сомнения? Но он прокричал в ответ:

‑ Мужской!

‑ Возраст!

‑ 30 лет!

И так В. и Баба Адуня еще долго орали друг на друга, выясняя все подробности, касающиеся личности В., такие как семейное положение, место проживания и прочее. Причем В. заметил, что каждый его ответ Баба Адуня записывает на отдельном листе бумаги. В. достаточно успешно справлялся со всеми вопросами, пока Баба Адуня не ляпнула:

‑ Куда Дундук ходил?!

В. ошалело глядел на нее какое‑то время и потом брякнул первое, что на ум пришло:

‑ В Кинев!

Баба Адуня старательно записала и этот его ответ и продолжила допрос тем же голосом простуженного отставного майора:

‑ Где брюкву зайцы выхолащивали?!

В. отвечал в том же тоне:

‑ На поляне в лесу!

‑ Что вертлявей всех юлится в море?

‑ Осьминог!

‑ Если эмаль эссенцию погубит, что получится?!

‑ Мороженое!

‑ Кто лепит сало, корнями маясь?!

‑ Продавец!

‑ Зачем буря курицами шьется?!

‑ Занадом!

‑ Приставь тыкву к ноге, тюльпан к таксе, орангутанга к малине, где выходит?

На этот вопрос В. ответил, прокричав что‑то уж совсем неприличное, но Баба Адуня и бровью не повела, записала и этот его ответ на отдельной бумажке.

Вопросы сыпались на В. градом. Вскоре весь стол был завален бумагой, а у В. и Бабы Адуни сделались красные от напряжения лица. Баба Адуня кинула перо на стол, достала из кармана платок и утерла им лоб под шлемом.

«Дурдом!» ‑ думал В., опасливо косясь на Бабу Дуню. Леяна не проявляла особого интереса к тому, что творилось за столом, она смотрела спокойно в окно. А кот пристально и надменно глазел на В. И В. казалось, что рыжий разбойник усмехается в усы и думает: «Тоже мне балбес! Не знает даже, кто лепит сало, корнями маясь, не говоря уже о юлящихся в море».

Между тем Баба Адуня извлекла откуда‑то моток веревки и подступила с ней к В. Она грубо взяла В. за шиворот и поставила его прямо перед собой. Отметив веревкой расстояние от кончика носа В. до внешнего края его глаза, она вытащила из кармана ножницы, обрезала веревку и кинула обрезок на стол. Такая же процедура была проделана над бровями, ушами, губами В., и вообще вся его голова была перемерена веревкой вдоль и поперек. Та же участь постигла и остальные части тела В. Баба Адуня мерила и мерила В. на все лады, пока над горой бумаги не вырос целый ворох веревочных обрезков. В. устал стоять, а старуха все прыгала вокруг него, бормоча под нос: «Карету на паперть… восемнадцати сорока… лозой панаму…» ‑ и еще какую‑то чепуху.

Она извела почти весь моток веревки, плюхнулась на табуретку и принялась разгребать мусор, громоздившийся огромной кучей на столе. Баба Адуня рассматривала веревки и листки бумаги на свет, даже пробовала их на вкус, слюнявя кончики, наматывала обрывки на пальцы. Она с головой ушла в это занятие. Спустя какое‑то время она вспомнила о В., подняла на него глаза, оглянулась на Леяну и сказала прежним старческим немощным голоском: «Идите, касатики, а то мне еще тут…» ‑ и развела руками над столом, демонстрируя объем предстоящей работы.

Леяна подошла к Бабе Адуне, клюнула ее в щеку и, взяв В. за руку, вывела его из комнаты. Кот сопровождал их до самого порога и прощально мяукнул им вслед.

 

Глава 4. Парадный Татачи

 

Они опять очутились в лифте. Леяна быстро набрала код и уцепилась за поручень рядом с В. Лифт заскрежетал, разгоняясь. На повороте его сильно тряхануло, Леяна покачнулась и упала прямо на В. А В. не оставалось ничего другого как обхватить красавицу рукой за талию. Леяна прильнула к нему и рукой провела по его щеке, приговаривая: «Бедный мальчик! Он так устал!» И опять В. забыл обо всем, даже о странном Дознании, учиненном над ним, раскис, как растаявшее желе, и хоть едва слышный голос внутри бормотал: «Вот этого только не хватало!» ‑ все равно В. трепетал от счастья.

Леяна водила рукой по волосам В., заглядывая ему в глаза. Ее губы были полуоткрыты, и блестящие белые зубки виднелись за ними. У В. кружилась голова, но он не смел шевельнуться. И он так и обнимал ее, покорно и безмолвно, пока лифт не остановился и не открыл дверь. Леяна выскользнула из объятий В. и вышла, за ней последовал и В.

То, что предстало перед В., более всего походило на огромный пустой зал аэропорта, и этот зал простирался широко, как бескрайнее поле, а его потолок, утыканный яркими светильниками, терялся где‑то в высоте. Под ногами стелилась светлая мраморная плитка, надраенная до блеска. Все вокруг сияло немыслимой чистотой, и В. на минутку показалось, что по этому залу еще никогда не ступала нога человека, потому что он только что возник из небытия.

За огромными окнами слева В. увидел ночное небо и знакомый город. Наблюдалось только одно несоответствие: улицы города виднелись далеко внизу, словно В. смотрел на них как минимум с десятого этажа, тогда как в здании, в котором сейчас находился В., этажей было всего пять. В. не нашелся, как объяснить такой парадокс, и оставил размышления на эту тему на потом, как уже поступал много раз за этот день.

Вид знакомых улиц успокоил В., потому что он понял, что всегда сможет вернуться туда, где он жил до сих пор. Хотя захочет ли он возвращаться к такой жизни? Он жил… Что‑то неясное и смутное рисовалось в памяти В., как будто до этого он и не жил вовсе, а спал и видел нудный сон.

Они пересекли зал, причем В. показалось, что они шли по меньшей мере час, пока не достигли противоположной стены, на которой выстроились в ряд одиннадцать дверей. Казалось, то ли стена убегала от них, то ли зал расширялся, но добирались до стены они неестественно долго. Леяна шла очень быстро, В. едва поспевал за ней. Он порядком устал и даже немного вспотел. Не будь ему стыдно перед Леяной, он еще посередине пути предложил бы остановиться и передохнуть. В. озадаченно посмотрел на двери.

‑ И это все? ‑ спросил он Леяну.

‑ Что все? ‑ не поняла она.

‑ Эти двери – это все, что есть в этом зале, только двери и голые стены.

‑ Да, конечно… И что с того? ‑ Леяна по‑прежнему недоумевала.

‑ К чему помещать эти двери, ‑ В. ткнул в одну из дверей пальцем, ‑ в самом конце огромного пустого зала? Кому это нужно – тащиться целый час, чтобы добраться до нескольких дверей? Это что, огрехи архитектуры? Или своеобразный тренажер для занятий физкультурой?

Леяна в ответ только загадочно улыбнулась. Она распахнула одну из дверей и жестом пригласила В. последовать за собой. Минуя эту дверь, В. заметил на ней маленькую табличку с изображением коробки с бантом. В. прошел за дверь и невольно ахнул. Перед ним простиралось огромное, гигантское, бесконечное ХРАНИЛИЩЕ! Или склад. Или что‑то еще в том же роде. По крайней мере В. увидел длиннющие, уходящие за горизонт ряды с вещами. Чего только тут не было ‑ пластикового, металлического, деревянного, стеклянного… круглого, квадратного, треугольного… большого, среднего, маленького, крохотного…

В. даже показалось в первый момент, что ряды вещей наступают на него из глубины зала. Ему стало не по себе, таким крохотным он себе показался рядом с этим впечатляющим сборищем всевозможного скарба. В. успел заметить в одном ряду холодильники (если то были они), в другом – вентиляторы (во всяком случае, нечто похожее), в третьем – электрические чайники (уж точно именно чайники). Тут также было и множество вещей, назначения которых В. не знал. Хотя… вон те длинные штуковины на тонких ножках, похожие на гигантские грибы, это, кажется, торшеры…

Леяна уверенно направилась к широкому прилавку, который находился перед рядами склада. За прилавком стояло несколько человек в форменной одежде, удивительно похожих друг на друга. На небольшом стенде висели листы бумаги, прикрепленные кнопками и напоминающие меню в ресторане, написанное крупными буквами. Заглавие гласило: «Новые поступления».

В. полюбопытствовал, что за «новые поступления». То, что он прочитал, показалось ему несусветной чушью. На одном листе был такой список: «Восстающее средство для ухода за кожей стоп, пиннательный крем‑гель для душа, радующий поры тоник, регулирующий избыточное слюноотделение стик, компенсирующий прыщи карандаш…» и так далее в том же духе. На другом было написано: «Роталый пиндинский, Эхинос королевский, Балкона мариинская, Валлиспирса гигантская, Кривихум плавающий…». Эти названия ни о чем не говорили В., как впрочем и те, что он прочитал на другом листе: «Тамто (черно‑красные, сине‑золотые ножны), Закатана с гербом, Закатана с драконом, Шизасайяо белое, Шизасайяо красное, Закидази, Покидази, Выкидази, Ай‑куча Дракон, Парадный Татачи…».

Леяна подошла к одному из служащих – это был молодой белобрысый парень с размытыми веснушками на лице. Он улыбался широкой улыбкой.

‑ Значит так, нам нужно, ‑ Леяна достала из маленькой сумочки, болтавшейся на ее плече, записную книжку и зачитала список. ‑ Полотенце махровое, цвет голубой, размер сто десять на шестьдесят сантиметров, две штуки, бумажные салфетки, цвет морская волна, пятьдесят штук, щетка зубная, цвет ярко‑зеленый, одна штука…

Множество вещей, преимущественно бытового назначения, значилось в списке, все они были подробно охарактеризованы по имеющим значение параметрам: размеру, длине, ширине, весу, цвету и тому подобному. Заканчивался список туалетной бумагой.

Парень, увидев записную книжку, заулыбался шире и подозвал двух других служащих, которые теперь тоже внимательно слушали Леяну, улыбались и кивали. Как только Леяна огласила весь список, они все дружно кивнули напоследок и разбежались по вещевым рядам. Уже через минуту служащие появились вновь, нагруженные свертками, вывалили их на прилавок и опять убежали. И так они бегали туда‑сюда, пока не соорудили целую башню из свертков на прилавке, при этом сами они совершенно скрылись из виду за кучей упакованных в бумагу вещей.

‑ Все до последнего винтика, шеф! ‑ крикнул кто‑то из‑за горы свертков. Тотчас с той стороны прилавка, где стояли В. и Леяна, подбежали другие служащие с тележкой. Они сгрузили на тележку все свертки и замерли со счастливыми лицами.

Леяна повернулась к В.:

‑ Тебе еще что‑нибудь нужно? ‑ и вопросительно уставилась на него.

В. замешкался, потом неловко пошутил:

‑ Может быть, торшер?

Он и сам удивился, зачем ему вдруг понадобился торшер. Но веснушчатый парень не удивился – он тут же кивнул и затараторил:

‑ Цвет? Форма? Производитель? Мощность?

В. неуверенно замычал, потом нашелся:

‑ Произвольные! То есть на ваше усмотрение.

Расторопный служащий понял и это, кивнул и умчался вглубь Хранилища, откуда он почти в тот же момент и вернулся. У него в руках красовалось нечто в бумажной обертке, по форме действительно очень похожее на торшер. Этот сверток был также загружен на тележку и все собрание воззрилось на В. выжидающе.

‑ Это все? ‑ спросила спокойно Леяна.

Внезапно какая‑то задиристость проснулась в В. не к месту и он, кинув взгляд на «Новые поступления», заявил:

‑ Мне нужен Парадный ТАтачи! Или, вернее ТатачИ! То есть я хотел сказать ТатАчи, да именно ТатАчи!

Ему принесли и это, а именно что‑то длинное и узкое, завернутое в бумагу и перевязанное бечевкой. В. хотел было попросить еще и регулирующий слюноотделение стик, но заметив мрачный взгляд Леяны, воздержался от подобного заказа.

‑ Благодарю, это все, ‑ сказал В. и пожал плечами с таким видом, словно бы не понимал, какие могут быть сомнения в том, что современный цивилизованный человек не может обойтись без Парадного Татачи.

Леяна что‑то написала на листочке в записной книжке, вырвала его и отдала грузчикам. Те прочитали, кивнули и уволокли тележку вглубь зала. Леяна помахала ручкой служащим за прилавком, те раскланялись в ответ. Леяна взглянула на В., впрочем, вполне дружелюбно и тихонько рассмеялась:

‑ Если бы не я, ты бы их еще часа два гонял без толку, требуя всевозможную ерунду.

‑ Почему же без толку? ‑ возмутился В. ‑ Мне действительно нужен…

‑ Парадный Татачи? ‑ хихикнула она. ‑ И что это?

‑ Ну, это такая штука…

‑ Назначение которой тебе неизвестно. Не трудись зря, ‑ Леяна обожгла его пронзительным взглядом. ‑ Я‑то знаю, что такое Парадный Татачи, ‑ сказала она и гордо зашагала прочь от прилавка.

В., чувствуя себя последним дураком, причем не в первый раз за этот день, потащился за ней.

Они вышли через дверь и вернулись в громадный зал. Леяна остановилась и повела рукой вокруг:

‑ Это База! Место для встреч и перехода к одиннадцати дверям. А это – Первый зал, ‑ она ткнула в дверь с изображением подарочной коробки, ‑ который называется Раздача. Ты можешь в какое угодно время дня и ночи придти сюда и заказать любую существующую на свете вещь. Ограничений нет, но рекомендую остановиться на что называется «движимом» имуществе. Если вещи нет на складе, ее доставят в течение суток. Все, что тебе уже не нужно, тоже приносишь сюда и сдаешь в Утиль, ‑ она ткнула в дверь рядом с Раздачей, ‑ второй зал. Если интересны подробности, то спроси «Правила обслуживания», в них все подробно описано.

‑ И что, ‑ усмехнулся В., ‑ из движимого имущества могу заказать все, что пожелаю?

‑ Все, ‑ пожала плечиком Леяна.

‑ А цена?

‑ Какая еще цена? Никакой цены. Все бесплатно.

В. прикидывал в уме открывшиеся перед ним перспективы. Леяна же насмешливо проронила:

‑ Только имей в виду! Здесь выдают вещи с удовольствием, а вот насчет того, чтобы принять их обратно… О! с этим большие сложности! Некоторые зарастают барахлом по самые уши, лишь бы не связываться с Утилем. Хотела бы я посмотреть на тебя, когда ты пойдешь сдавать свой Парадный Татачи в Утиль! ‑ засмеялась она.

‑ Мда… ‑ промямлил В., уже пожалевший о своем заказе в Раздаче, и переменил тему: ‑ И сколько здесь таких залов?

‑ Одиннадцать.

‑ И какие же? Два я знаю, Раздача и Утиль, а остальные?

‑ У, какой быстрый! Не все сразу, погоди немного, со временем узнаешь. А сейчас не хочешь ли заглянуть в Утиль? ‑ Леяна указывала, смеясь, пальчиком на дверь, на которой висела ржавая табличка с изображением примуса. Нехорошие искорки сверкали в глазах Леяны.

‑ Э‑э… пожалуй, нет, как‑нибудь потом, ‑ ответил В.

‑ Иди, иди, ‑ настаивала Леяна и подталкивала его к двери с табличкой‑примусом. В. побоялся показаться трусом и нехотя открыл дверь. Первое, что он увидел, были два злобных горящих глаза. Потом нарисовалось и все лицо: серое, с жесткими морщинами у губ, обрамленное прилизанными сальными волосами. И в тот же момент, как В. открыл дверь, обладатель этого лица, брызжа слюной, разразился громкой нецензурной бранью. Он грозил В. кулаком и орал, как помешанный, а потом и вовсе схватил со стола, за которым сидел, что‑то тяжелое, вроде чернильницы, и запустил этим В. точно в голову. Он непременно попал бы в цель, если бы В. поспешно не захлопнул дверь. Собственно говоря, В. ничего и не разглядел толком, успел лишь заметить, что насколько был огромен зал Хранилища, называемого Раздачей, настолько же крохотной была комнатка Утиля. В. даже показалось, что сердитый обитатель Утиля сидел за столом прямо у двери. При такой тесноте можно было понять его недовольство. Леяна покатывалась со смеху.

‑ Я думаю, надо наведаться еще в одно местечко, ‑ все еще смеясь, она взяла В. за руку и подвела к третьей двери, на табличке которой были изображены капельки воды, выпадающие из душевой насадки.

‑ Не дрейфь, ‑ сказала Леяна, ‑ тебе понравится, ‑ и толкнула его за дверь.

 

 

Глава 5. Фифуфон и ТриВики

 

В. очутился в белой просторной комнате. Комната была совершенно пуста, не считая белого кожаного кресла посередине, в котором царственно раскинулся, положив ногу на ногу, молодой худощавый паренек. Здесь царила стерильная чистота. Прямо напротив, за спиной молодого человека, В. увидел впечатляющее зрелище: вместо стены сверху низвергался поток воды, что напоминало Миагарский водопад в миниатюре. Шум воды приятно ласкал слух, а воздух был насыщен влагой и свежестью.

‑ Привет, милый, ‑ гнусаво протянул парень, едва только В. вошел.

‑ Привет, ‑ ответил В.

‑ С чем пожаловал, сладкий? ‑ спросил паренек, игриво проводя пальцем по щеке.

‑ Я собственно… ‑ откровенно говоря, В. даже не догадывался о цели своего визита.

‑ Так я не понял, ты будешь или нет?

В. стало очень не по себе. Пожалуй, на этот вопрос он не рискнул бы ответить утвердительно.

Парень закатил глаза и затараторил:

‑ Совсем обалдели, слова вымолвить не могут! Могли бы поинтересоваться, как твои дела, Фифуфон, но нет, залетят как ошалелые, принесутся, ни словечка не скажут, ни тебе здрасте, ни тебе до свидания! Сделали свои грязные делишки и привет! Фифуфон что, не человек? Он и слова доброго не заслужил за свои старания? И стоят как истуканы, чего дожидаются непонятно, зачем пришли, сами не знают! Ну? Чего стоишь‑то? Раздевайся!

В. окончательно растерялся и решил, что самым мудрым для него решением будет немедленное отступление. Он попятился к двери. Паренек вскочил с кресла, видимо, вознамерившись задержать В. А В. уже нащупал рукой дверь и почти ускользнул, но парень вцепился ему в руку.

‑ Куда ты побежал, радость моя, я напугал тебя? ‑ парнишка сменил гнев на милость, он ласково гладил руку В.

«Этого еще не хватало!» ‑ в ужасе думал В., аккуратно стараясь высвободить свою руку.

А юное существо смотрело на В. снизу вверх большими голубыми глазами и хлопало длинными ресницами. Парнишка оказался очень маленьким, по росту мог бы вполне сойти за мальчика. На его круглой голове красовалась черная вязаная шапочка, из‑под которой выбивались белокурые крашеные вихры. Небесно‑голубые штаны и черная обтягивающая майка облегали его худенькое тело. Паренек смотрел на В. с недоумением, но потом его словно осенило:

‑ Ты в первый раз? ‑ радостно спросил он у В.

В. кивнул. «Первый и, надеюсь, последний», ‑ подумал В.

‑ Что ж ты сразу не сказал, глупенький! Не бойся, я расскажу тебе, как все надо делать.

‑ Нет уж, ‑ пробурчал В. и попытался оторвать от себя паренька, но тот вцепился в него мертвой хваткой.

‑ Я Фифуфон, ‑ сказал парень, кокетливо склонив голову набок и приложив свободную руку к груди.

‑ В., ‑ представился В.

‑ Вот и познакомились, В., ‑ пропел Фифуфон. ‑ Теперь у нас все как по маслу пойдет, вот увидишь.

В. всерьез раздумывал, не позвать ли на помощь, но взглянув на Фифуфона, он понял, что тот в два раза меньше его, и ему вряд ли удастся заставить В. сделать что‑нибудь помимо его воли.

‑ Ты какой‑то напряженный, ‑ сказал Фифуфон, нежно разминая В. спину. ‑ Да в чем дело? Я же тебя не заставляю! Ты сам пришел! ‑ продолжил Фифуфон укоризненно.

«Тут напряжешься, пожалуй», ‑ подумал В., прикидывая как бы поделикатнее отцепить от себя Фифуфона и смотаться из этого зала.

‑ Сладенький, тебе ведь придется раздеться, иначе никак не получится, ‑ заявил Фифуфон, медленно стягивая пиджак с плеч В.

В. почувствовал подкатившую к горлу тошноту.

‑ И не надо стесняться Фифуфона, я могу и не смотреть, ‑ и Фифуфон игриво прикрыл ладошкой глаза.

‑ Эй ты! ‑ В. наконец рассвирепел. Он собрался послать Фифуфона куда подальше, как тот вдруг выпалил сердито:

‑ Что такое? Чего ты артачишься? Как ты мыться в одежде собираешься?

‑ Мыться? Где мыться? ‑ не понял В.

Фифуфон подчеркнуто громко вздохнул и указал наманикюренным пальчиком на водяную стену:

‑ А это для чего по‑твоему?

‑ Нет, нет… пожалуй, я не буду… может быть, в другой раз… ‑ проговорил В. и попятился к двери.

‑ Так и будешь замарашкой ходить? ‑ спросил Фифуфон, многозначительно поморщившись.

‑ Я… ‑ тут только В. вспомнил, что он действительно давно уже не прибегал к помощи мыла и мочалки. Подумалось В. и о том, что, вполне вероятно, в этом странном Доме у него долго не будет другой возможности помыться. А еще В. вспомнил, как благоухает Леяна. В. представил себе эту картину: ухоженная красивая девушка и рядом оборванец в грязном рубище, от которого несет помойкой. В. заколебался.

‑ Да это пара пустяков, ‑ сказал Фифуфон, словно понимая сомнения В. ‑ Ты только не дергайся, а спокойно, целенаправленно иди, понятно? Главное, не останавливайся и не поворачивай назад, а не то засосет.

В. покрылся испариной. Засосет? Куда интересно?

А Фифуфон стал стягивать с В. его грязную одежду.

‑ Э‑э‑э… Не надо, я сам, ‑ остановил его В.

Фифуфон, обидевшись, пожал плечами и отошел в сторону.

‑ И не смотри, пожалуйста, ‑ сказал ему В.

Фифуфон, громко вздохнув, прикрыл рукой глаза.

Нехотя В. стянул с себя одежду. Брр! Холодно! Он сделал пару неуверенных шагов по направлению к водопаду. И страшно… Фифуфон затрещал:

‑ Не бойся, иди смело, если засосет, я тебя вытащу. Только не забудь: спокойно, целенаправленно, не поворачивая назад и не останавливаясь, понял?

‑ Ага, ‑ сказал В. и решительно зашагал к водяной стене. Словно в омут с головой, В. нырнул в водную гладь. И в тот же миг на него сверху обрушился мощный водный поток. «Не останавливаться, идти, не останавливаться», ‑ заклинал себя В., продираясь сквозь водную толщу. Это было нелегко. С невероятной силой поток увлекал его вниз. Чтобы шагать, ногам приходилось преодолевать чудовищное сопротивление. Кроме того, В. не мог вдохнуть, а воздуха в легкие он набрал маловато. Страсть как хотелось отступить обратно и выскочить поскорее за пределы водяной стены, но В. помнил наставления Фифуфона на счет того, чтобы «не поворачивать назад», и потому упорно прорывался вперед сквозь стену из воды.

Так, задыхаясь, борясь с водной стихией, В. продвигался с превеликим трудом вперед. Вода лилась и лилась немилосердно на его голову, окатывая все его тело. В. даже показалось, что не только кожный покров, но и даже его внутренности омылись водой. «Только бы не засосало!» ‑ молился про себя В. Обещаниям Фифуфона он не очень‑то верил. Весьма сомнительно, что такой хиляк сможет вытащить В. из чудовищного водоворота.

«Не останавливаться, не останавливаться! Спокойно, целенаправленно!» ‑ повторял мысленно В., проклиная в глубине души и водяную стену, и Фифуфона. И когда уже В. почти выбился из сил, наконец водная толща оборвалась, выплюнув В. на воздух. В. судорожно вдохнул. Почему‑то он находился опять с той же стороны водопада, с какой вошел. Фифуфон смотрел на него сквозь пальцы и усмехался.

‑ Вот и славно, милый, ‑ пропищал Фифуфон. ‑ Теперь ты чистый и душистый!

В. чувствовал себя не только чистым и душистым, но бодрым и освеженным. Он окинул себя взглядом. На ум пришло сравнение: словно искупался в горячей молочно‑медовой ванне. Хотя В. никогда не принимал молочно‑медовых ванн, но почему‑то ему так подумалось. Как ни странно, ногти на ногах и руках оказались аккуратно подстрижены и отполированы до блеска. Фифуфон вытащил из кармана зеркальце и показал В. его отражение. В. был аккуратно подстрижен и чисто выбрит.

‑ Чудо! ‑ пропел Фифуфон.

Тут В. вспомнил, что он абсолютно голый, и смутился.

‑ Мне бы… эээ… ‑ промычал он, указывая на свою одежду, валявшуюся на полу.

‑ Пожалуйста, ‑ Фифуфон подобрал грязную одежду В. и подал ее В. двумя пальцами. ‑ Надеюсь, в следующий раз придешь в чем‑нибудь более приличном.

В. и сам надеялся на это, но сейчас, делать нечего, пришлось напялить на свое чистое тело грязную рвань.

‑ Заходи в любое время, дорогой, ‑ говорил Фифуфон, провожая В. к двери. ‑ Буду ждать, ‑ сказал он, вытолкнув В. за дверь и послав ему на прощание воздушный поцелуй.

 

...

 

За дверью В. ждала Леяна. Быстро прошептав ему на ухо: «Это была Мойка!», ‑ она ловко ухватила В. под руку и, не дав В. опомниться, пихнула его в следующую дверь со словами: «А теперь Гардеробчик!» В. упирался и протестовал. Он хотел было категорически заявить, что ему нужна передышка после визита к Фифуфону, но Леяна проявила завидную сноровку, и В. тут же оказался за дверью, на табличке которой была изображена вешалка.

В. невольно съежился, ожидая какого‑нибудь подвоха. Он оглянулся: дверь захлопнулась, и Леяна осталась за ней. Здесь было тихо. Приятный мягкий свет заливал помещение, заставленное рядами вешалок с одеждой. В. окружало бесконечное множество разнообразных платьев, блузок, юбок, брюк, костюмов и другой всевозможной одежды. Повсюду были расставлены манекены, довольно причудливо одетые. В. еще не случалось видеть одежды подобного кроя. Все вышеперечисленное отражалось в многочисленных зеркалах, точнее, в зеркальных стенах. Где‑то вдалеке виднелись примерочные кабинки.

Впрочем, В. не успел ничего толком разглядеть, потому что перед ним появились, как из‑под земли выросли, три молоденькие особы. Лица у всех троих были прехорошенькие и совершенно одинаковые. Их нельзя было бы отличить друг от друга, если бы не их распущенные длинные волосы: у первой они были медно‑рыжими, у второй – иссиня‑черными, а у третьей – белыми. Брюнетка была одета в подобие сари, рыжая – в нечто вроде костюма пастушки, а тело блондинки едва прикрывали шелковые лоскуты, изображавшие листья. Все три девушки разом протянули свои холеные ручки В.

‑ Ториквия, ‑ представилась рыженькая.

‑ Вириктоя, ‑ сказала брюнетка.

‑ Ритоквия, ‑ произнесла блондинка.

В. пожал все ручки по очереди и тоже представился:

‑ В.!

‑ Вам… ‑ сказала Ториквия.

‑ Помочь… ‑ продолжила Вириктоя.

‑ Чем‑нибудь? ‑ закончила Ритоквия.

Это было сказано так быстро и совершенно без пауз, что создавалось впечатление, что всю фразу произнесла одна из них, тем более что и голоса девушек были совершенно одинаковыми. В. глянул на свои обноски, потом на множество одежды вокруг, и подумал, что помощь ему, пожалуй, не помешала бы. Он кивнул.

Девушки воодушевились и с радостными улыбками затараторили, бросая на В. быстрые изучающие взгляды.

‑ Очевидно….

‑ Нужен…

‑ Новый….

‑ Костюм, ‑ произнесли они.

‑ Какой…

‑ Стиль…

‑ Предпочитаете?

У В. закружилась голова. Если они и дальше будут так трещать на три голоса, то у него ум зайдет за разум.

‑ Одежда…

‑ Для…

‑ Спорта…

‑ Отдыха…

‑ Развлечений?

‑ Какие…

‑ Ваши…

‑ Любимые…

‑ Цвета?

‑ Есть…

‑ Предпочтения…

‑ В тканях?

‑ Вельвет…

‑ Шелк…

‑ Хлопок…

‑ Шерсть…

‑ Лен?

В. поспешно их остановил:

‑ Пожалуйста, пожалуйста, все на ваше усмотрение. Я целиком и полностью доверяюсь вам. Только у меня нет денег… Меня не предупредили…

‑ Что?

‑ Какие?

‑ Деньги?

‑ Чепуха!

‑ Забудьте!

‑ Мы…

‑ Так…

‑ Рады…

‑ Что вы…

‑ Заглянули!

Все три щелкнули пальцами рук. Здесь началась какая‑то катавасия. Зазвучали громкие аккорды музыки. Ториквия прильнула к В. слева, а Вириктоя справа, и они потащили В. вглубь зала. Ритоквия царственно шествовала впереди, так покачивая бедрами, что казалось, будто у нее вместо суставов шарниры. Внезапно Ритоквия сделала выпад ногой, потом еще пару движений в такт музыке. Она оглянулась через плечо и подмигнула В. Ториквия тоже умудрялась, ухватившись за руку В., танцевать, впрочем, как и Вириктоя. Тут В. обнаружил, что и сам он не просто так шагает. Его ноги как‑то чудно вздрагивали, так и норовя то носок загнуть, то притопнуть пяткой.

В. не успел опомниться, как пустился в пляс вместе с тремя сестричками. Причем В. оказался искусным танцором, чего раньше за ним никогда не водилось. «Такая ты красотка, шикарная походка», ‑ надрывался невидимый певец хрипловатым голосом, а В., заломив руку, кружил Ториквию. «Взгляни в глаза мне, детка, ты сладкая конфетка», ‑ продолжалась песня, а В. уже выделывал кренделя на пару с Вириктоей. Все вместе выглядело как хорошо отрепетированный танцевальный номер. В. почувствовал себя актером мюзикла или кинофильма. Вот‑вот послышатся аплодисменты зрителей или режиссер прокричит: «Стоп! Снято!»

Сестрички схватили каждая по костюму и принялись примерять их на В., невообразимым образом совмещая эту процедуру с разухабистым танцем. При этом В. подыгрывал им как мог, ни на минуту не прекращая танцевать. В. видел в зеркалах свое отражение, он выглядел более чем странно: полные недоумения округлившиеся глаза, вопрошающие: «Что происходит?» ‑ и физиономия, на которой застыла залихватская улыбка заядлого танцора.

Непонятно как В. оказался переодетым в прекрасно сшитый костюм, накрахмаленную рубашку и даже переобутым в новые туфли. Костюм был какого‑то чудного кроя, но при этом невероятно удобный: когда В. в танце высоко поднимал ноги или широко разводил руки, ему ничто не мешало. «Тара‑ра‑ра… тара‑ра‑ра…» ‑ звучала музыка, а В. с сестричками бил чечетку. Они кружились по всему залу, пока В. не оказался у дверей и музыка не смолкла. Едва только все стихло, Ритоквия вытолкнула В. за дверь и закрыла ее прямо перед его носом. В. обдало потоком воздуха от хлопнувшей двери так, что волосы на голове шевельнулись. Он обнаружил себя опять на Базе, но уже в новом костюме и новых туфлях. Рядом хохотала Леяна.

‑ Ну как? ‑ сквозь смех спросила она.

В. только ошалело таращился на Леяну.

‑ Понравилось? ‑ спросила она, явно насмехаясь над В. ‑ Ты просил тебе помочь?

В. кивнул. Леяна разразилась еще одним взрывом смеха.

‑ На будущее, ‑ сказала Леяна, взяв В. под руку, ‑ не советую просить сестричек о помощи, ‑ она многозначительно подняла брови. ‑ Ведь ты можешь справиться и сам! Совсем не обязательно бить чечетку, выбирая туфли! ‑ обескураженный вид В. снова заставил Леяну хохотать.

Кстати, за глаза мы их называем ТриВики, ‑ она кивнула в сторону двери, за которой В. только что обнаружил у себя талант танцора. ‑ Могут уморить тебя до полусмерти, только дай им волю. А этот зал называется Гардеробчик, можешь обращаться, если будет надобность, ‑ выражение лица В. красноречиво говорило о том, что в ближайшее время он будет держаться от Гардеробчика подальше.

Леяна окинула В. изучающим взглядом:

‑ Мда, так гораздо лучше. Вкус у них есть, в этом им не откажешь. Продолжим? ‑ спросила она, указывая на следующую дверь.

В. яростно затряс головой. К нему еще даже не вернулся дар речи! Он не готов к новым сюрпризам!

‑ Да не бойся, глупыш, я пойду с тобой, все будет хорошо, ‑ заверила В. Леяна и потащила его к двери.

В. уперся, не желая двигаться с места. Ни за что! А Леяна все смеялась.

‑ Клянусь, ‑ сказала она, прижав руку к груди, ‑ там нет ничего страшного!

В. скептически посмотрел на нее. «Так я тебе и поверил», ‑ говорил его взгляд.

‑ Пожалуйста, ‑ упрашивала его Леяна, ‑ зайдем сюда! На этот раз тебе действительно понравится, я обещаю.

Наконец ей удалось‑таки сдвинуть В. с места. Поразмыслив, В. решил, что зря упирается, наверняка нет ничего страшного за этой дверью, не съедят же его там! Наконец, он сдался и последовал за Леяной. «Хотя насчет не съедят я, возможно, ошибаюсь…» ‑ промелькнуло в голове у В., когда он разглядел на двери табличку с изображением перекрещенных ножа и вилки.

 

 

Глава 6. Угорь на вертеле по‑лангальски и бордовое вино

 

Но В. зря опасался. Ничего ужасного за дверью действительно не было. А были там маленькие столики, уютные диванчики, бархатные занавеси на окнах. Под потолком виднелась причудливая лепнина. Приятный мягкий свет озарял все теплым сиянием. Приглядевшись, В. заметил, что свет исходит от горящих свечей, которые стоят в разноцветных фигурных емкостях, наполненных до краев… водой! Каким‑то невообразимым образом жидкость и огонь сочетались в этих диковинных светильниках, что давало неотразимый эффект.

Оказавшись здесь, В. сразу же вспомнил свои золотые времена, когда обед в ресторане высшего класса был для него обычным явлением. Однако великолепие тех заведений меркло перед убранством Пятого зала, представшего его взору. И В. порадовался, что успел наведаться к ТриВикам в Гардеробчик и облачиться там в подобающее такому шикарному месту одеяние.

‑ Это Ресторация, ‑ шепнула Леяна и провела В. к небольшой стойке.

‑ Уж понятно, что не столовая, ‑ буркнул В.

За стойкой нарисовался высоченный тип с черными, как смоль, волосами и загорелым лицом. Он был облачен в черный фрак с белой манишкой, благодаря которой его лицо выглядело еще темнее. Под носом у типа красовались залихватские напомаженные усищи, длинные тонкие концы которых были задраны высоко вверх. Тип недобро глянул черными маслинами глаз на В., однако Леяну он удостоил лучезарной улыбки.

‑ Весьма рад! Весьма! ‑ заговорил он густым сочным басом, едва только В. с Леяной подошли к стойке. ‑ Давно не видел тебя, солнце мое! ‑ приветствовал он Леяну. Та в ответ подала типу свою ручку, которую тот звучно поцеловал, причем, как показалось В., слишком уж долгим поцелуем.

‑ Привет, Кларло! ‑ жеманно сказала Леяна. ‑ Куда ты пропал? Как ни загляну в Ресторацию, всегда к Жирмиле попадаю, а тебя все нет и нет.

‑ Мда, понимаешь, тут такое дело… ‑ Кларло неприязненно глянул на В., ‑ я… эээ… ‑ он явно хотел сообщить Леяне, чем был занят такое долгое время, но присутствие В. не позволяло ему раскрыть карты. – Я был… эээ… там… ‑ и Кларло многозначительно округлил глаза. ‑ Ну, ты сама знаешь, ‑ заключил он наконец и с вызовом посмотрел на В., который в свою очередь сделал вид, что разглядывает лепнину на потолке.

Леяна понимающе кивнула.

‑ Мы можем пройти? ‑ спросила она.

‑ Да, конечно, ‑ ответил Кларло и со скучающим видом добавил: ‑ Посетителей немного, встречать некого, так что я сам вас обслужу.

Кларло вышел из‑за стойки и прошел в зал. Леяна и В. последовали за ним. При этом, как оказалось, за стойкой Кларло прятал мускулистые волосатые ноги, облаченные в черные атласные шорты, короткие и облегающие. В. невольно хмыкнул при виде такого странного наряда, но Леяна и бровью не повела, даже несмотря на то, что на голых ступнях Кларло болтались мягкие черно‑белые тапочки. «По крайней мере, по цвету его костюм выдержан!» ‑ мысленно глумился над Кларло В. Он придирчиво рассматривал спину Кларло, которая выглядела довольно внушительно. В. окинул взглядом всю его фигуру – росту Кларло был богатырского. Но эти его ноги в шортах! В. подавил смешок.

Леяна с В. прошли в зал и уселись за одним из столиков у окна. За окном В. опять увидел далеко внизу знакомые ему улицы города, покрытые мраком ночи. На столике горела свеча, а стоявший здесь букетик белых цветов источал экзотический аромат. В. удобно устроился на мягких полосатых подушках, разбросанных на диванчике, и теплая волна уюта и довольства накрыла его. «А здесь неплохо, ‑ подумал В., с наслаждением потягиваясь. ‑ Я мог бы сказать, что это лучший ресторан из всех, где я бывал, если бы не этот черноусый сыч», ‑ В. перехватил колючий взгляд стоявшего у столика Кларло. Тот взирал на В., не скрывая неприязни, и зачем‑то время от времени зажмуривая один глаз. Может быть так Кларло выражал свои сомнения относительно персоны В.

Кларло щелкнул пальцами, и к их столику подбежал официант, кативший перед собой тележку, нагруженную толстенными книгами. Официант раскланялся и убежал, но В. успел заметить в облике официанта отдаленное сходство с Кларло, по крайней мере, официант был таким же смазливым, черноволосым и загорелым.

‑ Какой том изволите? ‑ обратился к В. Кларло, испепеляя его огненным взглядом. Он указал жестом на тележку.

‑ Том чего? ‑ полюбопытствовал В., бросая неловкие взгляды на тележку. «Что это, собрание сочинений или энциклопедия?» ‑ хотел он было спросить, но, к счастью, не успел, потому что Кларло фыркнул:

‑ Не энциклопедии же! Так какой том? ‑ спросил он снова с таким видом, как будто интересовался, какой из этих толстенных книжищ огреть В. по голове.

В. раздраженно глянул на Леяну. Хоть бы намекнула В., что за тома! Почему она ничего ему не объяснила? Неужто обязательно всегда выставлять его на посмешище! Но Леяна по‑прежнему молчала, и В. ляпнул наобум:

‑ Седьмой том, пожалуйста!

Кларло достал книгу из стопки на тележке и бухнул ее перед В. На синей бархатной обложке были выбиты большие золотые буквы «Р, С, Т». В. наугад открыл книгу. Строчки, написанные крохотными буквами, замелькали перед глазами: «Рыба в горшочке… рыба в тесте… рыба тушеная в молоке… рыба под гранатовым соусом… рыбное филе с каперсами… рыбное филе маринованное… »

Так это всего‑навсего меню! Что ж, прекрасно! Уж здесь‑то В. наконец в своей тарелке во всех смыслах, простите за каламбур. Настало время проявить себя. Он сделает в высшей степени утонченный выбор, заказав изысканные блюда, которые идеально сочетаются друг с другом. Уж в этом‑то он мастер! Не прошли даром золотые годы богатой жизни – тогда В. был любимым клиентом во всех лучших ресторанах города. Без сомнения, Леяна заинтересуется кулинарными познаниями В. Конечно, это не бог весть какое умение – выбирать блюда в ресторане, но ему так хочется поразить Леяну хоть чем‑то! В. с горящими глазами листал пятый том, изучая меню.

Палец В. остановился на «Рагу из мяса диких зверей по‑зафхански». Был указан состав блюда: «Мясо диких зверей Айфрики, сладкий перец, сливки, лук, чернослив, шафран, мята…» и так далее. Интересно, мясо каких именно диких зверей Айфрики использовано в этом блюде? Зебры, возможно? В. задумался, устремив взгляд в потолок: какой вкус у мяса зебры? Да так размечтался, что и впрямь почуял запах жареного мяса.

В. вернулся взглядом к меню и вздрогнул от неожиданности: над страницей книги возникла то ли голограмма, то ли проекция. В. не понял, что это было, но он увидел висящую в воздухе тарелку с кусочками мяса с подливкой. Изображение было совершенно как настоящее, В. даже захотелось попробовать на вкус содержимое тарелки, но все‑таки он воздержался, опасаясь, что Леяна его высмеет. В. убрал палец со строчки меню и тарелка исчезла.

Что ж, пожалуй, В. закажет угря на вертеле по‑лангальски, к нему спаржу холодную под соусом конгрет, салат из артишоков и салат из бамий с базиликом. Еще неплохо бы попробовать суп мольгейский сливочный с сельдереем. А на десерт подойдет фисташковое парфе и тафрийский шоколад. В. нашел в конце книги карту вин. Думается, здесь вполне уместен рислинг «Касохин Мозе Вуар». В. бодро произнес все вышеперечисленное вслух, причем Кларло добросовестно записал заказ в блокнотик. Довольный собой В. закончил отдавать распоряжения Кларло и только потом поднял глаза на Леяну.

Оказалось, у Леяны тоже имелось меню. Она держала в руках картонную красную папку, в которой болталось несколько листочков. Как только В. закончил диктовать свой заказ, Леяна быстро сделала маленьким карандашиком, прилагавшимся к меню, несколько загогулин на этих листочках и передала папку Кларло. Увы, и тут надежды В. не оправдались, Леяне было совершенно все равно, что он себе заказал. Более того, у нее было какое‑то свое особенное меню. Опять В. почувствовал себя дураком, рухнула его надежда показать себя наконец Леяне в выгодном свете. Теперь ему оставалось только смириться с этим фактом и ждать, пока принесут заказ. Кларло гордо удалился, метнув последний уничижительный взгляд на В.

Они сидели в полном молчании. В. пребывал в состоянии легкого нетерпения, у него не на шутку разыгрался аппетит. От нечего делать он принялся опять разглядывать лепнину. В. чуть не вскрикнул, когда обнаружил, что фигуры на потолке живые! Или, быть может, не живые, но, по крайней мере, движущиеся. Волоокая гипсовая красавица с широкими бедрами и обнаженной грудью даже подмигнула В. Он в смятении отвел глаза, и взгляд его упал на занавеси. Они‑то, кажется, не были живыми, но зато плавно меняли свой цвет: из фиолетовых постепенно стали зелеными, а потом изумрудно‑синими.

Под стать занавесям были и обои, из желтых они превратились в розовые. Рисунок на них только что изображал букеты цветов, но вот линии плавно перестроились и сложились в фигуры пастушек с овечками. Тут В. заметил, что в столешнице стола, за которым они сидели, плавают настоящие золотые рыбки. Словом, все вокруг В. непрестанно двигалось, даже солонка зачем‑то перебегала с места на место, словно за ней кто‑то гонялся. В. с тревогой глянул на стул под собой: того и гляди этот предмет мебели взбрыкнет, как норовистый конь, и, сбросив с себя В., ускачет пастись на зеленые луга.

Леяна спокойно смотрела в окно, постукивая пальчиками по столу и не обращая никакого внимания на В. Они молчали, пока официант не принес для В. салат из бамий, а для Леяны – тарелку, наполненную ярко‑зеленой жидкостью, в которой плавали какие‑то оранжевые хлопья. «Наверно новомодная диета», ‑ усмехнулся про себя В., увидев тарелку Леяны, но расспрашивать Леяну не решился. Его заказ выглядит гораздо аппетитней! Ему придется в одиночку оценить вкус этих деликатесных блюд, и он ни капельки об этом не жалеет, поскольку ужасно проголодался! В. накинулся на ужин, позабыв про все чудеса вокруг.

Леяна неторопливо съела свой, как его мысленно окрестил В., «рвотный суп», и на этом ее ужин, похоже, закончился. Пустую тарелку Леяны унесли, а для В. официант подтаскивал новые блюда, которые, кстати, были великолепны. В. с наслаждением дегустировал местную кухню, единственное, что расстраивало, так это то, что от подсаливания пришлось отказаться, так как солонку ему так и не удалось поймать.

Леяна, скрестив руки на груди, с интересом взирала на В., в то время как тот расправлялся с угрем на вертеле по‑лангальски. В., чтобы преодолеть неловкость, решил завязать разговор:

‑ И здесь с меня не возьмут денег? ‑ спросил он, кивнув в сторону тарелки.

Леяна нахмурила брови:

‑ Тебе уже сто раз говорили: забудь ты про деньги! К чему опять эти вопросы?

В. метнул на Леяну пронзительный взгляд:

‑ Я не дурак!

Леяна подняла брови.

‑ Я не дурак, ‑ повторил еще раз В. ‑ Бесплатный сыр только в мышеловке! ‑ размахивая вилкой с насажанным на нее кусочком угря, он продолжал: ‑ Не деньги, тогда что?

Леяна изобразила непонимание.

‑ Что вы возьмете с меня за все эти блага? ‑ спросил В. ‑ Эти сказочки не для меня, ‑ твердо заявил он. ‑ Думаешь, я поверю в какого‑то невидимого благодетеля, который готов осыпать меня абсолютно безвозмездными дарами? Думаешь, я поверю, что в одночасье обзавелся целой когортой слуг, которые будут шить костюмы и готовить угря на вертеле по‑лангальски в любое время дня и ночи по моему желанию?

Леяна гневно сверкнула на В. глазами:

‑ Эти люди не слуги тебе!

‑ А кто же они? Помощники? Ассистенты? ‑ ехидно спросил В.

‑ Кто угодно, только не слуги. Здесь нет ничьих слуг! ‑ отчеканила ледяным голосом Леяна.

‑ Допустим. Но если я не плачу денег за этот ужин, стало быть, кто‑то не получает денег за свою работу, разве не так?

‑ Ты прав, повар не получит денег, ‑ кивнула Леяна.

‑ Тогда это не просто услужение, а настоящее рабство! ‑ воскликнул В. ‑ Правильно ли я понял, что в этой Ресторации все работают задарма? Повар, официант, Кларло? ‑ В. скорчил гримасу сомнения.

‑ Можно сказать и так, ‑ ответила Леяна. ‑ Только они не работают.

‑ А что же они тогда делают? ‑ саркастически осведомился В. ‑ Трудятся? Вкалывают? Горбатятся?

Леяна посмотрела на В. так, словно он был полным кретином, и молвила:

‑ Они играют. Неужели не понятно?

В. даже поперхнулся куском угря.

‑ Играют? То есть развлекаются? ‑ спросил он. ‑ К тому же еще и абсолютно безвозмездно?

‑ Да, абсолютно безвозмездно.

‑ Ерунда, ‑ В. пренебрежительно махнул вилкой. ‑ Я еще могу поверить, что готовить пищу можно только ради собственного удовольствия, но мыть посуду… или пол, ‑ и В. с сомнением оглянулся вокруг, ожидая увидеть где‑нибудь незамеченную им ранее грязь.

‑ Почему бы не поверить? – с вызовом спросила Леяна. ‑ Только потому, что ты сам не любишь мыть пол?

‑ Да, не люблю! ‑ раздраженно проговорил В. ‑ А что можно любить в таком занятии?

‑ Если тебе не по нраву подобного рода занятие, ‑ спокойно отвечала Леяна, ‑ так значит и никто другой не может найти в нем ничего интересного?

‑ Брось, Леяна! Тебе нравится мыть пол? Какой интерес в том, чтобы возиться в грязи?

‑ Иногда грязь необходима.

‑ О чем ты говоришь, как грязь может быть необходимой?

‑ Бывают такие моменты, когда хорошее мытье полов – это именно то, что тебе нужно.

‑ Не знаю, никогда не испытывал настоятельной потребности помыть пол.

‑ Вот именно, не знаешь. А бывало у тебя ощущение, что тебе катастрофически необходимо что‑то сделать, но ты не мог понять, что именно?

‑ Возможно, ‑ нехотя ответил В.

‑ Думаю, тогда тебе и стоило помыть пол, но ты не догадывался об этом.

Видя озадаченное лицо В., Леяна расхохоталась.

‑ Непременно попробуй как‑нибудь, ‑ смеялась она, ‑ помыть пол в трудную минуту. Сам увидишь, лучшего средства для решения всех проблем не найти.

В. нахохлился. Вовсе не так должен был закончиться этот спор! В. не какой‑то там глупый несмышленыш, хотя Леяна, похоже, так не считает.

‑ Кстати, ‑ добавила Леяна. ‑ Я думаю, найдутся даже те, кто скажет тебе спасибо, если ты запачкаешь пол, чтобы у них была возможность его помыть.

‑ Прекрасно, ‑ пробубнил В. ‑ Постараюсь оставить за собой побольше следов, ‑ и он принялся стряхивать крошки со стола на пол.

‑ Не нужно понимать все так буквально, ‑ усмехнулась Леяна.

‑ Я вовсе не… ‑ начал В. и замолчал. Похоже, у него остается только одна возможность сохранить здесь свое достоинство: всегда и везде, при любых обстоятельствах не раскрывать рта.

‑ К примеру, ТриВики, ‑ продолжала Леяна, ‑ думаешь, они из вежливости сказали, что рады твоему визиту? Вовсе нет. Они действительно были ужасно рады. Ведь они просиживают в Гардеробчике целыми днями в надежде дождаться кого‑нибудь, на ком можно было бы отточить свое умение. Стерегут клиентов, как пауки мух, потому что наряжать друг друга им уже давно надоело. Но к ним редко кто заглядывает, а уж тем более, мало кто просит их о помощи, ‑ и Леяна расплылась в улыбке, очевидно, вспомнив, как В. недавно попался в сети ТриВик.

‑ Вот как? ‑ холодно спросил В. ‑ Здешние жители не любят наряжаться?

‑ Пожалуй, им просто некогда этим заниматься, ‑ отвечала Леяна. ‑ Хотя некоторые чудики еще развлекаются подобным образом. Но и они скорее любят сами создавать одежду, чем наряжаться, как ты выражаешься. А остальные забегут раз в год, наберут все необходимое, и поминай как звали. Сколько раз я говорила Тривикам: бросьте вы это дело, найдите себе какое‑нибудь другое занятие, но все без толку. Кстати, если ты хочешь обзавестись вторым костюмом, то тебе опять придется наведаться к сестричкам, ‑ улыбнулась Леяна.

В. только вздохнул в ответ. Он смотрел на пухлые розовые губки Леяны, искривленные ехидной усмешкой, и думал о том, как он хотел бы сжать эти губы своими губами, или накрыть ее хорошенький ротик своей ладонью, чтобы она ни слова не могла вымолвить. Чтобы ничего не могла сказать В. Разве что только простонать… В. сдавил рукой стакан с вином так, что побелели пальцы. К счастью, стакан выдержал, иначе Леяна нашла бы еще один повод для веселья.

Больше В. не проронил ни слова. Он свирепо расправился с десертом и они покинули Ресторацию. Перед выходом В. наведался в местный туалет, который его тоже впечатлил, там было даже два немаленьких фонтана.

У самых дверей они распрощались с Кларло, причем Леяна сердечно поблагодарила Кларло за великолепный ужин, а В. лишь хмуро промолчал. Когда они с Леяной уже уходили, В. поймал пламенный взгляд Кларло, направленный на Леяну, и В. мог поклясться, что в тот момент ни один стакан не уцелел бы в руках усатого верзилы. В. сжал кулаки. Как славно было бы оборвать этому хлыщу усы! К счастью, дверь захлопнулась, скрыв от взора В. горящие очи Кларло.

Завидев, что они идут по направлению к лифту, В. тяжко вздохнул. «Опять эта колымага!» ‑ ругался он про себя, но делать было нечего. Оставалось только надеяться, что в дальнейшем В. узнает другой способ перемещаться по зданию. Он бы с большим удовольствием одолел сейчас длиннющую лестницу, чем вытерпел еще одну поездку на этой развалюхе, тем более что в его животе угорь по‑лангальски встретился с фисташковым парфе, а это не сулило ничего хорошего. Они вошли в лифт и поехали, куда – это опять было для В. тайной.

 

...

 

Старый железный ящик (так В. мысленно окрестил лифт, что довольно точно, несмотря на позолоченные кнопки, соответствовало сущности этого подъемного устройства) трясся по невидимым причудливым шахтам. В. молча сверлил глазами пол и даже не смотрел на Леяну, опасаясь снова пасть жертвой ее чар. Он догадывался, что она исподтишка со сладенькой ухмылкой поглядывает на него. Какую странную власть она заполучила над В.!

Еще ни одна привлекательная особа не повергала его в такое смятение. Он испытывал раньше и нежность, и влечение, и то чувство, которое без сомнения можно было назвать любовью, но никогда он не ощущал того невыносимо прекрасного безумия, которое овладевало им, стоило ему только посмотреть в хорошенькие глазки Леяны.

В. уже начинал сожалеть о том, что вместо Мистера, этого противного старикашки, ему приходится иметь дело с Леяной. Пожалуй, из них двоих большую власть над В. имела именно она, а В. не хотел быть подвластным кому бы то ни было. И потому он неслышно клялся самому себе, что отныне только холодная трезвая расчетливость будет руководить его действиями, но уж никак не эта бестолковая расхлябанность, в которой он пребывал с самого утра.

Наконец лифт остановился. Дверь открылась, и Леяна уверенно шагнула в темноту. В. последовал за ней. Дверь захлопнулась за его спиной, и он оказался в непроглядной тьме. Вокруг царила такая тишина, что В. почти слышал стук своего сердца. Леяна замерла где‑то поблизости, по крайней мере, В. надеялся на это. Он чувствовал себя крайне неуютно. Впрочем, В. уже начинал привыкать к подобному состоянию. Здесь, в этом Доме, ему с самой первой минуты было неуютно.

Несколько минут прошло в абсолютной тишине. Леяна ничем не выдавала своего присутствия. В. тихонько позвал: ‑ «Леяна!» ‑ и прислушался, не слышно ли ее дыхания или шороха платья. Нет, ни звука. Раздражение овладевало В. Ну и шуточки! Но минуты тянулись, и В. надоело тупо стоять на месте. Он сделал несколько неуверенных шагов, пытаясь нащупать в темноте хоть что‑то, но вокруг была пустота. После нескольких безуспешных попыток В. сдался. Он уселся на пол и стал ждать, сам не зная чего.

«Так не интересно‑о‑о!» ‑ протянул знакомый В. сладкий голосок. Тут кто‑то хлопнул в ладоши и яркий свет прорезал тьму. В. сперва зажмурился, потом с трудом разлепил глаза и огляделся вокруг.

Довольно просторное жилище было заставлено мебелью с бордовой плюшевой обивкой. Диванчики, креслица, стульчики – все мягкое, пузатое, с изогнутыми ножками – толпились в этой комнате, как стадо причудливых бордовых животных. Немалое количество пуфиков было расставлено вокруг В. Он никак не мог миновать их в своих поисках во тьме, но почему В. не споткнулся ни об один из них – об этом он не задумывался, потому что ему уже надоело задумываться обо всем странном, что происходило с ним. Но бордовые пуфики не особо интересовали В. еще и потому, что наконец его взгляд нашел Леяну.

Милое создание возлежало на одном из диванчиков в розовом полупрозрачном халатике, отороченном розовым пухом. Правая ее рука покоилась на подушке, а в левой она держала бокал с чем‑то бордовым, судя по всему там было вино. Это представлялось В. вполне закономерным: попивать бордовое вино на бордовом диванчике, в то время пока В. изображает из себя незрячего идиота, вполне в духе Леяны. Леяна широко улыбалась. «Так не интересно‑о‑о, ‑ протянула она опять. ‑ Хотелось бы увидеть что‑нибудь более замысловатое, чем это». Поставив бокал на столик и легко спрыгнув с дивана, Леяна принялась на полусогнутых ногах, растопырив руки, нетвердо шагать по комнате с выражением слабоумия легкой степени на лице.

В. молча взирал на нее. Он понятия не имел, как Леяна могла наблюдать за ним в кромешной тьме, может быть, у нее имелся прибор ночного видения специально для такого случая. Этот спектакль как две капли воды походил на представление, которое он видел вчера в исполнении Мистера. Теперь В. уже не сомневался, что Леяна родня Мистеру. Определенно, их стиль общения с В. отличался чудовищным однообразием.

Но В. уже был научен горьким опытом, и потому он с выражением непоколебимого беспристрастия на лице взирал на Леяну, стараясь не закипеть. А Леяна залилась звонким смехом, потом подбежала к В., который по‑прежнему восседал на полу со скрещенными ногами, и плюхнулась рядом с ним. Вдруг она обвила руками его шею и, заглядывая ему в глаза, робко проворковала:

‑Прости, не смогла удержаться, захотелось немного пошалить, ‑ при этом пальцы ее рук перебирали волосы на затылке В. Как и следовало ожидать, через минуту от гнева В. не осталось и следа, и он позволил себя увлечь на один из пухлых диванчиков.

Леяна уселась рядом с ним, подобрав под себя голенькие ножки. Когда она вот так сидела рядом, все мысли удивительно быстро улетучивались из головы. Леяна опять взяла в руку бокал и потягивала вино. Или может быть не вино, а гранатовый сок. В. не знал, что она там потягивала, ведь ему‑то не предложили попробовать. Пальчиками другой руки она играла с пухом на своем халатике. Эта сцена могла бы выглядеть пошло, если бы на месте Леяны была любая другая женщина. Вся обстановка и ее наряд подошли бы дешевой проститутке, но Леяна в этом антураже выглядела как маленькая клубничная принцесса.

Кровь закипала в В. «Боже, как глупо, как банально! Я похож на дикого зверя, принюхивающегося к самке, ‑ мелькнуло в голове у В. ‑ И ведь она нарочно дразнит меня, а я это понимаю. Тем обидней опять попасться в ее сети. Я должен держать себя в руках. Если снова размякну, то потеряю последние крохи самоуважения…»

Но все увещевания были напрасны, сколько угодно В. мог уговаривать себя не смотреть на Леяну, но его взгляд был прикован к ней, а нос так и норовил поглубже вдохнуть ее сладкий ванильный аромат. Не в силах противиться ее неслышному зову, В. положил руку на атласное бедро Леяны.

Его рука легко скользила по ее нежной коже. В. привлек Леяну к себе, а она прижалась к нему всем телом. Еще миг ‑ и он коснулся губами ее губ. В. повалил Леяну на диван и накрыл ее своим телом. Он целовал ее, и казалось, что она таяла под ним как масло. Древний как мир инстинкт завладел ими. В. вспоминал о прошедшем дне, о том, как Леяна заставляла его чувствовать себя идиотом, и чем больше он вспоминал о своем унижении, тем более жгучим становилось его желание.

«Слова, слова… Как много их было сказано, ‑ думал В., лаская Леяну. ‑ Но здесь, сейчас, нет слов. Теперь я повелеваю. Закрой глаза и отдайся мне вся, целиком. Я так хочу. И так будет. Я хочу, чтобы каждая частица твоего тела покорилась моей воле. Я хочу, чтобы ты билась подо мной, как раненая птица, и затихла потом без сил в сладкой истоме. Я хочу, чтобы ты подарила мне свое сокровище, которое прячешь ото всех…»

В. мог поклясться, что Леяна поддается, послушная малейшему движению его рук. Мог поклясться, что и она нестерпимо хочет того же, чего так жаждет он. Но в один миг все переменилось. Она вдруг напряглась, ее живот, который В. чувствовал своим животом, стал каменным, а руки железной хваткой вцепились в запястья В.

В. взглянул в ее глаза – они светились холодным стальным блеском.

‑ Довольно! ‑ резко крикнула она, и, проявив недюжинную силу, стряхнула с себя В. как котенка.

Она отпрыгнула подальше от дивана, на котором В. приходил в себя. Леяна смерила В. взглядом, в котором он прочел множество чувств, и все они не сулили В. ничего хорошего.

‑ Довольно! ‑ холодно повторила Леяна, запахнув халат и пригладив обеими руками волосы. Под ее пальцами непослушные кудри вдруг разом прижались к голове. С прилизанными волосами и строгим взглядом Леяна стала похожа на школьную учительницу. Медленно рассудок возвращался к В.

‑ Я здесь только для того, чтобы показать тебе твою комнату, ‑ спокойно сказала Леяна, словно только что они с В. не терзали диван возней разгоряченных тел, а разгадывали кроссворды.

В. изумленно таращился на Леяну. Его комнату? А он был уверен, что это ее комната! Леяна пожала плечиками, словно прочитав его мысли:

‑ Что касается обстановки – это моих рук дело, ‑ она кивнула в сторону бордовых пуфиков. ‑ Я хотела, чтобы тебе было уютно.

В. невольно улыбнулся: странные у нее представления об уюте.

‑ Тебе пока сложно будет модификцировать, если это в данный момент вообще… ммм… возможно. Поступим так. Ты устроишься здесь, ‑ она ткнула пальчиком в большой диван и вопросительно уставилась на В.

А В. вдруг почувствовал себя смертельно усталым. Он не стал спорить и прилег на диван. Леяна невесть откуда достала большое бордовое одеяло и укрыла им В., Как только она это сделала, одежда В. волшебным образом оказалась аккуратно повешенной на спинку стула.

‑ Вот и чудно! А утром за тобой придут, не беспокойся, ‑ Леяна направилась к двери, за которой, как догадывался В., скрывался лифт. На прощанье Леяна загадочно молвила:

‑ Вряд ли получится, но можешь попробовать… Запомни: если проснешься не открывая глаз, то сможешь сотворить с этой комнатой все что угодно, ‑ сказала она.

В. только изумленно поднял брови в ответ. Он не имел никакого представления, о чем лопотала Леяна.

‑Неважно, все равно забудешь, ‑ добавила Леяна, и зачем‑то дважды хлопнув в ладоши, прошептала: ‑ Спокойной ночи.

С этого момента В. провалился в небытие.

 

 

Глава 7. Калейдоскопический калорифер законопатился

 

Странный сон приснился В. Там были живые стены, и тающие двери, и сумасшедшие старушки, и Парадный Татачи, и Дундук, и зайцы с брюквой, три или четыре Вики, и куча всякой всячины… А еще Мистер, бррр, пренеприятнейший старикан!

«Кто этот Мистер? ‑ думал в полусне В., беспокойно ворочаясь на своем ложе, ‑ Чего он хочет от меня? Хочет, чтобы я служил ему… но Леяна сказала, что это игра… Игра, игра… Опасная игра… Мистер может уничтожить меня, он угрожает мне! Я должен быть осторожен! Что‑то страшное мне видится… Но я не дамся. Я ускользну. Надо только проснуться. Но разве я сплю? Нужно открыть глаза. Это легко. Открыть глаза… Медленно… Сейчас. Появится. Кирпичная. Стена. Газеты. Грязь. Мусор. Все. Здесь…»

В. открыл глаза и поначалу спросонья не понял, где он находится. Он огляделся в смятении. Что это? Все вернулось на свои места: вот куча коробок, ворох старых газет, кирпичная стена – до боли знакомые два угла, образующие жалкий закуток, в котором В. на протяжении последнего года находил себе приют. В. как будто никуда и не уходил. А как же Мистер? Леяна? Дом… Неужели это был просто сон? А теперь В. проснулся?

В. поднялся на ноги. Все тело ныло, как будто всю ночь кто‑то колошматил его без остановки. В. оглядел себя. Руки, ноги – кажется, все цело. «Дурень ты дурень, тебе же все это только приснилось!» ‑ ругал себя В. Ежу понятно, никакого Мистера и в помине не было! Как и всей этой катавасии с Бабой Адуней, Леяной и прочими.

Неожиданно В. разозлился сам на себя. Ну все, пора завязывать с этим отшельничеством! Так недолго и совсем спятить. Все, конец! Пора возвращаться. И что он забыл на этой грязной помойке? Назад, назад, пока не поздно! Назад, в уютное лоно общественной обусловленности!

Постепенно В. приводил в порядок свои мысли.

«Все нормально, ‑ убеждал он себя, ‑ поехала немного крыша, с кем не бывает. Главное, что сейчас я себя полностью контролирую. Нужно составить план действий. Первым делом найду работу, это нетрудно. Друзьям‑знакомым все объясню. Придумаю какую‑нибудь правдоподобную историю. Например о том, что у меня заболел родственник, и мне пришлось за ним ухаживать».

В. представил себе возможную беседу с одним из своих бывших коллег: «Я только что вернулся из Нитцы, меня не было в городе больше года. Что вы говорите? Видели меня на помойке? Ха‑ха! Чудесная шутка! И что я там делал? В мусоре ковырялся? Мило! Ха‑ха‑ха! Знаете, меня иногда так и подмывает купить какое‑нибудь рваное тряпье от Бахвалли. Хотя мне кажется, что те тряпки, которые он продает, он и в самом деле откопал в чьем‑то мусорном ведре. Ха‑ха!»

А потом В. снова говорил сам с собой: «Пожалуй, лучше не так. Меня сразила смертельная страсть. К игре. К женщине. К путешествиям. Да к чему угодно! Я промотал все до последней нитки. Лечился в санатории и выздоровел только благодаря неустанной заботе врачей».

И опять ему представлялась возможная беседа с бывшим коллегой: «Знаете ли, мне помог придти в себя странный сон, очень реалистичный, один из тех, что трудно отличить от яви. Между прочим, в том сне была симпатичная блондиночка, очень даже ничего, в моем вкусе. Я был даже немного разочарован, когда проснулся. Но не буду вам надоедать, выслушивать россказни о чужих снах так утомительно…»

Разговаривая с собой и вымышленными собеседниками, В. чувствовал себя все бодрее. Ему даже захотелось немного перекусить. Хорошо, что в его распоряжении имеется старый знакомец – мусорный бак. Найти бы там сладенького: пару конфет или кусок торта. «Шоколад, о‑о‑о, как давно мы не встречались!» ‑ В., напевая, направился к мусорному баку.

Привычным движением он разгреб объедки, огрызки и прочую дребедень. Ого! А здесь что‑то есть! В. извлек на свет почти даже не запачкавшуюся белую картонную коробку, которая была перевязана крест‑накрест бечевкой. Внутри по весу угадывалось что‑то довольно тяжелое.

В. повертел коробку и так и сяк. Никакой наклейки нет. Там может оказаться увесистая куча чего‑нибудь крайне неаппетитного, а может и почти свежий торт. Что ж, в такое прелестное утро В. вправе рассчитывать на чудо. Только не стоит пока открывать коробку. Погодим чуток. А вдруг никакого торта там нет? Жаль будет так быстро разочароваться. Поищем еще. Хорошо бы к торту раздобыть немного холодного вина, а еще лучше – шампанского. Чем черт не шутит! Может быть, В. повезет, и ему попадется недопитая бутылка. Предаваясь таким нехитрым мечтам, В. продолжал поиски.

Он перерыл весь мусорный бак, не найдя там ничего похожего на вино, и вдруг заметил неяркое поблескивание в углу… Вне себя от изумления, В. выудил нераспечатанную бутылку шампанского. Он уставился на черную с золотом этикетку. Действительно, шампанское, и весьма недурственное! Вот так да!

В. поставил бутылку рядом с тортом и задумался. Торт и шампанское в одном мусорном баке? Слишком невероятно. В. еще раз осторожно тронул бутылку. Холодна как лед. К такой бутылке полагается фужер, желательно хрустальный.

Не на шутку разволновавшись, В. заглянул в бак. К его большому изумлению сверху, на куче мусора, валялся фужер. Тут уже В. не просто разволновался, а испугался. Внутренне содрогнувшись, он достал фужер, машинально вытер его рукавом и поставил рядом с шампанским и коробкой.

Теперь В. уже не хотелось ничего желать. Фужер появился из ниоткуда, ведь В. не мог не заметить его раньше. В. разорвал бечевку и открыл коробку. Шоколадный торт с глазурью предстал перед ним во всей красе. Не вполне соображая, что делает, В. распечатал бутылку, налил полный фужер шампанского, отломил кусок торта и в гробовом молчании, с чудовищным сосредоточением, съел торт и выпил вино. И то и другое оказалось чудесным. Холодея и трепеща от ужаса, В. заглянул в бак.

А в баке уже что‑то белелось. Двумя пальцами В. вытащил белое байковое одеяло, о котором он мечтал еще прошлой осенью, в самом начале своих мытарств, когда ему впервые пришлось ночевать на улице. Теперь В. уже не мог думать ни о чем, кроме мусорного бака, внезапно превратившегося в скатерть‑самобранку. В. кинул на землю одеяло, снова заглянул в бак и выудил оттуда пару удобных кроссовок, которые тоже уже давно являлись предметом его мечтаний. В. понял правила этой фантастической игры: загадываешь вещь – находишь ее в мусорном баке. Все происходящее было до того нелепым и странным, что В. даже перестал бояться. Пребывая в полной прострации, он вытаскивал из бака книги, бутылки вина, подушки, теплые одеяла, свиные окорока, ботинки, пальто…

Целая куча барахла выросла за спиной В., а он все доставал из бака разнообразные вещи, пока наконец не обнаружил в баке нечто совсем невероятное. Будучи уверенным, что тянет из бака волейбольный мяч, В. вцепился руками во что‑то продолговатое, белое, мягкое. Разглядев, что именно он держит в руках, В. с криком отпрянул. Из бака на него таращилось страннейшее человеческое лицо, перекошенное такой чудовищной гримасой, что В., разглядев его, не смог сдержать еще один крик ужаса.

‑ Ну ты даешь, конопатая кочерыжка! ‑ произнесло лицо, и, прежде чем В. успел опомниться, оно поднялось из глубин бака, потянув за собой фигуру долговязого нескладного парня с длинными руками, вихрастой головой и оттопыренными ушами. В. в ужасе попятился назад. Парень приближался к нему.

‑ Спокойно, без паники! Все будет киселЕм! ‑ произнес парень и, дотянувшись до В. своими ручищами, прежде чем В. успел оказать сопротивление, прикрыл ему обе глазницы своими огромными ладонями. Свет померк. «Убивают!» ‑ подумал В. и потерял сознание.

Вернее, на какой‑то миг на него накатил вязкий туман, который быстро развеялся, и В. очнулся, увидев перед собой то, что ему менее всего хотелось бы сейчас видеть – лицо своего убийцы. В. отпрянул в первый момент, но потом не мог не заметить протянутой ему парнем руки. Так как В. валялся на полу в довольно неудобной позе, он ухватился за эту руку, и парень в два счета поставил В. на ноги.

‑ Ну ты даешь, китаИст! ‑ заговорил парень. ‑ Я задолбался тебя вытаскивать! Не думал, что до тебя доходит как до кОжистого колтунА. Я уже битый час крою тебя, и хоть бы что. КанАльская канталУпа! ‑ он изобразил на своем изуродованном лице нечто, что вполне могло сойти за улыбку.

‑ Короче, я Джадж! ‑ представился парень и протянул В. костлявую лапу.

‑ Ага, ‑ выдавил из себя В. и пожал Джаджу руку.

‑ Да ты садись, че стоишь, как неродной, не у себя дома, камчадАльный ты мой кандибОбер! ‑ и Джадж усадил В. на диван. Здесь у В. выдалась минутка, чтобы оглядеться, и он с содроганием осознал, что находится уже далеко не в своем грязном углу, но в довольно комфортабельной городской квартире, ультрасовременно обставленной. Кругом все сверкало стеклом и металлом, за исключением пары бордовых пуфиков, ютившихся в углу. Сам В. был одет в тот самый костюм, который ему вчера выбрали ТриВики

Джадж бодро затараторил:

‑ Короче Лейка вчера приходит и говорит: «Туда‑сюда, тырым‑пырым, кефИр‑кендЫрь, новенький у нас. Загляни, типа, к нему с утречка, подсоби смодифитить нормально, а то парень вообче ни кизЯк‑килА не рубит, куда его занесет, канЮк кантаридИн его знает». Я такой заваливаюсь сюда с утра пораньше, только кочедЫк клЮнул, и че нахожу? ‑ при этих словах Джадж многозначительно снял со своего уха истрепанный конфетный фантик и, держа его в руке прямо перед носом В., проговорил:

‑ Это че, а? Ты где такую труху откопал, клУня? Нет бы отъехать на берег моря или в гостиницу пять звезд, ну, на худой конец в какую‑нить хибару, а? Хоть крышу над головой можно изобрАзить, или те слабо? Надо ж было закорчевАться в такое крем‑брюлЕ, кантилЕнный канифАс, чтоб тя кафИзма закатОдила!

Так как Джадж устроился на стуле неподалеку, то В. представился случай рассмотреть его до жути странное лицо. Пристально изучая физиономию Джаджа, В. понял, что две половинки этого лица жили независимо друг от друга. Хоть они и были относительно одинаковы, как у любого другого человека, но при этом левая часть пребывала в глубокой скорби, в то время как правая сияла от счастья. Пока Джадж болтал, он вертел головой и так и сяк, словно давая В. возможность оценить по достоинству неотразимый эффект, производимый его лицом.

Джадж то являл В. глубоко страдающего человека: уголок рта скорбно опущен, бровь надломлена, глубокая морщина пролегла от крыла носа, левый глаз полон неземной скорби, того и гляди из него польются слезы; а то перед В. представал всем довольный весельчак: рот изогнут в улыбке, правый глаз искрится под высоко взлетевшей бровью. Казалось, кто‑то слепил лицо Джаджа из глины, причем этому мастеру почему‑то доставило удовольствие все, что находилось слева, оттянуть вниз, тогда как находящееся справа он удосужился вздернуть кверху.

Приглядевшись внимательнее, В. заметил, что странная раздвоенность распространялась даже на вихры на лопоухой голове Джаджа. Если на правой части его черепа волосы топорщились преимущественно вверх, то на левой они, печально поникнув, жались к голове. К тому же справа волосы были заметно светлее. Костюм Джаджа поддерживал ту же тенденцию: справа он выглядел новеньким и только что отутюженным, а слева ‑ помятым и заметно поношенным (тут было даже несколько неумело залатанных прорех).

Может быть, Джадж и заметил удивление В., но он не подал виду. Невозмутимо он продолжал:

‑ Не, я видал всяко, конечно, катарофИль ее кантАту! Один купОн любил зависать среди морских звезд и спрутов. Прикинь, заходишь такой, а кругом одни щупальца. А этот кукельвАн еще норовит на тя весь этот коронаросклерОз натравить. Пока отмахаешься от этих присосок, руки отклЮквятся, а потом такое ощущение, словно кто те по всему телу банок накнЯзил. Или вот Дрихфрих – обожает всех заглянувших на огонек кендЫрить в глубокую яму. КервЕлишь такой се спокойна по зеленой травке пока невзначай не проваливаешься в пропасть. И летишь полчаса в никуда, пока этот корреАльный кореОпсис не удосужится подойти и выудить тя оттуда.

А к девчонкам лучше воще не соваться: меня, например, тошнит от всего этого розово‑малинового копчЕного консонАнса. Уж лучше я буду рыбой вонять, чем взбитыми сливками. Хотя попадаются разные комнаты, это само собой. У Лейки‑то все крахмАлом. И у меня, мож не сомневаться, все культурно. Хотя и бывает по настроению всякое… ‑ здесь Джадж воздел глаза к небу, как бы признавая, что и он простой смертный со своими недостатками.

‑ Но вот я об чем говорю. Такой куафЮр иногда накрутят, что аж глаза на лоб лезут, но нигде, кУцый кхмер, никогда я не видал такого убожества, ‑ Джадж поднес фантик к самому носу В. ‑ Это че? Последний писк? Как говорится, кЮммель кЮрасо? А?

В. не знал, что отвечать на подобного рода упрек, и потому только пожал плечами, а Джадж все засыпал В. вопросами:

‑ Что за загаженный угол, я тя спрашиваю, клубневОй кожеЕд? Это че? Воспоминания детства? Может, ты там в войнушку играл? Или целовался в первый раз, а?

Наконец В. понял, о чем идет речь. Он откашлялся, так как в горле саднило, и хрипло произнес:

‑ Я там жил.

‑ А‑а‑а, понятно, ‑ протянул Джадж, ‑ И че, те там сильно нравилось что ли? ‑ недоумевал он.

‑ Да нет, так я, пожалуй, не сказал бы, ‑ хмыкнул В.

‑ Наверно, по привычке кидануло, ‑ покачал головой Джадж. ‑ Ниче. Не страшно, бывает. Главное не зацикливаться терь, а то будешь думать‑размышлять: только не туда, только не туда, и глядишь – опочки! Как говорят хранцузы, кнЕли, кнЕсет, кнЕхт! Опять ты тама. И не отвяжешься. Так и будешь весь этот навоз нюхать, ‑ Джадж многозначительно покивал вихрастой головой и продолжил:

‑ Но ты законопАтился капитально. Я‑то думал ты еще на торте сообразишь, что к чему. Не, ни кренА. Ладно хоть этот мяч подвернулся, а то я бы так и компостИровал коммутАтор без толку еще полдня. И вообще, ты че, не заметил, на небе че творилось, а? Проснулся бы, глянул в небо, как погодка там, а? Или выше уровня колен глаза не судьба поднять? Ты че гусеница что ли, законвЕрсь тебя конИдия! Ползаешь на своих полметрах и дальше никуда? Я ж те в небе черным по белому написал: «Доброе утро, крыжачОк!» Ты не видал что ли? Или ты намеренно меня конвейеризИровал там, а?

В. тупо помотал головой. Определенно, В. и не думал никого конвейеризировать. Джадж все так же вопросительно смотрел на В.:

‑ Ты че, воще не кристаллизИруешь? Лейка те ниче не объяснила?

В. опять мотнул головой.

‑ Да… ‑ протянул Джадж. ‑ Дела! Что ж с тобой делать, куявЯк ты эдакий. Значит, слушай сюда!

И Джадж поведал В. такое, отчего тот и в самом деле капитально законопатился. На счастье В., Джадж свел до минимума употребление странных неологизмов. Насколько показалось В., количество этих словечек росло пропорционально эмоциональной возбужденности Джаджа. А так как Джадж, судя по всему, успокоился, он заговорил на обычном языке, а В. удалось более‑менее понять то, что Джадж пытался ему поведать.

Итак, В. досталось во владение некое жилое пространство, называемое в просторечье комнатой или иногда – хижиной, хибарой или еще каким‑нибудь словом, обозначающим жилище. Это жилое пространство по желанию владельца могло стать чем угодно, хоть хрустальным дворцом, а хоть безлюдной пустыней.

Теоретически все выглядело донельзя просто, однако на практике все оказывалось достаточно сложно. Для того чтобы смодификцировать комнату, или, как говорил Джадж на своем доморощенном сленге, смодифитить, необходимо было обладать определенными навыками.

Во вчерашнем разговоре с В. Леяна упомянула о модификции, но не стала объяснять, что это такое, потому что не верила в то, что В. сможет изобразить в своей комнате что‑нибудь сносное. Однако В. неожиданно, как сказала бы Леяна, «проснулся не открывая глаз» и смодификцировал комнату. Но сам В. не знал, что может создать себе здесь любое жилище, и потому бессознательно выбрал то, что ему казалось наиболее привычным и безопасным, а именно – знакомый ему закуток на улице.

Джадж, который по просьбе Леяны пришел утром помочь В. разобраться в модификции, застал В. в довольно неприглядном состоянии. Со стороны это выглядело так, будто бы В. находился в своего рода пузыре, внутренности которого изображали знакомый В. угол. Тогда Джадж и стал создавать всякие странные штуки в комнате, чтобы привлечь внимание В. и заставить его усомниться в реальности созданного им мирка.

Вообще‑то, совместная модификция была, по словам Джаджа, довольно занятным делом. Среди обитателей этого дома, из которых, кажется, каждый обладал такой комнатой, было в порядке вещей устраивать частенько нечто вроде сражений по модификции. На языке Джаджа сей процесс назывался «закабАчить».

‑ На днях у нас тут два куцехвОста сцепились, так там такое было! КривОй кросАль не нашел бы свое кресАло! ‑ с пылом рассказывал Джадж. ‑ Жирмила с Керсифанием, раньше друганы были не разлей вода, а тут че‑то у них законоплЯнилось, ну Жир Керсу и говорит: я тя на твоей же территории заколбашу! Керс ему: давай, попробуй! А Жир: иди пакуй свои тапочки, колломОрфный комбижИр, я те фору дам, и все равно тя сделаю. Время назначили, как нормальные кавалЕры, все ковшОм. И закабАчили по полной…

В. с удовольствием послушал бы в любом другом исполнении, что вытворяли Жирмила с Керсифанием, но в данный момент он сомневался, что услышит что‑нибудь вразумительное, и потому перебил Джаджа:

‑ И много здесь… жителей?

Джадж ухмыльнулся:

‑ КолючепЕрый козлИще не сосчитает.

У В. невольно вырвалось:

‑ Что же это за Дом?

‑ Дом? Какой Дом? ‑ не понял Джадж.

‑ Вот это все, ‑ В. многозначительно повел руками вокруг. ‑ Этот Дом.

Джадж рассмеялся:

‑ Ну ты даешь! Это ж надо, «Дом»! Ха! Ты что же, действительно веришь, что находишься внутри конструкции из кирпича и бетона? Это, ‑ Джадж ткнул пальцем в потолок, ‑ такой же Дом, как я кОжно‑нарывнОй кометоискАтель. Неужто ты еще не скумекал? «Дом», «комната» ‑ это все только слова, фигуры речи, так сказать, и не более, ‑ и понизив голос до таинственного шепота он еле слышно добавил:

‑ Что это такое, никто не знает, мой клубнИчный коррехидОр. Запомни, никто здесь не имеет ни малейшего понятия, ‑ Джадж описал головой круг, указывая на потолок и стены, ‑ что такое его окружает. Мы давно уже не задаемся подобными вопросами. На кой?

Да и воще, у тя че, филологический зуд, а? Че, так невтерпеж всему приклЯпить какое‑нить название? Ты че, вообразил, если прокАркаешь: «Это ‑ Дом!» ‑ то типа все ясно‑понятно, ты, калмЫцкий всезнайка? ‑ возмущению Джаджа не было предела.

‑ Он такой умный, ну просто калейдоскопИческий калорИфер, он живет в «Доме»! ‑ Джад выразительно размахивал руками. Возможно, он изображал, как В. превращается в калейдоскопический калорифер. ‑ Он такой бе‑бе‑бе‑бесконечно мудрый, бе‑бе‑бе‑бесконечно всезнающий, бе‑бе‑е‑е‑е‑е, бе‑е‑е‑е‑е, ‑ и Джадж принялся блеять, видимо недвусмысленно намекая, что В. не более, чем обыкновенный баран.

‑ Вот я те сказал: я Джадж! ‑ и Джадж ткнул себя пальцем в грудь. ‑ И че? Терь ты все про меня знаешь? ‑ Джадж пребольно ткнул пальцем в плечо В.

В. смотрел на чудовищное лицо Джаджа в смятении. Да уж! Об этом странном субъекте В. не знает ни‑че‑го!

‑ Но как же мне называть это… эээ… «я‑не‑знаю‑что»? ‑ возразил В.

Джадж улыбнулся:

‑ Чес слово! «Не‑знаю‑что» звучит гораздо лучше, чем «Дом»! Ладно, можешь дальше бубнить свое «Дом», если хочешь. Главное, канЮк, ты сам всегда помни, что «Дом» ‑ это только слово, повтори ты его хоть десять тысяч раз. А этому, ‑ Джадж опять ткнул пальцем в потолок, ‑ начхать на твои слова.

‑ Хотя и мне начхать, ха! На твои слова, ‑ добавил вдруг ни с того ни с сего Джадж и громко заржал. Именно заржал, поскольку издаваемые им резкие звуки более напоминали ржание коняги, чем человеческий смех. При этом лицо его исказилось еще больше. В. даже показалось, что в то время, пока правая половина лица Джаджа умножала свою радость, заливаясь веселым смехом, левая становилась все мрачнее. Обе половинки в конце концов разразились слезами, и слезы радости смешались со слезами скорби на чудной физиономии Джаджа.

В. не разделял чувств Джаджа, ему было не до смеха. «К чему все эти разговоры, ‑ раздраженно думал В., ‑ если тебе начхать на мои слова!» Понемногу Джадж успокоился. Он опять плюхнулся на табуретку. Некоторое время его еще донимали приступы смеха, заставлявшие трястись его костлявые плечи, но в конце концов он затих. Когда все слезы были утерты большим клетчатым платком, который Джадж извлек из своего кармана, странный парень молвил:

‑ Оу‑кей! Довольно слов, больше дела, ковбой! Как те обстановочка? ‑ Джадж кивнул на окружавшую их мебель. ‑ Порядок? А, тут и от лейкиных художеств кое‑че осталось, ‑ Джадж бросил взгляд на бордовые пуфики, ютившиеся в углу. ‑ Ты догнал уже приблизительно, че делать надо? ‑ спросил он у В.

В. состроил неопределенную гримасу.

‑ И че, так и будешь обитать в том, что другие тут накубатУрили? ‑ продолжал Джадж. ‑ Самому слабо кусторЕзнуть как следует?

В. отвечал гробовым молчанием.

‑ Надо же тебе хоть попытаться смодифитить че‑нибудь приличное, ‑ не унимался Джадж, ‑ А то мы с Лейкой не всегда под боком будем. И куда тя занесет в следующий раз, а? Опять на помойку?

В. не нашелся что на это ответить.

‑ Ладно, для недогадливых канЮль объясняю подробно, что нужно делать. Первым делом закрываем глаза, ‑ и Джадж, подойдя к В., прикрыл ему оба глаза своими огромными клешнями. ‑ Теперь представляем чего‑нибудь этакое, для начала попроще, скажем, стол. Хоть на это тя хватит, надеюсь? Представил? То есть вызвал в воображении зрительный образ?

В. постарался быстренько припомнить какой‑нибудь попадавшийся ему недавно на глаза стол и неопределенно мотнул головой.

‑ Прекрасно! – отреагировал Джадж. ‑ Теперь от зрительных ощущений переходим к тактильным. Понял? Потрогай его!

В. вытянул обе руки и попытался «потрогать» воображаемый стол.

‑ Да не этими руками трогай, вот ведь беда! ‑ кричал Джадж. ‑ Потрогай его ТАМ!

В. догадался, что своими воображаемыми руками он должен потрогать воображаемый стол. Некоторое время он пыжился без толку, пока ему и в самом деле не показалось, что он действительно ощущает своими руками прохладную гладкость стола.

‑ Следующий этап, ‑ продолжал Джадж, ‑ обоняние! Сие означает, что ты должен постараться почувствовать запах этого стола!

В. долго пытался ощутить запах стола, пока ему это наконец не удалось, и тогда он узнал, что стол был сосновым.

‑ Превосходно! ‑ прокомментировал это достижение Джадж.

‑ Теперь придется трудновато, кислЯй, я знаю, что до сих пор ты еще никогда не закусывал древесиной, но, так или иначе, настал черед вкуса. Попробуй стол на вкус!

Действительно, для В. «попробовать на вкус» стол оказалось нелегкой задачей, но через некоторое время к своему немалому удивлению, сам не зная как, В. впервые в жизни ощутил вкус свежей сосновой доски.

‑ Алле оп! ‑ Джадж отметил цирковым восклицанием успех В., как если бы тот был дрессированной собачкой, удачно поймавшей зубами подброшенный мячик. ‑ И‑и‑и, дорогие зрители, кульминация нашего шоу, незабываемый фокус под названием: «Услышь стол!» ‑ прогорланил он.

Здесь В. застрял надолго. Как он ни бился, ему никак не удавалось услышать стол. Может быть, стол издает звуки симфонической музыки? Или легкие шорохи опавших листьев? Как, прах вас возьми, В. должен услышать то, что никогда не имело никакого звука?!

‑ Что, молчит? ‑ спросил Джадж. В. кивнул. ‑ Это только потому, кИсонька, что ты не даешь ему сказать! Если ты сам замолчишь, даю слово, твой стол заговорит! ‑ В. не понял, что означает высказывание Джаджа, но старательно попытался «замолчать». Вскоре В. обнаружил, что действительно мысленно болтает без умолку и прекратить этот треп очень сложно. После нескольких попыток В. все‑таки «замолчал», но, очевидно, ненадолго, потому что со стороны стола послышалось лишь легкое «а» или что‑то в этом роде.

‑ Да, негусто, ‑ разочарованно протянул Джадж. – Но обойдемся и этим. Хотя это еще не все, к твоему великому сожалению, мой коленкОровый коАгулянт. Как хочешь, но ты должен полюбить стол.

‑ Чего?! ‑ вырвалось у В.

‑ Ты и стол должны стать единым целым! Настал черед основной фазы под произвольным названием «один плюс один равно одному».

‑ Чего, чего?!

‑ И нечего «чегокать». Я знаю, ‑ почти ласково сказал Джадж, ‑ для тебя это звучит как бред. Но прошу, сделай, как я говорю. Только не напрягайся. Спокойно и медленно присоедини к себе стол. Ты и стол едины… ты и стол одно… ‑ словно шаман заговаривал В. Джадж и страстно добавил: ‑ Полюби его! Полюби всем сердцем!

В. честно попытался «присоединить к себе» стол, но при всех его усилиях единственное, что ему удалось, это вырастить на свой воображаемой груди нечто вроде деревянной ножки, может быть потому, что ему решительно не хотелось ни под каким видом «любить» стол.

‑ Сойдет для первого раза! ‑ сказал Джадж и отнял руки от глаз В.

В. открыл глаза. Перед ним стоял сосновый стол. В. невольно ахнул. Губы его сами собой расплылись в улыбке, а грудь наполнило нечто вроде материнской гордости за свое дитя. Джадж смотрел на В. снисходительно.

‑ Не слишком‑то радуйся, ‑ проговорил он и невесть откуда выудил фарфоровую чашку. Легким жестом фокусника он поставил чашку на стол. Стол дрогнул, но устоял. В. захотелось отодвинуть Джаджа со всеми его чашками подальше. Но Джадж на этом не успокоился: в его руках появилась еще одна чашка, и она была так же поставлена на стол. На этот раз стол закачался. Под третьей чашкой стол закряхтел, как несмазанная телега, под четвертой – две из его четырех ножек подломились.

А свою смерть творение В. встретило в лице пузатого чайника. Едва только этот представительный господин с синими цветами на боку и золотой каймой по краю был опущен на крышку стола, как стол с негромким «пук!» растаял прямо на глазах. Чашки и чайник с мелодичным звоном посыпались на пол. Их фарфоровые осколки вскоре исчезли. В. испытал неподдельное разочарование.

‑ Что ж! Светлая ему память! ‑ сказал Джадж, ‑ Не первый и не последний. Потренируешься потом на досуге. Не так‑то это легко, а? ‑ Джадж подмигнул В. ‑ Видимо, придется тебе пока довольствоваться тем, что я тут насочинял, ‑ Джадж окинул взглядом комнату. ‑ Не обессудь, как уж вышло. А вообще‑то нам пора. Засиделись, клоАчь твой коагулЯтор! Пошли! ‑ Джадж быстрым шагом вышел из комнаты. В. последовал за ним.

Они оказались перед стеной, в которой находилась дверь лифта. Джадж нажал на кнопку и вскоре приехал тот самый «старый железный ящик», который В. был уже хорошо знаком.

 

Глава 8. Кими возвращается на сцену

 

После довольно продолжительной встряски, пережитой в лифте, В. и Джадж прибыли на место назначения. Пока они ехали, В. гадал, что ему предстоит увидеть. Он пытался выглядеть невозмутимым, но внутри у него все кипело. Материализация предметов! Вот так да! Червь сомнения, конечно, все еще глодал В. (а вдруг это была просто галлюцинация?) но что‑то подсказывало ему, что увиденное им было отнюдь не иллюзорным.

В., кажется, начинало нравиться это странное место. Страх отступил, и его сменило жгучее любопытство. Пожалуй, он не прочь «поиграть», как выражаются местные жители. Какой фантастический Дом! Жаль только В. так мало о нем знает, и потому постоянно нуждается в поводыре и даже, пожалуй, в учителе, но, как бы то ни было, скучать ему не приходится.

То, что увидел В., когда они с Джаджем вышли из лифта, оказалось для него, как водится, полной неожиданностью. Он‑то рисовал себе всевозможные волшебные картины, но представший перед ним зал более всего был похож на видавшую виды ремонтную мастерскую. Уходившие высоко вверх серые обшарпанные стены были заляпаны пятнами непонятного происхождения. Кто‑то умудрился уделать такими же пятнами и видневшийся высоко вверху потолок, изрезанный перекрещенными балками. Все помещение было заставлено какими‑то махинами, более всего напоминающими токарные станки.

То тут, то там валялись груды ржавого железа, грязных тряпок и еще всякой всячины. Под своими ногами В. разглядел изогнутый подковой инструмент, напоминающий гаечный ключ, и что‑то шестиугольное, наподобие большой гайки с торчащими во все стороны металлическими пружинками. Слева кучу хлама венчала длинная толстая коса из белокурых человеческих волос. Однако, приглядевшись, В. понял, что коса была сплетена не из волос, а из очень тонкой светлой проволоки. И так повсюду – здесь находилось огромное количество разнообразных страннейших предметов, о назначении которых оставалось только догадываться.

Свет здесь был очень тусклым, и потому убранство зала выглядело еще более грязным и запущенным. Только небольшой пятачок в центре, радиусом примерно два метра, был ярко освещен фонарем, свисавшим с потолка. В. едва различал лицо Джаджа в сумраке, но ему удалось разглядеть, что Джадж умиленно любуется кучами хлама, словно садовница только что распустившимися розами. Повернувшись к В., он изобразил на своем перекореженном лице нечто вроде радостной улыбки. «Железо!» ‑ восхищенно прошептал Джадж, чуть ли не орошая слезами счастья громоздившийся вокруг них металлолом. «Ага», ‑ только и смог пробормотать В. в ответ.

Джадж смело шагнул вперед по направлению к центру зала. Он ловко перебирался через кучи столь обожаемого им железа. В. некоторое время колебался, потом последовал за ним. Это оказалось нелегкой задачей. Постоянно под ноги попадалось что‑нибудь неустойчивое, очередная странная штуковина с торчащими во все стороны острыми углами. В. раз пять пребольно ушибся и вообще распрощался со своими конечностями, которым ежесекундно угрожала опасность быть порезанными, прищемленными или ушибленными. Когда они наконец добрались до единственного кусочка свободного пространства в центре зала, В. почувствовал неподдельное облегчение.

Джадж порылся в стоявшем тут же ржавом металлическом ящике и извлек оттуда кучу грязного тряпья. Половину этого тряпья он взял себе, а половину отдал В.

В. недоуменно уставился на Джаджа, как бы спрашивая его: и что мне с этим делать? Ответ не заставил себя долго ждать. Джадж скинул с себя одежду, явив взору В. тощее нескладное тело, и принялся напяливать на себя грязное тряпье. При ближайшем рассмотрении тряпье оказалось рваным комбинезоном болотного цвета, к которому прилагалась такого же цвета изрядно потрепанная кепка. Нечего делать, В. пришлось тоже облачиться в костюм «побывавшего в бетономешалке и искусанного сворой собак угольщика».

‑ Я вот что тебе скажу, карапУз, модификция, конечно, занятная штуковина, но я специалист другого профиля. Вот моя стихия, ‑ Джадж любовно обвел рукой наступавший на них со всех сторон металлический мусор. ‑ А это, ‑ он хлопнул по токарному станку, ‑ самая чудесная вещь на свете!

‑ Что это? ‑ спросил В., со страхом косясь на станок.

‑ Трансилятор, ‑ со счастливой улыбкой возвестил Джадж.

‑ И… ммм… что он делает?

‑ Трансилирует, яс дело, ‑ пожав плечами, отвечал Джадж.

Джадж крутанул ручку, торчавшую из корявого бока станка. Трансилятор зафырчал, затарахтел, пару раз плюнул в сторону В. чем‑то вроде машинного масла, и замолк. Джадж крутанул ручку еще разок. Трансилятор только недовольно пыхнул в ответ. Джадж не сдавался. Он крутил ручку, а трансилятор, как некая чудовищная шарманка, издавал всевозможные режущие ухо звуки, на какие только может быть способна несмазанная ржавая куча железа. Наконец, трансилятор завелся. В. сразу же об этом пожалел. Зал заполнился невыносимо громким гулом и скрежетом. Джадж показал В. большой палец:

‑ Порядок! ‑ проорал он прямо в ухо В., и неспроста: стоял бы он чуть подальше, и мог бы орать сколько душе угодно, все равно В. ни слова бы не услышал.

Джадж склонился над станком и его руки запорхали, как две нескладные бабочки, что‑то выкручивая во внутренностях трансилятора. Со стороны Джадж походил то ли на токаря, то ли на дирижера. Он вытащил из недр трансилятора целую охапку проводов с клеммами. Повернувшись к В., Джадж что‑то горячо и быстро заговорил, демонстрируя В. провода.

‑ Что?! ‑ кричал В., тщетно пытаясь хоть что‑нибудь расслышать.

Джадж в ответ, наверно, заговорил громче, но без толку – В. ни слова не слышал. Провода в руках Джаджа потрескивали и разбрызгивали во все стороны устрашающе сверкавшие искры. В. невольно попятился. Джадж, отчаявшись докричаться до В., начал что‑то объяснять ему жестами. Он показывал на провода, потом на свои колени, поясницу, нос и уши.

‑ Что‑что?! ‑ все так же недоумевал В.

‑ ПриклЯпить… уши… нос… трансиляция… ‑ доносилось со стороны бешено жестикулировавшего Джаджа.

‑ Да не слышу я! ‑ раздраженно вопил В. ‑ Не слышу!

Джадж поднес провода к своим ушам, а затем показал на В. До того наконец дошло.

‑ Не‑не‑не! ‑ энергично затряс головой В. ‑ Ни за какие блага я не буду засовывать эту дребедень себе в уши!

Джадж поднес провода к носу, а затем опять показал на В.

‑ Ага! Щас! Еще и в нос! ‑ возмущался В. ‑ И думать забудь!

Джадж наступал на В., направив прямо на него искрящиеся провода.

‑ А‑а‑а! ‑ заорал В. и попятился. Оказавшись за границами освещенного пятна, В. попытался в темноте нащупать дорогу к отступлению. Но поворачиваться он боялся – не взбредет ли в голову Джаджу воткнуть эти провода в… даже думать не хочется, куда. Джадж неумолимо надвигался на В. «Помогите!» ‑ пронеслось в голове В., отчетливо понимавшего, что помочь ему некому.

Джадж приближался. В. все пятился, пока не наткнулся на кучу железа. Ноги его подкосились, спина коснулась чего‑то твердого и холодного. Отступать было некуда. В. попытался отползти, но в темноте, среди металлического хлама, эта задача оказалась невыполнимой. Джадж уже нависал над В. Искры, обжигая, падали на лицо В., который как мог увертывался от направленных на него проводов. Но в этой битве Джадж одержал победу.

В. почувствовал два болезненных электрических разряда на своих висках… потом на коленях… на пояснице… в носу… в ушах… С непревзойденной ловкостью и быстротой Джадж прикрепил по всему телу В. провода трансилятора. По мере того, как все новые провода прикреплялись к В., его тело стало неметь. Отказали ноги… руки… ледяной тяжестью наполнилась голова… Как только провода очутились в ушах В., он оглох. Потом отключились вообще все чувства, кроме зрения. В. охватил крайне неприятный паралич. «Спасите!» ‑ хотел прокричать В., но язык его не ворочался. Хорошо, что он пока еще мог видеть. Вытаращенными от ужаса глазами В. пялился на Джаджа, словно беспомощная деревянная кукла.

Джадж схватил В. за шиворот и поставил на ноги, вытолкнув его на освещенное пятно. Почему‑то В. не упал. Он старался не моргать, чтобы сохранить хоть какой‑то контроль над происходящим. Едва только он закрывал глаза, как тут же проваливался в вязкую холодную тьму. Поэтому В. не моргая таращился на Джаджа, молчаливо умоляя его о пощаде. Джадж улыбаясь подошел к В. и крайне довольный показал ему две ладони с растопыренными пальцами. Он загнул один палец. «Девять!» ‑ неслышно произнесли губы Джаджа, как догадался В. Потом Джадж загнул второй палец: «Восемь! ‑ и дальше: ‑ Семь!… шесть!» ‑ продолжался отсчет до наступления чего‑то ужасного. «Пять!… четыре!… три!… два!… ОДИН!» Глаза В. сами собой захлопнулись и он отключился.

 

...

 

Когда В. очнулся, это был уже не В.

Это был совсем другой человек в совсем другом месте.

Он шагает по темному коридору, рядом с ним идут его друзья. Они все веселы, взбудоражены, их нервы напряжены до предела. Он полон вибрирующей энергии, ноги сами несут его вперед легкими пружинящими шагами. Его живот от страха сводят болезненные судороги, но Ему нравится эта боль. Ему нравится все, что происходит с ним сейчас.

Вдалеке Он слышит мерный гул, который становится громче. Его фанаты ждут его там, их очень много. Наконец‑то он вернулся! Сегодняшней встречи Он ждал очень долго, и тем острее его чувства сейчас. Молодость, жизнь, ярость и страсть текут в его венах, и он жаждет выплеснуть их на сцене.

На Нем черные кожаные штаны, рваная черная майка. Проходя мимо большого зеркала, Он и его команда остановились, чтобы убедиться в том, что они действительно неотразимы. Они молоды, полны сил, их тела крепкие, неутомимые. Но только Его выделяет взгляд из этой толпы молодых ребят, похожих друг на друга как братья. Он лучший из них. Он король!

Он подходит ближе к зеркалу, чтобы рассмотреть свое лицо. Он ничуть не изменился за последние годы, тот же горящий взгляд ярко‑синих глаз под черными бровями вразлет, окаймляющая лицо тонкая бородка и фирменный начес. Только Он знает, чего ему стоит эта прическа, ведь от природы его волосы кудрявые, светлые и мягкие, как у ребенка. Но приходится почем зря драть свою шевелюру, терпя дикую боль, хотя это того стоит.

Его друг подходит к Нему и обнимает одной рукой за плечи.

‑ Что, Кими, мандраж? ‑ спрашивает друг.

‑ Трясет немного, но я в порядке, ‑ отвечает Он.

Глаза у Спайка густо подведены черным и от него разит спиртным. Спайк подмигивает Ему и говорит:

‑ Тогда зададим им, да?

‑ Без проблем. Зададим по полной! ‑ отвечает Он, хлопая Спайка по плечу, и они идут дальше по коридору навстречу гулу, который становится нестерпимо громким, оглушительным.

Они подходят к маленькой лесенке, которая ведет к сцене, укрытой занавесом. Он ждет, пока вся его команда проследует вверх и скроется за этим занавесом. Он весь напрягся, как натянутая струна. Он идет последним, позади всех. Он поднимается, отдергивает занавес и выныривает на яркий свет. Людской рев оглушителен.

‑ Блуд Ким Степперз! Блуд Ким Степперз! ‑ скандирует многотысячная толпа, а Он приветственно машет рукой со сцены.

Он подбегает к микрофону, хватает его уверенной рукой и ревет в него:

‑ ПРРРРРИВЕТ!

Послушная толпа отвечает ему многотысячным рыком.

За его спиной слышатся аккорды музыки. Он не думает, что ему делать, Он вообще не думает. Это Его музыка, Его песня. Петь эту песню для Него все равно что дышать. Он уже не напряжен, звуки сами собой вырываются из Его горла:

‑ Любии‑ии меня нежно, о‑о‑о‑о, пусть океан безбрее‑е‑жный укроо‑о‑ет нас волной… Меня‑я не отпуска‑а‑аая, даря‑я немного рая‑я, ты жертвуешь собо‑о‑й…

И Он поет эту песню, а потом еще одну, и еще. Он поет и забывает себя, забывает все, что было до того. Ноги сами носят Его по сцене, Он выделывает невероятные сальто, танцует, как заведенный. Он не чувствует усталости. Его друзья на сцене, музыканты, взмокли, пот струится градом по их накрашенным лицам. Его майка тоже промокла насквозь, а штаны прилипли к бедрам. Но Ему все равно. Здесь он способен на все. Это его жизнь, это его сцена!

 

...

 

В. очнулся. Он лежал на бетонном полу прямо под лучом ярко светившего сверху фонаря. Джадж сидел рядом на корточках, склонившись над В., его лицо выражало озабоченность настолько, насколько это было возможно на странном лице Джаджа.

В. не понимал в первую минуту, кто он, и что за страшилище взирает на него с неподдельной тревогой. Но потом В. вспомнил, что он В., а склонившийся над ним человек именуется Джаджем. В. попробовал шевельнуть рукой. Все тело пронзила острая боль, В. невольно застонал. Ощущение было такое, словно десятитонный грузовик проехался по нему несколько раз. Джадж обхватил туловище В. обеими руками и помог ему сесть. Тут же у него в руках оказался стакан воды, и он дал В. напиться. Понемногу В. начал приходить в себя.

Джадж внимательно смотрел в глаза В.

‑ Тебе плохо? ‑ спросил он. ‑ Тело болит?

‑ Да, ‑ простонал В.

‑ Маловато у тебя силенок. Не ожидал, что ты такой слабак, ‑ сделал Джадж нелицеприятный вывод.

‑ Чего? ‑ только и смог выдавить из себя В. Слабак? Ах, вот оно как!

‑ Видать, ты совсем на нуле, короЕд! ‑ брякнул Джадж.

‑ На каком нуле, чего ты несешь? ‑ взвился В. Ему стоило немалых усилий говорить, но досада была сильнее терзавшей его боли.

‑ Почему это я слабак? Тебе не приходило в голову, ты… ты… косоугОльная крабовАрка, ‑ прохрипел В., ‑ что нужно было изложить правила эксплуатации этого… ммм… электрического устройства, ‑ он покосился на станок, ‑ прежде чем совать мне куда ни попадя провода под напряжением?

‑ Ну ладно, ‑ примирительно проговорил Джадж. ‑ Не кипятись! Тебе ведь понравилось?

В. попытался вспомнить, что с ним произошло. Кажется, его перенесло куда‑то невообразимо далеко. А его лицо, что они с ним сделали? Никакой грим не мог бы его так изменить. И все его тело… Он стал худее чуть ли не вдвое. Нет, так измениться невозможно! Но дело даже не в этом, не в отражении, что он видел в зеркале, не в его изменившемся облике.

Самое странное – это его мысли, чувства, воспоминания, которые возникли словно из ниоткуда… Целая жизнь, которую он прожил за полчаса! Определенно, все это случилось с В.: музыка, Блуд Ким Степперз, фанаты, оглушительный успех и следом за ним не менее оглушительный провал, запои… да много чего еще. Правда, сейчас уже В. смутно помнил эту прожитую за полчаса жизнь, но она несомненно была, существовала.

А этот концерт! Никогда В. не испытывал ничего подобного. Просто фейерверк! Фантастика! Хотя – В. невольно поморщился – было и еще что‑то, какое‑то невыразимое чувство отвращения, словно он нашел на своей белоснежной подушке чей‑то чужой грязный ноготь. Кроме того, сейчас В. было так плохо, что ему было сложно даже разговаривать с Джаджем. У него все болело, как внутри, так и снаружи.

‑ Ты помнишь, кем был? ‑ спросил Джадж.

В. рассказал в точности, что пережил. Он запинался через слово ‑ язык с трудом ворочался.

‑ Звезда рокопопса, недурно, а? ‑ ухмыльнулся Джадж. И крайне серьезно продолжил: ‑ Этот человек был реален.

В. изобразил бесконечное сомнение.

‑ Я те говорю, он был реален, как ты и я, ‑ утверждал Джадж. ‑ Все это существует: группа Блуд Ким Степперс, Кими, ее солист, и его, Кимина, жизнь. А ты, так сказать, навестил этого Кими. Наведался в гости в его черепушку, ну и во все остальное, что к ней прилагается.

‑ Я не поверю в эти бредни, ‑ заявил В., морщась и потирая ребра (они точно не сломаны?)

‑ А, не поверишь, ‑ откликнулся Джадж. ‑ Может, еще разок тогда попробовать? ‑ он потянулся к проводам. ‑ Шутка, шутка! ‑ быстро сказал он, увидев округлившиеся глаза В.

‑ Можешь, конечно, не верить, это как те корчмАрь заквАсит, только тогда скажи, что это было? ‑ спросил Джадж В.

В. пожал плечами. Для объяснения всего происходящего в этом Доме у него находилось только одно волшебное слово, которое уже набило оскомину.

‑ Галлюцинация? ‑ произнес В. неуверенно.

‑ Получше ничего не придумал? ‑ съязвил Джадж. ‑ Хорошо, допустим, галлюцинация, ‑ согласился он. ‑ Тогда давай проясним один момент: «галлюцинация» ‑ это что такое?

‑ Ммм… наблюдение нереальных объектов…

‑ Ага, «нереальных» ‑ это как?

‑ Ну, не существующих в действительности, воспринимаемой людьми… ‑ В. закашлялся, в горле у него саднило.

‑ Ага‑ага, а ты знаешь, что именно воспринимают другие люди в действительности? ‑ Джадж не обращал никакого внимания на страдания В.

‑ Конечно, знаю, ‑ В. старался говорить уверенно. ‑ Все воспринимают одно и то же. Может, оттенки разнятся, но в целом все видят одно и то же…

‑ Как ты можешь утверждать наверняка, что знаешь, как другие люди воспринимают реальность, если никогда не видел мир глазами другого человека? Хотя, поправочка, до сегодняшнего дня никогда не видел, ‑ выдвинул следующий аргумент Джадж.

‑ Но ведь люди общаются, разговаривают, рассказывают о своих впечатлениях… ‑ промямлил В.

‑ Да, да, разговаривают, ‑ вдруг согласился Джадж. ‑ Я не буду спорить. Только ты мне честно скажи: разве когда ты был звездой рокопопса Кими, мир не преобразился до неузнаваемости?

В. задумался. Действительно, он не только побывал в другом человеке, но еще и словно на другой планете. Будь В. самим собой, он, может быть, и видел бы те же стены, тот же свет софитов, но все равно совершенно по‑другому.

‑ То‑то и оно, ‑ воскликнул Джадж. ‑ Я те говорю еще раз, кержАк, не будь рабом слов!

В. ощутил раздражение. Как будто сам Джадж не был рабом слов! Твердит свое «трансиляция», точно этим все сказано! А сам до сих пор не может внятно объяснить, что такое эта самая трансиляция!

‑ Кстати, еще одно, ‑ не унимался Джадж. ‑ Вот ты тут прокурлЫкал: «в воображении», а что такое воображение?

В. только устало отмахнулся. Довольно с него дискуссий.

‑ Я те говорю: этот кизЯк реально существует! ‑ настаивал Джадж. ‑ А что касается доказательств, то ты сам их получишь. Со временем, ‑ заключил Джадж и добавил после паузы: ‑ Если будешь продолжать заниматься трансиляцией, ‑ он расхохотался, увидев выражение лица В., который содрогнулся при мысли о том, что ему придется повторить подобный опыт.

В. поскорее перевел разговор в иное русло, о трансиляции ему в буквальном смысле было больно вспоминать:

‑ Если это правда, и трансиляция реальна, то что происходит с людьми, в которых вы трансилируете, или как там это у вас называется? Они чувствуют что‑нибудь? ‑ спросил В., снова закашлявшись. Ему пришло в голову, что в случае с трансиляцией речь шла о доселе неслыханном вторжении в частную жизнь.

‑ Трансы‑то? ‑ хохотнул Джадж. ‑ Не, ниче они не чувствуют. Иногда только легкое головокружение, а бывает, что в обморок грохнутся, но в целом ничего! Хотя, по правде говоря, трансилера можно засечь, но это только в том случае, если ты сам знаком с трансиляцией. А по большому счету мы не причиняем трансам абсолютно никаких неудобств! Зашли – вышли, все дела!

«Мило! ‑ подумал В., ‑ Какая там защита прав человека! Какая там неприкосновенность частной жизни! В любой момент такой вот полоумный трансилер залез в твой мозг, в твою душу и разузнал все вплоть до мельчайших подробностей, даже то, что ты сам от себя скрываешь: все твои мысли, чувства, страхи, желания, надежды. Какую же власть получает трансилер над людьми? И кто даст гарантию, что он использует эту власть во благо?» В. передернуло. Но от комментариев по этому поводу он пока воздержался.

‑ Строго говоря, мы используем трансиляцию не просто для развлечения, а точнее, обычно мы преследуем во время трансиляции вполне определенную цель, ‑ продолжал Джадж.

В снова вздрогнул. «Именно, ‑ подумал он, ‑ кто знает, что у вас за цели!»

‑ Хотя это я те объясню как‑нибудь потом, ‑ добавил Джадж, окинув взглядом В. ‑ Щас ты уже не на нуле, чел, щас ты в минусе! ‑ засмеялся Джадж. В. только сердито посмотрел на него в ответ. Легко насмехаться над новичком!

‑ Лана, лана, пора отдохнуть, ‑ примирительно протянул Джадж. – Двинем к выходу!

Джадж помог В. подняться. В. с большим неудовольствием подумал, что теперь придется опять лезть через горы металлолома, но тут же заметил среди железяк узкую дорожку, ведущую прямо к лифту, как будто кто‑то предусмотрительно разгреб железо, пока они с Джаджем спорили. В. ковылял к лифту, поддерживаемый Джаджем, превозмогая чудовищную боль, и думал о том, что никто никогда больше не заставит его трансилировать.

 

 

Глава 9. Психоаналитическое предсказание

 

В. с Джаджем отправились в уже знакомое В. место – зал с одиннадцатью дверями, который именовался Базой. Только В., шагнув из лифта, не сразу узнал этот зал, который был залит ярким солнечным светом, льющимся из огромных, во всю стену окон. Кругом, насколько хватало глаз, шевелилась, кипела, закручивалась в водовороты живая людская толпа. Перед взором В. запестрело невообразимое количество красок, человеческие лица замелькали, сменяя друг друга, как мозаика в причудливом калейдоскопе. В. едва‑едва успевал их разглядывать.

Вот дородный господин в тюбетейке, шароварах и расшитой косоворотке. В. не удивился бы, если бы к такому наряду прилагались еще и лапти. Вот юноша с лицом шоколадного цвета и курчавыми волосами, одет он почему‑то в женском платье. Вот девочка лет десяти в голубой газовой юбочке и чудовищно огромных черных до колена ботинках. Голова у девочки совершенно лысая. Человек с темным узкоглазым лицом, с ног до головы облаченный в лисьи меха, крадучись продирается сквозь толпу, сжимая рукоять кинжала, притороченного к поясу на бедрах. Как будто древний кочевник перенесся в современность. Девушка, всем бы красавица, если бы не приплюснутый нос, похожий на поросячий пятачок…

Причудливые персонажи представали один за другим перед В. Каждый из них произвел бы настоящий фурор на обычной городской улице. То тут, то там люди группировались в кучки и оживленно что‑то обсуждали. Некоторые усаживались прямо на пол и оттуда подавали глубокомысленные реплики. Разобрать, о чем они говорят, не было никакой возможности, все сливалось в громкий равномерный гул.

В. было так интересно разглядывать здешних обитателей, что он даже забыл про боль. Но Джадж не дал ему задержаться, он потащил В. за собой через весь зал. На этот раз преодолевать путь было гораздо труднее, чем когда В. проделывал его с Леяной, ведь им пришлось продираться сквозь толпу.

Наконец Джадж и В. остановились в конце длинной извивающейся очереди.

‑ Зайдем в Ресторацию? ‑ спросил Джадж. ‑ Долго ждать не будем, народу мало! ‑ Джадж махнул рукой в сторону невообразимо длинной вереницы людей.

«Очень сомневаюсь», ‑ подумал В., но не стал возражать. Однако очередь действительно продвигалась на удивление быстро. Не прошло и десяти минут, как Джадж и В. оказались у знакомой В. двери с изображением ножа и вилки. Дверь ежеминутно распахивалась, выпуская выходивших из Ресторации людей, и туда тотчас заходили ожидающие.

После двух сухоньких старушек с бантам на тоненьких седых косичках зашли и В. с Джаджем. К немалому удивлению В., не осталось и следа от великолепия, царившего здесь вчера. Не было в помине живой лепнины или меняющих цвет бархатных занавесей. Перед ними развернулось невообразимо огромное помещение с рядами простеньких столиков, накрытых клеенчатыми скатертями. «Видимо, это другой зал», ‑ подумал В. Правда, и здесь была стойка, всем похожая на стойку, за которой В. и Леяну встречал Кларло, но самого Кларло не было.

Вместо Кларло за стойкой красовался здоровенный детина с огромным пузом. У него тоже имелись усы, но на этом сходство с Кларло заканчивалось. Усишки были редкими и рыжеватыми, как и растительность на блестящем от пота лбу толстяка. Маленькие ручки и ножки, выраставшие из его грузного тела, не мешали ему гипотетически прекрасно вписываться в идеальную сферу. Крохотными глазками, грозящими ежесекундно исчезнуть под нависшими над ними складками кожи, он ощупывал входивших посетителей, а затем делал какие‑то пометки в своем маленьком блокнотике. Обыкновенный поварской наряд, натянутый на эту тушу, с непременным колпаком и фартуком, как нельзя органичнее дополнял весь его облик.

Когда Джадж и В. подошли к стойке, этот гигантский шалтай‑болтай грозно глянул на Джаджа и черкнул что‑то в блокноте. Еще сумрачнее он зыркнул на В., задержав на нем тяжелый взгляд. Внимательно изучив лицо В., толстяк принялся строчить в блокноте с неимоверной скоростью, исписав при этом, наверное, не менее двух листов. Джадж и В. терпеливо дожидались, пока он закончит. Когда толстяк поставил последнюю закорючку в своем блокноте, он вежливо наклонил голову и просипел:

‑ Добро пожаловать!

Джадж подлетел к нему и, хлопнув что есть мочи по его мясистому боку, прокричал:

‑ Здорово, Милый Жир!

В. не смог сдержать усмешки. Еще никогда он не встречал человека, которому бы так подходило прозвище «Милый жир».

Толстяк, видимо, желая подтвердить, что он именно «милый» жир и никакой иной, расплылся в широкой улыбке:

‑ И тебе привет, Джи‑Джи. Кого это ты к нам привел?

Джадж вскинул руки в сторону В., словно фокусник на арене цирка, демонстрирующий свой лучший номер:

‑ В., прошу любить и жаловать!

Затем он обратился к В.:

‑ А это Жирмила, он же Милый Жир, он же Кусок Сала, он же Свиной Окорок, он же Нетопленый Шпик, он же Дорога к Инфаркту, он же Масляный Блин, он же… ‑ Джадж все лил поток оскорблений на голову бедного Жирмилы, а В. не знал, куда себя деть от смущения. Но Милый Жир все время, пока Джадж склонял на все лады его персону, только довольно кивал, как будто Джадж перечислял его заслуги перед Родиной, ‑ …он же Лысый Боров или Неосвежеванный Хряк! ‑ закончил Джадж, весело подмигнув Жирмиле.

‑ Очень приятно, ‑ выдавил из себя В.

Сладко улыбающийся Милый Жир вдруг нахмурился и изрек:

‑ Вот только врать не надо! Очень приятно ему!

В. растерялся:

‑ Да я только…

‑ Еще скажи, что влюбился в меня! ‑ сипло прокурлыкал Жирмила.

В. недоумевал: этого человека назвали Лысым Боровом, и он даже бровью не повел, а на «очень приятно» вдруг обиделся!

‑ Да я вовсе не то имел в виду, ‑ начал было В., но Жирмила прервал его.

‑ Чего тебе приятно? Может, это тебе приятно? ‑ Жирмила утер лоб рукой и плеснул рукой в сторону В., опрыскав его каплями пота.

В. невольно передернуло, и у него совершенно непроизвольно вырвалось громкое «фу!». Он кинулся утирать залитые Жирмилиным потом глаза.

‑ Ага! ‑ победоносно завопил Жирмила. ‑ Или, может, это тебе приятно? ‑ Жирмила поднял правую руку и склонился к В., норовя подсунуть ему под нос свою подмышку. В. подпрыгнул, как ужаленный, и отскочил подальше от стойки. Джадж спокойно наблюдал за происходящим, не вмешиваясь, только тихонько посмеиваясь в кулак.

‑ Или вот это? ‑ Жирмила задрал свой фартук, демонстрируя В. белый с синими прожилками живот.

‑ Что скажешь? ‑ не унимался Жирмила. ‑ Приятно? И даже очень? А вот я тебе сейчас, ‑ и Жирмила повернулся задом к В. и ухватился за штаны. В. догадался, что последует за этим и, отвернувшись, крепко зажмурился. Через несколько мгновений он не без страха открыл глаза и увидел, что Джадж успокаивает Жирмилу, обняв того за плечи.

‑ Жирик, не кипятись, он же новенький у нас, удостой снисхождения!

Жирик грозно косился на В. из‑под насупленных бровей.

‑ Не понимаю я таких вот, ‑ объяснял Жирмила Джаджу, тыкая пальцем в В. ‑ На кой трепаться? Приятно ему! И не просто приятно, а, видите ли, «очень приятно»! Ну на кой врать? Он что думает, я ему спасибо что ль скажу за его приятно? Я прямо сплю и вижу, как такому обормоту приятно сделать! Да я ему покажу щас, что такое приятно! Я вот как возьму его за… ‑ Жирмила изобразил пальцами крепкий щипок, ‑ и посмотрю, будет ему приятно или нет.

‑ Жирик, ты ж понимаешь! Подумай, ведь он только что… ‑ увещевал его Джадж.

‑ Я‑то подумаю, ‑ кипятился Жирик, ‑ подумаю! А вот ему на кой его кочан, а? ‑ Жирмила постучал по своему почти лысому черепу. ‑ На кой голова, я спрашиваю? Думать надо?

В. попытался исправить ситуацию, пробормотав:

‑ Простите, я сожалею…

Жирмила закатил глаза:

‑ Он еще и сожалеет! Каков нахал! Мало мне его приятности, так он теперь мне еще и сожалений подвалил!

Джадж вступился за В.:

‑ Да ничего он не сожалеет, Жиря, сделай ты ему скидочку, он же сам не знает, чего бормочет!

В. нахмурился. Что за бред! И вообще, что здесь происходит? Чего эта жирная курица взбеленилась? В. проявил элементарную вежливость и больше ничего!

‑ Я… ‑ довольно твердо начал В., но Джадж так грозно на него шикнул, а Жирмила удостоил таким взглядом, что В. почел за лучшее не затевать спор.

‑ Жирик, ты лучше знаешь что, просвети нас, а? ‑ увещевал Жирмилу Джадж. ‑ Расскажи нам все, как есть, на духу, будь другом! Я бы с удовольствием освежил свой психоаналитический образ, Жиря! А он, ты только взгляни на него, ‑ Джадж кивнул на В. ‑ Он ведь так и просит об этом, можно сказать, вопиет! Он же просто находка для тебя, Жиря!

Жиря нехотя посмотрел на В. и даже сподобился почти улыбнуться:

‑ Что да, то да. Давненько не видал такого экземпляра.

‑ Ну вот, Жиря! Уверяю, ты будешь ждать новой встречи с В., как петух ждет рассвета! Это ведь первейший кандидат! Благодатный материал! Унавоженная почва!

В., выслушивая такие комплименты от Джаджа, мрачнел на глазах. Зато Жирмила становился все веселее.

‑ И то правда, ‑ расплывшись в улыбке, пролепетал Милый Жир. ‑ Я ведь тут уже… ‑ проворковал он, показывая Джаджу исписанные листы блокнота.

‑ Так открой нам страшную тайну, Жирик! Просвети пребывающих во тьме! ‑ восклицал Джадж.

‑ Я могу, конечно, но… ‑ Жирмила неловко закашлялся, ‑ видите ли, пока это только наброски, черновик, так сказать.

‑ Да брось, Жиря! Всем известен твой талант. Не скромничай! Уверен, уже можно сделать вполне определенные выводы, ‑ приободрил его Джадж.

‑ Да, но… ‑ тянул Жирмила.

‑ Мы смиренно просим, ‑ склонил голову Джадж и ткнул В. в бок, красноречиво намекая, что и В. также должен присоединиться к его просьбе.

В. неопределенно хмыкнул и нехотя кивнул головой.

‑ Тогда, что ж… кхе‑кхе… Пожалуй… ‑ Жирмила выудил из кармана фартука блокнот и стал зачитывать нудным голосом: ‑ «Субъект: А1, 03, 44, ББ, а малое, 284. Стремится к приятному чувству защищенности так сильно, что потребность в установлении сердечной связи становится доминантной. Считает, что ему мешают в проявлении инициативы и что существующие трудности ставят его дальнейшие успехи под сомнение. Однако упорно придерживается своих притязаний. Хочет свободно следовать своим убеждениям и принципам, развивать свои способности, желает добиться уважения к себе как к личности. Надеется благодаря активности и усердию устранить внутренние противоречия. Властный, считает, что ему мешают в проявлении инициативы. Эгоцентричен и потому обидчив, ‑ Жирмила бросил на В. многозначительный взгляд, перевернул листок и продолжил: ‑ Стремится к безопасности, идиллической гармонии. Своеволен, не может приспосабливаться. Психопатологически: депрессивное состояние, состояние застоя. Психогенные мотивы: чувство неполноценности, неуверенности в себе, страх перед внутренним одиночеством…»

В. раскрыв рот, слушал Жирмилу. Эгоцентричен? Обидчив? Депрессивное состояние? Да это он о ком? Но недвусмысленные взгляды Жирмилы не оставляли В. сомнений: субъект А1, 03, 44, ББ, а малое, 284 есть сам В. собственной персоной. А все вышесказанное относилось не к кому‑нибудь, а именно к В.

Жирмила дочитал:

‑ …Аффективное стремление к деятельности на фоне депрессивного состояния. Неудовлетворенное притязание на собственную силу, твердость и превосходство. Защита от невыносимого перенапряжения, депрессивная оборона, беспокойство.

Жирмила замолчал, вперив взгляд поросячьих глазок в В. Затем он продолжил, не прибегая уже к помощи блокнота:

‑ Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод о наступлении следующих событий в жизни субъекта. Непредумышленное причинение себе вреда, выражающееся в нанесении ран, ушибов или иного физического ущерба: вероятность 60%. Выраженная агрессия посторонних лиц: вероятность 70%. Благоприятная активность окружения: ниже нормы, 20%. Совпадение отрицательных факторов: около 70%. Совпадение положительных факторов ниже нормы, близится к нулю. Вероятность летального исхода высокая, более 50%, ‑ Жирмила прищурился, словно что‑то прикидывая, и авторитетно заключил: ‑ 60‑65%.

Джадж присвистнул:

‑ Вот ты загнул, Жиря! Живого места на парне не оставил!

В. с молчаливой ненавистью испепелял взглядом Жирмилу. Тот отвечал В. спокойным взглядом естествоиспытеля.

‑ Что ж я поделаю, ‑ развел руками Милый Жир. ‑ Что есть, то есть, никуда не денешься!

Джадж ухватил В. за локоть:

‑ Спасибо большое за диагностику, Жиря. Мы непременно учтем твои выводы. А сейчас пойдем пообедаем, с твоего позволения. Какой столик мы можем занять?

‑ 325‑ый вон свободен, ‑ молвил Жиря и проводил удаляющегося под руку с Джаджем В. долгим взглядом. ‑ Ты уж пригляди за ним, Джи‑Джи. Как бы чего не вышло! ‑ крикнул им вслед Жирмила, почесав карандашом в затылке. ‑ Прогноз крайне неблагоприятный!

‑ Непременно! ‑ откликнулся Джадж и увлек В. к столику, на котором стояла картонная табличка с надписью «325».

Как только они уселись, В., скрестив руки на груди, накинулся на Джаджа:

‑ Я вам не подопытный кролик! Чего там вытворял этот тип?

‑ Покойно, покойно, козУлька, ‑ Джадж похлопал В. по плечу. ‑ Не ты первый, не ты последний. Че ты так контрабАсишься? Ниче страшного. Подумаешь, у тебя небольшой депресняк.

‑ Нет у меня никакого депресняка! Что за чушь нес этот жиртрес?

Джадж склонился к В.:

‑ Не советую тебе орать. Если Жирик услышит, как ты отзываешься о его методе… ‑ Джадж дико вращал глазами: ‑ В гневе он страшен, поверь! И остановить его нет никакой возможности, если только плавно не перевести разговор на его любимую тему.

‑ Какую же, интересно? ‑ ехидно спросил В. ‑ Космическая ересь?

‑ Психоаналитическое предсказание, ‑ серьезно сказал Джадж и не менее серьезно добавил: ‑ Его любимое занятие. Хочешь не хочешь, он состряпает свой психанальский прогноз. А слушать его или нет – эт уже твое дело.

‑ Да я даже словом с ним не обмолвился! ‑ возмутился В. ‑ Что за убогий психоанализ – пытаться чего‑то там спрогнозировать, зная человека всего лишь пару минут? Он по лицу что ли читает, физиономист недоделанный?

Джадж вполне серьезно ответил:

‑ Не только по лицу. Может по рукам, по ногам, даже по волосу.

‑ Так вот глянул на мой волос и все обо мне узнал? ‑ саркастически осведомился В.

‑ Все о тебе знать никто не может, ‑ отрезал Джадж, но увидев разъяренное лицо В., добавил со вздохом: ‑ Хорошо, объясню. Но в следующий раз, сделай милость, напряги свои извилины, а то надоело все тебе разжевывать, ‑ и не дожидаясь комментариев В., Джадж продолжил:

‑ Яснее ясного, что психоаналитическое предсказание занимается предсказанием будущего на основании анализа психического состояния субъекта. Оно же так и называется: ПАП, то есть психо‑а‑на‑ли‑ти‑ческое предсказание! ‑ по слогам произнес Джадж. ‑ Проще говоря, Жир проследил, каким образом твои эмоции, как явно выраженные, так и скрытые, влияют на твое будущее. Вернее, здесь бы Жирик сказал так: как твои эмоции формируют твое будущее. Но тут мы уже рискуем залезть в такие терминологические дебри, в которых легко и потеряться. И вообще, у нас обед. Так что мой тебе совет: забудь о Жирмиле и о всех его прогнозах.

‑ Хорошенькое дело! Забудь! ‑ В. все никак не мог успокоиться. ‑ Да этот Милый Жир меня уже в гроб уложил! И у кого это «чувство неполноценности, неуверенности в себе, страх перед внутренним одиночеством», у меня?

‑ Даже если и так, чего тут оскорбляться? ‑ недоумевал Джадж.

‑ Да я… я… ‑ пыхтел В. Он собирался было разразиться обличающей речью, но вовремя сообразил, что подобного рода выступлениями как раз и продемонстрирует неуверенность в себе.

Джадж словно понял, что с ним творится:

‑ Вот и я о том же, ‑ сказал он, как будто прочитав мысли В. ‑ Если ты уверен в себе, то какое тебе дело до чьих бы то ни было прогнозов? Кого ты пытаешься убедить в том, что сказанное Жирмилой неправда? Хочешь убедить меня или, может быть, себя самого? ‑ и, склонившись к В., Джадж проговорил доверительно: ‑ Если ты и в самом деле обладаешь уверенностью в себе, то не нуждаешься в ее подтверждении, не так ли? Если ты что‑то достоверно знаешь, то к чему тебе доказательства? Разве ты сомневался, что это стол, когда за него садился? Стол для тебя существует БЕЗ СОМНЕНИЯ!

А вот уверенность в себе… Тут совсем другое! Откуда ты можешь знать, что она у тебя есть? Ты ее видел? Трогал? Пробовал на вкус? Как подтвердить ее существование, хотя бы для самого себя? Да и что это вообще такое, уверенность в себе: сейчас она вроде бы есть, а через минуту ее глядишь и нету. Как ее зафиксировать и продемонстрировать другим? Очевидно, что это невозможно.

Потому оставь в покое Жирмилу и кого бы то ни было, кто начнет тебе рассказывать о твоих достоинствах или недостатках. Для них это развлечение, а для тебя дело серьезное, и потому ты всегда в проигрыше. Какой‑нибудь психологический изъян у тебя непременно отыщется. А где‑то в самой глубине твоей души, как бы ты не хорохорился, всегда найдется место неуверенности. Ну и кинескОп с ними. Пусть Жирмила корректУрится себе на здоровье. Отдай корпУсу корпусОво. Положи на все кларнЕт. И только в самом крайнем случае проси Жира сделать тебе психоанальский прогноз, ‑ расхохотался Джадж.

В. совсем было успокоился, найдя, действительно, кое‑какой смысл в словах Джаджа, но к его огорчению Джадж добавил:

‑ Хотя тут есть над чем задуматься. Коли уж случилось так, что ты Жирин прогноз услышал, можно и обратить внимание на кое‑какие детали… ‑ Джадж осекся, увидев лицо В. ‑ Хотя смотри сам, как знаешь.

Подошедший официант прервал их разговор. В. заметил, что официант не был уже ни смазливым, ни черноволосым, как в тот вечер, когда В. ужинал с Леяной. Напротив ‑ он был лысоват и не очень симпатичен. У него было внушительное брюшко, хотя, конечно, до Жирмилы ему было далеко.

Официант опять притащил: для В. многотомное меню, а для Джаджа картонную красную папку с несколькими листочками. Ситуация повторялась. Джадж так же, как и Леяна, начертил что‑то в своем меню и отдал его официанту. В. попросил себе первый том и заказал баклажаны с рубленым мясом, борщ баруинский и бананы по‑заморохски. На сей раз Джаджу принесли на вид самый обыкновенный салат, а В. – все заказанные им яства.

У В. пропал аппетит, но он мужественно одолел все блюда. Джадж ел, кажется, побольше Леяны, и в тарелке у него лежало нечто более привлекательное, чем зеленая жижа. В. решил не задавать никому ненужных вопросов о странном меню для избранных, он опасался, что Джадж снова разразится поучительным монологом и вконец испортит В. аппетит. Потому В. молча насладился своим обедом. Попутно он разглядывал и других жующих посетителей, а также, по возможности, содержимое их тарелок. У многих в тарелках было накручено нечто невообразимое, и многие уписывали несколько блюд подряд, подобно В.

«Я тут не один такой обжора, ‑ подумал В., который в свете аскетичных кулинарных пристрастий Джаджа и Леяны начинал чувствовать себя неуютно. «А, собственно, какое мне дело, ‑ окончательно успокоил себя В. ‑ Что с того, что у них свое меню? Может, это список излюбленных блюд завсегдатаев. Или что‑то вроде того». В. решил не ломать над этим голову.

‑ А ты, кстати, в каких залах на Базе уже побывал? ‑ спросил вдруг Джадж.

В. перебрал в памяти недавние события:

‑ Раздача… Утиль… Мойка… Гардеробчик… и этот, Ресторация…

‑ Понятно, пять, ‑ Джадж на мгновение задумался. ‑ Еще парочку дверей, думаю, ты осилишь сегодня, допустим Оттяг и Улет. Ну, по ходу дела сориентируемся.

Закончив обед, В. и Джадж покинули Ресторацию, причем Жирмила проводил В. долгим вздохом и печальным покачиванием головы. В. скрипя зубами попрощался с Жирмилой и подумал о том, что если ему придется обедать и ужинать, встречаясь при этом с Кларло или Жирмилой, то он рискует заработать себе язву желудка. Хотя одно его радовало – боль от проведенной трансиляции совсем утихла после сытного обеда.

 

 

Глава 10. Оживший мертвец

 

Едва только они вышли за дверь, людской водоворот подхватил их и увлек за собой. В. живо вообразил свои перспективы в том случае, если он потеряет Джаджа из виду, и покрепче уцепился за руку Джаджа. Джадж, ловко лавируя в толпе, уверенно несся к какой‑то неведомой В. цели. В. злился, что ему приходится опять, как слепцу, уповать на своего поводыря, но делать было нечего: он старался следовать за Джаджем ни на шаг не отставая. Это оказалось нелегкой задачей. Джадж почти бежал, и В. запыхался, еле поспевая за ним. Пару раз Джадж оглянулся и подмигнул В., как бы подбадривая его, но В. от этого легче не становилось.

‑ Эй, Джи, постой! Погоди же! Чуть помедленнее! ‑ В. пытался слабыми выкриками затормозить стремительное перемещение Джаджа, но безуспешно. Джадж словно и не слышал его. В. наступил кому‑то на ногу и успел только пробормотать «простите», как рукав Джаджа выскользнул из его рук. Тут же В. чуть не был сбит с ног дородным господином в смокинге сливового цвета.

‑Пардон, месье! ‑ молвил господин, отвесив В. в высшей степени изысканный поклон. На миг его туша закрыла собой все окружающее от взгляда В., в том числе и быстро удалявшегося Джаджа.

‑ Я… что вы… отойдите… эх! ‑ В. неучтиво махнул рукой на сливового господина и, обогнув того с тыла, кинулся в погоню за Джаджем, оттопыренные уши которого маячили вдалеке.

‑ Джадж! ‑ крикнул В. ему вслед, силясь перекричать гудящее многоголосие. Чудесным образом Джадж его услышал. Он повернулся и, приветливо помахав В. рукой, что‑то прокричал в ответ. Кажется, «уже скоро!», а может быть «до скорого!», а может быть и «скорее!». Как бы то ни было, он и не подумал остановиться и подождать В., который бежал за ним следом, уже не обращая внимания на количество отдавленных им конечностей.

‑ Джадж! Эй! Стой! ‑ кричал В., слабея и постепенно понимая, что в этой гонке ему не одержать победы. Джадж уже не обращал внимания на крики В., и не прошло и пары минут, как его лопоухая голова затерялась среди моря человеческих голов.

В. еще некоторое время бежал по инерции в неизвестном направлении, но вскоре понял всю бессмысленность такого бесцельного передвижения и остановился. Он огляделся по сторонам. Его так закрутил людской водоворот, что он потерял ориентацию. В. даже не представлял, в каком именно месте огромного зала, называемого Базой, он находится.

Кажется, где‑то там вдалеке видны стены… Но толком разглядеть их В. не мог. И вообще, складывалось впечатление, что База опять изменилась, в частности, пропали огромные окна. И потому В. теперь не мог понять, где находились одиннадцать дверей, а где – лифт. Какое‑то время В. стоял, омываемый со всех сторон человеческим потоком, лихорадочно соображая, что делать и куда податься. Кроме того, чтобы идти куда глаза глядят, ничего в голову не приходило, но потом В. осенило: он потерялся, но не потерял же он, в самом деле, язык!

‑ Простите! ‑ В. встал на пути миловидной пухлой женщины лет сорока, всем своим видом напоминавшей добродетельную мамашу, что, однако, не помешало ей увенчать голову шляпкой, изображавшей бригантину с поднятыми парусами.

‑ Вы не знаете, где находится лифт? ‑ учтиво поинтересовался В.

Мамаша глянула на него испуганно:

‑ Что? Лифт? Ничего не знаю ни о каком лифте!

В. растерялся.

‑ Тогда не подскажите, как пройти в Ресторацию? ‑ спросил он.

‑ Куда? ‑ пропищала мамаша, как будто впервые услышав о существовании какой‑то там Ресторации.

‑ В Рес‑то‑ра‑цию! ‑ громко произнес по слогам В., опасаясь, что мамаша могла быть глуховатой.

Мамаша обиженно воззрилась на него и, не удостоив ответа, направилась прочь. Бригантина гордо уплыла от В. по волнам из человеческих голов.

В. тихонько выругался. Следующей жертвой В. избрал молодую девушку в наряде школьницы и с аккуратно прилизанными волосами. На носу у нее красовалось треснутое пенсне.

‑ Прошу прощения! ‑ обратился к ней В.

Девушка остановилась и, поправив пенсне, уставилась слегка пренебрежительно на В.

‑ Прошу прощения за беспокойство, не подскажите, как мне найти лифт? ‑ В. пытался всем своим видом заявить о невинности своих намерений.

‑ Не подскажу, ‑ отрезала школьница.

В. опешил. Даже и не поймешь, что означает ее ответ: то ли она не знает о лифте, то ли не желает помочь В. Но В. еще разок попытал счастья:

‑ А как пройти в Ресторацию, или… ммм…. может быть, как его там, в Улет? ‑ спросил он.

‑ Так в Ресторацию или в Улет? ‑ спокойным глубоким голосом спросила школьница.

‑ А разве это имеет значение? ‑ замялся В. ‑ Мне казалось, они некоторым образом находятся рядом, ‑ В. вспомнил стену с одиннадцатью дверями.

Школьница невозмутимо смотрела изучающим взглядом на В., словно дожидаясь, когда тот наконец разрешит свои внутренние противоречия.

‑ В Ресторацию или в Улет? ‑ совершенно спокойно переспросила она, проигнорировав последнее замечание В.

Ситуация начинала забавлять В. Неужели можно идти разными дорогами к двум дверям, которые находятся рядом, в одной стене?

‑ А не могли бы вы показать мне дорогу и туда, и туда? ‑ бодро проговорил В., заранее посмеиваясь над возможным ответом.

‑ В Ресторацию туда, ‑ школьница махнула рукой вдаль за спину В. ‑ А Улет – там, ‑ и она махнула рукой в совершенно противоположном направлении.

‑ Но этого не может быть… ‑ начал было В., но взглянув в глаза, холодно сверкавшие за треснутым пенсне, он понял, что какие‑либо прения по этому поводу бесполезны и умолк.

‑ Это все? ‑ спросила школьница.

‑ Все, ‑ ответил В., ‑ большое вам спасибо.

‑ Не стоит благодарности, ‑ молвила школьница и удалилась. Когда она повернулась, В. успел заметить, что сзади к длинному хвосту ее гладко зачесанных назад волос привешена увесистая гиря килограмм на пять.

Нечего делать, В. пришлось последовать указанию, в котором он сильно сомневался. Спрашивать еще кого‑то В. не хотелось. Чутье подсказывало ему, что все расспросы не помогут в его затруднениях и потому он развернулся и пошел в том направлении, следуя которому, по словам школьницы, можно было достигнуть Ресторации. В. шагал, наверно, добрых полчаса, но так никуда и не пришел.

«Мда, дела… ‑ бормотал В. себе под нос ‑ Надо ж умудриться потеряться, когда вокруг столько народу! Но, честное слово, лучше оказаться одному в дремучем лесу, чем среди толпы на Базе!» В. вынужден был в конце концов остановиться и опять спросить дорогу.

Но ему совершенно не стало легче, когда приземистый мужик в армяке заявил, что Ресторация находится в направлении прямо противоположном тому, в котором шагал В. О лифте мужик тоже не имел никакого понятия.

«А, чтоб вас!» ‑ В. мысленно проклял все на свете и, разозлившись, решил просто идти по прямой, ведь тогда он рано или поздно должен будет куда‑нибудь придти!

…Сколько прошло времени с того момента, как его осенила гениальная идея «идти по прямой», и до того, как он совершенно без сил опустился на мраморный пол, В. не имел представления. Ему казалось, что он шел несколько часов, но он так и не смог добраться до стены! Проклятый зал не кончался! Зловредные стены словно убегали от В. Перед его глазами мелькали лица, сливавшиеся в одно сплошное белое пятно, в голове гудело.

За время своих мытарств В. не раз поминал Джаджа «добрым» словом, а заодно уж и Леяну с Мистером. Однако под конец он был зол только на себя. Черт его дернул ввязаться в эту сомнительную авантюру! Ясно как день, что‑то здесь нечисто со всеми этими дверями, стенами, залами и тем, что в этих залах творится! Дурацкие двери, дурацкие стены, дурацкий Дом!

Пока В. сидел на мраморном полу и проклинал себя, судьба решила смилостивиться над ним. Какой‑то человек остановился рядом с В. Прямо перед носом В. оказались два огромных черных ботинка. Ввысь уходили две худые нижние конечности в коричневых брюках. В. поднял голову. Перед ним стоял Джадж!

‑ Джадж! ‑ вне себя от радости вскрикнул В. и, вскочив, вцепился в Джаджа. В. не припоминал, чтобы он когда‑нибудь был так рад встрече с кем бы то ни было. ‑ Джадж! Это ты! Ты меня нашел! ‑ В. даже позабыл, как до того на мысленно все лады ругал Джаджа. ‑ Меня уже тошнит от этой треклятой Базы! Наконец‑то ты вытащишь меня отсюда! ‑ несмотря на радость, В. все‑таки укорил Джаджа: ‑ Куда ж ты так торопился? Словно за тобой сам черт гнался! Или я так тебе надоел, что ты решил сбежать? ‑ сам не зная, что болтает, В., улыбаясь, тряс Джаджа за плечи. Но тут он заглянул в глаза Джаджа и осекся.

С Джаджем было что‑то не ладно. Холодные пустые глаза без выражения смотрели вдаль, помимо В. До того В. никогда бы в голову не пришло, что такое возможно, но сейчас это случилось: печальная сторона Джаджа не выражала печали, а веселая соответственно – веселья! Почему уж В. сделал такой вывод, он сам толком не понимал, но он четко видел, что не смотря на то, что внешне лицо Джаджа осталось таким же, за ним, там, внутри, не было ни печали, ни веселья, там было что‑то такое… гораздо хуже, чем печаль, что‑то темное и мерзкое.

От Джаджа веяло холодом, В. словно дотронулся до трупа! В. невольно отдернул руки. Зябкая дрожь пробрала В. Он мог бы поклясться, что за этой оболочкой из плоти Джаджа как такового не было. Такие мутные глаза и окаменевшие губы принадлежат скорее мертвецу, чем живому человеку. В. попятился. Этот Джадж ему не нравился. Что‑то тошнотворное разливалось тяжелыми волнами от этого Джаджа. Тот вихрастый лопоухий парень, которого знал В., мог быть, конечно, ехидным или не очень вежливым, но жизнь в нем так и била ключом, не то что в этой мумии с мутными бесцельно блуждающими глазами, взгляд которых вдруг остановился на В.

‑ Ты кто? ‑ произнес труп Джаджа.

‑ Я… эээ… я В., ‑ мямлил В., отступая назад.

‑ Чего тебе надо? ‑ прогнусавил труп, впившись в лицо В. неприятным леденящим взглядом.

‑ Джадж, что стряслось? ‑ попытался наладить разговор В.

Но Джадж только отмахнулся от В., его взгляд опять устремился в неведомые дали:

‑ Отстань от меня. Ничего я не хочу.

‑ Джадж, что с тобой? Это же я, В.! Ты что, меня не помнишь?

‑ Какой В.? Я тебя не знаю, ты мне не нужен. Отстань!

‑ Джадж, вспомни! Всего‑то пару часов назад мы с тобой обедали, ‑ ласково увещевал его В., все еще надеясь, что Джадж придет в себя. Но Джадж только бормотал свое «отстань» и «ничего не хочу», пока наконец уговоры В. не сделали свое дело. Джадж взорвался:

‑ Как же вы все мне надоели! ‑ он застонал и заломил руки. ‑ Сколько это будет продолжаться? Сколько мне терпеть? До каких пор? Я не хочу, не хочу! Как мне все надоело! Это не жизнь! Лучше умереть, сгинуть! Я хочу умереть! ‑ причитал Джадж, а В. даже не знал, как его успокоить.

Он пытался воззвать к рассудку Джаджа, но своими стараниями, кажется, сделал только хуже. Все кончилось тем, что Джадж или не Джадж забился в судорогах, не прекращая тем не менее жаловаться на свою жизнь. С ним словно случился эпилептический припадок, речь стала бессвязной, глаза выкатились, губы посинели. В. застыл от ужаса, наблюдая за обезумевшим Джаджем.

‑ Я только… извините, я ошибся, ‑ бормотал В., отступая назад в толпу. ‑ Простите, я не хотел, прошу прощения… ‑ так, бормоча извинения, В. поспешил смешаться с толпой. Но до его ушей еще долго доносилось гнусавое дребезжание, проклинавшее небеса и землю.

В. бежал в холодном поту прочь от того места, где повстречал ходячий труп Джаджа. Что же это такое, друзья‑товарищи? Что же это делается? Они тут все до одного сумасшедшие, свихнувшиеся, выжившие из ума! Это один большой дурдом! Господи, только бы найти выход! Скорее прочь отсюда! Спасаться! Спасаться! Если только это еще возможно, если только В. еще не заразился царившим здесь сумасшествием, если только он будет в состоянии мыслить здраво после всей той ахинеи, что приключилась с ним за последние дни.

В. бежал прочь от ожившего мертвеца, и лихорадочные мысли скакали в его мозгу одна страшнее другой, пока среди них не промелькнула одна более менее здравая. «Остановись, кретин! ‑ сказал сам себе В. ‑ Что ты носишься по кругу, как ошалелый таракан? К чему эта бессмысленная беготня? Неужели ты тоже уже сдурел? Хотя бы попытайся мыслить здраво!» В. остановился и глубоко вдохнул. Рукавом утер пот со лба.

Да, неприятная ситуация! Он совершенно один, неведомо где, среди кучи умалишенных членов какой‑то придурковатой секты во главе с так называемым Мистером. Но у него еще есть реальный шанс спастись.

Надо только успокоиться. Присесть – В. уселся на мраморный пол – и прикинуть, что делать и к кому можно обратиться за помощью. Хотя о чем это он? Какая помощь? Мало того, что они все умалишенные, так они еще и действуют заодно! В. в этом не сомневался. Против него развернут самый настоящий заговор. Уж неизвестно, зачем В. понадобился этим извращенцам, но он определенно зачем‑то им нужен.

Наверное, так они вербуют новых членов секты. Заманивают людей в этот невообразимый Дом для того, чтобы здесь они ополоумели и стали легко управляемыми. У В., конечно, нет никакого имущества, которое можно было бы присвоить, но сам‑то В. отнюдь не из последних людей в этом городе! Он мог бы пригодиться Мистеру для осуществления его дьявольских планов. А в том, что в голове Мистера существует дьявольский план, В. нисколько не сомневался.

Надо же, как ловко Мистер заманил В. в свои сети! Он даже не пообещал В. ничего определенного! Свобода! Да тут и не пахнет свободой! Разве В. стал свободнее в этом Доме? Напротив, здесь он связан по рукам и ногам. Он и шага не может сделать самостоятельно, он вынужден во всем полагаться на тех, кого пошлет к нему Мистер, на Леяну или Джаджа, но признаемся себе честно, на Леяну и Джаджа полагаться можно с таким же успехом, как на облака в небе!

Леяна постоянно насмехалась над В., унижала его, разве так поступает человек, который хочет помочь? Джадж поначалу вел себя более‑менее прилично, но зато его бегство в неведомые дали, из которых он вернулся ожившим мертвецом, ей‑богу, перечеркивает все его предыдущие заслуги.

И самое‑самое мерзкое во всей этой истории то, что В. даже в общих чертах не может себе представить, что же здесь на самом деле происходит. Вопросы, терзавшие В., множились в геометрической прогрессии. Кто такой этот Мистер? Леяна? Джадж? Кто вообще все эти люди, окружавшие сейчас В.? Чем они занимаются? Что из себя представляет Дом? Неужели все чудеса, которые видел В., существуют на самом деле? Или это были только фокусы гипнотизеров?

Но нет, сказал себе В., сейчас не время для загадок. На повестке дня в данную минуту только один вопрос: как покончить со всей этой катавасией, то есть как выбраться с Базы, и в конечном итоге из Дома. Ему нужно сосредоточиться только на этой мысли и постараться сообразить, как выпутаться из этой сложной ситуации.

Понемногу В. успокоился. Холодный мраморный пол остудил его пыл. И чего он паникует? Что за чушь приходит иногда в голову! Еще чуть‑чуть, и он сам принялся бы вопить как безумный, подобно сбрендившему Джаджу. А между тем, стоило только вспомнить, что когда он был здесь с Леяной, в этом зале вообще никого не было! Очевидно, ночью База пустеет. И В., учитывая сколько времени заняли все его мытарства, осталось дождаться совсем немного до наступления темноты.

По крайней мере, будет гораздо проще понять, где именно он находится, если вокруг не будет непрерывно движущейся толпы. Эта успокоительная мысль окончательно привела В. в чувство и ему перестали мерещиться в толпе глаза охотящихся за ним прислужников Мистера.

Он теперь точно знал, что нужно делать. Он не встанет с места до того момента, пока База не опустеет! И, уж конечно, он больше ни у кого из этих умалишенных не будет спрашивать дороги. В. совсем полегчало, он даже нашел в себе силы спокойно рассматривать проходивших мимо людей.

Некоторое время В. сидел на полу, скрестив ноги, пока вдруг не почувствовал на своем плече чье‑то осторожное мягкое прикосновение.

‑Кхе‑кхе, простите… ‑ проговорил кто‑то за спиной В. дребезжащим голоском.

В. обернулся. Перед ним стоял крохотный старикашка в каком‑то чудном махристом то ли платье, то ли халате. Старичок этот напомнил В. престарелую бородатую мышь. Все в старичке – его глазки под морщинистыми веками, востренький носишко, ушки, покрытые серебристым пушком, тоненькие пальчики с розовыми круглыми ноготками – было крохотным. Длинные серебристые волосы развевались вокруг его маленькой продолговатой головы, которая, казалось, была окружена нимбом. Седая борода указывала на то, что старичок умудрен опытом многих лет. Нимбоносный старец теребил пояс своего халата и смотрел на В. мягким лучистым взглядом.

‑ Простите, ‑ проговорил он, ‑ вам помочь?

Чудесно, подумал В. Только он решил справляться самостоятельно, как тут же объявился помощник! В. в данный момент послал бы ко всем чертям даже архангела, вздумай тот предложить ему помощь, но из уважения к возрасту собеседника В. встал и довольно твердо ответил:

‑ Нет, благодарю вас, я не нуждаюсь в помощи…

‑ Разве вы не ищите дверь? ‑ перебил его старик.

‑ Дверь? ‑ переспросил недоумевая В.

‑ Конечно, дверь. Разумеется, дверь. Вне всякого сомнения, дверь, ‑ ответил незнакомец.

‑ Но я не думаю… ‑ начал было В.

‑ Может быть, и не думаете, ‑ грубо оборвал его старик, ‑ но ищите. Ищите дверь.

‑ Какую дверь вы имеете в виду? ‑ раздраженно спросил В.

‑ Я имею в виду дверь, ‑ весьма недвусмысленно ответил старик.

‑ Да, да, я понял, ‑ нервно проговорил В., ‑ дверь. Но какую именно? Что за дверь?

Старик укоризненно глянул на В.:

‑ Я не знаю какую. Вы знаете.

В. хотел было оспорить это утверждение, но задумавшись на мгновение, понял, что, пожалуй, он и в самом деле ищет дверь. Вполне определенную дверь. Дверь, через которую можно выйти из этого треклятого Дома. Он ищет дверь с табличкой «Выход». Теперь все прояснилось.

‑ Вы правы, ‑ сказал В. ‑ Я, конечно же, ищу дверь.

Старичок удовлетворенно кивнул. Потом, указав широким жестом на мраморный пол, словно тут стояли мягкие удобные кресла, он предложил В.:

‑ Присядем?

Они уселись на полу.

‑ Разрешите представиться, ‑ молвил старик, протянув В. свою сухонькую ручку. ‑ Верьяд Верьядович.

‑ В., ‑ ответил В., пожав его руку, при этом В. показалось, что он поздоровался с ребенком, такой маленькой и хрупкой была рука старика.

‑ Позвольте вас спросить, ‑ обратился Верьяд Верьядович к В., ‑ вы раньше бывали здесь?

‑ Да. Сегодня я здесь во второй раз.

‑ Угум. А как это было в первый раз?

В. счел за благо расписать Верьяду Верьядовичу во всех подробностях свое первое посещение Базы, а также и второе, то есть сегодняшнее, включая и свои мытарства после того, как он потерял из виду Джаджа.

‑ Так, ‑ глубокомысленно изрек старикан, ‑ давайте проясним. Оба раза вы видели довольно просторный зал, в котором имелась стена с несколькими дверями, так?

‑ Точно. Кажется, их там было одиннадцать.

‑ Вправду? ‑ удивленно спросил Верьяд. ‑ Одиннадцать? Вы уверены?

‑ Не очень уверен, если честно. Но кажется так.

‑ Ага, замечательно, ‑ что‑то отметил про себя старик. ‑ Продолжим. Оба раза вы были со спутниками, не так ли?

‑ Да, ‑ отвечал В., который не находил ничего замечательного ни в зале, ни уж тем более в одиннадцати дверях.

‑ Когда вас сопровождали, вы легко находили эти двери, так? ‑ хитро прищурившись, спросил Верьяд.

‑ Вот именно! И в этом ведь странность! Куда теперь подевались двери? ‑ озадаченно спросил В.

‑ Никакой странности нет! ‑ изрек Верьяд Верьядович. ‑ Но пойдем дальше. Вы пытались узнать, как найти эти необычные двери, но каждый раз вам указывали разное направление, так?

‑ Так, ‑ подтвердил В.

‑ Ну вот! ‑ лучезарно улыбаясь, вскричал Верьяд Верьядович. ‑ Разве вы не поняли?

‑ Нет, ‑ честно признался В. ‑ Ничего не понял.

‑ Эти двери не имеют конкретного местоположения! ‑ радостно сияя, заявил Верьяд Верьядович. ‑ И тем легче их найти!

В. ошалело уставился на Верьяда Верьядовича. Старик нес ахинею с таким видом, будто бы изрекает прописные истины.

‑ Простите, но как можно найти такие двери? ‑ спросил В. ‑ Как можно найти то, что не имеет конкретного местоположения?

‑ Позвольте объяснить, ‑ с восторгом пропел Верьяд Верьядович и принялся пальцем чертить на мраморном полу какие‑то загогулины. Его пушистые ушки аж зарделись от возбуждения.

‑ Допустим это вы, ‑ Верьяд ткнул пальцем в воображаемую точку на полу, изображавшую В. ‑ А здесь, допустим, ‑ он ткнул в другую точку, находившуюся на некотором отдалении от первой, ‑ пункт назначения, в который вы намериваетесь прибыть. Обратите внимание! ‑ Верьяд поднял тоненький пальчик. ‑ Намериваетесь прибыть! Всем известно, что намерение порождает связь, которая есть первый необходимый компонент.

В. молчал. До сего момента он и не представлял, что намерение порождает какую‑то там связь.

‑ Если местоположение пункта назначения конкретно определено, ‑ продолжал Верьяд, медленно проводя пальцем от первой точки до второй, ‑ то вам неминуемо придется проделать во‑о‑от такой путь. Вы проходите некое расстояние, а расстояние есть второй необходимый компонент! В ходе его преодоления изначально существовавшая связь естественным образом усиливается. Разве это вам не ясно? ‑ воскликнул Верьяд Верьядович.

В. напоминал себе школьника, которого из первого класса перевели сразу в десятый, вследствие чего его ум закономерно зашел за разум.

‑ Но все меняется, если пункт назначения не имеет конкретного местоположения! Раз нет местоположения, стало быть нет и расстояния! ‑ радостно заявил Верьяд. ‑ Нам уже не придется проделывать весь этот путь, ‑ палец опять заскользил между двумя точками, ‑ который в отдельных случаях, прошу заметить, может оказаться очень и очень долгим! Итак, второй компонент отменяется! Но здесь мы сталкиваемся с единственной небольшой проблемой. Мы не можем преодолеть расстояние, ‑ Верьяд опять ткнул пальцем в обе точки, – и таким образом усилить связь, не так ли?

В. не оставалось ничего другого, как только тупо кивать головой, делая вид, что вся эта ахинея имеет хоть какой‑то смысл.

‑ Но связь несомненно существует, прошу заметить, и это самое главное! – вскричал Верьяд. ‑ Нам необходимо лишь немного усилить эту связь и мы достигнем пункта назначения!

«Что за ересь?» ‑ недоумевал В., терпеливо продолжая кивать головой.

‑ Как же это сделать, спросите вы? ‑ возбужденно воскликнул Верьяд.

«Да уж! ‑ мысленно съязвил В. ‑ Будь добр объясни мне, как же это сделать!»

‑ Так вот, ‑ продолжал Верьяд. ‑ Все дело в том, что если вы смогли создать связь, то уж конечно вы в состоянии эту связь усилить. Вы спросите меня: как? ‑ В. кивнул, действительно, он не прочь узнать «как»! Как ему поскорее отделаться от этого сумасшедшего старикашки.

‑ И я отвечу вам, ‑ продолжил Верьяд гордо вскинув голову и повысив голос, словно выступая на международной научной конференции. ‑ Это очень просто! Необходимо всего лишь многократно повторить момент возникновения связи или же продлить его до нужной величины!

У В. закружилась голова.

‑ Вы поняли? ‑ Верьяд с надеждой заглянул в глаза В.

В. захотелось ответить на этот вопрос не очень вежливо, но глаза Верьяда Верьядовича светились такой добротой, что В. не оставалось ничего другого, как только покорно кивнуть.

‑ Но и это еще не все! У нас остается, так сказать, запасной вариант! ‑ Верьяд лукаво посмотрел на В. ‑ Практика показывает, что в условиях отсутствия второго компонента необходимой и достаточной является его имитация!

«Это еще что за зверь?» ‑ подумал В., но воздержался от вопросов, впрочем, Верьяд Верьядович не замедлил разъяснить и эту свою мысль:

‑ Проще говоря, имитируйте с достаточной степенью уверенности преодоление расстояния и связь будет усилена!

Глаза В. невольно округлились. Верьяд посмотрел на него, как профессор на дошкольника, и укоризненно протянул:

‑ Проще говоря, сделайте вид, что проходите некое расстояние, неужели непонятно?

«Да, зря я понадеялся на помощь, ‑ сделал окончательный вывод В., ‑ от полоумного и помощь соответствующая».

‑ Ваши спутники, очевидно, были хорошо осведомлены обо всех вышеперечисленных обстоятельствах, ‑ сказал Верьяд Верьядович, ‑ вот почему для них не составило никакого труда не только собрать вместе целых одиннадцать дверей, не имеющих конкретного местоположения, но также и привести к этим дверям вас!

В. не сомневался в том, что его спутники были хорошо осведомлены обо всем, что происходит в Доме, не только об «отсутствии конкретного местоположения».

‑ Но теперь и вы знаете о том, как действовать при отсутствии конкретного местоположения пункта назначения! ‑ старикашка вскочил. ‑ И нам остается только реализовать теорию на практике! Ну же, ‑ подбадривал он В. ‑ Теперь вам ничто не мешает, так приступайте!

В. нехотя поднялся. Сколько же бреда он наслушался за последние дни! И все эти безумцы постоянно требуют исполнять их «мудрейшие» (в кавычках) указания!

‑ Я вам немного помогу, вы позволите? ‑ спросил Верьяд Верьядович.

‑ Будьте добры, ‑ ответил В., стараясь чтобы его голос не звучал издевательски. Конечно, он не верил ни одному слову полоумного старика, но почему бы и не попробовать? Что он теряет, в конце концов?

Верьяд ухватил одной рукой В. под локоть, а вторую простер вдаль.

‑ Представим наш пункт назначения, ‑ торжественно провозгласил он и многозначительно посмотрел на В.

‑ Ах да, ‑ сообразил В. и, закрыв глаза, попытался представить пункт назначения, не имеющий конкретного местоположения, а именно – он попытался представить дверь, которая ведет к свободе от Верьяда Верьядовича, Мистера, Дома и всей этой белиберды.

‑ Вы создали связь? – спросил Верьяд.

В. кивнул.

‑ Вы уверены?

В. не был уверен, но все равно кивнул.

‑ Что ж, если вы создали связь, приступайте к ее усилению! ‑ и старикашка повлек за собой В. сквозь толпу.

В. не имел ни малейшего представления, как «усилить связь», но решил все‑таки попробовать в меру своего разумения «многократно повторить или продлить момент». В. пришлось даже зажмуриться от напряжения, так он старался «многократно повторить момент», что в его случае выглядело как вызывание в воображении примерно ста одинаковых дверей.

Еще В. попытался растянуть дверь в поперечнике до бесконечности. В. поизмывался и так и эдак над воображаемыми дверями и открыл глаза. Верьяд Верьядович смотрел на него так, как если бы во время беседы двух ученых мужей один из них вдруг обнаружил, что его оппонент не более чем бабуин, нацепивший очки и напяливший костюм.

‑ Вы не усилили связь, ‑ с укоризной произнес Верьяд Верьядович.

‑ Да? ‑ с сомнением отвечал В. ‑ А мне показалось, что усилил.

‑ Если бы вы усилили связь, мой дорогой, мы бы уже достигли пункта назначения! ‑ недовольно перебил его Верьяд.

В. огляделся в поисках двери, каковой, естественно, не обнаружилось.

‑ Итак? ‑ вызывающе спросил Верьяд.

‑ Я не могу, ‑ честно признался В., пожав плечами.

‑ Но ведь я не сделаю этого за вас! ‑ воскликнул Верьяд. ‑ Вы не понимаете, вы должны…

‑ Вот именно, ‑ отрезал В. ‑ Я не понимаю.

‑ Мда, ‑ Верьяд Верьядович почесал кончик носа. ‑ Странно, как такая простая вещь может быть непонятной. Однако ничто не мешает нам в таком случае испробовать запасной вариант!

‑ Угу, ‑ без особого энтузиазма согласился В.

‑ Вы помните? Имитируйте с достаточной степенью уверенности наличие второго компонента! ‑ но так как теперь Верьяда Верьядовича, видимо, одолевали сомнения в сообразительности В., он добавил разъяснения: ‑ Представьте, что эта дверь где‑то находится, и что существует путь, ведущий к ней. Вам нужно только как бы пройти по этому пути, понимаете?

И прежде, чем В. опять зажмурился, Веряд Верьядович еще добавил:

‑ Только умоляю вас, не засуньте эту дверь куда‑нибудь за тридевять земель, не то мы вынуждены будем тут блуждать еще целую неделю!

В. не обрадовала перспектива недельного блуждания в обществе старика, и потому он с удвоенным старанием принялся воображать и дверь, и путь, и прохождение пути. Он пыжился и так, и эдак, и уже вконец было отчаялся достичь успеха, как вдруг Верьяд Верьядович радостно воскликнул:

‑ Получилось!

В. открыл глаза. Перед ним появилась дверь! Простая белая дверь. Причем дверь была, но стены вокруг нее не было! Дверь возникла из ниоткуда перед самым носом В., оставив стену, в которой ей было положено находиться, где‑то в неведомых далях. В. протер глаза. Опять галлюцинация? Но дверь осталась на месте. Сомнения одолевали В.

‑ А вы уверены, что это та самая дверь? ‑ спросил он Верьяда.

‑ Вот опять! ‑ всплеснул руками старик. ‑ Мыло мочало, начинай сначала! Я не уверен! Я и не могу быть уверен! Вы и только вы должны быть уверены, должна наличествовать необходимая степень…

‑ Понятно, понятно! ‑ поспешил перебить Верьяда В., опасаясь, что тот снова пустится в свои псевдонаучные рассуждения.

Не без опаски В. дотронулся до двери. Обыкновенная дверь. И никаких табличек. Простая белая дверь.

‑ Так я пойду? ‑ спросил В. Верьяда.

‑ А это уже вам решать, любезнейший, ‑ развел руками старикашка. ‑ Если вы правильно усилили…

‑ Хорошо, хорошо! – перебил его В. ‑ Большое спасибо вам за хлопоты.

‑ Что вы, не стоит! Счастливого пути! ‑ замахал маленькой ручкой Верьяд.

‑ Да… пойду, пожалуй… ‑ В. со страхом взялся за ручку двери. Как правильно заметил Верьяд Верьядович, именно незнание является источником всех его злоключений в Доме. Вот и сейчас В. не имеет никакого представления о том, что там, за этой дверью. Он‑то воображал себе выход, но выход ли это? В. очень сомневался.

В. кинул прощальный взгляд на Верьяда Верьядовича и распахнул дверь.

 

 

Глава 11. Мы птицы без крыльев

 

Что‑то в тот же миг толкнуло его в спину и кинуло за дверь. В. почувствовал, что оказался в безвоздушном пространстве, вакууме, который всосал его со страшной силой и теперь сдавливал со всех сторон. В. судорожно пытался вдохнуть. На какой‑то миг он отключился, а потом нечто схватило его, развернуло и бросило.

В. с большим трудом встал на ноги и огляделся. Под ногами захрустела галька. Куда он попал? Этот унылый пейзаж кажется смутно знакомым. Словно он уже бывал здесь до того. Где он? Неужели он вышел из Дома? Тогда он должен быть рад. Но он не рад, совсем не рад. Напротив, внезапно В. овладела жуткая тоска, и все, что он видел вокруг, только усиливало это чувство.

Бурое мрачное море катило свои пенящиеся волны к берегу. Мглистые клубящиеся тучи мчались по небосводу. Серая дымка сплошь заволокла все небо, лишь вдалеке, у самого горизонта, угадывалось далекое сияние неведомого солнца, которое вскоре должно было померкнуть. Темные скалы, склонившиеся над берегом, пели свою печальную песню и их стоны сливались с воем ветра. Ни одна чайка не пролетит над волнами. Ни одно чахлое деревце не найдет себе приюта на берегу. Только камни и море.

Море бескрайнее, холодное, равнодушное. Ему неведома суета людей – призрачных созданий, которые терзаются быстротечностью своего существования. Оно было здесь до них и будет после, будет всегда. Оно не может помочь им, не может помочь никому. Оно может только поглотить, принять в свои изумрудные объятия и тем утолить неизбывную скорбь.

В. стоял, раскинув руки, в молчании застыв на месте, не в силах осознать, что с ним творится. Словно какая‑то застарелая душевная боль мучила его. Ему казалось, что давным‑давно он перенес чудовищную утрату, но утрату чего? Он потерял нечто бесценное, бесконечно дорогое, необходимое как воздух, но давно позабытое. Словно В. с детства привык жить без ног, никогда не осознавая этого. Среди таких же, как и он, безногих инвалидов он привык верить, что был таким всегда, и только сейчас, оставшись один, он вспомнил о своей потере. Потере чего‑то во сто крат более ценного, чем любая часть тела.

В. без сил упал на гальку. Камни врезались в колени, но В. ничего не чувствовал. Как, о боже, как он мог все забыть? Но что забыть? Что? Нечто неясное и смутное, неизвестное, таинственное. То, что было очень давно, может быть, еще до его рождения. Было когда‑то, но когда? И где?

Чувства разрывали его. В. думал о своей жизни, и она казалась ему сейчас лишь пустой, нелепой игрой. И только одно имело значение: он должен был вспомнить, что утратил.

‑ Я не знаю, не знаю! ‑ закричал В. ‑ Не знаю ничего! Я забыл, я не могу вспомнить! ‑ Хриплые рыдания вырвались из его груди. Он плакал, содрогаясь всем телом, не сдерживая себя, и жгучие слезы согревали его холодеющие щеки. Он плакал, жалуясь кому‑то, сам не ведая кому, на свое неизбывное горе. И в этом плаче он растворялся, исчезал, словно его душа изливалась горячими потоками на холодные камни.

Он таял, таял, как свеча… таял, пока от него не осталось и следа, будто все его чувства стали солеными каплями, сбежавшими с его щек и упавшими на морской берег. В. чувствовал себя холодным и пустым, отрешенным. Он встал и бесцельно побрел вдоль моря. Он брел по берегу целую вечность. Ему хотелось так идти до скончания времен, или пока его кости не рассыплются в прах, который развеет над морем неугомонный ветер.

«Море и ветер унесут прочь все невзгоды, утолят все печали, убаюкают, ‑ думал В. ‑ Я хотел бы стать морем и ветром… морской пеной. Я и есть море и ветер, я морская пена. Но только что‑то еще держит меня, не отпускает, и я не могу с этим справиться. Я не могу, но море может… и ветер. Волна устранит эту последнюю преграду, смоет все, что уже не является мною. Я хочу, чтобы волна поглотила меня. Я иду к ним. К морю и ветру…»

В. погружался в холодную воду. Онемели ноги, холод поднимался по телу все выше и выше… Выше, пока В. вдруг не пронзила резкая боль в плече. В. вскрикнул и открыл глаза. Он увидел, что уже по пояс стоит в море и волны грозят его опрокинуть. Боль стала сильнее – кто‑то настойчиво тряс его за плечо. В. оглянулся, и не сразу понял, что наполненные ужасом глаза принадлежат человеку, которого в своей прежней жизни В. знал под именем Джадж.

Джадж вытащил обнаженного В. из моря и надел на него одежду, валявшуюся тут же на камнях. В. била дрожь, Джадж заботливо растирал ему плечи.

‑ Я… я… ‑ бормотал, стуча зубами В., сам не зная, что хочет сказать.

‑ Не надо, не надо, молчи… ‑ почти ласково говорил ему Джадж. Он поднял В. на ноги и повел его прочь от моря.

‑ Я… ‑ силился что‑то сказать В., но Джадж прервал его. Смотря В. прямо в глаза, Джадж заговорил в совершенно несвойственной ему манере:

‑ Не надо. Молчи. Мы птицы без крыльев и мы разучились петь.

В. ничего не понял, потому что он, кажется, утратил способность воспринимать человеческую речь, но все равно послушно кивнул и больше уже не порывался рассказать Джаджу о том, что произошло.

Невесть откуда возникла из небытия белая дверь, нарисовавшись прямо в скале. Джадж распахнул эту дверь и вытащил В. наружу. А В. с трудом вспомнил, что место, где они с Джаджем теперь оказались, называется Базой, которая снова приняла вид просторного зала. Здесь не было ни души.

 

...

 

‑ Слушай, фетЮк, я зафалдырился тебя выфрахтОвывать из всякой фуфлЯтины! Только отвернешься, глядь – ты уже во фритЮре! Я не догоняю, что за фромЕтрия, неужто ты не знаком с элементарным контролем? Только те подвернется какая‑нить фАза, и тя факсимИлит так, что фасОль встает дыбом! Не, ты мне объясни, что за фитоценОз? ‑ к Джаджу разом вернулись все его прежние замашки и он тут же накинулся на В.

‑ Джадж, это ты? ‑ выдавил из себя В.

‑ Нет, фекАльный фейхоА! Кто же еще?

‑ Это действительно ты? ‑ не веря своим глазам, В. осторожно дотронулся до лица Джаджа.

‑ Но, но… осторожнее, флектИрующий фетишИст! Не надо сантиментов! ‑ довольно‑таки грубо Джадж отстранил руку В.

‑ Ты Джадж? И ты помнишь, кто я?

‑ Еще бы! Забудешь такого фраппИрованного фрондЕра!

‑ Но ты же меня не узнавал! Ты меня не помнил!

‑ Да не фуфЫрь ты! «Не узнавал, не помнил»! Не уходи от темы! Я тя спрашиваю какого фЕфера ты вечно находишь неприятности на свой физАлис? За каким фИбром ты полез в Оттяг в одиночку?

‑ Куда? ‑ не понял В. ‑ В Оттяг?! Где?

‑ О, флЕровый фледорАнж! Вот это что? ‑ Джадж постучал кулаком по белой двери за спиной В.

‑ Я не…

‑ Не..?

‑ Не знаю…

‑ Понятно, ‑ на удивление спокойно протянул Джадж, скрестив руки на груди. ‑ Он не знает. И это все объясняет, ‑ Джадж явно издевался над В. ‑ Он не знает ничего, но всюду сует свой фиАл! Ты хоть представляешь, что было бы, не появись я в последний момент?

‑ Да я… я…

‑ Все! Все! Все! ‑ заорал Джадж. ‑ Не было бы никакого «Я»! Не было бы никакого В.! Тебя расфарфОрило бы в пыль, в ничто! О чем ты только думал, когда полез в Оттяг? Да как ты вообще туда забрался, зафарширУй тебя фасОль?

‑ Я встретил Верьяда… Он меня привел к этой двери…

‑ Верьядыч? Так это он тебя сподобил на этот подвиг? А ведь фанЕрный фанфарОнишка сделал вид, что вообще не при делах! Я, дескать, совершенно случайно мимо проходил! Зачем ты вообще слушал этого фалбалУ?

‑ А что мне оставалось? ‑ В. перешел в наступление. ‑ По‑твоему я должен был тут блуждать до скончания времен? Нарезать круги по этой треклятой Базе, пока кто‑нибудь из вас не смилостивится и не подберет меня, как потерянную собаку?

‑ Да всяко было бы лучше, чем лезть в Оттяг в первый раз в одиночку! ‑ отвечал Джадж.

‑ Послушай, ‑ В. устал препираться, ‑ если тебя так волнует моя судьба, зачем тогда ты меня бросил?

‑ Я тя не бросал! Ты ж не якорь, чтоб тя бросать! ‑ хмыкнул Джадж.

‑ Да как ты не поймешь, я же… мне же… ‑ начал было В., но только устало махнул рукой. К чему эти пустые споры? А Джадж гнул свое:

‑ Так поведай же мне, мой фаЯнсовый феллОид, о чем ты думал, когда открывал эту дверь?

‑ Я думал, ‑ с неудовольствием отвечал В., ‑ что это выход!

‑ Выход? Откуда?

‑ Из этого чертова Дома! ‑ проорал В. вне себя от возмущения.

Джадж пару мгновений переваривал ответ В., и когда наконец он понял, что именно имел в виду В., громко расхохотался.

‑ Ты меня уморишь, фигурИст! ‑ сквозь смех проговорил он. ‑ Выход! Ха! Из Дома! Такое только ты мог придумать!

‑ Не вижу ничего смешного. Должна же существовать дверь, через которую можно выйти из Дома! Очевидно, это та же самая дверь, через которую я сюда вошел! ‑ возразил В.

‑ О да! Конечно! ‑ прыснул опять Джадж. Он указал В. на дверь. ‑ Не попробуешь ли выйти? Давай, давай, иди! Только не жди, что я опять явлюсь и буду собирать тебя в кучу!

‑ Я выйду! ‑ взвился В. ‑ Выйду непременно! Только скажи, где эта дверь, или окно, или лаз, или что там еще, через что я смогу выбраться из Дома, и клянусь, через две секунды меня как ветром сдует!

‑ Да? ‑ Джадж вдруг разом прекратил смеяться, ‑ в самом деле? Ты вообразил себе, что тебя здесь силой удерживают?

‑ А разве нет? ‑ язвительно поинтересовался В.

‑ Вот что я тебе скажу, ‑ Джадж приблизил свое двуликое лицо вплотную к лицу В., два его по‑разному настроенных глаза прожигали В. насквозь. ‑ Если ты так жаждешь выбраться из Дома, то только скажи, и я лично позабочусь о том, чтобы через минуту тебя здесь уже не было. Ну? Давай! Скажи! Здесь и сейчас!

В. замялся. Еще недавно ему казалось, что он хочет лишь одного – выбраться из Дома. Но теперь, как назло, он отнюдь не был в этом уверен. За последние два дня он пережил вдвое больше, чем за последние два года. Да, ему не нравилась навязанная ему роль слабоумного безвольного новичка, но все же…

В. должен был признаться себе, что здесь он повидал немало чудес, о которых раньше и слыхом не слыхивал. И потому он не мог представить, как возвращается к своей обычной, серой и скучной жизни. Да никакой такой «жизни» у В. по сути давно и не было. Прозябание на помойке – это не жизнь.

‑ Ладно, ‑ Джадж примирительно похлопал В. по плечу, словно прочитав его мысли. ‑ Тебя никто не гонит. Только прошу: избавься от этой мании преследования! Не настолько ты нам сдался, чтобы удерживать тебя силой. Ну, остаешься? ‑ широко улыбнулся Джадж.

‑ Остаюсь, ‑ ответил В. ‑ Но у меня есть условия!

‑ Интересно, какие же? ‑ удивленно спросил Джадж.

‑ Я хочу знать! Я устал быть несмышленым ребенком!

‑ Так не будь, чего же проще, ‑ отвечал Джадж.

‑ Не строй из себя фосфАтного фининспЕктора! ‑ передразнил Джаджа В. ‑ Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! Я хочу знать все об этом Доме! О том, чего мне ждать от этих дверей, что скрывается за ними, что делают здесь все эти люди и…

‑ О, погоди‑ка минутку! Боюсь, чтобы ответить хотя бы на один из этих вопросов, мне потребуется, скажем… ‑ Джадж задумался, ‑ месяц. Или даже год.

‑ Ерунда, ‑ возразил В., ‑ я не требую досконального описания всего, что тут есть, но хочу представлять хотя бы в общих чертах, где я нахожусь, и как мне следует вести себя в подобных обстоятельствах.

‑ Ну ты даешь, франт! ‑ Джадж изумленно посмотрел на В. ‑ Зачем тебе такая нудятина? По‑твоему, я должен тебе сказать: детка! делай то, не делай это! Это хорошо, а это плохо, так что ли?

‑ Примерно так.

‑ Вот удивил! ‑ присвистнул Джадж. ‑ То ты не хочешь быть ребенком и тут же требуешь, чтобы я был твоим папочкой!

‑ Нет, я этого не хочу! ‑ В. чувствовал нарастающее раздражение. ‑ Зачем ты извращаешь мои слова! С тобой невозможно разговаривать! ‑ В. с досадой всплеснул руками. ‑ Сам же минуту назад меня отчитывал за то, что я полез в Оттяг! Но ты скажи мне: как и откуда я мог знать, что это, ‑ В. ткнул в дверь пальцем, ‑ какой‑то там Оттяг, что туда нельзя, видишь ли, ходить в одиночку и так далее в том же духе?

‑ А, ты вот о чем! ‑ протянул Джадж.‑ Ладно, не переживай, фалерИст, ты все узнаешь в свое время, ‑ успокоил его Джадж. ‑ Но пойми, не так‑то легко одним махом все тебе разъяснить. Кое‑что ты можешь вообще не понять. Если уж я что и утаиваю от тебя пока, то только потому, извини, что если я все разом вывалю на твою неокрепшую головенку, то она попросту не выдержит такого груза!

‑ Мне все равно! Я хочу знать! ‑ упорствовал В.

‑ Хорошо, хорошо, ‑ успокаивающе сказал Джадж с видом человека, смирившегося с неизбежным. ‑ Узнаешь. Только будет ли от этого польза? ‑ засомневался он.

Вырванное в такой жесткой борьбе обещание придало уверенности В.:

‑ Так что там произошло? ‑ В. кивнул в сторону белой двери.

‑ Ффух, ‑ вздохнул Джадж и почесал в затылке. ‑ С чего начать? Оттяг, яс дело, там, значит это, оттягивает. Если ты того, хошь зафрикадЕлиться по полной, то идешь в Оттяг. И каждый знает, что Оттяг, конечно, дело хорошее, но с другой стороны, сколько ж можно оттягивать? Надо ведь и меру знать. На то он и Оттяг, формУешь? От слова какого? От слова «оттягивать»! ‑ Джадж впал в очередной приступ косноязычия. Причем В. догадывался, что не без тайного умысла, и потому саркастический прищур В. недвусмысленно сообщал Джаджу о том, где В. видал подобные объяснения.

‑ Не понятно что ль? ‑ удивился Джадж. ‑ Возьми вот хоть волос! ‑ Джадж ухватился за рыжеватую волосинку на своей макушке. ‑ Возьми и оттяни его! ‑ Джадж потянул волос. ‑ И что? Сколько ты так будешь тянуть, а? Ведь рано или поздно вот что случится, ‑ «дзинь!», почему‑то волос отделился от головы Джаджа с четким звенящим звуком.

‑ Все! ‑ Джадж сунул волос под нос В. ‑ Видал? ‑ Джадж разомкнул пальцы, выпустив волос на свободу. ‑ И где он теперь? ‑ Джадж помахал рукой в воздухе. ‑ Поди поймай его! Где он? Понял, как это бывает?

В. задумался:

‑ Приблизительно.

‑ Ты приходишь в Оттяг и находишь там то, за чем пришел, ‑ продолжал Джадж. ‑ Находишь то, что тебе оттянет, понятно? Если тебе щас по приколу луга и овечки – будут луга и овечки, а если что‑то другое – не обессудь! Что заказал, то и получил.

‑ Да я не припомню, чтобы я чего‑нибудь такое заказывал…

‑ Ты и не можешь припомнить, фИник! Разве ты понимал, куда лезешь и зачем? Разве ты осознавал свой заказ? Нет! Но из этого не следует, что заказа как такового не было, фланцУешь?

В. кивнул.

‑ Так вот, ‑ продолжал Джадж. ‑ Ты, конечно, вляпался по самый фермуАр за пару минут. Мало того, что тебя оттягивало по полной, так ты еще и сам подбавил! Такого бы и бетонный финИметр не выдержал! Дошло? Нет? Тогда скажи, что бывает с человеком, который неделю не ел, а потом слопал кило свинины? Так понятно?

В. опять кивнул. Насколько он смог уяснить из слов Джаджа, Оттяг помогал человеку отдохнуть душой, или что‑то вроде этого и, соответственно, воплощал в реальность то, что этой душе требовалось. Однако, видимо, душа В., дорвавшись до исполнения своей сокровенной мечты, довела ее реализацию до абсурда, что грозило физической гибелью самому В. Так, по крайней мере, В. все понял исходя из косноязычных объяснений Джаджа.

‑ Но почему я не пожелал что‑то приятное? ‑ спросил В. Джаджа. ‑ Например, как ты сказал: луга, овечки. Тоска, которая мною овладела в том зале, не похожа на «отдых души».

Джадж развел руками.

‑ На этот вопрос только ты сам можешь ответить. Никто, кроме тебя, не знает, чего хочет твоя душа и почему она выбирает одно или другое.

В. вздохнул. Похоже и сам он не знает, чего хочет его душа.

‑ А зачем ты разыгрывал из себя невменяемого? ‑ В. вспомнил о встрече с безумным полумертвым Джаджем.

‑ Когда? ‑ недоуменно спросил Джадж.

В. поведал ему историю об ожившем мертвеце.

Лицо Джаджа выразило ужас настолько, насколько это было возможно на его странной физиономии.

‑ Это что же? ‑ ахнул Джадж, ‑ это что же, друзья‑товарищи? У меня невыраженец объявился? Да еще унынный невыраженец?! ‑ Джадж прикрыл рот рукой. Глаза его вылезли из орбит. ‑ ФлейцОванная фефЕла! ФиниОзный фиброцИт!

Видимо, тогда Джадж был действительно безумен, раз теперь он ничего не помнил об их встрече.

‑ Так ты поведаешь, с чего ты вдруг съехал с катушек? ‑ спросил В.

‑ Дааа, ‑ протянул Джадж, ‑ ты прав, флеботОмус, я действительно съехал с катушек, если у меня, кто бы мог подумать, появился невыраженец! ‑ Джадж глядел вдаль помимо В. невидящими, полными ужаса глазами.

‑ Да что за невыраженция? ‑ воскликнул В. ‑ Это болезнь? Что‑то вроде гриппа?

‑ Нет, брат, это гораздо, гораздо хуже гриппа! ‑ огорченно ответил Джадж.

‑ Где ты это подцепил? Это не заразно? ‑ В. чуть‑чуть отодвинулся от Джаджа. Джадж странно посмотрел на В.:

‑ Как знать! Может, и заразно! Где я подцепил, говоришь? А где я еще мог подцепить такую дрянь? От кого? Такую пакость – если только от тебя, больше не от кого!

‑ Что? ‑ взвился В., ‑ у меня нет никакой невыраженции!

‑ Не невыраженция, а невыраженец! ‑ уточнил Джадж. ‑ Тот, кого ты встретил, был моим невыраженцем!

Джадж потребовал от В. подробного рассказа о той странной встрече.

‑ Что он говорил? ‑ переспрашивал Джадж, ‑ «Как вы мне надоели»? А еще что? Так, так… «хочу умереть»… Умереть! О, фарандОла!

Джадж внимательно выслушал В. и потом с крайне серьезным видом заявил:

‑ Это чудище – мой невыраженец или, попросту говоря, моя невыраженная эмоция, которая до того засиделась где‑то у меня в печенках, что, скажем так, не вытерпела и отправилась немного погулять.

‑ То есть как? ‑ спросил В. ‑ Это был не человек?!

‑ Никоим образом! ‑ ответил Джадж. ‑ Человек это уж как‑нибудь побольше одной эмоции. А то всего‑навсего одна! Да уж! И не самая лучшая…

‑ Опять какая‑то чушь! ‑ возмутился В.

Джадж холодно посмотрел на В.

‑ Да, мой любезный фантазер, именно чушь! Только могу тебе посоветовать – в следующий раз, как встретишь такую «чушь», держись от нее подальше. Тебе еще повезло, унынный, тот хоть не агрессивен, а вот попадись тебе злостьный, ты бы мог пары костей не досчитаться, это точно. Да, дела… ‑ Джадж в молчаливой прострации вперил невидящий взгляд в пространство, очевидно, переваривая неприятное известие о невыраженце.

Наконец, он очнулся, словно стряхнув с себя наваждение, и проговорил:

‑ Ладно, я с этим разберусь. Однако, тебе пора. Он ждет.

И без дальнейших препирательств, Джадж ухватил В. за рукав и потащил за собой.

‑ Кто ждет? Опять какие‑то загадки! Кто меня ждет? ‑ спрашивал его В., достаточно обессиленный, чтобы не сопротивляться, но недостаточно отупевший, чтобы уподобиться козлу, которого волокут на веревке незнамо куда.

‑ А кто еще может тебя ждать? ‑ удивился Джадж. ‑ Мистер, конечно, кто ж еще.

‑ Да? Интересно, ‑ упорствовал В., ‑ а моего согласия для проведения этой встречи на высоком уровне не требуется? Возможно, я не в настроении в данный момент, или устал, или… ‑ насчет усталости то была совершенная правда. В. действительно устал так, что еле передвигал ноги.

Джадж, не слушая В., тащил его за собой. На сей раз им не приходилось продираться через толпу, потому что кругом не было ни души. Теперь зал выглядел так же, как в первый визит В., только стал гораздо меньше. Не успел В. и оглянуться, как они с Джаджем уже оказались у лифта. «Ну дела! ‑ подумал В. ‑ Что‑то тут нечисто с этим залом и дверями», ‑ оглянувшись, В. различил на противоположной стороне зала стену с одиннадцатью дверями. «Ах, чтоб вас! ‑ досадовал В. ‑ Вот вы и объявились, треклятые двери. Что же здесь в конце концов происходит?!»

‑ Что же здесь в конце концов происходит? ‑ возмущенно спросил Джаджа В. ‑ Я требую, слышишь, требую ответа!

‑ Слушай! ‑ Джадж остановился. ‑ Надоели мне твои вопросы! Хочешь ответов – валяй к Мистеру, пусть он с тобой разбирается и не флоридАнь фоллИкул! Так как? Соблаговолишь ты нанести визит сам знаешь кому или так и будем предаваться тут фруктОво‑Ягодной фотофОбии?

‑ Соблаговолю, ‑ сдался В.

‑ Чудненько! – кивнул Джадж и они вошли в лифт.

 

 

Глава 12. То, что в основе всего сущего

 

Лифт, распознав хитроумную комбинацию, которую Джадж набрал на панели, привез Джаджа и В. к знакомому В. коридору, в конце которого находился кабинет Мистера. Джадж, не сказав ни слова, вытолкнул В. из лифта и махнув ему на прощание ручкой, укатил в неизвестном направлении.

В. решительно зашагал вперед. Памятуя о прошлом своем посещении этого коридора, В. шел, не оглядываясь ни на двери с золотыми ручками, ни на странно зыбкие стены. «Хватит с меня приключений», ‑ думал В., стараясь не ступить ногой мимо старого потертого ковра. «Кто знает, чего там. Одно только известно точно: без большой необходимости не стоит открывать никакие двери, хотя…» ‑ В. посмотрел на одну из дверей.

Та не только находилась в стене, как положено обычной двери, но зловеще манила, по‑другому не скажешь. Именно манила и именно зловеще. Чем дольше В. смотрел на дверь, тем настойчивей звучал ее неслышный пугающий зов. В. даже показалось, что дверь превращается в воронку, которая затягивает в себя окружающее пространство вместе со стоявшим напротив нее В. «Ну нет, ‑ В. отвернулся от двери, ‑ теперь так легко ты меня не поймаешь. Заманивай кого‑нибудь другого, а я знаю, куда иду. Туда, к зеркалу, что маячит в конце коридора, и ничто не заставит меня свернуть с пути».

Таким образом, в этот раз В. почти без приключений добрался до зеркальной двери. Последняя тотчас открылась, вернее не открылась, а растворилась в воздухе, словно только и ждала В. Не мешкая В. шагнул в кабинет Мистера.

На сей раз здесь не было ни изысканной мебели, ни бетонной стены, да и кабинета, как такового, не было. Перед В. простиралась заснеженная равнина с редкими, растущими то здесь, то там маленькими елочками. С неба (или с потолка?) мягкими пушистыми хлопьями падал снег. Темнота рассеивалась волшебным золотистым светом, хотя нигде не было видно никаких фонарей или чего‑то подобного. «Может, это луна светит?» ‑ мелькнула у В. нелепая мысль, которую он тут же отбросил.

Очарование этой импровизированной зимы захватило В., и он почувствовал себя школьником, для которого в самый разгар учебного года наступили каникулы. Заметив между запорошенных снегом деревьев узкую бегущую вдаль тропинку, которая словно приглашала В. совершить приятную прогулку, он не заставил себя долго ждать и зашагал по ней, сам не зная куда.

Кругом царила звенящая тишина, которая нарушалась только хрустом снега под ногами. В. не боялся затеряться в кабинете Мистера, хотя и догадывался, что при определенных обстоятельствах это было бы возможно. Он смело и радостно шел вглубь бутафорского сказочного леса. «Я похож на Красную Шапочку, ‑ усмехался он про себя. ‑ Только пирожков не хватает. Мда, не встретить бы волка и спокойно дойти до бабушки. То есть до дедушки. Симпатичного такого дедушки с седыми усами, который курит ванильные сигары, умеет левитировать и подбирает на помойке выброшенных на обочину цивилизации неудачников». Мысль о Мистере развеяла было его приподнятое настроение, но в следующую минуту В. и думать забыл о вредном старикашке, потому что его глазам открылась дивная картина.

На небольшой заснеженной полянке было раскинуто то ли огромное мохнатое одеяло, то ли пушистая шкура неизвестного зверя. На этой шкуре спиной к В. сидел какой‑то человек. Силуэт был неясно очерчен и В. не мог понять, кто это. Но все волшебство заключалось не в заснеженной полянке и не в пушистой шкуре, а в прозрачном кувшине, стоявшем тут. Кувшин был наполнен солнечным светом, иначе В. сказать не мог. Этот свет заливал чудесным золотистым сиянием все вокруг.

Мягкий луч коснулся лица В. и обогрел его медовым теплом. Словно мать провела нежной рукой по щеке. Этот золотой свет был таким обволакивающим, таким густым, что хотелось плавать в нем, играть, как маленькая рыбка в теплых водах океана. В. замер от наслаждения. Но сидящий на шкуре человек прервал нескончаемое блаженство. Он обернулся, и… Это был не Мистер.

Леяна! Вздох облегчения вырвался у В. Еще один чудесный подарок! Тут же заливающее его тепло усилилось, загустилось где‑то в районе сердца и мягкой волной ударило в голову. В. подошел к Леяне с немного глуповатой, как ему казалось, улыбкой. «Глуповатая, зато искренняя», ‑ подумал В. Так не хотелось опять возводить бастионы вокруг своего «я» и защищаться от неожиданных нападок. «Пусть говорит, что хочет, ‑ решил В., ‑ все равно мне будет приятно слышать ее голос».

Но Леяна, вместо того, чтобы скорчить, как обычно, ехидную гримаску, тоже улыбнулась ему – широко и открыто. Она встала и подошла к В. Леяна крепко его обняла, прижавшись к нему всем своим маленьким горячим телом. Обняла так, словно весь день только и мечтала об их встрече.

Тепло внутри В. стало обжигающим. Он даже немного отстранил Леяну, боясь слишком уж разгорячиться. Они присели на шкуру, которая вблизи оказалась все‑таки мохнатым пледом. В. с наслаждением вытянул ноги. Еще минуту назад он не мог бы и подумать, что его блаженство может стать более полным, но сейчас, рядом с Леяной, это было именно так. В., все еще «глупо» улыбаясь, любовался ею.

Леяна была облачена в голубой то ли кафтанчик, то ли платье, отороченное голубым мехом и расшитое серебром. На руках у нее были варежки, а на ножках – сапожки, которые тоже были голубыми и расшитыми серебром, как и маленькая шапочка на ее голове. К тому же, вдруг откуда‑то у нее взялись две длинные и толстые серебристо‑белые косы, которые лежали на ее груди.

«А косы‑то когда успели вырасти? И цвет волос, кажется, изменился?» ‑ задумался было В., вспомнив короткие золотистые кудряшки Леяны, но потом выбросил это из головы, он не был силен в женских штучках. Он просто любовался Леяной. Учитывая волшебное золотое сияние, разливавшееся из кувшина, ее облик услаждал взгляд.

Но странное дело, несмотря на то, что Леяна была как никогда прекрасна, ее красота не будила в В. никаких страстных чувств. Все что ему нужно было сейчас ‑ чтобы Леяна все так же сидела рядом, пусть золотистые блики играют на ее пухленьком личике, которое так сейчас напоминает личико ребенка.

Леяна и вправду была не похожа на себя прежнюю. Черты ее лица смягчились, в них не было и следа насмешки над В. Она одарила В. теплым лучистым взглядом из‑под длинных ресниц. Леяна сняла одну варежку и положила свою горячую руку на руку В.

Странное дело, с неба (или с потолка, В. так и не понял) все так же валил снег и покрывал все вокруг толстым слоем, но ни снежинки не падало на мохнатый плед, где сидели В. и Леяна. И здесь был тепло, В. ни капельки не замерз. Он сейчас находился на вершине телесного и душевного комфорта, который только усиливался от прикосновений Леяны. Пожалуй, еще никогда в жизни ему не было так хорошо.

Слегка наклонив головку, Леяна спросила:

‑ Как прошел день?

В. сразу вспомнил все свои злоключения и невольно отдернул, нахмурившись, руку. Вот уж чего сейчас ему больше всего не хотелось, так это вспоминать свои бездарные скитания и прочие неприятности. Но столько тепла и понимания было в голосе Леяны, что В. не смог устоять и выложил ей все как на духу – про Джаджа, Верьяда Верьядовича, Жирмилу, Оттяг и все прочее, что приключилось с ним.

Леяна не позволила себе ни одного колкого комментария, ни единой ехидной ухмылки, она только внимательно слушала В. Закончив рассказ, В. невольно вздохнул, опасаясь, что вот тут‑то он и расплатится за свою откровенность, но Леяна и не думала его укорять или отчитывать. Она только сказала тихо и мягко:

‑ Позволь я объясню, что произошло. Ты устал сражаться. Весь этот день ты провел в борьбе, но не в борьбе с Джаджем, или Жирмилой или с кем‑то еще. Не в борьбе с обстоятельствами, не в борьбе с людьми. Ты сражался с самим собой, со своими чувствами.

В. тут же хотел возразить, но Леяна остановила его, прикрыв ему рот рукой:

‑ Нет! Послушай меня! Будь честен с самим собой. Тебя злило, что ты не можешь быть таким, каким тебе хотелось бы быть: уверенным, спокойным, знающим. Признайся в этом не мне, но себе. Истина в том, что ты сам и есть тот враг, с которым ты воевал.

В. молчал. Она, конечно, была права.

‑ И что же делать? ‑ лукаво спросила его Леяна. ‑ Обстоятельства могут измениться, но можешь ли измениться ты сам? Сумеешь ли ты хранить спокойствие, когда все вокруг идет кувырком?

В. молчал, она продолжала:

‑ Твои собственные чувства полностью завладели тобой, ты вынужден подчиняться им беспрекословно. Разве ты хозяин своему гневу? Или страху? Что такое твои чувства и как ими управлять? Признайся, вот что волнует тебя, а не то, сколько комнат в Доме или как найти какие‑то там двери.

В. даже не кивнул. Она читает в его душе лучше, чем он сам когда‑либо.

‑ К счастью, на все эти вопросы есть ответы, ‑ сказала, улыбаясь, Леяна.

В. вскинул на нее удивленные глаза.

Ловким движением Леяна извлекла из кармана своего платьица стеклянный стакан и щедро плеснула в него из кувшина. Она протянула стакан В. Он взял стакан и почувствовал в руках пульсирующее тепло. "Что это?" ‑ хотел было спросить В., но глаза Леяны без слов сказали ему, что эта жидкость не причинит ему никакого вреда, и В., выдохнув, выпил.

Что‑то обжигающее, ледяное, горячее, играющее, струящееся, пенящееся и еще бог весть какое пролилось в его горло. Что‑то текло и в то же время пылало, оно было горячим и холодным одновременно. И В. не выпил эту странную жидкость, а словно бы впитал ее разом всем своим телом. Он даже видел сквозь кожу, как золотой свет растекается по его венам.

В. расправил плечи и оглянулся. Вроде бы все на своих местах. И В. все тот же, только усталости как ни бывало. Или не тот? Что‑то необъяснимое, но очень важное произошло с В. Он обрел некое бесценное качество, которого ему так долго не хватало. Это похоже на мудрость… или на радость… Радостная мудрость! В. стал беззаботным, как птица в небе, но в то же время мудрым, как вековечные горы. Как давно он ждал этого! Ему дышится так легко и свободно!

Леяна прервала размышления В., поднявшись с пледа и поманив В. за собой. Они отошли на несколько шагов и Леяна махнула рукавом в темноту, которая стала светлеть прямо на глазах. Быстро сменявшие друг друга картины возникали перед В.: кто‑то смутно знакомый стоял на коленях на морском берегу, бродил по переполненному людьми залу, торопливо жевал за столом, ломившемся от яств… Прежний В. с трудом бы догадался, что происходит, но теперешний В. понял все сразу. Он видел свой прожитый день. Он видел себя.

Вот В. беседует с Джаджем, вот он стоит опутанный проводами трансилятора, а вот они уже в Ресторации, и Жирмила трясет перед В. своим пузом. В. поглощает баклажаны с рубленым мясом, забавно чавкая. В. бродит в толпе… Словом, В. узрел все свои мытарства за этот день.

Но теперь его злоключения предстали перед ним в совсем в ином свете, потому что В. мог видеть не только себя самого, но и свои чувства ‑ в виде ярких разноцветных вспышек. Это зрелище заворожило В. Вскоре произошедшие события отошли на второй план, исчезли действующие лица и декорации, а чувства слились в единую, сияющую необыкновенными красками, полную движения многомерную картину из световых волн и вспышек.

В. погружался в свой прожитый день, и вместе с тем погружался в свою безграничную внутреннюю Вселенную. Для него окончательно исчез кабинет Мистера и Леяна. В. пребывал в Царстве Самого Себя. Он парил в пространстве, подобном безвоздушному космосу, в котором то тут, то там сияли скопления невероятных огней. У В. захватило дух от их нестерпимо прекрасного сияния. Одно из световых скоплений особенно понравилось В., и он захотел к нему приблизиться. Охваченный волнующим трепетом, В. погрузился в то, что являлось частью его прошлого…

 

...

 

Где он? В. не верил своим глазам. Он оказался в офисном здании той фирмы, где он когда‑то работал. Это приемная перед его кабинетом. Там сидит красивая девушка с сияющими зелеными глазами и мягкими каштановыми волосами, которые золотистыми волнами ниспадают на ее плечи. Она нервничает и покусывает слегка оттопыренную губку. У В. перехватило дыхание. Это она! Та, чье имя он почти забыл. Его невеста, П.! Это она…

На него разом нахлынули все его чувства к П., словно могучий поток времени смыл старательно возводимую В. плотину из дней без нее. Он так усердно проживал годы, постепенно стирая ее образ из памяти, что теперь сам факт ее существования повергал его в бесконечное смятение.

Разве она есть? Разве она существует? Ведь то был только мимолетный сон, от которого он давно проснулся. Опровергая все известные законы, П. вернулась из небытия, куда В. заточил ее навеки, но он не хочет, не может вспоминать о том, что когда‑то потерял самую драгоценную часть самого себя.

Отрубленная рука обречена разлагаться, и отсеченная плоть подвержена гниению. Так почему же когда‑то безжалостно оторванная часть сердца все еще бьется? В. вдруг понял, что никогда он не переставал любить П. Он стер ее образ из памяти, но чувство, которое родилось в радостях первых встреч и очистилось в муках расставания, уже не могло погибнуть.

Если бы только можно было повернуть время вспять! Если бы он мог воспротивиться ходу времени, удержать этот миг, в котором она всегда будет рядом. Или это возможно? И ему стоит только коснуться ее и чудо свершится? Они станут прежними и вновь обретут друг друга.

В. протянул руку. Ближе, ближе, так близко от любимого лица… Он уже ощущал на своей ладони ее горячее дыхание. Еще чуть‑чуть и он дотронется до ее прохладной щеки… Он сможет все исправить. Одно прикосновение – и все изменится. Его руки так часто пробуждали ее ото сна. Она проснется и сейчас. Она тоже все вспомнит. Еще чуть‑чуть… Любимая, я рядом. Только позволь мне дотронуться до тебя…

Но П. отстранилась, и рука В. поймала лишь воздух. П. сосредоточенно смотрела куда‑то мимо В. Страсть и затаенный страх пылали в ее глазах. В. видел, как лихорадочно пульсирует венка на ее шее. Он слышал поступь чьих‑то тяжелых шагов… В. обернулся и невольно отшатнулся. Из кабинета вышел он сам, во плоти!

Этот В. отличался от теперешнего, но не так уж разительно. Дорогой костюм цвета бутылочного стекла, классическая стрижка, гладко выбритое лицо. В. не без некоторого самодовольства отметил, что выглядит прежний В. превосходно. Этот прежний В. по‑хозяйски подошел к П. и обнял ее, торопливо чмокнув в щечку. П. поднялась со стула. Она стояла, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

‑ Привет, П., не знал, что ты здесь, ‑ заговорил В. из прошлого. ‑ А я весь день бегаю как угорелый. Начальник по сбыту опять договоры запорол. Сколько раз я ему объяснял, как нужно заключать договоры, но все без толку. А что я теперь с поставщиками буду делать, ума не приложу… ‑ и В. понес какую‑то нудную ахинею, причем с таким важным видом, словно от его работы зависела по меньшей мере судьба всего человечества.

П. внимательно слушала его, но от теперешнего В. не укрылось, что ей хочется поговорить совсем не о трудовых успехах В. Но тот прежний В. был, видимо, уверен, что ей безумно интересны его разглагольствования и продолжал в том же духе. Потом он наконец перестал говорить о работе, бросил на П. мрачный взгляд и спросил ее сурово:

‑ Зачем ты пришла? Я же сказал, что пока не хочу тебя видеть. То есть, ‑ поспешил он смягчить свои слова, ‑ что мы пока не должны встречаться…

‑ Сказал, а я вот пришла! ‑ Она гордо вскинула голову, но в глазах ее читалась мольба о помощи и снисхождении.

«Не оттолкни меня, ‑ прочитал в ее глазах теперешний В., ‑ ведь я и так унизила себя тем, что пришла к тебе незваной, и большего унижения я не выдержу!»

Но прежний В. только пронизывал П. холодным взглядом. Он даже не пригласил ее пройти в свой кабинет.

‑ Я же просил, ‑ жестко сказал он. ‑ Дай мне разобраться…

‑ Но в чем разобраться, милый? ‑ спросила П. и осеклась. Судя по гримасе на лице, В. явно не желал быть «милым».

‑ Да я и сам толком не знаю, в чем. Наверное, в наших отношениях, ‑ снисходительно проронил он. ‑ Прошу, дай мне время…

‑ У нас есть все, что угодно, кроме времени, ‑ возразила она. ‑ Не тот случай. Время нам не помощник.

‑ Как знаешь, ‑ бесстрастно отвечал В. ‑ Только от меня‑то ты чего хочешь?

‑ Я хочу быть с тобой, ‑ сказала она.

‑ Да? А мне так не казалось! ‑ голос В. был полон яда.

‑ Почему? За что ты со мной так? ‑ спрашивала она, но В. молчал.

Теперешний В. знал, что гложет В. из прошлого, но он знал так же и то, что гордость не позволит ему рассказать ей о своих переживаниях. Вместо того чтобы выпустить на волю своих внутренних демонов, В. старательно удерживал их взаперти, от чего, впрочем, их число не убавлялось, а наоборот увеличивалось, словно эти демоны питались его скрытностью. Они становились тем упитанней и злее, чем больше он молчал и прятал ото всех свои чувства.

Все дело было в том, что В. боялся до безумия дать П. тот ключик, который откроет ей доступ к самым сокровенным глубинам его души. Если она будет знать все о его уязвимых местах, то наверняка использует это знание в минуту гнева. Видит бог, у нее и так достаточно средств, чтобы заставить его от муки скрежетать зубами, но если В. еще и распахнет перед ней свое нутро, то что от него останется, когда она запустит туда свои пальчики и потянет за самые чувствительные струны?

А П. ловила взгляд В., в глубине души уже понимая, что эту неприступную холодную стену отчужденности ей не преодолеть. Но она все еще пыталась.

‑ Мы могли бы начать все заново… ‑ и она сникла под его стальным взглядом. Теперешний В. видел, как потухает в ней запал задорной безрассудности, который побудил ее придти сюда, и его сердце содрогалось от ужаса. Прежний В. тоже это видел, и безжалостно злорадствовал в душе.

«Так то! ‑ думал он, ‑ еще посмотрим, кто будет под чью дудку плясать! Намного приятнее снисходительно выслушивать просителя, чем просить самому».

Прежний В. должен был сейчас сказать ту пакость, о которой он давно уже думал и, которая окончательно разрушит их отношения. Зачем тянуть? Ведь рано или поздно это все равно случится.

‑ Раз уж ты пришла, ‑ заговорил вдруг В. не своим голосом, ‑ я хочу покончить со всем этим прямо сейчас. Давай расстанемся.

Она не ответила, но лицо ее окаменело. В. догадывался, что у нее сейчас на уме только одно – не дрогнуть перед ним, не дать ему понять, как глубоко он ее ранил. Ранил тем больнее, что, похоже, ему‑то самому все происходящее безразлично. Она вскинула бровь и застывшими губами произнесла:

‑ А что делать мне?

В. снисходительно махнул рукой. Какая‑то его часть явно упивалась ролью вершителя чужих судеб. Он царственно молвил:

‑ Жить…

Лицо его не изменилось. Но и П. не вздрогнула, глаза ее не наполнились слезами. Она только твердо ответила:

‑ Хорошо. Будь по‑твоему. Но мне кажется, что ты совершаешь ошибку.

И прежний В., и теперешний В. не хуже нее знали, что В. совершает глупую непростительную ошибку, о которой пожалеет потом тысячу раз, но и тот, и другой молчали.

Она, встав со стула, любезно поинтересовалась:

‑ Это все, что ты хотел мне сказать?

Он молча кивнул.

‑ Хорошо, ‑ повторила П., ‑ хотя оба понимали, что в происходящем нет ничего хорошего.

Она развернулась и ушла. Прежний В. остался в приемной, теперешний В. последовал за П. Она сбежала вниз по лестнице, нетвердыми шагами прошла к гардеробу, взяла свое пальто и вышла на улицу в темноту ночи. Ветер немилосердно трепал ее распущенные волосы, а холод проникал под теплое пальто, словно вознамерившись пересилить душевную стужу, завладевшую ею.

П. присела на скамейку, и В., невидимый для нее, присел с нею рядом. Она так и не позволила себе заплакать, хотя в ее глазах стояли слезы, блестевшие в свете фонаря. В. хотел обнять ее и утешить, но знал, что она не почувствует его прикосновений. Он сидел рядом с П. и думал: почему же в нем проснулась эта пакость? Почему он так хотел расстаться с самым дорогим для него человеком?

В. не мог больше безмолвствовать, он хотел рассказать П. о своих чувствах, хотел хоть как‑то оправдаться перед нею. Он стал говорить, а П. молчала, опустив голову, и В. казалось, что она его слушает. Он говорил:

‑ Как мне объяснить это тебе и как постичь самому? Я слышу тихий зов вечности, только когда я один, бесконечно один. А когда я с тобою, я не вижу и не слышу ничего, кроме тебя. Ты захватила все мои помыслы, мой разум и мое сердце, а я догадываясь, что ты никак в этом не повинна, все же вознамерился тебе за это отмстить. Или не отомстить, я не знаю…

Я знаю только, что когда я с тобою, я счастлив, но не свободен, моя душа прикована к тебе и я не могу взлететь. Я иду на дно и тебя тоже тяну вниз. Мы связаны по рукам и ногам своим счастьем, но неужели любовь может сковать? Наверное, нет, и стало быть мы скованы цепями себялюбия, или жадности или еще чего‑то, я не знаю…

Но знаю только, что не могло случиться по‑другому. Я не мог расстаться с тобой, и не расстаться с тобой я не мог. Не гневайся на меня, и без того я достаточно наказан чередой бесконечных дней, в которых нет тебя. Мне не за что просить прощения, но все же прости. Прости, что я променял наше безмятежное будущее на мучительное прошлое. Прости, что я не умел любить тебя. Прости, что никогда не смогу покаяться тебе в этом.

 

Прости.

 

В. хотел еще один, последний раз, взглянуть на Нее, но холодный ветер налетел на него, закружил и унес прочь.

 

...

 

Если бы В. мог видеть себя со стороны, то увидел бы, что он лежит на заснеженном полу кабинета Мистера, а над ним склонился сам Мистер, который заботливо растирает ему руки и ноги и озабоченно шепчет:

‑ Слишком быстро, слишком глубоко, слишком полно. Опять не доглядели…

Мистер разогрел свои ладони и положив их на лицо В., легкими движениями потер его щеки, словно стирая с них какую‑то грязь. И в тот же миг В. открыл глаза.

Падал тихий, мягкий снег. На В. смотрел хорошо знакомый ему старикан с седоватыми усами, который на сей раз облачился в костюм сверкающего брусничного цвета с гобеленовым рисунком и нахлобучил шляпу, представлявшую из себя нечто вроде канотье с квадратными полями. Трудно было не засмеяться при виде столь нелепого наряда, но В. сейчас было не до смеха. Он почему‑то чувствовал себя так, словно по нему проехался паровоз, но что с ним случилось, он не помнил. Мистер улыбался В., впрочем, безо всякого ехидства, так старый дедушка мог бы улыбаться своему любимому внуку.

‑ А где Леяна? ‑ спросил В., поднимаясь и почесывая гудящий затылок.

‑ Ты, скажем так, немного задержался и она тебя не дождалась, ‑ ответил Мистер. ‑ Леяна ушла. Но не волнуйся, вы обязательно еще увидитесь. А кроме того, мы с тобой премило поболтаем и без нее.

‑ А где я был? Где я задержался? ‑ недоумевая спросил В. ‑ Я куда‑то уходил? Я ничего не помню…

‑ Был да был, что с того, ‑ весело проговорил Мистер. ‑ Сейчас ты здесь, и лично я очень рад тебя видеть, а ты рад мне?

‑ Я, эээ… ммм… да… то есть, конечно… ‑ промямлил В.

Мистер рассмеялся:

‑ Не очень‑то искренне, ну да ладно.

В. тупо смотрел на Мистера:

‑ Что произошло? ‑ спросил он.

Мистер в этот раз не стал ходить вокруг да около, а ответил просто:

‑ Ничего страшного. Ты побывал в своем прошлом.

Он обнял В. за плечи и усадил его на мохнатый плед. В. какое‑то время приходил в себя и постепенно вспоминал все, что было. Скопление разноцветных огней… А потом П., его любимая, ей холодно, и он виноват в ее страданиях…

‑ Ну, ну, ‑ Мистер, как обычно, читал мысли В. ‑ Со всяким может случиться. Не казни себя. Крайне бессмысленное занятие. Пользы ни на грош. А вреда уйма. Прошлое останется в прошлом. Лучше на‑ка вот глотни, ‑ и Мистер подал В. стакан, наполненный золотистым светом, правда не так щедро, как наполняла его Леяна. В. с наслаждением выпил и сразу же почувствовал себя бодрее.

‑ Вот и славно, ‑ усмехнулся Мистер. ‑ Теперь все придет в норму.

В. постепенно становился самим собой, хотя воспоминания еще не полностью вернулись к нему.

‑ Итак, я здесь, чтобы ответить на все твои вопросы, ‑ проговорил с важным видом Мистер. ‑ Ты ведь этого хотел?

В. кивнул. Вроде бы он и правда хотел что‑то такое узнать…

‑ Тогда спрашивай! ‑ воскликнул Мистер. ‑ Спрашивай о чем угодно!

В., как назло, не мог вспомнить ни одного из тех вопросов, что так мучили его еще недавно. Он перебирал в памяти события прошлых дней, но воспоминания были какими‑то туманными. Наконец перед его взором предстало странное лицо Джаджа. В. спросил Мистера:

‑ Можно узнать, что с Джаджем? Что у него с лицом?

‑ А, ‑ махнув рукой, отвечал Мистер, ‑ ничего особенного, обыкновенная раздвоенность личности. Скоро пройдет.

В. соображал с большим трудом. Путешествие в прошлое совсем выбило его из колеи. У него голова шла кругом. Столько всего случилось за эти дни, но что именно случилось?

‑ Ну? ‑ поднял брови Мистер. ‑ Еще есть вопросы? Подумай‑ка хорошенько, о чем ты хотел спросить.

И опять как назло, В. не знал, какой вопрос задать Мистеру. Он молчал.

Его взгляд невольно переместился от лица Мистера к прозрачному кувшину с волшебным золотистым напитком. В. наклонился, приблизив к кувшину лицо, и почувствовал, как его щеки обогрелись теплом. Словно зачарованный В. смотрел на светящуюся жидкость.

Тут В. показалось… Но нет, какая нелепая догадка! И все же… В. почудилось, что и жидкость смотрит на него! Как это могло быть, он и сам не понимал, но он отчетливо ощущал, что жидкость на него пристально смотрит. В. моргнул. И жидкость моргнула! В. знал, что это звучит нелепо, но несомненно в жидкости произошло движение, которое В. захотелось сравнить с морганием.

В. наклонился ниже… Таинственная субстанция переливалась янтарным светом и вдруг в один миг разлетелась на тысячу солнц! Оказалось, что загадочное нечто состояло из множества солнечных зайчиков – сияющих лучей, которым тесно было сидеть взаперти. Они беспрестанно двигались, играли, и их движение складывалось в такую волнующую гипнотическую картину, что В., наблюдая за ними, позабыл обо всем.

Он приложил руку к кувшину и солнечные зайчики устремились к его ладони, В. сразу почувствовал их тепло, их ласку. Он не знал, как это было возможно, но светящаяся жидкость, заключенная в стеклянный сосуд, не была ограничена его рамками. И она не только грела и светила, но обладала особым, все понимающим разумом, а также чуткой душой.

В. мог даже общаться с волшебной жидкостью. «Я восхищен тобою», ‑ сказал он ей безмолвно, а она ответила ему без слов: «А я тобою», ‑ и засмеялась, а вернее заиграла новыми бликами.

В. чувствовал очень близкое родство с этими солнечными зайчиками, как будто он и сам когда‑то был одним из них, когда‑то давным‑давно. Он захотел вернуться в солнечную вселенную, захотел снова резвиться среди своих солнечных братьев, растворившись в солнечном свете.

А еще он ощутил странное томительное желание, которое было гораздо сильнее и жажды, и голода. Он жаждал выпить золотистый свет, поглотить его, впитать в себя...

В. опомнился. Он уже, оказывается, взял кувшин в руки и поднес его ко рту. Мистер ухватил своей стальной пятерней В. за локоть.

‑ Не советую, ‑ проговорил Мистер и осторожно отобрал у В. кувшин. ‑ Передозировка крайне опасна.

В. очумело смотрел на Мистера. Наконец он пришел в себя:

‑ Что это? Что там? ‑ спросил он хрипло, указывая на кувшин.

‑ Ну, вот и начались вопросы! ‑ обрадовался Мистер. ‑ Отвечу с удовольствием. Там всего лишь то, чего жаждут миллионы людей по всему. Всего лишь то, без чего нет ни силы, ни красоты, ни жизни. Всего лишь то, что в основе всего сущего.

Мистер поднял кувшин, любуясь золотистым светом, блики от игры солнечных зайчиков падали на его лицо. Мистер продолжал:

‑ Это нечто может решить все твои проблемы. Оно претворит в жизнь самые чудесные мечты, дураку даст бесконечную мудрость, а уродливого квазимодо сделает милым, как херувим. Что же это, спрашиваешь ты меня. И как мне ответить на такой простой вопрос?

Я мог бы назвать это любовью, но, к сожалению, человек привык именовать этим словом все, что попало. Я мог бы назвать это светом, но над светом властна тьма, а над тем, о чем мы говорим, ничто не властно. Я мог бы назвать это силой, но это совсем не то, что грубо повелевает. Так что же это? ‑ Мистер расплылся в улыбке: ‑ Мы предпочитаем называть это… шушкой.

У В. вырвался возглас изумления:

‑ Как? ‑ воскликнул он. ‑ Шушкой? Что за глупое слово?

Мистер пожал плечами:

‑ Почему глупое? ‑ Мистер ткнул пальцем в кувшин. ‑ Ей нравится.

Но слова Мистера не убедили В. Он наклонился к кувшину и, глядя прямо в солнечную вселенную, неуверенно прошептал:

‑ Шушка… ‑ и тотчас увидел, как заиграли солнечные зайчики. Ей действительно нравилось!

‑ Шушка… ‑ опять прошептал В. и опять заиграли солнечные зайчики.

‑ Привет, шушка! ‑ радостно проговорил В., начиная понимать, в чем прелесть такого наименования. Все эти высокопарные слова – любовь, сила, свет ‑ были слишком холодными и далекими, а то, что сияло в кувшине, было очень близким, родным и теплым.

Мистер понимающе следил за всеми манипуляциями В. Но так как В., по‑видимому, готов был чуть ли не вечность общаться с шушкой, Мистер отодвинул от него кувшин и произнес:

‑ А помнишь, Джадж тебе сказал, что ты на нуле?

В. кивнул.

‑ Так вот, он имел в виду, что маловато у тебя шушки, ‑ и Мистер хитро улыбнулся, но потом состряпал серьезное лицо:

‑ Итак, продолжим. Теперь ты вспомнил свои вопросы?

В., который окончательно пришел в себя, выпалил:

‑ Я вспомнил! Одиннадцать дверей, которые не имеют конкретного местоположения! Что это за двери такие?

‑ Старикашка Верьядыч совсем запудрил тебе мозги, ‑ спокойно отвечал Мистер. ‑ Не советую тебе слушать подобный околонаучный бред. Когда ты научишься перемеСТЕЧаться, вся эта ерунда отпадет сама собой.

‑ ПеремеСТЕЧаться? ‑ В. не понял, почему Мистер так странно произнес слово «перемещаться». ‑ Я вроде и так умею перемещаться.

‑ Нет, ‑ отрезал Мистер, ‑ поверь мне. ПеремеСТЕЧаться ты не умеешь.

‑ Хорошо, допустим, ‑ согласился В. ‑ Но эти двери не дают мне покоя! Как до них добраться и что там, за ними?

‑ Ох, дались тебе эти двери! ‑ вздохнул Мистер. ‑ Поверь, это всего лишь небольшое развлечение, не более того. Всего лишь, так скажем, шапочное знакомство с Домом. Поверь, тебя ждут вещи поинтереснее. Но ты сам должен открыть все оставшиеся двери, потому что никакие объяснения не помогут тебе познать суть того, что скрывается за ними.

‑ Допустим, ‑ мрачно кивнул В., он был не очень доволен ответом Мистера. ‑ Но есть еще вопросы. Чем занимаются те люди, которые живут здесь? Чем занимается Леяна, Верьяд Верьядович, Джадж, Жирмила и все остальные?

Мистер пожал плечами:

‑ Они занимаются всем, чем пожелают.

‑ То есть?

‑ Какое тут может быть «то есть»? Откуда я знаю, что каждому из них взбредет в голову? Творят, что хотят, вот и все, ‑ отрезал Мистер.

В. продолжал пытать Мистера:

‑ А кто тогда следит за порядком? Кто управляет всеми?

‑ Никто, ‑ Мистер был предельно лаконичен.

‑ Стало быть, эти люди могут получить любую вещь бесплатно, могут получить сколько угодно еды, и при этом каждый творит все, что хочет? Это же полная ерунда! Бред! Такого не может быть никогда. Я ни за что в это не поверю! ‑ возмущенно воскликнул В.

Мистер только опять пожал плечами в ответ:

‑ И тем не менее это так.

‑ Но ведь необходимо управление, организация! ‑ пытался доказать свою точку зрения В. ‑ Нужна система! Такая куча народу! Что здесь творится? Это же полный беспредел! Если бы каждый делал все, что ему взбредет в голову, тут уже давно никого бы не осталось! Люди попросту поубивали бы друг друга!

‑ С какой стати? ‑ удивленно поднял брови Мистер.

‑ Такова человеческая природа! ‑ развел руками В.

‑ Кто тебе это сказал? ‑ спросил Мистер.

‑ Это общеизвестный факт!

‑ Это не общеизвестный факт, а общеизвестное заблуждение. Почему ты так подумал? Ты хочешь кого‑то укокошить? ‑ удивился Мистер.

‑ Да нет же, я вовсе не… ‑ замялся В. Если подумать, Жирмила и Кларло, оставили неприятное впечатление, но убийство… До такого, конечно, В. еще не дошел.

‑ Если у тебя когда‑нибудь появятся подобного рода намерения, то я многое отдал бы за то, чтобы посмотреть, как ты будешь претворять их в жизнь, ‑ усмехнулся Мистер. ‑ Поверь, здесь люди очень неплохо умеют защищаться. Впрочем, и за пределами Дома люди умеют неплохо защищаться. А тому, что происходят убийства, есть всегда две основные причины. Первая: когда кого‑то убивают, это происходит, потому что…

В. с любопытством следил за словами Мистера. Неужели сейчас Мистер разрешит загадку, над которой бьются все криминологи мира?

‑ … потому что убитый сам хотел умереть.

В. вскинул брови. Очередная несусветная чушь!

‑ Если можно было бы опросить убитых, то вряд ли среди них нашлись бы те, которые признались, что сами просили их прикончить, ‑ возразил В.

‑ А я и не сказал, что они просили их прикончить, ‑ возразил Мистер. ‑ Убитые, конечно, не писали прошений на имя своих убийц, но они определенно хотели умереть.

‑ Ерунда! ‑ возмутился В. ‑ Я уверен, каждый убитый заявил бы, что хочет прожить еще лет сто.

‑ Что бы они там не заявляли, это не меняет сути дела! ‑ махнул рукой Мистер, ‑ Убитые хотели умереть. Возможно, они не отдавали себе в этом отчета, но они хотели умереть, ‑ отчеканил Мистер.

В. развел руками. Даже оспаривать неохота такую ерунду!

‑ А у нас здесь, ‑ продолжал Мистер, ‑ никто не хочет умирать. Так кого же убивать?

В. молчал, но весь его вид красноречиво говорил о том, что он думает о разглагольствованиях Мистера. Мистер внимательно посмотрел на В.:

‑ Ты что же, в самом деле думаешь, что смерть, тем более насильственная, вот так запросто, ни с того ни с сего сваливается человеку на голову?

На это В. не нашелся, что ответить. Пожалуй, если задуматься, он так это себе и представлял.

‑ Вот это уж точно несусветная чушь! ‑ воскликнул Мистер. В. не стал оспаривать слова Мистера. Он не так уж и подкован в криминологии.

‑ А вторая причина, ‑ продолжал Мистер, ‑ состоит в том, что насилие не возникает из ниоткуда. Насилие всегда бывает порождено только насилием.

В. задумался. Вот это хоть похоже на правду.

‑ Я тебя понимаю, ‑ мягко, и в то же время не без ехидства сказал Мистер. ‑ Ты, бедняжка, так привык к насилию, что уже не представляешь себе ничего другого, ведь всю жизнь тебя принуждали быть таким, каким нужно кому‑то: семье, друзьям, коллегам, обществу, государству. Ты всегда действовал под чьим‑то давлением, а это и есть, мой дорогой, самое настоящее насилие. Подумай, много ли у тебя найдется моментов, когда ты делал что‑то не по необходимости, а всего лишь повинуясь своей естественной склонности?

И опять В. задумался и понял, что такие моменты в его жизни можно было пересчитать по пальцам.

‑ Если бы ты не был рабом насилия, ты не сбежал бы на помойку, ‑ уверенно заявил Мистер. ‑ А здесь у нас нет насилия, потому что никто никого ничего не заставляет делать. Не поверишь, насколько это действенное средство – избавление от насилия. Достаточно просто оставить людей в покое, и любой, самый скверный из них, становится ангелом.

Но В. все же не понимал, как могут люди существовать в таких неестественных условиях.

‑ Но ведь вседозволенность развратит людей, превратит их в… ‑ В. говорил больше самому себе, чем Мистеру.

‑ Хм, в кого? в свиней, может быть? ‑ подхватил Мистер.

‑ Да, в животных, причем в избалованных, ‑ согласился В.

‑ Ну уж! ‑ хмыкнул Мистер. ‑ Не будь ты так строг к людям! Это насилие приучило тебя думать, что люди ‑ это звери, рядом с которыми должен всегда находиться надсмотрщик с хлыстом. Многие извращения человеческой природы проистекают скорее от беспокойства, от страха потерять, чем от пресыщенности. Даже простая уверенность в том, что ты всегда будешь сыт, творит с человеком чудеса. Это так успокаивает! ‑ Мистер с довольной улыбкой погладил себя по животу.

Однако В. не чувствовал себя успокоенным. Пока что мысль о том, что все его нужды будут удовлетворены, и ему не придется бороться за кусок хлеба, вызывала у него не успокоение, а страх. А Мистер все смеялся:

‑ Да забудь ты о своих тревогах! Неужели плохо, что тебе не придется горбатиться всю жизнь для того только, чтобы питаться? Кому от этого будет хуже? Тебе никогда не казалось странным, что при таком изобилии всего вокруг, тебе достаются только жалкие объедки? Каждую крошечку хлеба ты должен заработать, за каждую капельку воды ты должен бороться! Разве природа не изобилует различными дарами? И разве ты не сын этой природы? Так почему при таком богатом родителе сын вынужден побираться? Вот что должно казаться тебе несусветной чушью, а не то, что люди существуют где‑то в мире и гармонии без постоянных попыток прикончить друг друга.

В. подумал, что Мистер слишком уж утрирует. А Мистер как всегда, читал мысли В.:

‑ Хорошо, я преувеличил чуток, но все же подумай на досуге о том, чем еще была наполнена твоя жизнь, кроме непрестанных забот о том, чтобы накормить‑напоить свое тело, уложить его спать, дать ему комфорт и необходимые удобства, утолить вожделение и так далее. Чем еще, кроме удовлетворения инстинктов, ты был занят?

В. не понравился такой оборот. По словам Мистера выходило так, что якобы он, В., боялся превратиться в свинью, не замечая, что сам ею уже давно является. Как обычно ответы на вопросы мало что прояснили, зато заставили В. почувствовать себя опять дураком. Пожалуй, хватит с него вопросов и ответов. Устал он от разговоров.

‑ Есть еще вопросы? ‑ спросил Мистер.

В. изобразил красноречивое «нет», помотав головой.

‑ На нет, как говорится, и суда нет! ‑ воскликнул Мистер и щелкнул пальцами. Тут же неведомо как В. и Мистер очутились в комнате В. Мистер приподнял шляпу, поклонился В., щелкнул пальцами еще раз и исчез.

В., оставшись один, поспешил лечь спать. Он не сумел погасить в комнате свет – не нашел нигде выключателя. Впрочем, это было не важно, поскольку В. до того устал, что моментально уснул, едва только прилег на диван.

 

 

Глава 13. Вибрус забыли

 

В. проснулся с неприятным чувством, что на него кто‑то пристально смотрит. Он открыл глаза и убедился в том, что не обманулся. Со всех сторон В. окружало кольцо жестких цепких глаз. У его кровати стояло пятеро очень мрачных на вид мужчин в черных мантиях до пят. Мужчины были черноволосы, черноглазы и на первый взгляд очень похожи. В. даже показалось, что единственное, чем они отличались, это формой усов и бород.

Первый обладал тонкими черными усиками и изящной бородкой. У второго усы и борода были уже густыми и более длинными, а у третьего – еще гуще и длиннее. У четвертого борода доходила до груди, а у пятого ‑ до живота. В. мог поставить что угодно на то, что эти незваные гости прибыли сюда отнюдь не с целью нанести ему дружеский визит.

‑ Мы не братья, ‑ вдруг заявил «Борода до живота» мрачно, даже не соизволив поздороваться с В.

‑ А я и не… ‑ хотел было сказать В. , но его перебил «Изящная бородка»:

‑ И даже не родственники, прошу иметь в виду.

В. оставалось только кивнуть. Бородатые мужики продолжали глазеть на В. , который даже не знал, что в подобной ситуации предпринять. Он чувствовал себя ужасно неловко.

‑ Что, ‑ сказал вдруг «Густая борода» ‑ так и будешь валяться?

Вот так наглость! Какое их дело, будет В. валяться или нет!

Пытаясь сохранять полное присутствие духа, В. встал с кровати, кутаясь в одеяло, и возмущенным голосом произнес:

‑ А в чем, собственно, дело?

‑ Дела у нас никакого нет и быть не может! ‑ отрезал «Борода еще гуще».

‑ Тогда зачем вы сюда явились? ‑ резонно возразил В.

‑ ЭксИкурсию заказывал? ‑ спросил «Борода до груди».

‑ Я ничего такого не… ‑ заикнулся было В. , но его перебил «Изящная бородка»:

‑ Аун, это ж не он эксикурсию заказал! Сказано на Базу его отвести и показать там кой‑чего!

‑ Покажем, все покажем! ‑ пробурчал «Борода до живота» и тут же приказал В. : ‑ Давай, собирайся мигом.

В. хотел было возразить, но взглянув в недобро сверкающие глаза «Бороды до живота», счел за благо быстренько одеться.

Чернобородые мужики, плотно обступив В. , оттеснили его к двери лифта. «Изящная бородка» нажал на кнопку. За дверью раздалось громыхание. Пока они ждали прибытия лифта, «Борода до живота» представил В. всех «эксИкурсоводов»:

‑ Аул, ‑ ткнул он пальцем в «Изящную бородку», ‑ Аус, ‑ так звали «Густую бороду», ‑ Аук, ‑ так звали «Бороду еще гуще», ‑ Аун, ‑ было имя «Бороды до груди», и наконец «Борода до живота» приставил палец к своей груди: ‑ Я Аум!

В., конечно, не смог запомнить, какими именно буквами различаются очень похожие имена очень похожих на вид мужчин, которые, видишь ли, при этом даже не братья, но сам представился в ответ:

‑ В.!

Бородачи кивнули. Таким образом, знакомство состоялось.

Наконец открылась дверь лифта. В. бесстрашно шагнул было вперед, но тут же отступил в замешательстве – лифта не было! Он таинственным образом исчез, а вместо него взору В. открылся темный, уходящий вдаль коридор, и вернее даже не коридор, а туннель. Что‑то нехорошее виделось В. в его глубине. Он хотел было заявить, что ни за какие коврижки не пойдет по этому туннелю, но не успел – двое бородачей запихали его в коридор, остальные зашли за ними, и дверь захлопнулась. Все погрузилось во мрак. Вдалеке светила крохотная лампочка, едва рассеивая тьму вокруг.

Эксикурсоводы зашагали по туннелю, двое впереди и трое позади В. В. хотел было кинуться назад к двери, но напиравшие сзади бородачи не давали ему повернуть. Пришлось ему молча следовать за шедшим впереди бородачом, кажется, то был Аул.

Они шли и шли извилистым коридором. Скудное освещение едва позволяло рассмотреть стены туннеля, которые, кажется, были из проклепанных металлических листов. Наконец они достигли места, где было немного светлее. Они вышли на перекресток, и перед ними было уже три туннеля на выбор. Шедший впереди Аум, не колеблясь, свернул налево. И опять они шли и шли… и опять достигли перекрестка и здесь уже свернули направо. И снова шли, пока опять не оказались на перекрестке и опять не свернули… В. в конце концов сбился со счета, сколько таких перекрестков они миновали.

Они шагали в полном молчании по темному туннелю. К сожалению, В. представилась прекрасная возможность поразмыслить над тем, что он идет незнамо где, незнамо куда и вдобавок еще с какими‑то недружелюбными личностями, которые, собственно говоря, незнамо кто такие. В. слышал шаги идущего сзади бородача, а впереди видел мощную спину другого бородатого мужичищи. Пожалуй, каждый из них одной рукой справится с В., что уж там говорить о пятерых. И В. чувствовал, как холодок бежал по спине при мысли о том, что он полностью во власти этих странных людей в этом странном месте. Что делать? Дать хорошего пинка Аулу и, растолкав остальных, побежать обратно? Тут В. тихонько ахнул. Он же не знает дороги назад! При мысли об этом ему стало совсем плохо.

Но тут, словно и того было мало, В. заметил, что туннель, по которому они шли, стал сужаться. Стены становились все ближе друг к другу, а потолок поджимал сверху. Если в начале путешествия В. и эксикурсоводы еще могли идти в полный рост, не сгибаясь, то теперь уже В. вынужден был наклонять голову все ниже и ниже. Но как он ни горбился, все равно время от времени задевал макушкой потолок.

Они шли и шли, а туннель становился все уже, все теснее. Потолок нависал так низко, что они сгибались в три погибели… На одной из развилок идущий впереди Аум остановился. Он подождал, пока подойдут остальные, и мрачно заявил:

‑ Все! Приехали!

‑ То есть? ‑ спросил Аук.

‑ Пр‑р‑риехали, пр‑р‑риплыли, пр‑р‑рибыли! ‑ прорычал Аум. ‑ Кранты! Дальше не пройти.

Тут уж и В. не смог промолчать:

‑ Как не пройти?

‑ А вот так! – пробасил Аум. ‑ Не пройти. Пропали мы…

У В. перехватило дыхание. Как это пропали?

‑ Не драматизируй, Аум, ‑ сказал Аул, который из всех пятерых казался В. самым мягким и дружелюбным. ‑ Почему не пройти?

‑ Не пройти, ‑ упорствовал Аум, ‑ мы уже сто лет тому назад должны были добраться до Базы, а вот все еще не добрались.

‑ Так доберемся, ‑ мягко убеждал его Аул, ‑ почему бы нам не добраться?

‑ А потому, ‑ отвечал Аум, ‑ что в наших рядах не все соответствуют, ‑ и он многозначительно посмотрел на В.

‑ С чего ты взял? ‑ недоумевал Аул.

‑ С чего, с чего! ‑ рассвирепел Аум. ‑ С того! Сам не видишь? ‑ он постучал по стенам туннеля. ‑ Не видишь? Он сужается!

‑ Да, да, ‑ ответил Аул, ‑ сужается. Но ведь и раньше такое бывало. Проскочим.

‑ Нет, ‑ отрезал Аум. ‑ С таким беспокойником не проскочим, ‑ и он опять посмотрел на В.

Тут уже и Аул уставился на В., а за ним и все остальные.

‑ Ты думаешь? ‑ спросил Аул Аума, внимательно изучая В.

‑ Не думаю, ‑ прорычал Аум, ‑ знаю!

‑ Мда, ‑ протянул Аул, ‑ нехорошо!

Другие бородачи закивали головами и тоже сказали:

‑ Нехорошо!

Все происходящее ужасно беспокоило В.

‑ Что стряслось, объясните вы наконец? ‑ спросил он.

Аум приблизил к В. свое бородатое лицо и угрюмо произнес:

‑ Щас я те объясню, что стряслось! Ты, ‑ он ткнул пальцем в грудь В., ‑ столько напустил беспокойства, что оно нас завело черт знает куда!

‑ Беспокойник, ‑ учтиво вставил Аул, ‑ это тот, кто излишне беспокоится, а точнее не просто излишне, а смертельно излишне.

‑ Угу, ‑ продолжал Аум. ‑ С таким беспокойником мы все покойники, это как пить дать! ‑ и он обжег В. недобрым взглядом.

В. и до нелепых обвинений было не очень хорошо, а теперь стало еще хуже. Он не понимал, при чем тут его беспокойство.

‑ Беспокойники, ‑ продолжал Аул, ‑ сбивают свою группу с пути, понятно?

В. отрицательно покачал головой.

‑ Ох, ну чего ж тут непонятного! ‑ вмешался Аус. ‑ Твоего беспокойства хватит, чтобы целую армию завести к черту на рога. Признавайся, беспокоился ты или нет?

В. ничего другого не оставалось, как недовольно пробурчать:

‑ Кажется, да… кажется, беспокоился…

‑ Молодец! ‑ вскричал Аук. ‑ И что нам теперь прикажешь делать?

Все бородачи казались не на шутку встревоженными.

«Сами‑то! ‑ подумал В. ‑ Сами‑то как беспокоятся!»

‑ Что делать? Прикончить его и все, что еще тут делать! ‑ заявил Аум.

‑ Это ты лишка хватил, Аум, ‑ сказал Аул, но похоже, остальным эксикурсоводам так не казалось, они одобрительно закивали головами.

‑ А что нам еще делать? ‑ продолжал Аум. ‑ С ним вместе загнуться? Нет уж, я не согласен! ‑ все бородачи, кроме Аула, тут же заявили, что тоже не согласны. Только Аул промолчал, задумавшись.

Тут В. осенило:

‑ Постойте! Если я вам так мешаю, так идите себе дальше! А я пойду обратно!

Аул печально посмотрел на него и молвил:

‑ Поверь, если ты останешься здесь один, это для тебя будет гораздо хуже, чем смерть.

При этих словах В. затошнило. Он и сам не представлял, как будет искать дорогу назад.

Но тут Аус что‑то вспомнил:

‑ Друзья! А вибрус? Вибрус нам поможет! Аум, надеюсь, ты не забыл вибрус?

В. в отчаянной надежде посмотрел на Аума, изо всех сил желая, чтобы тот не забыл таинственный вибрус, но и тут судьба отвернулась от В.:

‑ Забыл! ‑ молвил Аум мрачно.

‑ Эх ты, ‑ укорил его Аус. ‑ Ты же знал, что мы идем к новичку, и как ты мог забыть вибрус! Ясное дело, тут без вибруса никак!

‑ А вот забыл, ‑ проговорил с вызовом Аум, ничуть, видимо, не стыдясь своей забывчивости.

В. начинал испытывать недобрые чувства к Ауму, а тот, словно ощутив такое к себе отношение, опять затянул свое:

‑ Избавиться от него надо, и все тут.

‑ А как мы от него избавимся? Не душить же его, в самом деле, ‑ сказал Аук, брезгливо глянув на В.

‑ А вот как! ‑ прокричал Аум, и, долбанув кулаком по стене туннеля, выбил напрочь один из металлических листов. ‑ Туда его и вся недолга!

В. чуть не потерял сознание. Туда? Куда это ТУДА? Содрогаясь, он выглянул в пробитую Аумом дыру и увидел в ней черный, холодный, бескрайний и пустой космос…

Но тут вмешался Аул:

‑ Я придумал! Он может попытаться развеять свое беспокойство! А? Что скажите, дадим ему шанс?

Аум не захотел давать В. никаких шансов, но остальные все‑таки согласились с Аулом, и было решено, что В. попытается развеять свое беспокойство прежде чем его выкинут за борт.

‑Так, ‑ втолковывал Аул В., когда они опять зашагали по туннелю, ‑ гони прочь даже тень тревоги, понял? Ты должен идти в абсолютном спо‑койст‑ви‑и! ‑ выговаривал Аул по слогам, но В. от его слов не становилось легче.

Один вид черноты за стенами туннеля повергал его в ужас. Как он мог быть спокойным, если злобные бородачи угрожали выкинуть его в эту мрачную бездну?!! Как ни крути, В. несдобровать. Или его отправят в открытый космос, или бросят посреди чудовищного лабиринта, или же его придушит безумный Аум! И В., конечно же, не мог обрести вожделенного спокойствия. Наоборот, он был в совершенном ужасе, и стены туннеля все сжимались, а они все не могли никуда придти, и в конце концов уже чуть ли не ползли. Когда они добрались до очередного перекрестка, Аум закричал:

‑ Все! Конец ему! ‑ здесь было так тесно, что он прорычал это прямо в лицо В., обдав его горячим дыханием.

‑ Погоди, погоди, ‑ встал опять на защиту В. Аул.

‑ Чего годить? ‑ кричал Аум, стуча по потолку, который не позволял им разогнуться. ‑ Все! Дальше некуда!

‑ Постой, погоди, есть еще один выход! ‑ упорствовал Аул.

В. чуть не обнял Аула за такие его слова.

‑ Он может отдать что‑то дорогое и тем искупить вину, так ведь? ‑ спросил Аул.

Остальные закивали.

‑ Может, может, ‑ согласились Аук, Аус и Аун. Даже Аум пробормотал что‑то вроде «ну да».

Аул обратился к В.:

‑ Есть у тебя нечто ценное? Какая‑нибудь очень дорогая тебе вещь?

Но у В. не было ничего, даже носового платка в кармане.

‑ Плохо дело, ‑ сказал Аул. ‑ Идти дальше мы не можем, дорогой вещи у него нет. Что же делать?

В. не знал, что делать. Но Аум знал: он с грохотом выбил опять один из металлических листов и теперь подступал к В. В. съежился и закрыл голову руками.

Но тут Аул снова выручил В.:

‑ Стой! Остается еще одно решение, хотя оно уж точно последнее! ‑ и он достал здоровенный нож из‑за пазухи. В. похолодел.

‑ Мы вынуждены, понимаешь? ‑ мягко проговорил Аул, приближаясь к В. с ножом в руке. ‑ Ты должен отдать что‑то дорогое, что‑то очень, очень дорогое. Если ты отдашь это добровольно, то не придется брать вдвойне!

Аул нависал над В., замахиваясь на него ножом. Остальные бородачи обступили его. Он не мог спастись, не мог… Он пытался сопротивляться, но его схватили и держали так, что он не мог вырваться. Аул схватил руку В., поднес ее к черной дыре в туннеле и занес над рукой нож…

‑ Не‑еее‑е‑еет! ‑ закричал В.

‑ Ты отдашь самое дорогое добровольно? ‑ спрашивал Аул. ‑ Тогда нам не придется брать вдвойне!

Но В. даже не понимал, что говорит Аул, он кричал во весь голос и напрягал все мышцы своего тела, но не мог сладить с бородачами.

Аул посмотрел на В. внимательно и тихо произнес:

‑ Нет, он никогда не отдаст самое дорогое добровольно. Придется взять вдвойне.

И тут же Аум ухватил В. за левую руку и приставил ее к правой. Теперь Аул мог одним ударом отрубить В. обе руки.

‑ Нет, нет, ‑ умолял В., ‑ не надо, пожалуйста, не надо! Только не это! Нет, нет!

Аул пристально посмотрел в глаза В.:

‑ Ты не понимаешь. Мы все умрем из‑за тебя, ‑ он приблизил свое лицо вплотную к лицу В. и медленно проговорил: ‑ Ты не понимаешь, и ты никогда не отдашь самое дорогое добровольно.

И больше не мешкая, Аул замахнулся и обрушил нож на руки В.

‑ А‑а‑а‑а! ‑ кричал В. Словно в страшном сне он видел, как две его отрубленные руки исчезали в черном космосе.

‑ Нет, нет, нет! ‑ только и мог повторять он. Культи его рук заботливо обмотали лоскутами, оторванными от мантии Аула, но В. ничего не чувствовал и ничего не видел. Перед его взором стояли только две его руки, которые он навсегда потерял.

В. не видел, как они шли и стены туннеля расступались. Он не помнил, как они миновали несколько перекрестков. Не помнил, как они подошли к двери, как вышли через нее на свет… Он ничего не помнил, он помнил только две свои кисти, две свои руки, без которых он больше не человек, не человек… Лучше бы ему умереть, лучше умереть, умереть… Он не может, не может этого перенести, он не может… Они все равно что убили его, убили, убили…

 

...

 

В. казалось, что свет померк. Но на самом деле В. даже не потерял сознание. Он уже перестал кричать, но его трясло. Он не понимал, где он, кто он и кто эти люди, которые поддерживали его под локти. Они куда‑то пришли, и В. усадили на стул. Здесь было светло. Подошел какой‑то человек. Он пошептался с другими, а потом приблизился к В.

В. силился разглядеть человека, он словно продирался сквозь белый туман, но с его зрением что‑то стряслось. Он никак не мог сфокусировать свой взгляд. Вдруг В. почувствовал на своих глазницах две теплые руки. Потом некто отнял руки, и В. смог открыть глаза. Он пришел в себя и вспомнил, что произошло. Эксикурсоводы шли с ним по туннелю… И тут на В. обрушилось все его горе. У него больше нет рук!

Но, может быть, то был только страшный нелепый сон? В., зажмурившись, поднял свои руки, но не мог даже взглянуть на них ‑ он боялся, что воспоминание окажется правдой. Когда он все‑таки решился открыть глаза, то увидел две уродливые культи. Два чудовищных обрубка вместо крепких и ловких рук, которыми он утирал свои слезы, которыми похлопывал друзей по плечу, которыми ласкал женщин. С бесконечным отчаянием В. созерцал свое уродство и думал о том, что теперь он отныне и навсегда инвалид.

‑ Не беда, ‑ проговорил мягкий голос.

В. поднял глаза и наконец рассмотрел того человека, который сидел перед ним на стуле. Если бы В. не был в такой печали, он нашел бы истинное удовольствие в созерцании лица этого человека. Ласковые синие глаза, мягкие темные волосы, зачесанные назад, плавно изогнутые линии губ… От него так и веяло спокойствием, теплом и радушием.

‑ Не беда, ‑ повторил незнакомец и ласково улыбнулся В.

Не беда? Он говорит В., что потеря обеих рук – это не беда! Что же тогда беда в понимании этого красавчика?

«Красавчик», как окрестил его В., между тем взял обе руки В. в свои и просто держал их, но так заботливо, что В. сразу стало гораздо лучше. В. чувствовал согревающее тепло там, где его касался этот человек. Как приятно! Боль улетучилась, ее словно и не было. В. уже не горевал так о своей потере. Его окутало излучение любви, исходившее от незнакомца. Сознание В. как будто поднималось куда‑то ввысь, туда, где потеря рук действительно не беда, где не может быть никакой беды, никогда никакой беды. Нет ничего неотвратимого, и непоправимого тоже нет… В. вдруг понял: действительно, то, что случилось, это не беда и не горе.

Как легко! Как радостно! Такое приятное чувство! Радость, радость, радость! Звенящая танцующая радость! В. и не заметил, как его губы дернулись и сами собой растянулись в улыбке. И сидящий напротив человек тоже улыбался ему. Он знал, как и В., что нет беды и нет горя, но есть только радость, бесконечная, бескрайняя радость! Сам собой у В. вырвался звонкий и счастливый смех. И человек напротив тоже смеялся. Наверно, сторонний наблюдатель усомнился бы в их душевном здоровье, но только они двое знали, что их смех – это переливающееся через край неудержимое счастье.

Улыбающийся человек напротив взял руки В. так, что две культи лежали прямо на его ладонях. В. радостно смотрел на эти забавные манипуляции. Он не был подобен пьяному, он ясно осознавал, что лишился обеих рук, и понимал, что это значит для всей его будущей жизни. Но все волшебство было в том, что на радости это никак не отражалось, радость ничуть не уменьшалась под влиянием прискорбного факта. Человек сказал: «Смотри!» В. взглянул на свои изуродованные руки и увидел…

Сначала нарисовался серебристый контур, который четко повторял очертания кистей В., а потом В. почувствовал легкое щекотание в культях… и контур начал заполняться! Сначала он наполнился только серебристым мерцанием, но потом и чем‑то не столь эфемерным, как мерцание, он наполнился плотью. В. видел, как выросли кости и на них появились мышцы и вены, а потом и кожа. Еще мгновение – и обе руки В. были на месте, целые и невредимые! В. согнул и разогнул пальцы. Они слушались беспрекословно.

В. посмотрел в глаза своего нового друга. Он благоговел перед этим человеком, но почему‑то в то же время не ощущал никакой робости. В. чувствовал и в себе тот неугасимый свет любви, что сиял в глазах его друга, и это их объединяло. Но кто же он? Кто этот человек, способный творить чудеса? Может быть, воплощенное божество?

‑ Эл Рэл, ‑ представилось «божество», протягивая В. руку.

‑ В., ‑ улыбаясь, ответил В.

‑ Рад знакомству, В.! ‑ улыбался в ответ Эл Рэл., пожимая В. его новенькую правую руку. В. не знал что ему делать: то ли падать на колени перед Эл Рэлом, то ли объясняться ему в любви. Но Эл Рэл разом развеял смятение В. тем, что вскочил со стула и, невесть откуда достав гитару, пустился в пляс, распевая веселую песенку, видимо, только что им сочиненную, о том, как некий герой в битве потерял руку, но прекрасная волшебница напоила его чудесным эликсиром и рука заново отросла.

Оказалось, что бедра Эл Рэла обтягивают расклешенные белые брюки, а его грудь – совершенно пижонская белая рубашка с поднятым воротником и глубоким вырезом на груди. Он так залихватски крутил бедрами и разудало подмигивал В., что В. и самому захотелось пуститься в пляс. О том, чтобы поклоняться Эл Рэлу как воплощенному Господу, В. конечно, уже и не думал. Эл Рэл допел свою песню, сорвав аплодисменты находившихся здесь же эксикурсоводов.

В. только сейчас заметил бородачей, оттяпавших ему руки. Но почему‑то он на них совсем не злился. Не их вина, что они связались с таким остолопом как В. И не вина В., что он не догадывался о том, как губительно беспокойство. И вообще никто ни в чем не виноват. А кроме того, бородачи наверняка знали, что существует этот бесподобный Эл Рэл и что он сможет исцелить В., и за это В. может простить им то, что они с ним сделали.

К В. подошли все бородачи и по очереди пожали ему руку.

‑ Рад, что к тебе вернулись твои драгоценные грабли, ‑ пробурчал Аум, пожимая ему руку. ‑ Только в другой раз гляди, может, так легко и не отделаешься.

Последним руку В. пожал Аул. Он спросил:

‑ Ты уже понял, где находишься?

В. покачал головой.

‑ Это Ремонт, ‑ обвел руками Аул довольно вместительный зал. ‑ Здесь можно починить, то есть отремонтить, все, что угодно, даже человека. Так что тебя отремонтили, с чем тебя и поздравляю.

В. огляделся. Он увидел странную смесь больницы и танцзала. Вроде бы все вокруг сияло белизной и чистотой, и здесь даже была кушетка, очень похожая на больничную койку, но в то же время вдалеке виднелось подобие сцены. Там играла огнями цветомузыка и громоздилась звуковая аппаратура. То тут, то там стояли столики со стульчиками, как в обыкновенном кафе, где иногда дают концерты. Аул перехватил изумленный взгляд В., обозревавшего эту странную обстановку.

‑ Сегодня здесь Эл Рэл хозяйничает, ‑ он махнул рукой в сторону сцены, ‑ других ремонтиров пока нет. А Эл Рэл страсть как любит выступать. Вон, гляди, уже готовится, ‑ В. увидел, что Эл Рэл и правда уже был на сцене и возился с аппаратурой. ‑ Вечером наверняка будет концерт, ‑ сказал Аул, с улыбкой наблюдая за Эл Рэлом.

Потом он спросил В.:

‑ Ты готов продолжать?

В. засомневался. Что продолжать? Если речь идет о том, чтобы опять лезть в тот туннель, то он ни за что…

‑ Ты не понял? ‑ спросил Аул. ‑ Мы же на Базе! Это один из пяти залов, в которых ты еще не был. Осталось четыре. Ты хочешь посмотреть, что в других залах?

В. хотел, конечно, но немного побаивался. Однако подумав, он решил, что готов идти до конца и готов открыть оставшиеся двери, о чем он незамедлительно сообщил бородачам. Они распрощались с Эл Рэлом, который не преминул пригласить их на свой концерт, и вышли из Ремонта. Выходя, В. успел заметить, что на двери висит табличка с изображением гаечного ключа.

 

 

Глава 14. В. увяз

 

И вот они оказались на Базе. Как обычно, В. увидел совсем не то, что ожидал. Он думал, что перед ними предстанет огромный зал, но База успела сжаться со вчерашнего дня до крохотных размеров, теперь ее всю можно было обойти в десять шагов. Маленький зал был совершенно пуст. И никаких окон. В. оглянулся в поисках дверей, как же без них?

Он увидел только одну дверь напротив. Чудеса! А куда подевались остальные двери? В. не терпелось увидеть, какая табличка висит на той единственной двери, и он сделал было пару шагов по направлению к ней, но Аус ухватил его за рукав:

‑ Э‑э! Ты куда? Под ноги смотри! – сказал он.

Под ноги? В. глянул вниз на пол. Вот так да! Этого еще не хватало! И тут двери! Он и не заметил их поначалу. В. увидел в полу три двери, на одну из которых он чуть было не наступил. Ох уж эти двери! Теперь они уже и прямо под ногами! Просто нет никакого спасения от этих дверей!

‑ Вот из чего тебе предстоит выбирать, ‑ сказал Аул, указывая на три двери в полу. ‑ А ту, ‑ он указал на дверь напротив, ‑ прибережем напоследок. Итак, есть три двери, и пятеро сопровождающих. Можно сказать, что Аум уже показал тебе Ремонт, я буду сопровождать тебя за последнюю дверь. Аук, Аус и Аун покажут тебе по очереди каждый из трех залов. Какую дверь ты выберешь первой?

В. задумался. Интересный вопрос! А есть ли разница? И как он может выбирать, когда ничегошеньки не знает о том, что его там ждет?

‑ Думаю, прежде чем ставить меня перед выбором, стоит рассказать мне о том, что находится за дверями, ‑ резонно заметил В.

‑ А чего рассказывать, и так все понятно, ‑ откликнулся Аун. ‑ На таблички гляди!

В. посмотрел на таблички, но мало что понял. На одной была изображена забавная улыбающаяся рожица, на другой – череп и кости, а на третьей – летящая птичка. Аук хитро глянул на В.:

‑ Догадался?

Но В. даже приблизительно не мог представить, что означают эти таблички.

‑ О‑о, ‑ Аус закатил глаза, ‑ включай соображалку! Это, ‑ он ткнул в летящую птичку, ‑ Улет. Это, ‑ череп и кости, ‑ Отход. А это, ‑ улыбающаяся рожица, ‑ Детская! Понял?

Соображалка В. работала на полную мощность, но это мало ему помогало. Так, Улет от слова «летать»… Что‑то там определенно летает, или кто‑то. Детская – более‑менее понятно. Там дети. Только что там будет делать В.? Уж не хотят ли из него сделать нечто вроде нянечки? Череп и кости не сулят ничего хорошего. Пожалуй, за эту дверь В. не стал бы заглядывать…

‑ Чего тут выбирать? ‑ вмешался Аум. – Нет никакой разницы – первая… вторая… третья! Так он полдня копаться будет! Облегчу‑ка я вам задачу!

Аум наклонился и сорвал с трех дверей таблички. Затем он отступил назад, и, направив палец на двери, покрутил им в воздухе. Двери в полу стали перемещаться вслед за движением пальца Аума. В. едва успел отпрыгнуть, иначе одна из дверей задела бы его ногу. Аум крутил пальцем, пока двери не перемешались так, что никто уже не помнил, где была Детская, где Улет, а где Отход.

‑ Вот! ‑ довольно сказал Аум. ‑ Теперь выбирай!

Опять злобный Аум вредит В.! Что за противная личность! Но делать было нечего. В. выбрал одну из дверей и ему в провожатые дали Ауса. Они встали прямо перед дверью на полу, которую выбрал В. «Интересно, как же мы войдем туда?» ‑ подумал В. Но все оказалось очень просто. Аус тихонько толкнул дверь ногой, и она открылась вовнутрь, или вернее сказать, вниз. Аус сказал: «Сначала ты». В. не хотелось идти первым, но он не стал упорствовать и шагнул в зияющую дыру, выдохнув, зажмурив глаза и чувствуя себя так, словно ныряет в прорубь.

 

...

 

Оказалось, что из В. вышел бы неплохой акробат, потому что он довольно ловко перекувыркнувшись через голову, сумел приземлиться на зеленую мягкую траву. Аус тут же оказался рядом, тоже свалившись с небес.

‑ Ффух, хорошо, ‑ с облегчением выдохнул Аус, ‑ Отход не мне достался.

‑ А где же мы? ‑ спросил В.

‑ Это Улет, ‑ коротко ответил Аус.

В. огляделся по сторонам и увидел бескрайнее зеленое поле – настоящее изумрудное море без конца и края. Аус ухватил В. за руку.

‑ Надо бежать, ‑ сказал он.

‑ Да? ‑ засомневался В., но Аус с такой силой потащил В. за собой, что тому пришлось подчиниться. И они побежали. Причем Аус несся как заправский спринтер. В. едва поспевал за ним, но в то же время не мог не любоваться сильным и изящным бегом Ауса. Такие широкие шаги! И как это ему удается? Тут В. заметил, что и сам он бежит довольно размашисто. Аус тем временем набирал скорость. В. не мог поверить, что человек может так быстро бежать. И тем более он не мог поверить, что так быстро бежать может он сам! Аус стал еще как‑то чудно подпрыгивать, и В. пришлось подпрыгивать вместе с ним.

Вот они сделали невообразимо длинный шаг, а за ним сразу протяжный прыжок. Как высоко! А потом выше, и еще выше… В. казалось, что на ногах у него появились пружины. Ему и боязно было (что станется, если Аус отпустит его руку?) и в то же время какой‑то детский восторг проснулся в нем. Он почему‑то чувствовал, что для него это естественно, так странно бежать и так высоко прыгать. Словно когда‑то он хорошо умел это делать, но потом по какой‑то причине забыл свое умение.

Их прыжки стали очень высокими и долгими, и каждый раз на самом пике прыжка В. чувствовал, как сердце сладко ухает. В. не знал, как это у них получается, но несомненно на какое‑то время они преодолевали земное притяжение и почти летели как птицы. Летели? Так вот почему Улет! Неужели они и в самом деле взлетят?

Но у В. не осталось времени, чтобы поразмыслить над этим, потому что внезапно зеленое поле закончилось, и они с Аусом обрушились в пропасть, причем Аус предательски отпустил руку В.

В. хотел было закричать от ужаса, но что‑то в нем всеми силами воспротивилось падению, и, В. завис в воздухе, словно кто‑то удержал его. Замерев от страха, В. смотрел в пустоту под собою. Внизу были облака, похожие на серый туман. В. помотал ногами. Это было самое странное и самое восхитительное ощущение, что он когда‑либо испытывал в своей жизни, вот так висеть. Рядом с ним, улыбаясь, парил Аус.

‑ Как тебе? ‑ спросил он В.

В. хотел бы подобрать слово, выражающее его чувства, но эпитеты «чудесно», «бесподобно», «волшебно» и так далее меркли перед тем упоительным ощущением собственной невесомости, что владело им сейчас.

‑ Летим? ‑ спросил Аус.

Летим? А В. еще и летать умеет, а не только в воздухе висеть? В. сделал несколько неловких движений и переместился в воздухе! Он и вправду умеет летать!

‑ Летим? ‑ повторил Аус.

И они полетели. Куда, В. не знал, он следовал за Аусом. В. целиком отдался наслаждению полетом. Он мог и кувыркаться в воздухе, и парить, раскинув широко руки, а мог даже перевернуться на спину и все равно лететь при этом. В. пробовал лететь и так, и сяк, а Аус с понимающей улыбкой следил за его выкрутасами.

Под их ногами расстилались облака, но потом облака расступились и внизу появилась земля. Лесные массивы и луга, прямоугольники городских улиц, серпантины рек и дорог складывались в причудливую мозаику. Деревенские домики отсюда казались лишь крохотными пуговками на сером бархате. «Неужели это возможно? Неужели это я лечу как птица?» ‑ задавался вопросами В. и сам не верил в то, что с ним происходило.

‑ Вот оно! Это оно! То самое, о чем я всегда мечтал! ‑ кричал он во весь голос от восторга.

Аус спокойно летел рядом с В. Наверно, для него такой полет был обычным делом.

‑ Мы можем лететь так быстро, как захотим, ‑ сказал он В. ‑ Попробуй!

И В. попробовал. Он мчался вперед, как торпеда, но странное дело, при этом не испытывал никаких физических неудобств, словно его тело было окружено невидимой защитной оболочкой. В. только чувствовал приятный легкий ветерок на своем лице.

Картины внизу молниеносно сменяли одна другую. Только что внизу зеленели поля, и вот В. и Аус уже видят заснеженные верхушки гор, а потом – желто‑рыжие степи. Только что слепил глаза сверкающий белый цвет, но тут же взгляд успокоили терракотовые оттенки. Под ногами простиралась каменистая пустыня. Здесь тоже появились горы, только не сине‑черные, а красные, иссушенные солнцем. Аус и В. спустились чуть ниже и замедлили полет. Они облетели одну каменистую гору, а потом обогнули вторую…

Тут В. ахнул от удивления. Он не ожидал увидеть ничего подобного! Прямо в камне был выбит целый замок с множеством колонн! Видимо, это был какой‑то древний храм. В. облетел каменный храм со всех сторон и даже заглянул под его своды. Внутри было темно и прохладно.

В. опять вылетел на свет. Он подумал о том, что только полет позволяет ему оценить неповторимую прелесть этого места. «Интересно, ‑ размышлял В., ‑ а как бы я себя чувствовал, если бы оказался здесь в качестве простого туриста?» Тогда бы он уж точно не смог увидеть крышу каменного дворца и не смог бы разглядеть, что за поворотом угадываются очертания высеченных в скалах зданий. Он ползал бы как муравей у подножья этих колоссов, постоянно задирая голову вверх в безуспешных попытках хоть что‑нибудь разглядеть. Как все‑таки здорово уметь летать!

В. подлетел ближе к скалам и увидел, что здесь был целый город, высеченный в камне. В. спустился ниже, он почти касался ногами почвы, но ступить на землю почему‑то опасался. Аус повсюду следовал за В., словно молчаливый ангел‑хранитель.

В. облетел полуразрушенную колоннаду, побывал в древней гробнице, и заглянул еще в какие‑то здания, назначение которых ему было неизвестно. Это место было заброшенным, таинственным и потусторонним. «Интересно, ‑ подумал В., ‑ а где мы все‑таки находимся?» До того В. был так увлечен полетом, что не задавался подобным вопросом, но теперь он не на шутку разволновался. Куда они прилетели? Может быть, весь этот полет лишь иллюзия?

‑ Где мы? ‑ спросил он Ауса.

‑ Это Перта, древний город в скалах.

‑ Этот город на самом деле существует? ‑ задал В. дурацкий вопрос, не зная, как по‑другому выразить свои сомнения.

‑ Конечно существует!

‑ Но я никогда ничего не слышал о нем!

‑ Это одна из достопримечательностей Ордании. Об Ордании‑то ты хотя бы слышал? ‑ спросил Аус.

В. кивнул, но потом опять не удержался и снова задал вопрос:

‑ А почему мы прилетели именно сюда?

Аус пожал плечами:

‑ Почему бы и нет? Мне здесь нравится.

В. был согласен с Аусом. Ему тоже понравился каменный город.

‑ Мы можем отправиться в любую точку Земли, ‑ добавил Аус. ‑ Если знаешь точно место назначения, то можешь добраться до него за пару минут.

В. все еще сомневался. Неужели все это реально? Он коснулся рукой одной из каменных колонн. Настоящая колонна, неоспоримо твердая и каменная. Определенно, это ему не снится. А может быть, и снится, только сон чересчур уж достоверный.

Вдруг В. ощутил, как его неодолимо тянет к земле. До того он порхал как мотылек, а тут вдруг стал тяжелым, как летающий слон. В. хотел вернуть былую легкость, но не смог. Медленно, но неумолимо он приближался к земле… И вот уже его ноги коснулись каменистой почвы. Такой твердой, такой реальной земли… В. это не понравилось. Он попытался взлететь, но ничего не получилось. Он даже подпрыгнуть не смог как следует.

В. чувствовал себя так, словно его ноги сковали невидимые путы, которые не давали ему взмыть в небо. Мгновенно он стал таким, каким был всегда – тяжелым, как камень. У В. бешено заколотилось сердце. Если судить по недавним событиям, его провожатым нет никакого дела до его персоны. Пожалуй, если В. так и не сможет взлететь, Аус без колебаний бросит его посреди безлюдной пустыни. И В. не останется ничего другого, как сгинуть в этом пылающем каменистом аду. Тут В. заметил, что его телу стало некомфортно. Сейчас В. в полной мере ощутил сушь и духоту, царившие здесь. Откуда‑то с небес спустился Аус.

‑ Что, увяз? ‑ спросил он В., показывая на его ноги. В. кивнул.

‑ Вообще‑то, ‑ добавил Аус, ‑ в первый раз не рекомендуется касаться земли.

В. только развел руками.

‑ Что ж ты молчал? ‑ с досадой спросил он Ауса.

‑ А интересно было посмотреть, ‑ усмехнулся Аус, ‑ получится у тебя взлететь или нет.

‑ Посмотрел? ‑ злобно спросил В., неловко прыгая на одной ноге в отчаянных попытках оторваться от земли. ‑ Доволен?

Аус пожал плечами.

‑ И что мне теперь делать? ‑ проворчал В.

Аус опять пожал плечами. В. аж похолодел. Как это он может быть таким равнодушным?

‑ Идиот! ‑ сквозь зубы проскрежетал В. ‑ Неужели нельзя было предупредить?

Аус надменно взмыл в небо.

‑ Ты это брось, ‑ проговорил он свысока, причем «с высока» в прямом смысле. ‑ Это тебе не поможет.

‑ Вот здорово! ‑ саркастически ухмыльнулся В. ‑ А что же мне поможет?

Казалось, Аус колебался, то ли ответить на вопрос В., то ли гордо удалиться.

‑ Все очень просто, ‑ наконец заговорил он. ‑ Найди, что тебя держит, и отпусти это. Тогда и взлетишь.

Что держит? Это он серьезно? В. оглянулся в поисках крючка, или веревки. Хотя, наверное, Аус скорее имел в виду нечто нематериальное. Вот еще задачка! Что же держит В.? Он вспомнил, что его падение началось с того, что он засомневался в реальности окружающего мира. Так его держат сомнения? Очень может быть.

В. попытался «отпустить сомнения». Он стал убеждать себя: «Я не сомневаюсь, я не сомневаюсь, не сомневаюсь…. Я уверен, что этот мир реален…» В. на все лады уверял себя в реальности окружающего мира, но легкости ему это не прибавило. Он по‑прежнему не мог и на полметра оторваться от земли. Казалось даже, что от подобных увещеваний В. стал еще тяжелее.

Постойте‑ка! А не сделать ли все наоборот? Может быть, нужно убедиться в нереальности мира? То есть вести себя так, будто все происходящее не более чем сон? Если подумать, то именно так поначалу В. и воспринимал все эти полеты ‑ как волшебный сон. В. попробовал и это. Он бегал, подпрыгивая, и одновременно стараясь себе внушить, что всего лишь грезит наяву. И это ему не помогло.

В. ужасно боялся, что Аус бросит его в пустыне одного. Но Аус пока был рядом, он парил неподалеку, наблюдая за неуклюжими попытками В. Когда В. вконец измотался из‑за безуспешных стараний, Аус спустился с небес (опять же не в переносном смысле) и приблизился к В.

‑ Это тебе тоже не поможет, ‑ указал он пальцем на мокрую от пота рубашку В. ‑ Где начинаются труды, там заканчиваются полеты.

В. оставалось только плюнуть в сердцах. Что ж все так сложно!

Аус же, словно издеваясь над В., чуть приподнялся над землей и «прохаживаясь», а вернее паря туда‑сюда, глубокомысленно вещал:

‑ Для осуществления действия необходима уверенность в том, что: первое – хочешь, второе – можешь и третье – вправе сделать то, что задумал. Повторяй за мной: Я хочу летать!

‑ Хочу летать… ‑ эхом откликнулся В.

‑ Я могу летать!

‑ Могу летать…

‑ И наконец, что тоже немаловажно, я вправе летать!

‑ Я вправе летать! ‑ закончил В. После воодушевляющей речи Ауса В. повеселел немного, но на этом эффект заканчивался. В. не мог взлететь, как бы он там не «хотел, мог, был вправе» и так далее.

‑ Мда, дела, ‑ почесал затылок Аус.

‑ Что же делать? ‑ уныло спросил В.

‑ Есть еще вариант, ‑ медленно проговорил Аус. ‑ Слыхал я, кому‑то пришлось вот так же однажды со скалы прыгать, ‑ В. округлил глаза. ‑ Только не помню, чем там дело кончилось, взлетел тот неудачник или нет…

В. умоляюще смотрел на Ауса. Придумай же что‑нибудь!

‑ Вспомнил! ‑ воскликнул Аус. ‑ Нужно имитировать полет с достаточной степенью уверенности!

Достаточная степень уверенности? Только не это! Аус оказался поклонником сомнительных теорий Верьяда Верьядовича!

‑ Ты знаком с Верьядом Верьядовичем? ‑ серьезно спросил Ауса В.

‑ Нет, ‑ так же серьезно ответил Аус. В. очень сомневался в правдивости его ответа. Но Аус отрицал свое знакомство с Верьядычем. И он не смог вспомнить никакого другого способа помочь В. взлететь. Делать нечего, пришлось В. опять «имитировать с достаточной степенью уверенности», только в данном случае это относилось к полету, а не к преодолению расстояния (хотя, может быть, это одно и то же?).

В. старался изо всех сил. Он лег животом на камни, и, разведя руки в стороны, пытался представить, что и в самом деле летит. Он летит… Только бы вспомнить это ощущение полета. В. не так‑то часто приходилось летать. Лишь очень давно, в детстве, во сне, да еще здесь, в Улете.

Но как же в самом деле весело летать! И так просто парить, когда ты там, в небе! Летать легко, очень легко. Трудно только взлететь. Но я не взлетаю, я уже лечу. Я лечу! Я свободен! Я действительно могу летать, я могу! Я знаю, как это делается. Словно плывешь по водной глади, естественно и легко. И я хочу летать! О, как я хочу летать! Пожалуй, ничего другого я так не хочу. И я, конечно, вправе летать. Кто предписал мне всегда ползать по земле? Разве мне нужно чье‑то разрешение, чтобы быть свободным? Я сам наделил себя правом летать, и я знаю, что мой полет никому не помешает, так почему бы мне не взлететь?

В. открыл глаза. Он парил над землей! Наконец‑то у него хоть что‑то получилось! И не пришлось даже жертвовать ни одной из конечностей! Боясь опять коснуться земли, В. осторожно взмыл чуть выше… и вот он уже в небе, снова легкий и невесомый, как пушинка! Как ему это удалось, он и сам не знал. Пожалуй, В. сомневался, что сможет повторить этот трюк еще раз, но все же он смог взлететь!

Аус присоединился к В. и они полетели прочь от каменистой пустыни. Не прошло и пяти минут, как они вернулись на зеленое поле и там нашли дверь на Базу и вышли в нее, покинув Улет.

 

Глава 15. У взрослых есть семья

 

На Базе В. увидел, что дверь, из которой они вышли, уже переместилась на стену, и им не пришлось, таким образом, при возвращении кувыркаться через голову. На полу оставались еще две двери. Бородачи выделили В. в провожатые Ауна и отправили их за следующую дверь. И снова В. вынужден был войти в дверь первым. Он опять сделал невероятный кульбит и приземлился, только на сей раз не на мягкую траву, а на твердый асфальт…

Они оказались на городской улице. В. огляделся и понял, что это тот самый город, в котором он жил с самого своего рождения. В. недоуменно посмотрел на Ауна и хотел его спросить, не ошиблись ли они дверью, но Аун прижал палец к своим губам, жестом показав В., что тот должен молчать.

В. не понял, почему нельзя было говорить, но подчинился и промолчал. Он не знал, что делать, а Аун ничего ему не объяснял, только молча стоял рядом. «Тоже мне провожатый, ‑ подумал В. ‑ Толку как от козла молока! Ничем не лучше Ауса. Впрочем, зачем мне проводник? Ведь это мой родной город, который я очень хорошо знаю». Поняв это, В., предоставил Ауна самому себе и зашагал по улице. Аун молча последовал за В.

«Зачем мы здесь? ‑ думал В., идя по городу. ‑ Наверное, мы должны здесь что‑то найти? Но что? Ума не приложу! Очередное странное приключение!»

Улица была хорошо знакома В., он знал, куда она ведет. Они минуют пару кварталов и выйдут на большую площадь. Что ж, В. не прочь прогуляться. Он чувствует себя вполне спокойно. Или нет? Что‑то стряслось с этим городом. Что‑то неуловимое произошло, что‑то непонятное, но страшное. Неопределенная угроза повисла в воздухе.

Навстречу В. попадались обычные вроде бы люди, но вели они себя необычно. Каждый, проходя мимо, кидал на В. недобрый взгляд, от которого В. становилось не по себе. Он боялся даже смотреть горожанам в глаза – в них читалась откровенная ненависть. В. невольно съежился. Он поднял воротник пиджака, пытаясь хоть как‑то прикрыть лицо, но это мало ему помогло, В. по‑прежнему чувствовал на себе злобные взгляды прохожих.

И не только люди возненавидели В. Сам город, казалось, восстал против него. Воздух загустел и давил на В. нестерпимой духотой. Дома грозно нависали сверху, будто грозили обрушить на В. бетонные плиты. В. кожей чувствовал ненависть, направленную на него. Он хотел спрятаться, зарыться в землю, укрыться от этих пронизывающих взглядов. За что его так ненавидят, в чем он провинился?

В. не понимал, что произошло за время его отсутствия. Может быть, его объявили преступником? Он словно бы нес на своем лбу пылающее огнем клеймо, по которому каждый встречный признавал в нем чужака. В. пытался себя уверить, что все происходящее – это всего лишь игра его воображения, но он никак не мог избавиться от липкого холодного страха. Аун все так же молча шел рядом.

Они прошли мимо кучки подростков, которые покуривали на углу. В. искоса посмотрел на них и обнаружил, что подростки пристально его разглядывают. В. услышал, как они выкрикивают вслед ему оскорбления. Навстречу В. шла молодая женщина в сером элегантном пальто и сапожках на каблучках. Она выглядела утонченной и воспитанной, но это не помешало ей зашипеть на В., как кошка. Каждый, кто встречался В., пытался как‑то задеть его, словом или делом. Немолодая дама залепила В. пощечину, один юноша, по виду обычный студент, проходя мимо, дал ему пинка, а маленькая собачонка укусила за ногу.

Развитие событий могло приобрести непредсказуемый поворот, потому В. поскорее свернул с улицы во двор одного из домов. На счастье В. здесь никого не было. В. был совершенно один. Один, один… один! Тут В. осенило: Аун исчез! Этот факт окончательно выбил В. из колеи. Он присел в смятении на лавочку, и попытался сообразить, как теперь ему вернуться в Дом. Наверное, нужно опять отыскать дверь, через которую можно попасть на Базу. Скорее всего, эта дверь находится там, откуда Аун и В. начинали свой путь.

Но как же ему идти по улице, если на него набрасываются обезумевшие горожане? В. пожалел, что у него нет шляпы, которую он мог бы надвинуть на глаза. Ждать помощи было неоткуда, и В. в одиночестве отправился на поиски двери. Он старался держаться в тени домов и не попадаться на глаза людям. Он миновал то место, где они с Ауном появились в городе, но никакой двери там не нашел.

Тогда В. решил, что ему следует отыскать пятиэтажное здание, в которое он впервые вошел с Мистером. Он зашагал было по улице, но тут же обнаружил еще один неприятный момент: он, кажется, заблудился. Вроде бы улицы были те же, и все же В. никак не мог сориентироваться, он словно бродил по кругу. А хуже всего то, что он начал забывать Дом, воспоминания о нем становились все более смутными. Казалось, что и База, и сам Дом всего лишь приснились В. и теперь исчезли без следа.

«А был ли Дом?» ‑ мелькало иногда в голове у В., и он ужасался этой мысли, ужасался тому, что может поверить этому предательскому голосу, который становился все громче и настойчивее. Город словно говорил с В., убеждая его в том, что никакого Дома никогда не существовало.

«Все это только приснилось тебе», ‑ промяукала серая кошка, перебежавшая В. дорогу.

«Ничего не было», ‑ пробурчал нетрезвый мужчина, дыхнув на В. перегаром и бросив ему под ноги окурок.

«Не бывает никаких Домов», ‑ прошамкала седая старушка, сверкнувшая потусторонним взглядом на В. из‑под очков с мутными стеклами.

«Ты никогда не был другим, мир никогда не был другим, все одно и то же, везде одно и то же, всегда одно и то же», ‑ говорили неслышно встречавшиеся В. люди. Они не произносили этих слов, но В. все же слышал их, слышал так же ясно, как если бы прохожие кричали это ему прямо в уши.

«Ты такой же, как мы, такой же, как мы, такой же, как мы!» ‑ слова гипнотизировали В., и он, понимая, что пропадает, понимая, что эти слова ложь, тем не менее начинал верить им. Он отчаянно сопротивлялся, пытаясь изо всех сил помнить, но все же он забывал и забывал.

«Будь как мы, думай как мы, живи как мы…» ‑ твердили ему голоса, и В. уже соглашался с ними, сам не зная, как это случилось и когда.

«Да, да, да ‑ отвечал он им, ‑ я такой же, как вы, такой же, как вы, такой же, как вы. Я никогда не был другим. Мне все приснилось. Не бывает никаких Домов! Это просто мечты… только мечты… Ничего не было! Ничего нет! Нет Дома, и нет Мистера, и ТриВик тоже нет, и светозарного Эл Рэла, и бородачей. А я не могу летать. Люди не летают. Смешно! Как такое можно было вообразить! Ничего не было…» И В. смеялся сам над собой. Но все же какая‑то часть его еще помнила о Доме, и эта часть ужасалась, наблюдая, как В. погружается в пучину забвения.

На один ничтожный миг в голове у В. прояснилось, и он осознал, что пропадает. Он метался по улицам в отчаянных попытках найти Дом, но безуспешно. Ему вспомнился Аун и В. мысленно пожелал ему «всяческих благ». «Вот обормот! ‑ ругался В. ‑ Зачем только тебя снарядили в провожатые! Что мне теперь делать?» ‑ он не знал ответа на этот вопрос, который беспрестанно задавал самому себе.

Но пока у В. были силы, он шел по городу, надеясь, что Дом каким‑нибудь чудом отыщется. Но чем дольше В. блуждал по городу, тем туманнее становились воспоминания о Доме и тем быстрее таяла надежда его найти. Зато горожане теперь не обращали внимания на В. Их злость сошла на нет, потому что теперь В. перестал быть чужаком. Он стал таким же, как они.

В. устал от бессмысленной беготни и остановился посреди улицы, надеясь, что на него вдруг снизойдет озарение, но напрасно, ничего путного в голову не приходило, В. не знал, как вернуться в Дом. Зато В. увидел в толпе знакомое лицо. Неужели? Ведь это его отец!

Отец В. шел куда‑то торопливой походкой. В. преградил ему дорогу и сказал:

‑ Здравствуй, отец!

Отец посмотрел на него рассеянным взглядом и, ни капли не обрадовавшись их встрече, несмотря на то, что они не виделись уже несколько лет, сказал только:

‑ А, это ты… здравствуй…

В. даже показалось, что отец хочет обогнуть его, как досадное препятствие, и пройти мимо. Но отец спросил его:

‑ Как ты, В.?

‑ Нормально, ‑ ответил В.

‑ Ну и молодец, ‑ кивнул отец. ‑ Пойдем, ‑ сказал вдруг он. Отец взял В. под руку и повел за собой.

‑ Куда мы идем? ‑ спросил его В.

‑ Ко мне домой, ‑ сказал отец, недовольно поморщившись.

‑ К тебе? ‑ удивлялся В. ‑ Ты теперь живешь на этой улице? Когда ты переехал?

‑ А, ‑ махнул рукой отец, ‑ это неважно.

Они зашли в подъезд многоэтажного дома и поднялись на третий этаж. Отец открыл дверь ключами, и они вошли в квартиру. Это была совершенно обычная городская квартира, и все же В. не мог избавиться от нехорошего чувства – ему стало здесь очень тоскливо, но почему, он не мог понять.

Отец скрылся в глубине квартиры, а потом объявился с целой кипой бумаг в руках.

‑ У меня куча дел, ты не представляешь, как я устал! ‑ и отец тяжело вздохнул. В. промолчал.

‑ Вот! ‑ сунул ему под нос бумаги отец. ‑ Видишь? Это все мне! Они не кончаются, день ото дня бумаг становится только больше. Видишь?

В. кивнул.

‑ Пойдем, пойдем, я тебе покажу, ‑ позвал его за собой отец. Они прошли в комнату. В. увидел здесь стопки обтрепанных бумаг. Они громоздились повсюду в виде неустойчивых башен, грозивших обрушиться на всякого, кто проходил мимо.

‑ Вот они! ‑ вскричал отец. ‑ Видишь, сколько их? А еще вчера этого не было! ‑ и он разрушил рукой одну из башен. Бумаги разлетелись по всей комнате.

‑ Нет, я не могу! ‑ вскричал отец. ‑ Не могу! Не могу! Я с ума сойду из‑за них! Что же мне делать? С утра до вечера я ни черта не вижу, кроме этих треклятых бумаг! Ничего кроме поганой макулатуры! Я не могу, не могу! ‑ и отец застонал.

В. молчал. Он почему‑то не чувствовал жалости к отцу. «Когда же ты замолчишь?» ‑ думал В., но отец не унимался. Он все жаловался В. на свои беды, а В. ничего другого не оставалось, как только слушать. Он слушал, но не чувствовал сострадания. Ему был неприятен и отец, и все его бумаги.

«Неужели ему не о чем больше говорить? ‑ спрашивал себя В. и сам же себе отвечал: ‑ Да, не о чем. Проблемы это все, что осталось в его жизни. Вся его жизнь – одна большая проблема».

Чем дольше причитал отец, тем больше росло недовольство В. Ему захотелось поскорее избавиться от этого человека, который так утомил его своим беспокойством.

Беспокойством, беспокойством… беспокойник! Что за беспокойник такой вспомнился В.? Откуда это? Ах да! Дом! Он же искал Дом! И тут В. понял, что начисто забыл о Доме. Он представил, что с ним будет, если он окончательно забудет о Доме, и пришел в ужас. Потихоньку он попятился к двери, надеясь улизнуть. Но отец словно почувствовал, что В. норовит сбежать, и вцепился в его руку.

‑ Поможешь мне? ‑ заискивающим голосом спросил он.

В. хотелось развернуться и убежать прочь из квартиры, но он ответил:

‑ Конечно, помогу…

И они сели на пол и погрузились в работу с бумагами. В. пришлось что‑то переписывать, перечитывать, пересчитывать. Он все думал: еще одну, последнюю бумажку, и я свободен, но бумагам не было конца. В. уговаривал себя как мог, убеждал, что его помощь необходима отцу, что от него не убудет, если он немного посидит здесь и покопается в бумагах, но в глубине души он знал, что лжет себе.

Он знал, что поступает неправильно. Он понимал, что в этих бумагах нет никакого смысла, что занимаясь такой ерундой, он и сам теряет ясность рассудка и забывает о том, что действительно ему дорого. Он все понимал, но он не мог бросить отца. Ему хотелось, как маленькому ребенку, вскочить и прокричать: «Я не хочу‑у‑у‑у‑у‑у!», но он не был ребенком. Он был взрослым, а у взрослых есть обязательства, у взрослых есть семья, у взрослых есть чувство долга.

В. боролся за то, чтобы помнить. Но Дом становился все более далеким, призрачным… Все волшебство, которое В. обрел там, рассеялось, и осталась только серая обыденность. Остались одни проблемы.

Этого В. не мог вынести. Он поднялся и бросил на пол бумаги, которые держал в руках.

‑ Я ухожу! ‑ сказал он отцу.

‑ Уходишь? ‑ не понял отец. ‑ Как уходишь? Ты не можешь уйти!

‑ Могу! ‑ ответил В. ‑ Могу и уйду!

‑ Я тебя не держу, ‑ усмехнулся отец, ‑ только куда же ты пойдешь?

‑ Я хочу вернуться в Дом!

‑ Что за Дом? Не мели чепухи!

‑ Это не чепуха! ‑ вскричал В. ‑ Дом есть, и я там был. Я снова вернусь туда!

‑ Ну, ну, ‑ успокаивающе протянул отец. В. понял, что отец воспринимает его пылкую речь только как детский лепет и не более. Это его взбесило:

‑ Дом есть! И еще много чего есть на этом свете, ты и сам бы это понял, если бы хоть на миг оставил свои бумажки в покое!

‑ А ты думаешь, ‑ со слезами на глазах спросил отец, ‑ что мне нравится этим заниматься? Думаешь, я без ума от этой макулатуры? Да я каждый день только и мечтаю о том, как избавлюсь от нее!

‑ Так брось этот мусор ко всем чертям!

‑ Э нет, ‑ отец посмотрел на В. как на опасного сумасшедшего, ‑ я не могу. Я не хочу по миру пойти. Каждый должен работать, чтобы прокормить себя. Кто обо мне позаботится? Не ты же! Я слышал, какой ты выкинул фортель! ‑ он смотрел на В. усмехаясь. ‑ Бросил все – работу, невесту, квартиру! И что теперь? Что? Смотрю на тебя и ничего не вижу. Ничего в тебе не осталось. Раньше ты хоть что‑то из себя представлял, а теперь кто ты? Ничтожество, фикция…

Что у тебя есть? Где оно, твое достояние? Покажи его мне! Покажи! Может, ума у тебя прибавилось? Так этого я не заметил. Или, может, ты добрее стал? Этого тоже не наблюдается. Или ты сокровище какое‑то отыскал? Так где оно? Покажи! Нет у тебя ничего! Ничего! ‑ кричал отец, сверкая глазами. ‑ Ты нищий голодранец! Хочешь, чтобы и отец твой стал таким же? Хочешь, чтобы я, как ты, побирался на старости лет? Этого ты хочешь? Так ради чего мне так страдать, объясни мне! Ради чего?

В. смотрел на отца и не знал, что сказать. Как объяснить отцу в двух словах то, что В. осознал за многие годы тяжких раздумий? Как вдохновить его на подвиг, на который тот, очевидно, не был способен?

Отец рухнул без сил на колени, словно обличительная речь опустошила его. Он закрыл лицо руками. Этот жест был знаком В., он сам часто так закрывал лицо руками. И он знал, что выражает этот жест: отец чувствует себя одиноким и беспомощным. Отец страдает сейчас, и будет страдать завтра, и будет страдать еще неизвестно сколько. В. знал, что такое эта жизнь, беспросветная и невыносимо скучная, тягучая и топкая, как болото. Но как помочь отцу выбраться из этого болота? Никак. Изменить отца В. не мог. Одно только оставалось В.: уйти, не прощаясь и не оборачиваясь.

И он ушел. Вышел из квартиры и спустился вниз по лестнице. Сейчас В. помнил все о Доме. Он даже не сомневался, что сможет найти дверь. Он нисколько не удивился тому, что на улице его ожидал Аун. Когда В. подошел к нему, то обнаружил, что рядом с Ауном в воздухе висит дверь. Что это за дверь, В. уже знал. Они вошли в дверь и оказались на Базе.

 

 

Глава 16. Я могу играть в Большой Бум!

 

В. встретили улыбающиеся бородачи. Аум спросил, явно издеваясь:

‑ Понравилось?

В. не знал что ответить, понравилось – не понравилось, эти понятия в данном случае были неприменимы. Без сомнения, В. испытал боль, но в то же время обрел понимание. Боль ему не нравилась, а понимание нравилось, так что же он мог ответить на вопрос Аума?

‑ Ты уже понял, что это был Отход? ‑ спросил его Аун, а Аук добавил:

‑ Отход – это Оттяг наоборот!

‑ Угу, ‑ подхватил Аус, ‑ если в Оттяге находишь свои лучшие мечты, то в Отходе находишь свои худшие страхи. И то, и другое одинаково полезно.

Полезно? Пожалуй, может быть, и полезно, но В. предпочел бы держаться от этих дверей подальше: и Оттяг, и Отход ему одинаково не понравились, слишком уж разрушительными были те чувства, которые ему довелось там испытать.

‑ Я думаю, у него ум за разум зашел, ему срочно нужно наведаться в Детскую, ‑ улыбаясь проговорил Аук.

В. вздохнул. Еще целых две двери осталось! Этот факт и радовал, и огорчал одновременно. Что ж, пусть будет Детская! И В. без колебаний шагнул в дверной проем.

 

...

 

Опять не обошлось без переворота через голову, но под ногами было что‑то мягкое… Здесь тоже была зеленая травка, как в Улете, и так же светило яркое солнце. Вдалеке В. увидел лес из высоких деревьев, который показался ему таинственным и полным чудес. Как хорошо гулять в таком лесу! Рассматривать причудливые тени от дубов, вдыхать аромат игольчатых лапок сосен, поглаживать белые стволы берез…

Именно в таких лесах живут феи. Жаль, что В. никогда не видел фей. Или видел? Сейчас он смутно припоминал, что однажды, много лет назад, он разглядел в траве что‑то маленькое и юркое. Оно выглянуло из‑за старого пня и тут же скрылось. Но В. успел заметить колыхание тончайшего розового шелка. Наверняка это была настоящая фея! Почему она испугалась В.? Они бы подружились…

Тут В. очнулся. Что это с ним происходит? Какие еще феи? Он повернулся к Ауку и хотел было задать ему вопрос о своих странных мыслях, но его вниманием целиком завладело необычайное преображение Аука, который стремительно терял свою бороду: волосы то ли выпадали, то ли врастали внутрь. Еще миг, и у было Аука совершенно гладкое, розовое лицо. Короткие и жесткие волосы Аука закудрявились и посветлели, а сам Аук весь съежился, стал крохотным, В. по пояс. Под конец всех этих метаморфоз от Аука остался только маленький сорванец лет семи с кудрявыми волосами и большими черными глазами и, разумеется, без бороды. Его одежда уменьшилась вслед за ним, что было очень кстати, иначе он попросту утонул бы в своей мантии.

В. опять хотел было спросить Аука, что происходит, но теперь настал его черед превращаться. В. почувствовал приятный жар во всем теле. До того у него постоянно ныла левая лопатка, а теперь пылающий огонь пробежался волной по спине, и В. ощутил небывалую легкость там, где у него всегда болело. Все его тело размягчилось под действием этого жара. То тут, то там В. чувствовал мягкие вспышки, словно сжигающие все его болезни. Все в нем расправилось и обновилось.

Морщинки на лбу разгладились, и В. уже не хмурился, а смотрел вокруг открытым доверчивым взглядом. И в мгновение ока исчез маленький шрам между средним и безымянным пальцем на правой руке, который был у него с незапамятных времен. Пальцы уменьшались на глазах, пока не превратились в маленькие пухлые пальчики, а ладошки стали мягкими и беленькими.

В. чувствовал себя так, словно каждую клеточку его тела вымыли, вычистили и обновили, и теперь он стал свеженьким и чистеньким, как только что народившийся на свет грибочек. До того он и не подозревал, сколько было в его теле неприятных зажимов. А теперь В. стал легким и гибким. Стал новым.

Но чудесные перемены касались не только тела В. Стремительно менялось и его сознание. Вдруг все проблемы, которые беспокоили В., исчезли, и В. почувствовал себя очень счастливым. Ему захотелось сорвать зеленую травинку, плюхнуться на спину и разглядывать плывущие по небу облака. Мир вокруг стал невероятно большим и головокружительно интересным.

«Как хорошо и легко! ‑ думал В. ‑ Легко и хорошо! Бум‑парабум, пара‑ра‑рабум! Большой Бум! Я хлопну в ладоши, и от этого будет Большой Бум! Я могу играть в Большой Бум! Вот здорово! Эх, с кем бы поиграть?»

Тут В. увидел, что со стороны леса к ним кто‑то приближается. Оказалось, что это две прехорошенькие девочки и один воинственный на вид мальчик, у которого в руках было немного кривоватое копье из березовой палки. Дети поздоровались с Ауком как с давним знакомцем, впрочем, и В. они радостно приветствовали. Девочек звали Русанна и Цилия, а мальчика ‑ Атур. Все вместе дети пошли к лесу.

Девочки сначала смущались, но потом разговорились. В. тоже немного смущался, но вскоре пообещал обязательно спасти Цилию, если она будет «пропадать в пылающем огню», а Русанне он сплел милый венок из ромашек. Когда они добрались до леса, В. увидел, что лес и вправду оказался чудесным. Тут было полно полянок, на которых росли сладкие ягоды, которыми В. с наслаждением подкрепился.

Они пошли вглубь леса и достигли восхитительного места, которое дети называли Приютом. Здесь было множество маленьких домиков: некоторые были сооружены прямо на земле, а другие – на ветках деревьев. Дети сказали В., что он может построить свой собственный домик, а может и выбрать свободный, которых было полно.

В Приюте жила целая куча ребятишек. В. не успел со всеми познакомиться, потому что некоторые дети играли где‑то в других местах. В. хотел было сразу же заняться постройкой своего собственного домика, он даже присмотрел подходящую елку, под ветвями которой было очень уютно, но его отвлекли Русанна и Цилия. Они шли гулять и звали с собой В. и Аука. В. не стал возражать и отправился с ними. Он успеет построить свой дом и потом.

Они дошли узкими тропками до опушки леса. Здесь текла широкая, сверкающая на солнечном свету река. На ходу скидывая одежду, с оглушительными криками дети побежали к воде. В. вдруг обнаружил, что у него громкий и звенящий голос. И он доставил себе удовольствие лишний раз испробовать его силу, впрочем, как и все остальные.

Тут вдруг проснулась взрослая часть В. и попыталась было втолковать детской его части, что так орать неприлично, но В. быстро заставил зануду умолкнуть. Ребятишки плескались, визжа, крича, ныряя и хватая друг друга за ноги, плавая по‑собачьи, кувыркаясь так, что вода заливалась в нос и в уши, и проделывая еще сотни восхитительных трюков, пока им не захотелось погреться на солнышке. Тогда они выбежали на берег и завалились на золотистый речной песок.

В. сидел, задумчиво разглядывая противоположный берег реки. Он размышял о том, сможет ли он туда доплыть, и сможет ли доплыть туда Аук, смогут ли и девчонки тоже, и что будет, если они все туда приплывут, а там найдут темную пещеру, в которой с потолка свисают такие длинные каменные штуки. Тогда В. отломает одну из этих штук, и тут Цилия поскользнется и подвернет себе ногу, а В. должен будет нести ее на руках, и ее белокурые мягкие волосы будут касаться его лица, а она будет говорить: «Ой, прости!» ‑ и прятать эти прядки за свои розовые ушки, а он тогда… В. выдумал бы еще бог весть что, если бы Русанна не нарушила ход его мыслей вопросом:

‑ А какая у тебя игрушка?

В. задумался. У него нет игрушки… Он озадаченно посмотрел на Русанну.

‑ Хочешь, покажем тебе наши игрушки? ‑ спросила она.

Еще спрашиваешь! Конечно, он хочет!

Русанна лукаво посмотрела на В., а потом издала губами странный звук – то ли свист, то ли чмокание.

‑Видишь? ‑ прошептала Русанна на ухо В. Нет, В. ничего не видит.

‑Вот же она! ‑ ткнула пальцем себе под ноги Русанна. ‑ Она уже пришла! Вот она стоит! Не смотри на нее так, напугаешь!

Не смотри на нее так? На кого «на нее»? В. никого не видит. Какая дурочка эта Русанна! Придумала какую‑то ерунду! И вдруг В. словно прозрел. Невесть откуда прямо рядом с ногой Русанны появился маленький человечек, точнее, маленькая женщина. У В. вырвалось громкое «о!».

‑ Да тише ты, тише, ‑ зашипела Русанна. ‑ Она такая пугливая!

В. притих и стал рассматривать маленькую женщину. Значит, все‑таки бывают феи! Ведь это и есть самая настоящая маленькая фея! Только она не в розовом платье, а в голубом… Но в лесу что‑то зашумело, фея исчезла, и В. не успел толком ее разглядеть.

‑ А у меня смотри что! ‑ шепнула ему Цилия и показала свою раскрытую ладонь. И опять В. поначалу ничего не видел, но потом обнаружил, что в руке у Цилии сияет настоящая звезда! Звезда так ярко светила, что В. и сам удивлялся, как он мог поначалу не заметить такую блестящую штуковину!

Цилия крепко сжала кулак, а потом подбросила звезду вверх. И звезда взлетела ввысь и, наверное, засияла где‑то там высоко в небе. Сейчас ее не видно в лучах солнца, но В. не сомневался, что ночью звезда Цилии будет светить на небосклоне, а все люди будут смотреть на звезду и восторгаться ее красотой, но никто не будет знать, что эта прекрасная звезда родилась на ладони маленькой девочки.

Тут и Аук захотел что‑то показать В. Из кармана он вынул неприглядное фиолетовое желе. Желе странно колыхалось. «Познакомься, это Мо!» ‑ сказал Аук. Удивленный В. пробормотал: «Ага, здрасте!» ‑ и вдруг в желе появились три желтых глаза. Они не мигая таращились на В., которому стало немного неуютно. «Он может испускать лазерные лучи», ‑ заговорщически сообщил Аук, и В. был рад радешенек, когда Аук убрал Мо обратно в карман.

Так вот какие игрушки! А там, в Приюте, у других детей тоже есть игрушки? Да, ответила Цилия, у всех есть. У каждого ребенка обязательно есть игрушка. И у тебя тоже есть, сказала она, только, может быть, ты ее потерял. Потерял, потерял… значит, у В. была игрушка? Но какая? И тут В. вспомнил! Как же он мог забыть! В. закрыл глаза руками и начал считать до десяти.

Я сосчитаю до десяти и они появятся! Их никто не видит, но они могут показаться, если я сосчитаю до десяти, только не так, как все считают, а наоборот. Если я не ошибусь ни разу, то они появятся. А если ошибусь… о, последствия будут ужасны! Они все погибнут, даже самые маленькие!

И потому я старательно отсчитываю: один, это будет нидо, два это будет авд, три это будет ирт… и так далее до десяти, то есть до тясед. В. открыл глаза, замирая. Получилось? В. внимательно разглядывал землю под ногами… И он увидел! Крошечных людей, каждый из которых был с ноготок В. Это немногочисленный народец, но очень преданный. Они избрали В. своим покровителем, и теперь повсюду незримо следуют за ним. В. и забыл, что должен о них заботиться, должен следить, чтобы их ненароком никто не раздавил. Вот теперь он вспомнил про них, надо будет и им тоже построить домик в лесу…

‑ В., ‑ вдруг прервал его размышления Аук. ‑ Нам пора.

‑ Как пора? Куда пора? Я не пойду! ‑ заупрямился В. ‑ Я должен еще построить себе дом, и исследовать другой берег реки, и поиграть в следопыта, как Атур…

‑ Нам пора, ‑ повторил Аук. ‑ Ты слышишь меня? ‑ он заглянул В. в глаза. ‑ Ты слышишь меня, В.?

И тут проснулась взрослая часть В., которая задремала на пару часов. Проснулась и взяла управление в свои руки. Она тоже знала, что «пора». В. так не хотел опять давать ей волю. Он знал, что взрослая часть начнет его мучить и куда‑то постоянно тянуть, в какие‑то неизведанные дали, тогда как он мог бы остаться здесь, с Цилией и Русанной.

И все было бы хорошо, всегда хорошо. А там, за пределами этого леса, за пределами Детской, все очень плохо. Опять нельзя будет кричать во весь голос, когда хочется, и плакать, когда хочется, и громко смеяться, когда хочется. В., наверно, и не захочет смеяться, слишком уж тоскливая жизнь у взрослых.

‑ Зачем мне идти туда? Я не хочу, не хочу! ‑ у В. слезы навернулись на глаза.

‑ Пора, ‑ повторил Аук.

Он взял В. за руку и повел его прочь от теплой, играющей бликами на солнце реки. Русанна и Цилия помахали им рукой.

‑ Приходи играть! ‑ сказали они В.

В. хотел бы ответить им: «Обязательно приду!» ‑ но ему было так грустно, что он боялся заплакать, если произнесет хоть слово. Они с Ауком шли мимо леса, а В. даже не смотрел в сторону Приюта, чтобы не расстраиваться понапрасну. Ему хотелось сейчас спрятаться где‑нибудь в глубине лесной чащи, где его никто не нашел бы и не заставил снова быть взрослым.

Но вот они у двери. Сейчас они выйдут на Базу, и В. опять потеряет свое счастье, свое детство. Он уже чувствовал, как взрослеет, медленно, но неотвратимо он становился прежним большим В.

Аук понимающе смотрел на него, словно знал, что с В. творится.

‑ Не жалей о том, что ушло, ‑ тихо сказал он В. ‑ Ты можешь сохранить этого ребенка в душе, ведь он всегда с тобой. Просто помни о нем!

В., который уже прибавил в росте около полуметра, печально кивнул.

‑ Дети не могут выбирать, но ты можешь, ‑ сказал Аук. ‑ Теперь можешь. У тебя есть выбор. Не переживай, ты сохранишь себя.

И двое взрослых шагнули за дверь.

 

Глава 17. Безъед

 

Едва только В. оказался на Базе, он почувствовал, что стал совершенно таким же, как прежде, стал тридцатилетним. Даже на руке опять появился шрамик. В. вздохнул.

Аул ободряюще похлопал В. по плечу и сказал:

‑ Увы, Детская не меняет нас. Она только напоминает нам о том, что когда‑то мы были другими. Но и это дорогого стоит, не так ли?

В. кивнул.

‑ Там, кстати, живут настоящие дети, ‑ сказал Аул. ‑ Они могут оставаться детьми, пока не покинут Детскую. И могут немного поучить взрослых, которые приходят к ним, быть детьми.

В. от всей души позавидовал счастливым созданиям, которым не нужно возвращаться в мрачный мир взрослых.

‑ Не печалься, ‑ смеялся Аул. ‑ Ну вот, хотели подбодрить молодца, а вышло наоборот! Не унывай, потому что у нас в запасе есть еще одна дверь! И, может быть, она наконец приведет тебя к миру и согласию с самим собой.

И В. позволил Аулу увести себя за дверь, которая, к счастью, находилась не на полу, а в стене. На этой двери висела табличка с изображением раскрытой книги…

 

...

 

Они попали в совершенно обычную на вид, но огромную библиотеку. Тут был просторный холл для чтения с мягкими удобными креслами и сотни, или даже тысячи стеллажей с книгами.

‑ Ты уже сообразил насчет всех этих дверей и залов? ‑ спросил Аул. ‑ Понял, зачем они нужны?

Нет, этого В. еще не сообразил.

‑ Когда База создавалась, ‑ сказал Аул, ‑ то на ней было размещено все, что может понадобиться человеку.

В. удивленно вскинул брови.

‑ Конечно, не вообще все, ‑ уточнил Аул, ‑ а самое необходимое. Прожиточный минимум, так сказать. Унас есть Раздача, Утиль, Мойка, Гардеробчик, Ресторация, Ремонт, Оттяг, Отход, Улет и Детская.

Раздача снабжает всех нужными вещами. Избавиться от старого хлама помогает Утиль. Для ухода за телом предназначена Мойка. Гардеробчик – чтобы прикрыть одеждой наши «бренные мощи». Получить еду можно в Ресторации. А Ремонт создан для лечения людей и починки различных предметов.

Оттяг и Отход – две стороны одной медали, желания. Человек должен знать, чего он хочет, а чего категорически не желает.

Улет существует здесь потому, что нам необходимо иногда отрываться от земли и свободно парить. А еще потому, что нам нужно изучать ту планету, на которой мы живем, чтобы лучше понять самих себя.

Наконец, Детская создана затем, чтобы каждый взрослый мог почувствовать себя хоть на какое‑то время ребенком. Детская помогает нам вспомнить, кто мы есть, когда с нас слетает вся эта наносная шелуха.

Осталась еще Библиотека. Так какую же потребность удовлетворяет она? Сообразил? Конечно, потребность в знании! Вот он, наш Фонд! ‑ Аул обвел рукой Библиотеку. ‑ Здесь, в этом зале, собрано наше Знание. Хочешь взглянуть?

Они прошли к стеллажам. На корешках книг не было ни названий, ни авторов. В. удивленно смотрел на ряды совершенно одинаковых книг. Он взял одну книгу наугад и открыл ее. Ничего! Там не было даже страниц! Абсолютно пустая коробка, имитирующая книгу. Вот так Библиотека! В. взял другую «книгу» – та же история.

‑ Почему здесь пустые коробки? ‑ воскликнул В. ‑ А где книги?

‑ Друг мой, ‑ откликнулся Аул, ‑ книги из бумаги давно уже не в моде.

В. стоял, раскрыв рот от удивления, с пустыми коробками вместо книг в руках. Что же это за библиотека без книг!

‑ А ты любитель чтения? ‑ спросил Аул.

‑ Да, я люблю читать, ‑ ответил В.

‑ И все же подумай, ‑ сказал Аул таинственно, ‑ так ли уж тебе нравятся все эти буквы, слова, предложения и тому подобное? Может быть, тебе интересно скорее то, что выражают слова и предложения?

В. задумался. Он никогда не смотрел на проблему под таким углом. А что выражают слова? Мысли, чувства, образы... Но все равно слова нужны, какие могут быть образы без слов? Тут В. совсем запутался.

‑ Разве мы можем обойтись без слов?! ‑ воскликнул он.

‑ Можем, ‑ ответил Аул. ‑ Но о словах и бессловии поговорим в другой раз. Сейчас обратимся к нашим книгам. Мы называем их книгами по старинке, хотя это не обычные бумажные книги. Но что ходить вокруг да около. Лучше, как говорится, один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Аул взял из рук В. коробки, которые он называл книгами. Они прошли в холл и уселись в удобные мягкие кресла. Мимоходом В. отметил ту странность, что в Библиотеке никого не было (неужели так мало желающих приобщиться к «Знанию»?)

Но раздумывать над этим ему было некогда, потому что нужно было следить за странными манипуляциями Аула, который взял пустую коробку, называемую книгой, в правую руку и с величайшим сосредоточением последовательно поднес ее ко лбу, к сердцу, а затем к губам. Проделав все это, он положил коробку на стоявший тут небольшой столик и уселся в кресло. В. последовал его примеру.

Вдруг коробка раскрылась, и из нее полился свет. Вокруг стола и кресел начали вырастать полупрозрачные стены. Они сомкнулись над головами В. и Аула, образовав сферу. «Это чтобы другим не мешать», ‑ шепнул Аул. В. подумал, что в данном случае это неактуально, поскольку во всей Библиотеке не было ни души.

Над столом повисло нечто вроде светящегося куба с объемным трехмерным изображением – очень ярким и красочным, необычайно реалистичным. Фильм демонстрировал буйство стихий. То лился страшный ливень, то полыхал огонь, то содрогалась земля. Было красиво, шумно и немного страшно, казалось, что совсем рядом действительно разыгралась буря.

Иногда В. даже чувствовал, как капли дождя падают на лицо, а когда на экране полыхал огонь, внутри пузыря стало заметно теплее. Словом, впечатлений от просмотра у В. была масса, но что этим фильмом хотел сказать автор, В. не понял. Фильм закончился и световой пузырь исчез.

‑ Как тебе? ‑ спросил Аул.

‑ Здорово! ‑ ответил В. ‑ Весьма правдоподобно.

‑ Что еще ты хотел бы почитать?

Аул совсем запутал В. То читать, то смотреть, то фильм, то книга! Пожалуй, В. почитал бы, вернее, посмотрел бы захватывающий, но содержательный фильм.

‑ Какую‑нибудь интересную историю, ‑ откликнулся В., ‑ увлекательную, необычную.

‑ Так пойди и выбери себе такую.

‑ Но как? Даже названий и тех нет…

‑ Очень просто, ‑ Аул взял В. за руку и подвел к полкам. ‑ Приложи руку к книге! Чувствуешь?

В. приложил руку к одной из книг на полке и вдруг ощутил нечто необычное. Он понял, что знает, о чем эта книга. Вскоре в воображении возникли четкие образы. В. увидел поля колосящейся пшеницы. Красиво, но все же не совсем то, чего ему хотелось. Он коснулся следующей книги. Она показалась ему занудной, там речь шла о каких‑то червях или моллюсках.

В. касался книг, и они рассказывали ему о себе. Скоро он уже так преуспел в этом занятии, что мог, проведя рукой по полке, сразу определить, есть ли на ней то, что ему нужно. Наконец он нашел такую книгу, какую ему хотелось почитать (посмотреть). Они опять уселись в кресла.

‑ Итак? ‑ Аул вопросительно уставился на В.

В. догадался, что он должен открыть книгу. Чувствуя, что делает что‑то до крайности нелепое, В. поднес коробку ко лбу, потом к сердцу и в заключение поцеловал. Он положил коробку на стол. Ничего не произошло. Видимо, книга не открылась.

‑ Ты хоть понимал, что делал? ‑ спросил В. Аул.

В. замялся. Аул взял книгу в руки.

‑ Так, ‑ он приложил книгу ко лбу, ‑ я открываю свой разум для знания, которое содержит эта книга. ‑ Так, ‑ он приложил книгу к груди, ‑ я открываю свою душу для тех впечатлений, которые хотел передать автор. ‑ А так, ‑ он поцеловал книгу, ‑ я демонстрирую свою любовь и благодарность, ‑ Аул положил коробку на стол, из нее тут же полился свет.

‑ И кстати, есть еще маленькая хитрость, ‑ Аул подмигнул В. ‑ Функция «быть внутри»! Только не каждый читатель умеет ее включать. Я умею. Смотри!

Снова над столом возник светящийся куб, но на этот раз его границы быстро стали разрастаться. Экран с изображением надвигался на В., который невольно вжался в кресло. Еще миг – и светящийся куб поглотил В. Он оказался внутри фильма! А вернее ‑ на огромном аэродроме.

‑ Ого! ‑ не смог сдержать удивленного возгласа В.

‑ Шшш! ‑ шикнул на него Аул, который сидел рядом в кресле. ‑ Слушай!

По аэродрому шли два человека и разговаривали. Один, видимо, летчик, а второй ‑ авиамеханик. В. с Аулом в своих креслах мягко скользили за ними, что позволило им услышать весь разговор. А в следующей сцене они внезапно оказались высоко в небе и наблюдали, как летчик осваивает новый истребитель. А после этого ‑ вместе с летчиком за чертежным столом, где он моделировал необычную летательную машину, которую можно было бы встраивать в человеческое тело.

Потом они узнали, что летчик внедрил в жизнь свои разработки, но это навлекло на него такие несчастья, что под конец В. стало его искренне жаль. Когда фильм закончился, светящийся экран свернулся и скрылся в коробке.

‑ Ну как? ‑ спросил Аул.

‑ Колоссально! ‑ выпалил В. ‑ Я даже не представлял, что у фильмов есть такая функция… «быть внутри».

‑ Ну, не у всех фильмов, ‑ усмехнулся Аул. ‑ У холливудских фильмов такой функции точно нет. Да и здесь не все умеют ее создать в должном качестве. Фильмить ‑ это целое искусство. Конкретно в этом фильме, кстати, функция «быть внутри» выше всяких похвал. Что ж, давай вернем книгу на полку и немного пройдемся по Библиотеке.

Пока они шли мимо стеллажей с книгами, Аул говорил:

‑ Я в свое время посвятил несколько лет изучению этой Библиотеки. Ох, и насмотрелся я тут всякого!

‑ Да уж, представляю… ‑ В. рассматривал стеллажи, прикидывая в уме, сколько книг на самые фантастические темы хранится в этой Библиотеке.

Он коснулся одной из книг, чтобы проверить, не исчезло ли его умение угадывать содержание фильмов. Нет, не исчезло. Но фильм к удивлению В. оказался черно‑белым.

‑ Как ни фильми, а всего знания не вместишь на книжные полки, так ведь? ‑ спросил его Аул.

‑ Все знание ничто не может вместить, ‑ ответил глубокомысленно В. ‑ Ведь знание бесконечно.

‑ И тем не менее, все знание мира находится в этой Библиотеке, ‑ сказал Аул. ‑ По крайней мере, все то знание, которое известно современному человечеству.

‑ Вряд ли такое возможно, ‑ возразил В.

Аул ничего не ответил, но поманил В. за собой вглубь Библиотеки. Они дошли до самого темного угла. Здесь стоял деревянный табурет, на котором сидел древний старик. Он выглядел очень старым, и В. даже подумал, что наверняка это самый старый из живущих на Земле людей.

‑ Бывает так, что человек чего‑то жаждет всеми фибрами души, а потом получает желаемое, ‑ прошептал Аул В. на ухо. ‑ Так вот, он, ‑ Аул кивнул на старика, ‑ хотел знать все. И теперь он все знает!

В. с сомнением покачал головой. Уж в это он никак не мог поверить!

‑ Рахаз, ‑ обратился к старику Аул. Тот не откликнулся. ‑ Рахаз! ‑ позвал Аул снова, но безрезультатно. Старик молчал, его глаза были закрыты и ни одна складка кожи на морщинистом лице не двинулась. В. даже начал сомневаться, что этот человек живой, тем более, что приглядевшись, он заметил на лице Рахаза и на его одежде толстый слой пыли. В. не поверил своим глазам. Разве может человек запылиться?

‑ Рахаа‑а‑аз, ‑ звал старика Аул, и даже потряс того за плечо. Но старик молчал. Аул досадливо отдернул испачкавшуюся в пыли руку. ‑ Давно не протирали, ‑ сказал он, отряхивая пыль с руки.

‑ Не протирали? Это человек или шкаф? ‑ удивленно спросил В.

‑ Пойдем, ‑ сказал Аул, не отвечая на вопрос В., ‑ сегодня его точно не дозовешься. Это тот еще фрукт. Если он соблаговолит с тобой поговорить, то считай, тебе крупно повезло, ‑ и Аул пошел прочь, не попрощавшись с Рахазом. За ним последовал и В.

‑ Как может человек запылиться? ‑ изумлялся В. ‑ Он что, годами сидит на этой табуретке?

Аул посмотрел на В. рассеянно:

‑ Да, сидит он там давненько…

‑ Но он когда‑нибудь встает с табуретки? ‑ спросил В.

‑ Вряд ли, ‑ отвечал Аул.

‑ А как же естественные потребности человека? ‑ не унимался В., озабоченный судьбой запылившегося старца. ‑ Как же еда и все прочее?

‑ Еда? ‑ Аул, казалось, удивился, а потом махнул рукой и молвил загадочно:

‑ Какая там еда! Все равно он безъед.

Безъед? Это что еще за зверь? В. хотел было расспросить Аула, но тут они вышли из Библиотеки и попали в человеческий водоворот.

 

...

 

База, ставшая снова огромной, была набита людьми до отказа, оглушительный шум от говора толпы ворвался в уши В. Все эксикурсоводы стояли в полном составе у двери Библиотеки.

‑ Не перекусить ли нам? ‑ спросил Аум очень громко, стараясь перекричать многоголосый шум. Бородачи закивали головами и стали продираться сквозь толпу. Каким‑то чудом они все вместе добрались‑таки до Ресторации. Хорошо, что дверь Ресторации находилась не очень далеко от двери Библиотеки. За дверью их ожидал Кларло. Он любезно пригласил их пройти в свой ресторанчик, который был таким же уютным как тогда, когда В. там был с Леяной, но немного больше. Кларло даже весьма любезно поздоровался с В., видимо, потому, что рядом с В. не было Леяны и дух соперничества между Кларло и В. немного угас.

Тут только В. понял, как он проголодался! Ведь он ничего не ел весь день, не считая ягод в лесу Детской. В. не мог поверить, что он так долго не думал о еде. Но тут уж он не стал себе отказывать ни в чем и заказал: рулет из копченого мяса, фаршированные огурцы, суп с гренками, салат из лососины, сырные шарики, шоколадный торт и кофе. Бородачи тоже не стали скромничать, и когда принесли их заказ, начался настоящий пир. В. испытал пароксизм довольства, возлежа на мягких подушках и набивая себе брюхо деликатесами. Только когда подошло время десерта, В. вспомнил: он же хотел узнать про старика в Библиотеке!

‑ Кто такой обезъед? ‑ спросил В. Аула.

‑ По‑моему ясно, ‑ сказал Аул, ‑ что безъед – это тот, кто обходится без еды.

‑ То есть как это? ‑ недоумевал В. ‑ Человек не может обходиться без еды!

Аул пожал плечами.

‑ Насчет этого ничего не могу тебе пояснить. Среди нас нет безъедов.

‑ А вот всееды есть! ‑ сказал Аум.

‑ Всееды? Как это? ‑ поинтересовался В.

‑ А вот так! ‑ отвечал Аум, и взяв серебряную ложку за кончик, он, громко скрежеща зубами, откусил от нее порядочный кусок. В. смотрел на него, открыв рот. Аум же спокойно разжевал и проглотил кусок серебра.

‑ Понял как? ‑ весело спросил Аум. В. растерянно покачал головой.

‑ Не понял? ‑ веселился Аум. ‑ Тогда показываю еще раз!

Он достал из кармана носовой платок и слопал его. В. с трудом обрел дар речи:

‑ А вы все… всееды?

‑ Нет, ‑ ответил Аун, ‑ только он. Мы обыкновенные пищееды, как и ты.

‑ Пищееды? Это кто такие? ‑ спросил озадаченный В.

‑ Обычные люди, питающиеся тем, что называется съедобным, ‑ ответил Аун.

В. прокашлялся. Оказывается, он пищеед. Кто бы мог подумать! А он‑то по своей наивности полагал, что все люди одинаковые, просто «еды», без всяких там «пище», «все» или «без».

‑ Бывают еще малоеды, ‑ вставил реплику Аус, ‑ но это почти то же самое, что безъеды. Есть толькоеды, те всегда едят только что‑то одно, один выбранный вид пищи, например, только овощи и фрукты.

‑ Ага, ‑ сверкнул глазищами Аум. ‑ Дались им эти овощи. Никакого вкуса! ‑ и он с громким хрустом доел серебряную ложку.

У В. голова пошла кругом. Кажется, его разыгрывают. Но Аум так натурально сжевал ложку, что В. должен был признать, что розыгрыш удался ему блестяще.

‑ Но почему вы тоже не стали всеедами, как Аум? ‑ спросил бородачей В., прикидывая в уме, сколько разных преимуществ может дать всеедение.

‑ Мой друг, ‑ отозвался Аус, ‑ мы вовсе не так похожи, как ты себе это представляешь. То, что может делать один, необязательно могут и другие. Если бы ты пригляделся, то обнаружил бы, что мы очень разные.

В. внимательно изучил лица бородачей и действительно понял, что они совсем не так похожи, как ему до этого казалось.

‑ Ты не один такой невнимательный, ‑ печально заметил Аун. ‑ Никто не желает видеть даже то, что глаза у меня отнюдь не черные, а зеленые…

В. посмотрел в глаза Ауну и убедился в том, что Аун говорит чистую правду.

‑ Но почему так происходит? ‑ удивился В. ‑ Ведь я же не нарочно!

‑ Вот что делает с людьми общее дело, ‑ невесело усмехнулся Аук. ‑ Мы уже даже и не спорим, когда нас называют братьями. А ТриВики? Ты думал, они сестры? Ничуть не бывало. И тем не менее все зовут их сестричками!

Вдруг на В. повеяло теплом. К их столику шла Леяна. Сегодня она вся с головы до ног была в черном: в черном обтягивающем комбинезоне, в черных перчатках и черных высоких сапогах. Серебристо‑белые косы исчезли. Волосы Леяны стали теперь темными и очень короткими. Это так ей шло, что В. непроизвольно сглотнул слюну.

‑ Привет! ‑ пропела она, подойдя к их столику. Леяна перецеловалась со всеми бородачами. Но В., к его величайшему прискорбию, она целовать не стала.

‑ Как все прошло? ‑ спросила Леяна.

‑ Порядок, ‑ отвечал Аул. ‑ Он держался молодцом.

‑ Да? ‑ Леяна остановила смешливый взгляд на В. Она явно сомневалась, что В. «держался молодцом».

‑ Ага, только пару рук потерял, но в остальном молодцом! ‑ съязвил Аум.

Леяна засмеялась.

‑ Руки потерял? И кто отремонтил? Эл Рэл?

‑ Ага! ‑ отвечал Аум. ‑ Отремонтил по высшему разряду!

У В. невольно зачесались кисти рук, которые ему нарастил Эл Рэл. Он спрятал их под стол. Леяна тем временем присела за их столик. А бородачи тут же засобирались, словно вспомнив о срочном деле. Они быстро встали, попрощались и ушли. В., однако, успел поблагодарить их за эксикурсию. Леяна, улыбаясь, смотрела на В.

‑ Понравилась эксикурсия? ‑ спросила она.

В. не знал, что ответить. Ему, конечно, досталось на орехи, но будь его воля, он, наверно, повторил бы все еще разок.

‑ Так ты был молодцом или нет? ‑ Леяна кинула на В. игривый взгляд.

Что это? Неужели она кокетничает?

‑ Вряд ли, ‑ улыбаясь ответил В. Мысль о том, что Леяна хочет ему нравиться, наполняла его радостью. Ему так хотелось теплоты, участия, простого дружеского объятия. Все эти приключения, конечно, занимательная штука, но они отбирают столько сил!

В. и Леяна еще немного посидели в Ресторации. В. рассказал ей обо всем, что случилось в этот день, и не без нотки самоиронии. Пару раз он даже рассмешил Леяну.

Они болтали достаточно долго, а В. хотелось, чтобы этот вечер не кончался. К его огорчению им все же пришлось покинуть Ресторацию. Кларло пожелал Леяне сладких снов, а В. обжег гневным взглядом, в котором читалось: «Не смей ее трогать!» Однако В. чуть не расцеловал Кларло в ответ – так ему было хорошо после чудесных посиделок с Леяной.

Леяна и В. снова стояли у лифта. В. уж было испугался, не придется ли опять лезть в туннель, но приехал хорошо знакомый ему лифт. Они благополучно добрались, немного взболтав содержимое своих желудков, до комнаты В. У В. в голове даже мелькнула шальная мысль: «А не продолжится ли этот вечер здесь…» Но Леяна помахала ему ручкой из лифта, сказала: «Спокойных ночей!» ‑ и уехала.

В. разделся и упал на диван. Оказывается, он чудовищно устал. Не успев как следует поразмыслить, почему Леяна пожелала ему спокойных ночей, а не ночи, В. заснул.

 

 

Глава 18. Недоразумение

 

В. проснулся и в первый миг не понял, где он находится. Все вокруг было словно затянуто мглистым туманом… В. старательно поморгал глазами, и постепенно перед ним предстала комната, которой Джадж придал облик городской квартиры.

В. сладко потянулся на мягком удобном диванчике, который смодифитил ему Джадж. Ему вспомнились тоскливые деньки, когда он вынужден был ни свет ни заря вскакивать с теплой постели и тащиться на опостылевшую работу. Или другие дни, когда он жил на улице и просыпаться приходилось потому, что кишки сводило от голода. А теперь – В. поворочался в постели, наслаждаясь гладкостью шелковых простыней – все это в прошлом. Эта мысль заставила В. улыбнуться. Теперь нет нужды добывать себе пропитание. Достаточно всего лишь навестить Ресторацию.

В. немного помрачнел, вспомнив, что не так‑то просто попасть в эту самую Ресторацию, поди‑ка доберись до нее по туннелю с сужающимися стенами или на полуразвалившемся лифте! Но он тут же отбросил зловредные мыслишки, совершенно не к месту портившие его чудесное настроение, и продолжил валяться в постели, нежась, словно невеста после первой брачной ночи. Как вы там говорили, уважаемый Мистер? Никто никого ничего не заставляет делать? Вот и прекрасно! Это как раз то, что нам нужно!

Ах, что за чудо этот Джадж! Как славно он все здесь устроил: комната светлая, а диван весьма удобный. В. замычал от удовольствия. Он и не подозревал, что за долгие месяцы своих мытарств он так соскучился по обыкновенному, банальному и мещанскому, но такому желанному комфорту. В. повернулся на левый бок, натянув одеяло на правое ухо. Теперь он словно зверек, уютно устроившийся в своей норке. Маленький, свернувшийся калачиком среди сухих листьев, мышонок. В. опять улыбнулся.

«Буду валяться весь день, и дела мне нет ни до чего», ‑ промелькнула мысль, показавшаяся В. весьма привлекательной. «Все равно придется опять дожидаться очередного посланца от Мистера», ‑ подумал В., и здесь дрогнула, жутко сфальшивив, дурная струна в стройном концерте его мыслей. Так неприятно чувствовать себя беспомощным новичком, постоянно нуждающимся в поддержке! Но В. поспешил снова направить поток мышления в позитивное русло. Он постарался думать о приятном, например, о том, сколько увлекательных открытий ему еще предстоит совершить.

Ну и местечко! Даже в самых странных фантазиях ему не грезилось попасть в такой Дом! Хотя Джадж на все сто прав. Какой уж там «Дом»! Строго говоря, В. был вынужден мысленно употреблять столь тривиальное название только потому, что никто не предложил ему другого, а он сам не смог придумать ничего лучше. Хотя вряд ли существует слово, которым можно назвать это фантастическое сооружение, переполненное странными помещениями, в которых происходят невообразимые чудеса, и дверями, которые, видишь ли, не имеют конкретного местоположения! И ведь этих дверей тут тьма тьмущая! Просто какой‑то Дом тысячи дверей!

А местные жители? Вот уж поистине существа с другой планеты! Конечно, они говорили на том же языке, что и В., но мотивы их поступков, а также все их действия были настолько странны, что В. почти всегда нуждался в подробных объяснениях, чтобы их понять.

Взять хотя бы Леяну. Разве она похожа на женщин, которых В. встречал до того? Она умеет менять цвет и длину волос по своему желанию, но это не самое необычное в ней. Ее мысли, чувства, желания – вот что удивительно. О чем она думает, чем живет, к чему стремится? В. не мог себе представить.

Он примерял к Леяне те заботы, которыми были поглощены современные женщины, но все было не то. Леяна, ищущая себе мужа? Чушь! Или Леяна заботливая мать семейства? Ерунда! Или, еще смешнее: Леяна и карьера! Какая здесь может быть карьера? Кем можно стать в Доме тысячи дверей? Тем более что и работы в общепринятом смысле слова в Доме нет, как Леяна сама говорила. Как ни крути, Леяна была необычной женщиной, была, если можно так выразиться, неземным существом, или же существом, связанным с совершенно иной, неизвестной В., реальностью.

Да и сам В., оказавшись в Доме, стал странным: переменчивым, чересчур эмоциональным, невероятно впечатлительным. Он столько пережил здесь! Прошло всего три дня, а В. мог поклясться, что минуло целых три года! Приключения В. напоминали безумный фантастический кинофильм, который второпях снял полоумный режиссер. И самую непонятную роль в этом кинофильме сыграл сам В.

Он припомнил последние три дня и поразился тому, с каким количеством своих новых «я» ему пришлось познакомиться. И совершенно непонятно, как все эти «я» уживались в одном человеке. В. вдруг обнаружил, что совсем не знает самого себя!

В. вскочил с кровати и затряс головой. Он окончательно утратил все свое блаженное спокойствие. Пытаясь понять самого себя, он даже стал опасаться за свой рассудок. Ему показалось, что он находится на пороге сумасшествия, словно его разум впал в ступор, как это бывает, когда человек пытается представить себе, что Вселенная не теоретически, а практически бесконечна.

Чтобы отвлечься, В. решил исследовать свое жилище. Заодно он надеялся раздобыть еды себе на завтрак. В. надел рубашку и брюки от костюма, полученного у ТриВик, мимоходом обнаружив, что одежда не имеет швов. Как уж так получилось, что рукава были не пришитыми, а словно приросшими к пиджаку, В. понять, конечно, не мог. И он не стал ломать голову над этой очередной загадкой. Вместо этого он занялся простым и практическим делом: прошелся по состряпанной Джаджем небольшой квартирке.

Здесь была только одна жилая комната, в ней имелся диван, письменный стол, стулья, пара кресел, а также несколько бордовых пуфиков, оставшихся в наследство от Леяны. Все было достаточно красиво и современно, но без изысков. Комната освещалась обыкновенными электрическими светильниками. Было тут и окно, но выглядело оно как‑то странно. Подойдя поближе, В. понял, в чем заключалась странность: окно было бутафорским – просто рамой, привешенной на стену. В. подумал, что вот это как раз очень скверно. Он терпеть не мог помещения без окон, в них он сразу чувствовал себя пойманным в ловушку. «Ладно, разберемся потом», ‑ решил В. и продолжил осмотр.

Он нашел также ванную комнату. Здесь располагалась весьма непривлекательная ванна с подтеками ржавчины, под стать ей унитаз, раковина и высоко изогнутый, свешивавшийся в раковину подобно рыжеватой тощей змее, кран, который при повороте маховичка, вместо того чтобы пустить воду, исторг из себя только ужасающий хрип и клокотание.

Унитаз имел интересную конструкцию, отправлявшую без помощи воды куда‑то в невидимые трубы то, что обычно попадает в унитаз. В. невольно поразился изобретательности мастера, создавшего этакую невидаль, но все же вид этой сантехники решительно не понравился ему. Видимо, Джадж из лености не удосужился приложить здесь хоть немного старания для того чтобы создать что‑то достойное.

Еще обнаружилась пустая комната с голыми стенами, посреди которой стояла допотопная чугунная печка. При виде чугунного монстра В. аж перекосило. Он не знал, смеяться ему или плакать: то ли это шутка Джаджа, то ли неприкрытое издевательство. Для чего здесь эта чудовищная печка? Неужто для того, чтобы готовить пищу? Вряд ли. Тем более что топить печку пришлось бы дровами, которых нигде не замечалось. Впрочем, чего‑то подобного и следовало ожидать от Джаджа. Было бы странно, если бы такая личность, как Джадж, не оставила бы здесь ничего чудного и ужасного на вид. Наверное, по замыслу Джаджа, эта комната являлась кухней, хотя называть ее так язык не поворачивался.

Во всей квартире В. не нашел и следа хоть какой‑нибудь пищи или воды. Отсутствие столь необходимых для выживания субстанций вызывало у В. тревогу, но пока он не давал воли своему беспокойству, хотя воспоминание о вчерашнем шикарном ужине в Ресторации заставило его сглотнуть слюну.

Еще в квартире был чулан, обыкновенный тесный и темный чулан; в нем отыскались все те вещи, что заказала Леяна в Раздаче, а также и те, что заказал В., а именно: торшер, полотенце, салфетки, зубная щетка и прочая ерунда. Там же был и Парадный Татачи. Развернув бумагу, В. увидел, что внутри упаковки находится длинный и острый меч. «Занятная штуковина!» ‑ подумал В. и помахал немного мечом. Вжик, вжик! Меч разрезал воздух с громким свистом.

На этом владения В. заканчивались. Если не считать чугунной печки, здесь не было ничего особенного или фантастического, и слава богу! Хотя… как будто чего‑то не хватает... Чего‑то очень важного… Ну конечно! Какой же он олух! Дверь! Где дверь?

В. выбежал в коридор, туда, где он в прошлые дни видел дверь лифта. Его встретила только глухая, шероховатая, покрашенная краской стена. У В. перехватило дыхание. Нет, нет, только не это! Здесь должна быть дверь! Его охватила паника, но В. ее тут же подавил.

«Так, спокойно, ‑ сказал себе В., ‑ это мы уже проходили, истерики нам не помогут». Он вдохнул и выдохнул пару раз как можно медленнее. Когда он успокоился, то даже нашел в себе силы рассмеяться. Надо же! Он опять потерял дверь! Ей‑богу, его уже начинает тошнить от всяких дверей! Но так уж, видно, все устроено в этом чудном доме, что все упирается в двери и в их поиски.

Чего там лепетал Верьяд Верьядович? Двери не имеют конкретного местоположения? Может статься, в данном случае В. опять имеет дело с такой «не‑знаю‑где» дверью? Тогда ему придется туго. Он почти ничего уже не помнил из путанных объяснений Верьяда Верьядовича. Что бормотал тогда старикашка? Что‑то про усиление связи, второй компонент, первый компонент… белиберда какая‑то!

В. зажмурился и попытался повторить то, чему его учил Верьяд Верьядович. Попытался представить дверь. Определенную дверь, конкретную дверь, нужную дверь… Вроде бы получилось. В. открыл глаза в полной уверенности, что увидит перед собой дверь. Но тут была только все та же монолитная стена. И никаких дверей!

Неудача расстроила В. Когда же подоспеют помощники Мистера? Почему они задерживаются? В. успел уже изрядно проголодаться! Время шло, но никто не приходил. А голод между тем становился все сильнее. В. бесцельно слонялся по квартире, вспоминая свои вчерашние приключения и особенно вчерашний роскошный ужин. Жаль, что он не умеет наедаться и напиваться впрок, как верблюд. Еще лучше, если бы он был безъедом, как Рахаз, или всеедом, как Аум. Тогда бы он мог сейчас перекусить ножкой стула.

Но тут В. осенило. Модификция! Вот его спасение! Почему бы ему не сотворить себе обед или хотя бы легкий полдник? Да запросто! Но что же ему смодифитить? Пожалуй, не стоит сразу браться за жареных перепелов. Для начала сгодится что‑нибудь незамысловатое. Скажем, бутерброд с колбасой. Да, это подойдет. Без изысков, но питательно.

С чего начать? В. припомнил инструкции Джаджа. Первым делом нужно «увидеть» бутерброд. Некоторое время В. колебался, выбирая между вареной и копченой колбасой, между белым и черным хлебом, но в конце концов он представил кусок ветчинной колбасы на хрустящем ломте пышного белого хлеба. Прекрасно! Потрогать его не составит никакого труда. А то В. никогда не держал в руках бутербродов с колбасой! Колбаса мягкая и влажная, а хлеб суховатый и губчатый. В. сжал своими воображаемыми пальцами воображаемый бутерброд. Свеженький! Хлеб только что из печки, еще теплый.

Теперь черед обоняния. Тут уж все пошло как по маслу. В. даже сглотнул слюну, вдохнув сладковатый запах ветчины смешанный с ароматом свежевыпеченного хлеба. Само собой, тут же В. ощутил во рту вкус хорошей сочной колбасы и поджаристой корочки. В. сам удивлялся, как легко ему давалась модификция! Он уже не сомневался, что через пару минут его воображаемый бутерброд превратится в настоящий. Только вот «услышать» бутерброд не так‑то просто. В. ограничился тем, что вспомнил хруст хлеба, нарезаемого не очень острым ножом.

Оставалось последнее, но как догадывался В., самое важное. Тут В. застрял надолго. Ему никак не удавалось «полюбить» бутерброд. Он помнил, что должен «присоединить к себе» бутерброд. Он представлял на своем теле некий экзотический нарост в виде хлеба с колбасой, но что‑то подсказывало В., что здесь речь шла о более высоком единстве, чем подобная мутация тела. Он, конечно, всей душой желал слиться с бутербродом в единое целое (то есть попросту съесть его), но подозревал, что это не совсем то, что нужно. «Как же мне полюбить бутерброд? ‑ спрашивал себя В., сам удивляясь, что всерьез задумывается над такой галиматьей. ‑ Достаточно ли легкой привязанности или нужно воспылать к бутерброду нешуточной страстью?»

В. сосредоточился и на время абстрагировался от еды. Любовь… любовь… что В. знает о ней? В. перебирал в своей памяти вспышки чувств, которые он мог бы назвать этим высоким словом. Что такое любовь? Вот эта нежность – мягкая, тающая? Или вот эта страсть – тяжелая, гнетущая? Проблеск надежды, радость или восторг? Должен ли В. ощутить какое‑то вполне определенное чувство или годилось бы любое, которое он сам может назвать любовью? На эти вопросы В. не знал ответов, и спросить было некого.

Он повторял: «Я люблю бутерброд, люблю! (Да уж, люблю, это точно, а уж как я люблю макароны с мясом!). Я люблю бутерброд, обожаю, жизни без него себе не представляю! (Точно, еще пару часов без еды, и представляться мне будут одни только бутерброды…)».

Но нет, любовь получалась какая‑то не такая. В. и так и сяк примерялся к бутерброду, но все равно «любить» бутерброд В. мог только в одном смысле – который подразумевает человек, когда говорит: «Я люблю котлеты с луком». Что‑то подсказывало В., что настоящая любовь основывается на чувстве уважения, а как он мог уважать бутерброд? И в конце концов В. довольствовался лишь легкой нежностью в отношении сего гастрономического изыска. Он открыл глаза.

Оглядев все пространство вокруг себя, В. не обнаружил ничего, хоть отдаленно напоминавшего бутерброд. Зато другой предмет вдруг обратил на себя внимание В.: у стены стоял торшер. В. присмотрелся внимательнее к торшеру и холодок пробежал у него по спине. Последний раз он видел этот торшер в чулане. Может быть, там был какой‑то другой торшер, а этот уже давно стоит тут?

Нет, это именно тот торшер, из чулана, в этом В. не сомневался, как и в том, что он не приносил сюда эту большую несуразную штуковину. И словно бы у В. было мало поводов для волнения и страха, этот проклятый торшер вдруг включился, осветив всю комнату уютным оранжевым светом. Трясущимися руками В. схватил торшер, отчего тот мгновенно погас, и держа его подальше от себя, быстро отнес в чулан. Хлопнув посильнее дверью, он закрыл его там рядом с другими бесполезными вещами, такими как Парадный Татачи и прочая дребедень.

Опять ему понадобилось время, чтобы придти в себя. В. легко мог поддаться панике и чуть ли не выть от страха. Ему пришлось призвать на помощь всю силу своего разума, чтобы худо‑бедно объяснить себе такую явную нелепость, как внезапное перемещение торшера. Было что‑то очень жуткое в том, что предметы в этой «комнате» или как там еще ее называют, могли самостоятельно передвигаться. В. так испугался, что чуть не стучал зубами от страха, но вдруг его озарило: это шуточки Джаджа или Леяны, а, может быть, и самого Мистера. Ффухх! Эта мысль сразу успокоила В. Что ж, это вполне им по силам, и кроме того, это, конечно же, в их духе. Такое объяснение вполне удовлетворило В., и он выкинул мысли о торшере из головы.

Однако же, оставалась другая неприятность: модификция не покорилась В. Может быть, еду нельзя модифитить, сделал вывод В., и попробовал сотворить что‑нибудь несъедобное. Он выбрал граненый стакан. Затратив немало усилий, он смог кое‑как «увидеть, услышать, ощутить, унюхать» и даже «попробовать на вкус» стакан. С любовью опять вышла неувязка, но определенно, стакан В. уважал больше, чем кусок колбасы.

В. открыл глаза. Никаких стаканов. Зато перед ним лежало махровое полотенце голубого цвета. Такое полотенце Леяна заказывала в Раздаче, и оно лежало себе преспокойно в чулане до сего момента. Что за ерунда? Почему вместо того, что хочет создать В., появляются предметы из чулана? Наверняка, это Мистер подшучивает над В.! Или Джадж… или Леяна. В. взял полотенце двумя пальцами, словно опасаясь, что оно вот‑вот загорится, и отнес его в чулан.

В. вздохнул. Оказывалось, видимо, что какие‑либо магические действия у В. получались только в присутствии других обитателей Дома. Эта мысль была похожа на правду. Обитатели Дома как бы несли с собой атмосферу волшебства, которую сам В., в одиночестве, не был в состоянии вызвать. В. окончательно разочаровался в модификции и больше не пытался ничего сотворить.

Время шло, час за часом, но никто не появлялся. Наступил вечер (судя по ощущениям В., хотя он мог и ошибаться, ведь часов у него не было). Утренний оптимизм В. сменила тоска. Призрачные надежды на спасение развеялись. В. еще боялся себе признаться в этом, но очевидно было, что сегодня в его комнату уже никто не придет.

В. вдруг почувствовал себя таким бесконечно одиноким, что ему захотелось плакать. Он сидел на полу в коридоре и смотрел на стену, в которой так и не появилась дверь лифта. Он не находил в себе сил даже подняться на ноги. В. тупо пялился на эту стену, хотя ее вид и растравлял его раны, заставляя опять вспоминать о том, что он по своей глупости оказался в заточении, причем не в тюрьме, а кое‑где похуже.

По крайней мере, в тюрьме есть другие узники, или тюремщики, с которыми можно перекинуться парой слов. И там есть окна, мечтательно думал В., пусть маленькие и зарешеченные, но через них можно видеть кусочек небосвода – голубой безграничной дали с бегущими по ней облаками.

Ах, этот проклятый Дом тысячи неуловимых дверей! Сейчас В. мечтал только о том, чтобы оказаться за его стенами. Он так и знал! Знал с самых первых минут, что здесь с ним случится что‑то нехорошее! Он ужасался при мысли о том, что ни одна живая душа не знает о его несчастье, кроме, конечно, Мистера и его прислужников, которые, разумеется, были не в счет, ведь именно они сыграли эту злую шутку с В.

Он чувствовал, как в нем закипает ярость. Хотя В. знал, что ему некого винить в своем бедственном положении, кроме самого себя. Он сам бездумно последовал за проходимцем в дурацкой шляпе, который, наверное, уже тогда задумал убить В.!

В. боялся признать тот факт, что он брошен в этой треклятой комнате на свою погибель; он все еще надеялся, что все происходящее это не более чем глупая шутка или, может быть, нелепая ошибка. Лишь бы эта ошибка не стала роковой! А может быть, о нем просто забыли? Джадж вполне на такое способен. Или это очередное испытание? И Мистер сейчас самолично наблюдает за В. и тихонько похихикивает?

Да, скорее всего так и есть, со вздохом признался сам себе В., и опять почувствовал, как в нем тлеет уголек ярости, грозя разрастись в такой пожар, который уничтожит последние остатки его самообладании. Но он держался изо всех сил, не позволяя искре разгореться в пламя. Что ж, если это испытание, и за ним тайно наблюдают, он не даст своим мучителям повода для злословия.

В. сел в кресло, пытаясь выглядеть спокойным, но внутри у него все клокотало. И опять его взгляд уперся в стену, В. повернул голову влево – снова стена, повернул вправо – стена и там. Только чтобы не видеть этих мерзких стен, В. задрал голову вверх, но и там его ожидала очередная преграда – потолок. Скрежеща зубами от негодования, В. закрыл глаза. Как ни противно было самому себе в этом признаваться, но более всего в эту минуту В. хотелось заплакать. Он чувствовал себя ребенком, которого хулиганы заперли в темном чулане, и он был близок к тому, чтобы как ребенок завыть в полный голос, призывая на помощь свою заботливую мамочку.

Такого В., разумеется, себе позволить не мог. Он пытался сохранять хотя бы видимость спокойствия, но обида от этого не уменьшалась. «За что они так со мной? ‑ думал В. и чувствовал, как увлажняются его глаза. ‑ Пусть они знают больше, чем я, пусть они сильнее меня, но кто дал им право так глумиться надо мной? Неужели им неведомо милосердие? Где же справедливость?»

Так размышлял В. и не находил ответов на свои вопросы. О чем он только думает, какое там милосердие! Разве он не понял с первого взгляда, что эти люди совершенно другие, что они абсолютно безжалостны? Как лихо и без малейших колебаний они оттяпали В. руки! Наверное, для них В. был кем‑то вроде подопытной мыши, а значит, они не задумываясь прихлопнут его ради интересных результатов эксперимента.

Положение В. усугублялось еще и тем, что давали о себе знать банальные голод и жажда. К ночи мысли о еде и воде заглушили все остальные мысли. Однако В. обладал уже некоторым опытом преодоления голодных позывов, накопившимся за месяцы жизни на улице. С грехом пополам он смог уснуть, видимо, уже поздно ночью, но когда точно, ему было неизвестно, поскольку часов он так нигде и не обнаружил, а в окно выглянуть не мог, потому что окна не было. Засыпать к тому же пришлось опять при горящих светильниках, потому что выключателей ламп В. так и не нашел.

 

 

Глава 19. Девятьсот девяносто девять частей

 

Пробуждение не принесло облегчения. У В. было чувство, что кто‑то за ночь успел разобрать его тело на составные части, и теперь ему придется долго собирать их воедино. Кое‑как он встал. Во рту была страшная сушь, язык приклеился к небу. От слабости он с трудом переставлял ноги.

В. потащился в ванную, тихонько молясь про себя, чтобы там вдруг появилась вода. Однако кран на все мольбы В. ответил только недовольным клокотанием. Здесь стояла такая же сушь, что и во рту у В. Чертыхнувшись, В. вышел из ванной и прошел на кухню. Здесь тоже ничего не изменилось. Добрая фея не оставила на завтрак чашечку горячего чая. Или лучше стакан холодной воды… Вода, о, вода, водичка, водица, чистая прозрачная, сияющая! Хоть бы одну каплю уронить на этот жесткий колючий язык!

В. вздохнул. Он знал очень хорошо, что если сейчас будет думать о воде или еде, то этим только усилит свои мучения. Пока ему оставалось только одно: ждать прихода помощников Мистера, ждать спасения. И В. старался, как мог, отвлечься. Он снова подробно изучил всю маленькую квартирку, а также содержимое чулана, но не нашел ничего интересного. Разве что Парадный Татачи был хорош, но в данной ситуации меч был абсолютно бесполезен для В.

Особое внимание В. уделил стене, где должна была быть дверь. Он прополз несколько раз вдоль стены на коленях и ощупал каждый бугорок и неровность на ее шероховатой поверхности, надеясь на то, что где‑нибудь найдется кнопка, открывающая потайную дверь. Поиски его, как и следовало ожидать, не увенчались успехом. Да В. и сам нутром чувствовал, что его заточение не случайно, и что о нем, конечно же, не забыли, напротив, его намеренно оставили взаперти. В. почти не сомневался, что за ним наблюдают. Потому В. не позволял себе ни стонать, ни жаловаться, ни каким‑либо еще способом выражать недовольство.

Но каким издевательством выглядели теперь недавние разглагольствования Мистера о том, что В., видишь ли, не будет ни в чем нуждаться! Так вот чего стоят все эти рассуждения о свободе! Ох, если только В. выйдет из этой комнаты, Мистеру не поздоровится, задаст ему В. по первое число!

По правде говоря, если бы голова В. не была сейчас полна тяжелого тумана, то он посвятил бы время тщательной разработке плана мести. В. не сможет, скорее всего, отлупить Мистера, а самые страшные ругательства и оскорбления ничего не значат для этого престарелого пакостника. Но все равно В. нашел бы слабое место у противного старикана. Может быть, это Леяна? Даже ее сейчас не пожалел бы В., ведь и ежу понятно, что она заодно с Мистером.

В. перебирал в памяти подробности своих встреч с Мистером, Леяной, Джаджем и другими обитателями Дома, силясь разгадать только одну загадку: зачем им понадобилось так подло глумиться над В.? Что они задумали? О том, что, возможно, он никогда уже не выйдет из этой комнаты живым, В. старался не думать.

Надо же, а ведь еще недавно В. мог бы поклясться, что эти люди его друзья! И Леяна, и Эл Рэл, и бородачи, казалось, так были добры к нему, проявляли искреннее участие. Очевидно, это был всего лишь отвлекающий маневр. Они усыпили бдительность В., чтобы тому и в голову не пришло сопротивляться, когда его, как барана в стойло, отвели в эту комнату. И снова В. злился на самого себя, на Мистера, на Леяну, на всех, кого только мог вспомнить. Он знал, что это ему ничего не даст, но не мог утихомирить свои чувства.

Как раненый зверь, он метался по комнате и боялся замедлить шаг, боялся расслабиться хоть на мгновенье, потому что знал, что этот стержень кипящей ярости раскрутится в нем в бешеную, сметающую все на своем пути махину. Может быть, он будет выть, как дикий волк, или биться головой о стену, В. страшился даже подумать о том, что произойдет, если он хоть на миг даст слабину. И потому он скрежетал зубами, но, преодолевая слабость, не переставал шагать по комнате без цели и без особого желания, но для того только, чтобы не останавливаться и не задумываться о том, как он зол на весь свет.

Он бродил из угла в угол, пока окончательно не выбился из сил. Его трясло, когда он рухнул на диван. Теперь у него не осталось сил даже на злость. Укрывшись одеялом с головой, чтобы никто не смог его видеть, он тихо, но самозабвенно заплакал. Он заглушал, как мог, рыдания, в которых изливались его ярость, его беспомощность и его обида. Он не плакал так с самого детства. Не плакал так искренне, забыв обо всем, кроме своей досады. Плача, он стал воплощенным горем и, как ни странно, это ему помогло. Слезы были такими горячими, что обжигали щеки, но они принесли ему облегчение.

Он плакал и плакал, потому что знал: он ни в чем не найдет утешения. Любящая рука не приласкает его, и верный друг не скажет слов ободрения. Ни любви, ни дружбы, ни родного дома – в жизни В. не осталось ничего. Если бы он только мог вспомнить хоть что‑то, ради чего стоило бороться за свою жизнь! Если бы его ждал хоть кто‑то дорогой и любящий за этими стенами! Но сейчас он совершенно один посреди неприветливого бушующего моря невзгод. В. не знал, что одиночество бывает таким бесконечным, а отчаяние таким беспредельным.

У него не осталось ни одного щита, чтобы заслониться им от наваливавшейся на него тяжести. Что‑то большое, огромное, рядом с чем В. был всего лишь букашкой, надвигалось на него, и ему не было спасения. Когда же он успел все потерять? Он словно раздробил себя на тысячу частей и выбросил девятьсот девяносто девять из них. И вот теперь осталась только крохотная частичка его прежнего, только малая ничтожная часть того сильного и красивого В., каким он был когда‑то.

Он знал, что не мог поступить по другому, но все же он сам не мог понять, зачем он последовательно разрушил все, чем наградила его судьба. Если ему не нужен ни уютный очаг, ни стабильный заработок, ни крепкая семья, тогда что же ему нужно? Если бы только В. понял это, тогда он смог бы обрести хоть какие‑то жизненные ориентиры, ради которых стоило бороться. Но все его чувства были неверными и зыбкими, как туман. Неужели Мистер прав? Неужели все, чего ищет В., это свобода? Но свобода от чего? И разве существует такая свобода, которая не ограничена ничем? В. предчувствовал, что в поисках этой свободы он потеряет самого себя, утратит даже воспоминание о том В., который жил когда‑то. Так, терзаемый тягостными думами, он метался под одеялом, пока тяжелый сон как благословенное избавление не пришел к нему.

 

 

Глава 20. Ты ярость и безумство

 

В. проснулся. Он не знал, сколько прошло дней с тех пор, как его заперли в комнате. Время остановилось. Даже если бы здесь были часы, движение их стрелок ничего не значило бы для В. Что проку следить за часами, если сейчас каждая секунда растягивалась в бесконечность, в бескрайний океан безвременья, в котором В. тонул, даже не думая сопротивляться?

В. застонал. Искусственный свет лампочки, лившийся с потолка, резал по глазам, как бритва. Казалось, сам воздух, врывавшийся со свистом в легкие, причинял ему боль. Каждый предмет в этой комнате словно был заодно с мучителями В., даже просто смотреть на стул В. было больно. Пытаясь пошевелиться, В. лишь открывал для себя новые грани мучения.

Где‑то в глубине души у него была тайная, но, увы, не оправдавшаяся, надежда на то, что он опять, сам не зная как, «проснется не открывая глаз» и вновь изменит комнату. Вот бы у него получился зеленый лужок на берегу речки с кристально чистой водой. Вода! В. опять застонал, но стон не принес облегчения, а только новые муки. В. уже не знал, что делать. И встать с кровати у него не было сил, и лежать ему было противно до тошноты.

В. долго еще валялся на диване, прежде чем все‑таки решился вылезти из‑под одеяла. Зябкая дрожь пробирала все тело. Без особой надежды В. проверил ванную и кухню, еле доковыляв туда на негнущихся ногах. Как он и ожидал, нигде не обнаружилось ни воды, ни еды. Это его ничуть не удивило. Одурелым взглядом он окинул кухню. Вид колченогой печки показался ему оскорбительным. Какое утонченное издевательство! Оставить человека без пищи, но при этом не забыть снабдить его печкой! Тяжело вздохнув, В. удалился из кухни и в совершенно унылом состоянии вернулся на диван, который ему уже опостылел до чертиков.

Он рухнул на диван и уставился невидящим взглядом в потолок. Тело в горизонтальном положении причиняло не такие мучения, но зато, как только физические страдания стихли, в полный голос заявили о себе страдания душевные. Хотя В. уже ни на кого не злился. Что толку винить кошку в том, что она поймала мышку? Такова природа кошки: каким бы чудовищем она не казалась жертве, но тем не менее, у кошки есть веские причины для подобного обращения с мышами. И что толку винить мышку в том, что у нее не хватило ни ума, ни ловкости, чтобы избежать когтей хищника?

Да, В. свалял дурака, или был недостаточно осторожен, или излишне доверчив, но все его сожаления не прибавят ему теперь ни капли сил для того, чтобы бороться за свою жизнь, наоборот, пустые терзания его только ослабляют. Нет, злость никак не поможет ему выбраться из этой комнаты. Надо придумать что‑нибудь действенное! А что если он попробует поговорить с Мистером? Наверняка тот сейчас наблюдает за В.!

Немного ободренный внезапно осенившей его догадкой, В. вскочил с кровати, закутавшись в одеяло (потому что его трясло от холода).

‑ Где, где, ‑ бормотал он, ‑ где это может быть?

В. шагал по комнате, оглядываясь по сторонам в поисках невидимой видеокамеры, через которую его мучители наблюдают за ним. Наконец решив, что камера должна быть где‑то наверху, он вышел на середину комнаты и, задрав голову вверх, глядя в потолок, произнес:

‑ Я знаю, что вы меня видите, ‑ голос был хриплым, В. прокашлялся и продолжил: ‑ Господа, я ни минуты не сомневаюсь, что вы видите и слышите меня. Спешу вас приветствовать, ‑ В. поклонился, при этом обернутое вокруг тела и накинутое на плечо одеяло придавало ему сходство с ринским патрицием, выступающим перед Сенатом.

В. счел нужным добавить в свой монолог нотки сарказма, стараясь говорить в стиле Мистера, таким же изысканным слогом, как он:

‑ Отдаю должное Вашей заботе обо мне. Столь прекрасное жилище, ‑ он обвел рукой комнату, ‑ вы предоставили в мое распоряжение. Но, даже пребывая в этих прекрасных условиях, я тем не менее продолжаю нуждаться в воде и пище. Увы, господа! Может быть, я ненароком ввел вас в заблуждение, и вы приняли меня за того, кто именуется у вас безъедом. Прошу прощения, но я вынужден вас разочаровать: я не безъед! ‑ В. нашел в себе силы даже выдавить подобие улыбки. Он продолжил:

‑ Уважаемый Мистер! Хоть я и немало наслушался от вас в высшей степени занимательных речей, но все же я не избегнул греха чревоугодия и вынужден питать свою бренную плоть водой и хлебом. Я был бы рад доставить вам удовольствие и питаться только воздухом, но увы, ‑ В. развел руками. ‑ Я не в силах изменить законы природы.

Я не позволю себе, господа, и слова упрека, ибо не могу даже помыслить о том, что в постигнувшем меня несчастье есть хоть толика чьего‑то злого умысла. О нет! Столь милосердны ваши сердца и столь светел разум, что я не допускаю и мысли о том, что вы могли воспользоваться моим доверием и лишить меня воды и пищи намеренно.

Я склонен видеть только досадное недоразумение в сложившихся обстоятельствах. И я смиренно прошу вас, господа, исправить эту нелепую ошибку, ‑ В. склонился перед воображаемыми слушателями в глубоком поклоне. ‑ Протяните руку помощи страждущему, многоуважаемые господа, и вызволите меня из этой темницы, куда я, быть может, заточен лишь собственной глупостью, ‑ и В. опять склонился в поклоне.

Но когда он поднял голову, в его глазах не было и следа смирения. Они злобно сверкали.

‑ Довольно! ‑ закричал В. ‑ Хватит паясничать, и без того я достаточно долго служил вам поводом для веселья. Что? ‑ ехидно осклабился В., пялясь в потолок. ‑ Довольны? Сладили? Всего у вас навалом, не хватает только таких болванов, как я, с которыми вы можете делать все что угодно! Ну что? Поймали кайф, наблюдая за глупой мушкой, которая попала за стекло? А? Каково чувствовать себя богом? Чудесно, не так ли? Захотите – и я сдохну тут, а захотите – протяну еще немного! Ну так иди сюда, иди сюда, ты, паршивая морда! Что ж ты там спрятался за стенкой, а? Иди сюда, сюда иди! Неужто кишка тонка посмотреть в глаза своей жертве?‑ В. бил себя кулаком в грудь.

В. так завелся, что не мог остановиться. Он все выкрикивал ругательства и вызывал Мистера на бой, но ответом ему была лишь гробовая тишина. Наконец, В. угомонился. Но потому только, что ему пришла в голову мысль о том, что мерзкому старикашке понадобится время, чтобы добраться со своего наблюдательного поста до этой комнаты. И В. стал ждать.

Тянулись минуты и часы, но В. по‑прежнему был один. Никто не пришел. Вспыхнувший было огонек надежды окончательно потух. Ничем, ничем, ни слезами, ни ругательствами, ни проклятиями В. не сможет изменить своей участи. Его ждет бесконечное мучение и больше ничего. Если он и сможет заснуть, то завтра опять проснется для того только, чтобы опять страдать в угоду этим извращенцам. Для него нет выхода. Никакого. Никогда, никогда он не выйдет из этой комнаты. Никогда. Все кончено. Никогда.

И так повторяя про себя: никогда, никогда, никогда, В. чувствовал, как с каждым словом поднимается в нем ярость, как вскипает неугасимый вулкан, ищет выхода безумный джинн, над которым у В. нет власти. Еще мгновение – и В. взвыл как дикий пес и стал крушить все, что только попадалось ему под руку. Первым пострадал деревянный стул. Схватив его за спинку, В. с остервенением колотил им по стене, пока стул не разлетелся в щепки. Каждый удар, треск ломающегося дерева доставлял В. истинное наслаждение. Он кричал и гоготал как полоумный и, разделавшись с одним стулом, принялся за другой. Когда кончились стулья, В. взялся за диванные подушки.

Он колотил подушками по дивану, рвал ткань об углы стола, выворачивал нутро подушек, усыпая перьями комнату. Устав сражаться с подушками, В. вспомнил про Парадный Татачи. Вытащив его из чулана, В. принялся им кромсать все, что попадалось под руку.

Изуродовав диван и кресла, В. побежал на кухню. Он увидел чугунного монстра – печку – и яростно загоготал. Пару раз ударив по ней мечом, от чего печная труба погнулась, В. пнул печку, но в итоге лишь повредил себе ногу. От боли В. окончательно обезумел. Он ухватился за печную трубу, протащил перед собой печку на манер тарана и обрушил ее на стену. Со стены посыпалась штукатурка и там образовалась внушительная брешь. В. радостно взвыл. Он опять вооружился печкой и нанес еще один удар. Полетели куски кирпича и штукатурка. В. снова разбежался и снова ударил печкой стену. И потом еще…

Все было замечательно, и В., наверно, еще не раз предпринял бы подобную атаку, но к несчастью, силы его иссякли. Он протащил печку только каких‑то два шага, и вынужден был бросить ее, потому что не смог больше сдвинуть с места чугунное чудище. Пошатываясь, В. проковылял в комнату, там еще пару раз пнул ногой валявшиеся кругом клочки подушек и обломки стульев, на большее его не хватило.

И снова он рухнул без сил на диван с разодранной обивкой, который к тому времени был усыпан перьями, опилками и обрывками ткани. В. и сам походил на испорченный грубой рукой механизм. «Я сломан, и жизнь моя сломана, ‑ подумал он, ‑ потому мне так хочется раздолбать все вокруг». Но эта мысль не принесла ему ни покоя, ни ясности. После столь бурной истерики ему не стало легче. Он затих только потому, что ослаб, но его все еще корежило.

«Вот так и чувствуют себя одержимые дьяволом, ‑ пронеслась мысль, и сразу же за ней другая: ‑ Нечего валить все на рогатого монстра. Нет уж, милый мой, дьявол здесь ни при чем, это ты мое золотце, ты сам во всей красе. Все это твое, родное, любимое, эта ярость и это безумство, они всегда с тобой были, с самых малых лет, наверно, с самого рождения. Должно быть, еще в колыбели ты уже неистовствовал из‑за мокренькой пеленки. Так и теперь, чуть обмочился – и уже безумствуешь от ярости. Ты ярость и безумство. Да ты просто бешеный шизик, моя радость!»

В. мог бы устыдиться своей яростной вспышки, но ему не было стыдно. Ему было страшно. Только сейчас он понял, как глубоко может пасть. Только сейчас он узнал, что способен полностью утратить контроль над собой. Здесь, в этой комнате, запертый в четырех стенах в одиночестве, он узрел настоящее чудовище, и этим чудовищем был он сам.

На какое‑то время В. забыл и о Мистере, и о голоде, и о жажде.

«Почему, почему я такой? ‑ думал он. ‑ Да, да… я ослаблен и раздражен отсутствием воды и пищи, но разве в этом действительная причина? Посмотрим правде в глаза, эти обстоятельства – всего лишь катализатор. Даже когда я был сыт и доволен, и тогда я мог вскипеть по любому поводу. Да, я прекрасно их помню, эти ужасные уродливые вспышки, мелкие и никчемные. Буря в стакане воды – это про меня. Или слоны из мух – тоже про меня. И все, что сказано про мелочных гневливых самодуров, тоже про меня.

Я понимаю, что в гневе я последний дурак, но почему я всегда спотыкаюсь на одном и том же месте, почему снова падаю в ту яму, в которой уже сто раз ломал себе ноги? Ведь я знаю прекрасно, что этот спектакль ничего не изменит. Все, что я сделал, так это еще раз показал, какой я никчемный идиот и больше ничего. Даже я сам на месте Мистера только бы отмахнулся от такого придурка, как я. Чего уж там… и это все, на что я оказался способен! Хоть бы речь сочинил более изысканную или подушки рвал на лоскуты как‑нибудь фигурно. И печка эта… Мда, устроил я феерическое шоу…»

В. вспомнил, как сыпалась штукатурка, и даже слегка покраснел. Вот оно как бывает! Безумный осел! олух! остолоп! В. ругал себя и вдруг замер на полуслове. Он хлопнул себя ладонью по лбу. Ха! Остолоп, олух говоришь? Не такой уж ты и дурень! Вот как все сложилось: думал, думал, ничего путного не придумал, но стоило верх взять примитивной агрессивной стороне – и решение найдено! И как только ему раньше не пришло это в голову! Может быть, В. и не силен во всех этих магических штучках, но в руках‑то у него еще силенка осталась!

В. медленно встал и спокойным четким шагом направился на кухню. Теперь ему на все наплевать. Он не будет больше ждать милости или снисхождения, не будет ждать спасения. Он пойдет и разгромит эту стену в пыль, разберет ее по кирпичику. Вот оно, торжество грубой физической силы! Полная победа материализма!

В. чувствовал себя уверенным и полным сил, как никогда за все дни своего заключения. Он впервые поверил, что способен выбраться из этой передряги живым и невредимым. Вдруг его посетила другая занимательная мысль: а почему, собственно говоря, на кухне оказалась эта никчемная чугунная печка ни на что не годная, но при этом тяжеленная? Может быть, это действительно испытание, но только испытание иного рода, чем думал В. вначале? Задание на сообразительность. Возможно, Джадж сотворил здесь это стенобитное орудие для того только, чтобы В. догадался использовать его по назначению?

Но когда В. добрался до кухни, его ожидало новое разочарование, сравнимое с полным крахом. Печка была на месте, и стена тоже, но никакой выбоины в стене не было! Ничего! Ни трещинки, ни царапинки! Нет даже пыли. Это окончательно доконало В. У него даже не было сил соображать, что случилось. Он попробовал сдвинуть печку с места и обнаружил, что не может даже пошатнуть ее. Какая‑то безумная катавасия творилась здесь, и В. больше не мог всего этого выносить.

Что с ним происходит? Пусть вокруг происходит что‑то странное, но он‑то сам почему ополоумел? Только недавно он был зол, как черт, через каких‑то несколько минут он стал испытывать стыд и раскаяние, потом настал черед надежды и уверенности, и вот все завершилось отчаянием и безысходностью. Что происходит? Неужели он действительно обезумел? Человек не может так молниеносно переходить от одного чувства к другому. Что происходит? Может быть, В. отравился гнилыми объедками и теперь валяется рядом с мусорным баком, переживая разнообразные галлюцинации? Что это? Кто они? И кто он сам? В. чувствовал, что стоит у той границы разумности, перешагнув через которую, ему уже не возвратиться.

И В. нашел единственный путь к спасению своего уязвленного разума: он перестал думать вообще. Он прошел к дивану, стряхнул с него обрывки ткани и перья из разодранных подушек, лег и уставился в потолок, не думая ни о чем. Вернее, он предался мыслям каким угодно, только не мыслям о Мистере, дверях и тому подобному. На размышления обо всем, что было связано с ситуацией, в которой он оказался, В. наложил запрет. Он и сам не знал, как это у него получилось, наверное, сработал некий предохранительный механизм, но так или иначе, он постарался забыть обо всем. Возможно, это ему и удалось бы, но как только душа его ненадолго успокоилась, опять дало о себе знать тело.

 

 

Глава 21. Потревожу я соседа, хорошо, если к обеду

 

В. почти не сомкнул глаз в эту ночь. Он не мечтал о еде, но жажда стала такой нестерпимой, что он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме образов водоемов, текущих ручьев, сочных фруктов и тому подобного. Стоило закрыть глаза, и мерещились прохладные чистые пруды, сияющие на солнце реки или просто прозрачные неглубокие лужицы, какие бывают на асфальте после теплого летнего дождя. В. даже не мог сказать, что утром четвертого дня он «проснулся». Он всего лишь перестал пытаться заснуть.

Сказать, что он был разбит и слаб – значило не сказать ничего. Словно все его тело кто‑то выкручивал всю ночь, как постиранное белье. В. ощущал себя никчемной рваной тряпкой. Он не мог встать, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог чувствовать ничего, кроме непреходящей слабости, не мог даже думать. Он был не в силах злиться на Мистера, или жалеть себя, или мечтать о спасении. Ни надежд, ни жалоб, ни упреков. Никаких чувств. От него не осталось ничего, словно его взрезали, как просоленную селедку и выпотрошили все нутро, извлекли все, что составляло самую его сущность как личности и как человека.

В. попытался подняться только потому, что от долгого лежания нестерпимо саднила спина. Кое‑как он смог принять вертикальное положение, но при этом ему показалось, что это простое движение было самым трудным действием в его жизни. Он сидел сгорбившись и укутавшись в одеяло. «Какое жалкое зрелище», ‑ подумал В., представив, как он выглядит со стороны, но не испытал по этому поводу никаких эмоций. Ему было наплевать на то, что может о нем подумать кто бы то ни было.

Этим утром он даже уже не хотел пить или есть, не хотел ничего, как будто жажда и голод, пережив последнюю агонию этой ночью, благополучно скончались. Его уже не страшили физические мучения, но только одно еще заставляло его холодеть от ужаса: он чувствовал, как из него в буквальном смысле истекает его душа. Капля по капле, медленно, но неотвратимо он терял самого себя.

Именно поэтому на четвертый день В. начал молиться. Подобное с ним случалось последний раз в раннем детстве. «Боженька, Боже, как страшно», ‑ молился В. Или вернее не молился, а жаловался Всеведущему Ничто или Всемогущему Господу, кому именно, В. не знал, но он не мог не исповедоваться этой безличной силе. «Боженька, Боже, Отец, ‑ причитал В. ‑ Господи, Господи, помоги, помоги мне, спаси меня, спаси и сохрани», ‑ В. повторял неустанно одни и те же слова, в которых он находил хоть малое, но утешение.

И так В. «молился» бесконечно долго, но потом слова «молитвы», если это можно было так назвать, изменились: «За что, Господи наказал ты меня, за что отдал на поругание, за что, Господи? Никого я не обидел, не убил, не ограбил, так за что же, Господи Боже, Отец, отдал ты меня в руки врагов моих, за что, Господи, за что?» ‑ так вопрошал В., снова и снова, без всякой надежды услышать ответ. И потом опять: «Господи, сохрани, спаси и сохрани, защити…»

Слезы лились ручьями из глаз В., но он даже не утирал их, не замечая. «Господи, ни о чем не прошу, ничего не требую, ни о чем не сожалею, прости меня, Господи, прости мне все грехи вольные или невольные, Господи, об одном только молю: хоть лучик надежды даруй мне, Господи, в последний раз помоги, знаю, что я не достоин, но спаси меня, Отец, спаси и сохрани, защити, хоть капельку, хоть крошку надежды даруй мне, Господи, Боженька, Отец, помилуй, не оставь меня, спаси и сохрани…» И так В. молился, пока у него не осталось сил даже на то, чтобы произносить слова, и тогда он просто сидел, застыв в неудобной скрюченной позе, смотря в одну точку перед собой.

В. закрыл глаза. Ему так хотелось никогда, никогда больше не открывать их. Но все же он открыл… и не смог сдержать испуганного вскрика. Странное видение возникло перед ним, прямо посреди комнаты. В. увидел дюжего парнищу, метров двух ростом. Лицом он был бел и румян. Его физиономия не могла не вызывать у В. аппетита, потому что его губы, щеки и особенно уши поразительно напоминали мясистые вареники.

Костюм в узкую черно‑белую полоску парень напялил прямо на голое тело, что позволяло обозревать густую растительность на его груди и руках. Сиреневая ромашка болталась в петлице его пиджака, а довершала живописный облик незваного гостя небольшая шляпа на курчавой шевелюре.

‑ Удачно приземлиться – все равно что вовремя родиться! ‑ изрекло видение, сняло шляпу, и раскланявшись, добавило: ‑ Я дико извиняюсь за беспокойство, промахнулся я чуток.

В. аж раскрыл рот от удивления. Он бредит? Что за странная галлюцинация?

‑ Если хочешь снисхожденья, не забудь про представленье! ‑ молвила галлюцинация и добавила: ‑ Разрешите представиться, я Пантон. С кем имею честь?

‑ В., ‑ ошалело ответил В.

Пантон окинул заинтересованным взглядом комнату:

‑ Мда, не богато, надо сказать. Хотя всего милее то жилище, где полно питья и пищи!

С этим В. не мог не согласиться. Это высказывание как нельзя более полно отражало то, что было сейчас на уме у самого В.

‑ Потревожу я соседа, хорошо, если к обеду! ‑ многозначительно изрек Пантон.

В. сглотнул слюну при упоминании об обеде. Он пытался понять, что означает появление незнакомца. Неужто о В. наконец‑то вспомнили? Конец его мучениям!

‑ Вас послал Мистер? ‑ спросил В. срывающимся голосом.

‑ Мисти, кто? ‑ не понял Пантон.

‑ Мистер! ‑ повторил В. ‑ Вас послал сюда Мистер? Или, может быть, Джадж? Леяна?

‑ Ого, ‑ протянул Пантон, ‑ видать, кто‑то тут заждался весточки. Нет уж, никто никуда меня не посылал. Я сам по себе, а эти твои Жажи и Мисти, они тоже сами по себе, ‑ с достоинством заключил Пантон и тут же добавил: ‑ Никто Пантону не прикажет, вот вам что Пантон покажет! ‑ и он ткнул прямо под нос В. фигу из пальцев.

‑ Но как же вы, как… ‑ В. даже начал запинаться от волнения. ‑ Как вы сюда попали? Почему ко мне? Почему сейчас? ‑ В. впился взглядом в незнакомца, силясь прочитать на его лице ответы на свои вопросы.

‑ Так‑то я к Тигидрану направлялся, но, видать, мимо проскочил… ‑ и опять у Пантона нашлось подходящее изречение: ‑ Не ангел я, не ангелица, могу и ошибица!

‑ Как же я рад, что вы мимо проскочили! ‑ вскричал В. – Ведь я… ведь я… ‑ от радости он не знал, что сказать, и потому просто кинулся горячо обнимать Пантона. Последний был явно огорошен столь радушным приемом, о чем красноречиво говорило его недоуменное лицо. Он произнес, пока В. сжимал его в объятиях:

‑ Позабудешь про смущенье, когда получишь угощенье!

В. внимательно посмотрел в глаза Пантона. Что это он все о еде? Только еще одного голодающего ему тут не хватало! В. начинал понимать, что Пантон и правда попал сюда совершенно случайно и не представляет, кто такой В., и что с ним происходит. В. счел нужным немедленно просветить Пантона:

‑ Видите ли, забавно, что вы упомянули про обед, про угощение и прочее. Дело в том, что я уже четыре дня ничего не ел! И что еще хуже, не пил ни капли воды. Я нахожусь в весьма затруднительном положении…

Лицо Пантона выразило крайнюю степень удивления:

‑ Не понял, ‑ сказал он, ‑ это что, новая игра? Типа кукумочек?

В. понятия не имел что такое кукумочки, но ни минуты не сомневался, что в данном случае о них речи не идет.

‑ Да нет же! Я, как бы вам объяснить… ‑ затараторил В. ‑ Я здесь заперт, то есть я, конечно, выходил уже из этой комнаты, но не самостоятельно, а те люди, которые привели меня сюда, они больше не появлялись, и я понятия не имею, как отсюда выбраться, хотя был лифт, и дверь была, еще несколько дней назад я их видел собственными глазами, а теперь они пропали, а я не смог найти дверь, несмотря на то, что я, конечно, слышал про не имеющие конкретного местоположения двери, и, возможно, здесь речь идет об одной из них, но я пробовал усилить связь неоднократно и все такое прочее, а ничего не вышло, потому и сижу тут уже который день, ума не приложу, почему есть ванна, а воды нет, и печка, непонятно, зачем тут печка… ‑ В. умолк, видя, что Пантон потихоньку отодвигается от него, видимо, опасаясь, что В. буйно помешанный. В. уже начал бояться, что Пантон, испугавшись, исчезнет в неизвестном направлении, но лицо Пантона вдруг просветлело и он воскликнул:

‑ Я понял! Это заточение!

‑ Заточение? ‑ переспросил В.

‑ Мда, слыхал я об этом, но вот чтоб так, с заточEнным говорить, такого еще не бывало! ‑ восхитился Пантон.

‑ С кем говорить? ‑ опять переспросил В.

‑ С заточенным, то есть с тобой.

‑ А‑а… ‑ протянул В. Что‑то ему совсем не хотелось быть «заточенным».

‑ А они щас где? ‑ поинтересовался Пантон.

‑ Кто они? ‑ не понял В.

‑ Как кто, заточители! ‑ громко прошептал Пантон, склонившись к В.

‑ Понятия не имею… ‑ пробормотал В.

Пантон озирался по сторонам, видимо, в поисках заточителей.

‑ Э! ‑ вдруг воскликнул он встревожено. ‑ Надеюсь, на меня это не распространяется?

‑ Я не знаю… не уверен… ‑ пробормотал В.

‑ Ладно, ладно, ‑ добродушно прервал его Пантон. ‑ Можно и позаточаться чуток! От нас не убудет!

В. не мог согласиться с подобным утверждением и хотел было возразить, но Пантон его перебил:

‑ А ты силен, дружище! И как это у тебя получается? Ты уже модифтнул чего‑нить? И много их, заточителей? Они постоянно тебя заточают? ‑ Пантон засыпал вопросами В., но В. не мог ответить ему ничего вразумительного.

Почему‑то Пантон воодушевился. Он молвил:

‑ Настоящим приключением будет ваше заточение! ‑ и, взяв В. под руку, потащил его куда‑то. В. было любопытно, что тот собирается предпринять, и он последовал за Пантоном. Пантон в полном молчании обошел вместе с В. всю квартиру, осмотрев буквально каждый уголок. По завершении осмотра он глубоко вздохнул и сказал:

‑ Да, положение прямо скажем неважнецкое… А я‑то думаю, чего тут не так? Ну и убожество! Ядрена Матрена! Всего две комнаты! А ванная‑то, ванная! Не, ты это видал? ‑ тряс Пантон В., как будто не понимая, что В. уже не один раз видел все, что находилось в этой квартире. ‑ Ты видал? А ржавчина‑то, ржавчина – закачаешься!

Тут вдруг Пантон вытаращил глаза и заговорщически прошептал:

‑ Слушай, а оттуда, того? Ничего не вылезало, а?

‑ Откуда? ‑ испугался В.

‑ Ну, из этого ржавого гроба, ‑ сказал Пантон, очевидно, подразумевая под ржавым гробом ванну.

‑ Нет, ‑ ошарашено ответил В. Еще этого ему не хватало! ‑ А что оттуда может вылезти? ‑ спросил В., уже боясь услышать ответ.

‑ О‑о‑о! – Пантон скорчил гримасу ужаса. ‑ Даже и не спрашивай! Ведь туда такого, знашь, можно запустить! Как вылезет потом, то и крокодил покажется пушистым цыпленком!

В. подумал, что надо будет подпирать чем‑нибудь дверь ванной на ночь. Если оттуда действительно что‑нибудь «вылезет», то сердце В. не выдержит, это точно.

‑ А шо за большой ножик там валяется на кухне? ‑ спрашивал Пантон.

‑ Эээ… это Парадный Татачи, ‑ отвечал В.

‑ Шо за фигня такая?

‑ Он из Раздачи.

‑ Ааа… понятно…

Пантон почесал затылок и снова задал вопрос:

‑ Сколько их? Заточителей?

В. вздохнул, и подумав, сказал, имея в виду Мистера, Джаджа и Леяну:

‑ Трое, ‑ почему‑то В. казалось, что именно Мистер, Джадж и Леяна были ответственны за все, что с ним происходило.

‑ Эге! ‑ присвистнул Пантон. ‑ Втроем, знашь, чего можно наворотить?

В. подумал, что и одного Мистера наверняка хватило бы на то, чтобы «наворотить», а уж что из себя может представлять эта троица, объединившая усилия, В. боялся даже подумать.

‑ Но ты орел! ‑ прервал Пантон размышления В. ‑ Орлище! Один против троих, во как! И сколько ты уже, говоришь, тут мыкаешься, а?

‑ Четвертый день, ‑ ответил В.

‑ И че? Так и не пробился?

В. только развел руками.

‑ И не воды, говоришь, не еды? ‑ удивлялся Пантон.

В. только печально кивнул.

‑ Класс! ‑ восхищенно протянул Пантон. ‑ Вот моща заточители!

Тут Пантон прижался к В. теснее и горячо зашептал ему на ухо:

‑ Слушай, если хочешь, я тебе помогу. Но ты тихо, даже не кивай, только моргни, если согласен. Ну как?

В. старательно моргнул. Пантон опять зашептал:

‑ Ты переместечаться уже пробовал?

В. покачал головой.

‑ Давай на счет три вместе попробуем, ‑ предложил Пантон, ‑ но руку мою не отпускай, договорились? Готов? Раз, два, три…

В. почувствовал в том месте, где его держал за руку Пантон, огромное давление и в то же время увидел, как Пантон из плотной материальной фигуры становится чем‑то размытым и неопределенным. Давление стало очень сильным, нестерпимым, В. хотелось сбросить с себя руку Пантона, но в тот же миг все закончилось. Пантон опять стал самим собой.

‑ Труба! ‑ тихо проговорил Пантон. ‑ Вот заточили так заточили! Не поверишь, я тя тяну, а ты как камень! Бетонная глыба, с места не сдвинешь. Во дела! Ладно, друг, с переместечением пока кранты. Давай модифитнуть чего‑нить попробуем. Я тут займусь, а ты мне помогай, лады?

В. кивнул, хотя и понимал, что помощи от него Пантон вряд ли дождется.

Пантон, вдохнув полной грудью, широко развел руки и прошептал: «Погнали!» И в тот же миг стены комнаты потеряли свою твердость и стали будто резиновые. Пантон, стоя посреди комнаты, напрягал все свои силы. Лицо его покраснело, руки дрожали от напряжения, но он не сдавался. Раздув щеки, он разводил руки все шире, а вслед за его руками растягивались стены комнаты, как будто изнутри на них воздействовало чудовищное давление. У В. даже перехватило дыхание. Неужели он сможет? Неужели сейчас В. станет свободным? А Пантон все раздвигал стены, и В. казалось, что тот уже близок к победе, что сейчас стены не выдержат и лопнут как перекачанная шина, но тут Пантон резко выдохнул и опустил руки:

‑ Ффу… дела! Не, никак! ‑ сказал он устало.

В. взмолился:

‑ Может, еще разок попробуешь, а?

‑ Не, ‑ отрезал Пантон. ‑ Глушняк. Тут ведь можно и того, ‑ он красноречиво надул и сдул щеки, ‑ лопнуть от натуги. Не, я пас.

Разочарованию В. не было предела. Но потом его осенило:

‑ Слушай, а черт с ними с этим стенами! Попробуй сделать дверь, а? Через нее и выйдем. Дверь лифта к примеру.

Пантон задумчиво посмотрел на В., а потом к превеликой радости В. сказал:

‑ Можно попробовать… Где, ты говоришь, была дверь?

В. поспешил показать Пантону место, где по его расчетам должна была быть дверь лифта. Пантон встал прямо напротив указанного места и, насупив брови, устремил испепеляющий взгляд в стену. Ничего не произошло. Пантон опять покраснел от натуги, но дверь так и не появилась. Он тяжело выдохнул и удрученно молвил:

‑ Не, ниче не выходит! Видать, я те не помощник. Тут такая моща!

В. чуть не плакал. Пантон спросил:

‑ Слушай, а кто они, заточители? Как их звать, может, я их знаю?

‑ Мистер, ‑ сказал В., Пантон молча покачал головой, ‑ Леяна, ‑ опять отрицательный ответ, ‑ Джадж, ‑ и такого Пантон тоже не знал.

‑ Че терь делать, ума не приложу, ‑ молвил Пантон и в задумчивости стал прохаживаться вдоль стены. Расстроенный В. следил за ним взглядом. Вдруг что‑то привлекло внимание В.: карман костюма Пантона странно топорщился и оттуда… выглядывало горлышко бутылки!

У В. даже потемнело в глазах. Неужели эта бутылка исполняет в данный момент свое прямое назначение и наполнена – В. облизнул пересохшие губы – какой‑нибудь жидкостью?

‑ Что это? ‑ спросил он дрожащим голосом, указывая трясущимся пальцем на карман Пантона.

‑ Это? ‑ Пантон достал из кармана маленькую бутылочку из зеленого стекла, в которой плескалась жидкость. ‑ Это вода с высокогорья. Тигидран просил принести.

У В. затряслись губы. Какой олух этот Пантон! Он же объяснил этому идиоту, что умирает от жажды, а тот с целой бутылкой воды в кармане даже не предложил В. хлебнуть!

‑ Слушай ты, ‑ закричал В. на Пантона, ‑ я что, по твоему, в бирюльки тут играю?

Пантон огорошено на него посмотрел и укоризненно молвил:

‑ Не в бирюльки, а в заточение.

‑ Я же… сказал… тебе… ‑ наступал на Пантона В., ‑ что умираю… от жажды… четыре… дня… без воды… как ты думаешь… я долго… протяну?

Пантон насупился и попятился от В.

‑ Не мое дело! ‑ крикнул он, пряча бутылку в карман. ‑ Хочешь играй, а хочешь не играй! А за водой я к черту на куличики таскался. Меня Тигидран просил!

‑ Да что ему сделается твоему Тигидрану, балбес! ‑ вскричал В. ‑ А я копыта отброшу! Кони двину! В ящик сыграю! Дай сюда воду! ‑ и В. потянулся к карману Пантона.

‑ Не дам, не дам! ‑ заверещал Пантон.

‑ Отдай воду, ты, Панталон! ‑ ревел В.

‑ Не дам, не дам! ‑ кричал Пантон.

Затем последовала молчаливая сцена, в которой В., сопя и пыхтя, выкручивал руки Пантону, силясь добраться до его кармана, а Пантон отбрыкивался от В. своими волосатыми конечностями. Пантон был здоров и силен, а В. добавлял сил страх смерти, и неизвестно, чем бы кончилась эта «битва титанов», если бы в какой‑то момент бутылка не выскользнула из кармана и с громким, как В. показалось, оглушительным звоном, не разбилась об пол.

В. тотчас отпустил Пантона и кинулся вниз собирать драгоценные капли влаги. На условности В. уже давно было наплевать, и потому он, ни минуты не задумываясь, принялся вылизывать пол. Но почему‑то вода впиталась в пол, как в губку и мгновенно от жидкости не осталось и следа, а В. удалось только чуть‑чуть смочить язык. Пантон молча наблюдал за ним. Потом, махнув на В. рукой, он изрек: «Кто дурнем родился, тот черту пригодился», ‑ и с громким треском исчез.

В. вскочил на ноги.

‑ Пантон! Пантон! Прости, пожалуйста! Не уходи! Вернись, прошу, вернись! Прости меня! ‑ кричал В., бегая по комнате, но ответом ему была только тишина. Битый час взывал В. к Пантону, но напрасно. Видимо, Пантон переместечился туда, где вопли В. не достигали его ушей.

От досады В. чуть не плакал. Профукал он своей единственный шанс выбраться на волю! Какого же дурака он свалял! Безмозглый идиот! Надо же, ему так повезло с этим Пантоном, и что он сделал? Спугнул залетевшего к нему по ошибке губастого обормота. Теперь ему остается только подыхать в одиночестве. Какая бездарная, бесконечная, беспредельная глупость!

И так В. корил себя еще незнамо сколько времени, пока наконец не смирился с тем, что Пантон уже не вернется. В. еще долго морщился при виде бутылочных осколков на полу, представляя, какая чудесная прохладная жидкость наполняла эту разбитую тару. Вода с высокогорья! О, В. запретил себе даже думать об этом! Он замел осколки бутылки в самый дальний угол, чтобы они не попадались ему на глаза, и упал на диван в смятении, разочаровании и тревоге. В. долго ворочался, прежде чем провалился в черное небытие.

 

 

Глава 22. Ночное небо

 

Тягостно было засыпать, но еще тягостнее было просыпаться. В. открыл глаза, и ему показалось, что за ночь веки налились бетоном. Он долго не мог подняться, но когда вспомнил про вчерашнее приключение с Пантоном, досада придала ему сил. Он встал с дивана и принялся ходить по комнате, вспоминая все подробности вчерашнего появления Пантона и ругая себя на все лады. В. называл себя и «дураком», и «придурком», и «дуралеем» и еще многими другими «ласковыми» прозвищами. Но это занятие не приносило ему ни успокоения, ни удовлетворения, и В. в конце концов оставил его.

Он постарался придать своим мыслям иное, более позитивное направление и подумал, что все же визит Пантона многому его научил. Ведь В. видел, как Пантон раздвигал стены комнаты! Почему бы ему самому не попробовать проделать нечто в том же роде? Чем он хуже этого долговязого чудика? Разве что волос на теле у него меньше.

В. вышел на середину комнаты и развел руки так же, как вчера это делал Пантон. Он попытался представить, как раздвигаются стены, как они гнутся под давлением силы его мысли. Или не мысли, а воли. Или не воли, а желания. В. не знал, что здесь нужно задействовать, но попытался на всякий случай приложить и то, и другое, и третье. Он пыжился как мог, но опять ничего не произошло. Стены даже не покачнулись. Без особой надежды В. прошел в прихожую и там попытал счастья в материализации двери. Но и тут его постигла неудача.

На В. опять накатило уныние. А чего он ждал? Даже Пантон, очевидно, поднаторевший в здешних порядках, и то не смог разрушить эти стены! В. ничего другого не оставалось, как подобно призраку, который не смог обрести упокоения, бродить по квартире.

Еле переставляя ноги, он шатался из угла в угол, потом падал без сил, опять каким‑то чудом поднимался на ноги, чтобы снова идти. Идти и идти, бесцельно, бессмысленно. Из кухни в комнату… из комнаты в кухню… и обратно. Опять и опять по тому же пути, который никуда не вел.

Он подобрал на кухне брошенный им там Парадный Татачи и отнес его обратно в чулан. Кого он может изрубить этим мечом? Недосягаемого Мистера, неизвестно где находившегося Джаджа, сбежавшего Пантона или, может быть, самого себя? Никакое оружие не поможет ему выиграть в этой затянувшейся битве за собственную жизнь.

В. все глубже погружался в омут уныния. Что ему делать? Он не может больше бороться, у него нет сил. Он догадывался, что, возможно, подобен мухе, которая бьется о стекло рядом с открытой форточкой, но ничего не мог поделать. Он не мог ходить, не мог сидеть, не мог стоять, он не мог даже видеть этот треклятый диван! Он рухнул на пол и уставился в потолок. Он лежал так долго, очень долго. Лежал недвижимо и бездыханно. Он почти умер. И вдруг…

Сероватый потолок замерцал и превратился в сизые облака, которые тут же расступились. За ними была чернота. Бескрайняя, бездонная чернота с яркими точками звезд. Ночное небо, такое знакомое, такое близкое и родное, и в то же время такое новое, интригующее и неизведанное открылось взору В. Прохладный воздух овеял его лицо. Тишина… темнота и тишина, какой покой они несут с собой! Там вверху все безмолвно и недвижимо, но полно жизни. Звезды мерцают, словно дружелюбно подмигивают В.

В. стало так хорошо, что он побоялся даже задумываться о том, почему здесь вдруг появилось небо. Он только смотрел вверх и наслаждался созерцанием звезд. Небо раскрыло ему свои объятия и В. погрузился в них, погрузился в небо… Как тихо и спокойно! В. вдыхал темноту, тишину и покой, и с каждым вдохом его кровь замедляла свое течение, а сердце реже отмеряло удары.

Воздух вдруг стал вязким и наполнился некой субстанцией, которая струилась волнами оттуда, из глубины звездной бездны. Волны входили в В. и проходили через него, все в нем изменяя. В. казалось, что он теряет форму и расширяется, казалось, что сам он становится такой волной, приходящей из ниоткуда и уходящей в никуда. Внезапно в его сознании возникла мысль: это все Я! Я бесконечность!

В. еще не верил самому себе, но вскоре он принял это новое знание целиком и полностью. Да, он бесконечность. Ему не нужно убеждать самого себя в том, что сейчас предстало перед ним с такой определенностью. Небесные волны растворили границы его тела, и он слился с небом. Теперь все преграды пали. Какое блаженство! Неужели когда‑то он думал, что заперт за стенами, что стены ему мешают? Нет никаких пределов и границ! Он свободен!

«Почему мы забываем о небе? ‑ спрашивал себя В. и не находил ответа. ‑ Мы постоянно суетимся в поисках счастья, в поисках любви и признания, но никогда мы не ищем покоя и ясности. А ведь, счастье – вот оно, прямо над нашими головами! Мистер был прав. Там утешение и обновление. Там, в ночном небе.

Я чувствую огромную силу, заключенную в звездной бездне. И вся эта сила принадлежит мне. Я уже никогда не буду прежним. Никто не заставит меня поверить, что я лишь человек, маленький и ничтожный. Я знаю, кто я есть. Я бесконечность!

Теперь не осталось никакой неясности и неопределенности, ничего, что люди называют проблемами. От всех наших бед и несчастий помогает одно и то же лекарство: нужно вернуться в небо и вспомнить о беспредельности своего «я». Теперь, что бы ни случилось, я все преодолею. Когда станет трудно, я снова посмотрю вверх и вспомню, кто я есть. Я бесконечность!»

В. смотрел в небо и наслаждался покоем. Он мыслил сейчас очень четко и ясно. Он понимал причины всех своих поступков, которые до того казались ему столь странными.

«Вот она, утрата, которую я оплакивал в Оттяге. Я потерял свою беспредельность, когда‑то давно, наверное, еще в детстве, ‑ думал В. ‑ И это случилось не только со мной, но и с другими людьми тоже. Нас всех поглотили мелкие обыденные заботы, которые уничтожили в нас самое ценное – нашу связь с небом. Мы стали слабыми и беспомощными, мы живем в постоянном страхе и беспокойстве, пытаясь найти друг в друге то, что безвозвратно утратили – нашу бесконечную суть. Но я вновь обрел себя настоящего. Здесь, взаперти, всеми брошенный и позабытый, я вернул себе свою беспредельность. И я уже никогда не буду больше несчастным и одиноким. Я вернулся в небо, я не забуду себя. Я бесконечность!

Я знаю, где тот приют, в котором я всегда обрету покой и утешение. Он в ночном небе. Небо никогда не оттолкнет меня, не осудит и не проклянет. Даже если я тысячу раз ошибусь, оно примет меня в свои объятия. Чтобы раствориться в небе, мне не нужно быть умным или глупым, добрым или злым, сильным или слабым, нужно только помнить. Помнить, что я бесконечность.

Это так просто, но невыносимо сложно. Удастся ли это мне? Вряд ли. Сейчас мне так хорошо, так спокойно. Но я устал, я хочу уснуть. Я не могу спать… если усну, то все забуду и снова стану одиноким и несчастным. Но мне не избежать этого, не избежать… Все проходит, все прошло… Только тишина и покой… Все прах и суета…»

И В. уснул.

 

Глава 23. Двадцать три исчадия ада

 

‑ Я тебе башку проломлю!

‑ А‑аа, не трогай меня, не трогай! Мамочка, мама!

‑ Ну‑ка иди сюда, на вот тебе, получи, придурок!

‑ Нет, не надо, не бей меня! А‑а‑а‑а‑а!

‑ Мальчики не ссорьтесь, давайте лучше любить друг друга, дай я тебя поцелую!

‑ Отстань, слюнявый! Получи и ты тоже!

‑ Ой! Зачем дерешься? Но мне нравится! Шлепни меня еще разок!

В., кажется, снилось, что какие‑то люди ругаются и спорят. Но нет, это не сон! Кто‑то шумел и кричал прямо возле него! Кто это? В. открыл глаза и в первую минуту не понял, что происходит. Комната была переполнена людьми, которые толпились здесь, налетая друг на друга, сбивая друг друга с ног.

Около того места, где В. лежал на полу, трое человек затеяли свару. Один из них был настроен исключительно враждебно и постоянно давал тумаков двум другим. Второй только причитал, плакал и звал маму. По причине его беспомощности ему больше всего доставалось от забияки. Третий то ли пытался помирить этих двоих, то ли хотел сам поучаствовать в выяснении отношений, было непонятно. Он не плакал и не задирался, но глаза его масляно блестели, он напоминал сильно выпившего человека.

Взглянув на других людей в этой комнате, В. увидел, что и они тоже были какими‑то странными. Один царапал лицо ногтями и рвал на себе волосы, другой стоял посреди комнаты, бесцельно глядя в одну точку, третий постоянно чертыхался, бегая по комнате взад‑вперед и расталкивая всех, кто ему попадался на пути, еще один встал на четвереньки и так ползал под ногами у других. Тут было целое собрание престранных личностей.

В. моргнул пару раз и окончательно проснулся. И тут у него буквально волосы встали дыбом! Всякого он уже навидался, но вот такого! Все эти люди в комнате были самим В.! И трое у дивана были В., и чудак на четвереньках был В., и безумец, раздирающий свое лицо – все они были никем иным, как В. собственной персоной.

В. со страху натянул одеяло на голову, надеясь, что все происходящее окажется сном, но напрасно, крики не утихали, и В. не исчезали. Содрогаясь от ужаса, В. выглянул из‑под одеяла. Кругом царил хаос. В. беспорядочно бродили по комнате, ползали, бегали, дрались, плакали, смеялись, стонали, выли и чего только не вытворяли. Какой‑то нервный В. начал ломать один из бордовых пуфиков, чудом уцелевших после погрома, учиненного В. на третий день заточения. Настоящему В. пришлось вскочить с кровати, отобрать у него пуфик и отогнать неврастеника прочь.

С открытым ртом, в полной растерянности, В. стоял среди целой орды тех, кто, как он уже догадался, назывались невыраженцами. Хвала небесам, об этом явлении В. знал достаточно, чтобы не впасть в ступор. Но его приводил в ужас не сам факт существования невыраженцев (хотя и странно было видеть со стороны себя самого), а их число и многообразие. Только в этой комнате толпилось больше десяти человек. Еще двоих он приметил в прихожей. И на кухне тоже было несколько воплощений его самого.

На кухне какой‑то сосредоточенный В. пыхтел, пытаясь сдвинуть печку с места.

‑ Точно как я два дня назад, ‑ сказал себе В. и тут же осекся: ‑ Глупец, он и есть ты!

Парочка В. слонялись туда‑сюда бесцельно, а один задумчиво ковырял стену пальцем, время от времени пробуя на вкус то, что ему удавалось отскрести. Другой В. с горящими пьяными глазами направился прямо к В. настоящему и повис на нем, крепко обхватив его за шею руками. Распустив слюни, он попытался поцеловать В. в губы.

‑ Тьфу ты! ‑ плюнул настоящий В. прямо ему в лицо и с трудом оторвал от себя того, кого Джадж, наверно, назвал бы похотьным невыраженцем. Похотьной невыраженец, впрочем, ничуть не стушевался, а принялся приставать к другому В., которого смело можно было поименовать грустьным невыраженцем. У этого в глазах застыла вся мировая скорбь. Брови его сложились домиком и уже не изменяли своего положения.

‑ Вот ведь, боже мой, ‑ пробормотал В., ‑ неужто и у меня бывает такое лицо? Не хотелось себе в этом признаваться, но, видимо, эту гримасу невыраженец позаимствовал именно у В. и ни у кого другого.

Тут на кухню вбежал тяжело дышащий В. Видно было, что он неимоверно раздражен. Он озирался вокруг в поисках кого‑нибудь, на ком можно было бы выместить свою злость. Он кинулся было на настоящего В., но получил хорошего пинка и отлетел прямо к В., колупавшему стену, который тут же был им использован в качестве боксерской груши.

‑Кошмар! ‑ вскрикнул В. и, схватившись за голову, побежал в ванную комнату. Он надеялся там закрыться и хоть какое‑то время не видеть этих исчадий ада. Однако, ему не суждено было уединиться, так как в ванне сидел, как и следовало ожидать, очередной невыраженец, который с отсутствующим видом поливал себя несуществующей водой из душа.

В. вышел из ванной в полной прострации. Он не знал, куда податься. Единственное, что ему оставалось – это пройти в комнату, сесть там в кресло и молча наблюдать за самым странным зрелищем, которое ему когда‑либо доводилось видеть.

Он порадовался, что убрал Парадный Татачи в чулан – попади он в руки этих одержимых В., здесь неминуемо пролилась бы кровь. Невыраженцы неистовствовали. От нечего делать, В. стал их классифицировать. Он насчитал двух злостьных (эти все порывались поколотить других), три штуки скорбьных или грустьных (они просто расхаживали с мрачными лицами), и двух похотьных (которые липли ко всем подряд). Еще было двое плакостных В., которые непрестанно лили слезы, и двое каких‑то совершенно безумных, с такими страшно искаженными лицами, что В. боялся даже смотреть на них, их В. назвал свихнувшиеся.

Трем более‑менее спокойным воплощениям самого себя В. затруднялся подобрать название, поэтому он окрестил их просто тихонями. А один В. расхаживал таким надутым индюком, что В. ни минуты не сомневался, что имеет дело с высокомерностным невыраженцем. Еще один В. постоянно пытался что‑то отобрать у других и спрятать несуществующее добро под кроватью. В. догадался, что это был жадностьный невыраженец.

Другой В. постоянно косил недобрым взглядом на остальных В. и ставил им исподтишка подножки. В. подумал, что это должен быть завистьный невыраженец. Тот В., что копошился у печки, видимо, был одержим упрямством, потому что он никак не желал с этой печкой расстаться и, невзирая ни на что, по‑прежнему продолжал пыхтеть, пытаясь сдвинуть ее с места. В. обозвал его упрямым ослом.

Невыраженцу с недобро‑хитроватым лицом В. затруднялся подобрать наименование, но в конце концов нарек его пакостьным невыраженцем, только потому, что тот находил явное удовольствие в наблюдениях за тем, как злостьные невыраженцы лупили других. Тот, что ползал на четвереньках, был заклеймен как самоуничижаюстный невыраженец.

В. разглядел в углу еще одного субъекта, у которого в глазах рисовался такой живописный ужас, что В. тут же понял, что это страшной невыраженец. И оставался еще экземпляр в ванной комнате, которого В. окрестил попросту недоумком. Итого ровно двадцать два невыраженца. Эта цифра впечатляла. Если Джадж был так потрясен наличием одного своего невыраженца, то что он сказал бы о том, что у В. невыраженцев оказалось целых двадцать две штуки!

Сам В. был в совершенном смятении. Волей‑неволей ему пришлось любоваться на одержимых В., и он вдоволь насмотрелся на все свои негативные проявления. Особенно он устал от плаксивых В., которые чуть ли не лужи на полу налили из своих слез. Эти В. выглядели так жалко, что В. зарекся когда‑нибудь плакать. Впрочем, и остальные невыраженцы не уступали плаксивым в редкостном очаровании. Более всего были хороши те двое безумцев, из которых один уже разодрал себе в кровь лицо, а другой строил такие гримасы, что казалось, у него вот‑вот вылезут глаза из орбит или порвутся щеки.

Наблюдая за невыраженцами, В. обнаружил, что они представляют собой воплощение только одной определенной эмоции. Невыраженец постоянно находился в одном и том же настроении, которое, по‑видимому, не мог изменить. Так, похотьные были одержимы похотью, злостьные – злостью, скорбьные – скорбью и так далее. Невыраженцев можно было скорее назвать «выраженцами», потому что они как раз всеми силами старались выразить ту эмоцию, которую олицетворяли. Их буквально распирало от переполнявшего их чувства. При этом, все, что существовало вокруг них, было только объектом для излияния этого чувства. Поэтому похотьным было все равно, к кому липнуть, а злостьным было все равно, кого дубасить.

Невыраженцы были особенно отвратительны тем, что, внешне походя на людей, они тем не менее людьми в полном смысле этого слова не были. Если человека, даже поглощенного своим чувством, обычно все же можно было успокоить, то с невыраженцами на подобный трюк нечего было и рассчитывать. Они ничего не видели и не слышали, кроме того, что хотели видеть и слышать. Злостьным все время казалось, что им угрожают, похотьным – что все вокруг них так же одержимы сладострастием, как и они, для плакс любое слово было только поводом лить слезы, а двое безумцев и вовсе ничего не слышали и не видели. А что уж такое там сидело в ванной, и как оно воспринимает окружающую реальность, В. боялся даже подумать.

Было неприятно осознавать, что в некоторые минуты своей жизни В. ничем не отличался от своих невыраженцев. Он, наверно, и выглядел точно так же, как они, когда был одержим эмоциями. И точно так же он не обращал ни на что вокруг внимания, целиком погрузившись в свои переживания.

В. долго наблюдал за своим ожившим безумием. Но вечно так продолжаться не могло. В. и сам начинал сходить с ума, наблюдая за своими невыраженцами. Но что он может поделать? Выгнать их некуда. Как же ему избавиться от них? Может быть, стоит перебить всех этих обормотов? Но вдруг после того, как он их прикончит, они не исчезнут, а будут разлагаться и смердеть? Тогда уж В. точно крышка. Двадцать два трупа это не шутки.

Но не могут же они быть и в самом деле реальными, такими же, как настоящие люди! Ведь Джадж говорил: невыраженцы – это всего лишь засидевшиеся в печенках эмоции, а что такое эмоции? Разве они материальны? Нет! Невыраженцы только призраки и нечего более. Наверняка стоит дунуть, и они обратятся в дым, в ничто.

В. подошел к одному из невыраженцев, который казался самым тихим. Он безучастно смотрел в одну точку. В. взял его за руку. Никакой реакции со стороны невыраженца не последовало, но рука была такой теплой и настоящей, что В. вздрогнул. Призрак ли это или человек? Есть способ это выяснить.

В. подобрал один из валявшихся на полу обломков разбитого им в приступе гневного безумия стула. Обломок был острым, им вполне можно было убить человека.

В. осторожно подошел к невыраженцу сзади. Тот стоял смирно, как покорная овца. Его обнаженная шея была полностью открыта для удара, но он был так тих и беззащитен, что у В. рука на него не поднималась. Но в то же время ему не хотелось связываться с чересчур активными невыраженцами, такими как злостьные. Ведь они наверняка сопротивляться начнут, как бы В. самому не пострадать. И он, вздохнув, занес руку над шеей невыраженца.

Он видел затылок, вроде бы знакомый и в то же время как будто чужой, ведь В. никогда не разглядывал свою голову с такого ракурса. Видел раковины ушей, видел жилку на шее, в которой билась кровь. Да что же это такое? Нет, он не может этого сделать, не может! Все это так походило на убийство настоящего человека, что В. был не в состоянии нанести удар. Но что же делать? У него больше нет сил выносить нескончаемый парад его наихудших пороков. Чувствуя себя последним мерзавцем и догадываясь, что поступает неправильно, В. резко обрушил обломок на шею невыраженца… и в тот же миг взвыл от боли.

Из раны на шее невыраженца полилась кровь. Невыраженец никак не отреагировал, только чуть вздрогнул, а вот В. чуть не плакал от боли. На его настоящем теле не было ни царапинки, но сильная боль в шее как раз в том месте, куда В. ткнул невыраженца, не оставляла никаких сомнений, что В. по сути нанес удар самому себе. Охая и держась за шею, В. отошел от невыраженца. Вот оно как! А что же произойдет, если В. вздумает прикончить одного из них? В. совсем не хотелось проверять эту теорию на практике…

Итак, убивать невыраженцев нельзя. Что же делать? Больше ничего в голову не приходило.

‑ Эй вы! ‑ громко крикнул В. ‑ Эй вы, идите отсюда! Пошли вон, я вам говорю! ‑ и В. замахал на невыраженцев руками.

Но ни его крики, ни какие‑либо манипуляции руками не могли привлечь внимание невыраженцев, с головой погруженных в свои чувства.

«Вот ведь еще напасть!» ‑ думал В. Он продолжал бродить среди невыраженцев, пытаясь спровадить их сам не зная куда. Но единственное, чего он достиг, это того, что два злостьных невыраженца раздражились и вдвоем напали на В., который еле унес от них ноги.

«Да уж, проблема!» ‑ качал головой В., наблюдая как один из плакостных невыраженцев упал на диван, и зашедшись в истерике, дрыгал ногами. Жадностьный невыраженец тут же подбежал к дивану и стал отбирать рваные подушки у плачущего В., в то время как похотьной крался к дивану, что‑то мыча себе под нос и облизываясь.

‑ А что б вас! ‑ раздосадованный В. отвернулся. Он не мог смотреть на это безобразие. Но опять ему оставалось только молча наблюдать, ведь куда ни поворачивайся, повсюду наткнешься на очередного одержимого чувствами В.

Через какое‑то время В. даже привык к шуму, гаму и суете вокруг. Хотя это зрелище навевало тяжелые думы.

«Неужели я сам породил все эти создания? ‑ спрашивал себя В. ‑ Хорошо, я согласен, злости в последнее время у меня было предостаточно. Но эти‑то откуда? Откуда жадность, зависть, похоть? А вон тот пакостник? Его хлебом не корми, дай только посмотреть, как издеваются над другими. Неужели все это я? Неужели это мои чувства?»

В. посмотрел на безумного В., который вытащил изо рта язык и тянул его, словно пытаясь вырвать с корнем. «А это что означает? Может, я и вправду схожу с ума? Или уже сошел? Невозможно поверить, что мною когда‑нибудь владело что‑то подобное», ‑ недоумевал В. Он не отрываясь, смотрел на безумного невыраженца, стараясь понять, вспомнить…

И он вспомнил. Это случилось не день и не два, а несколько лет назад, когда у В. еще была работа. В. тогда сидел на невыносимо скучном и невероятно занудном заседании в большом конференц‑зале за огромным столом, где собралось около тридцати человек. Каждый из этих тридцати по очереди напыщенно излагал свое авторитетное мнение. Свою занудную речь В. уже произнес, и теперь ему оставалось только слушать других, что, конечно же, не могло представлять ровно никакого интереса. Лица заседавших в его глазах давно слились в одно наводившее тоску мутное пятно.

В. подпирал рукой щеку и поглядывал на часы, но время никак не хотело бежать быстрее. В. разглядывал этих лощеных господ, сидевших с такими серьезными лицами, веривших, что они заняты важным делом, и эта атмосфера скучной сверхупорядоченности в конце концов опротивела ему.

Он вдруг подумал, а что будет, если он сейчас заберется на стол, скинет пиджак и примется корчить страшные рожи? Интересно, такое событие способно изменить выражение их лиц? Скорее всего, нет. В. уже видел, как двое дюжих охранников утаскивают его из зала, а заседание продолжается, как ни в чем не бывало. Может быть, кто‑нибудь тихонько ухмыльнется в кулачок, но пожалуй, на этом весь инцидент будет исчерпан.

Вот тогда, видимо, в В. и зародился этот невыраженец, по крайней мере, похоже на то. Именно такие гримасы В. себе и представлял. А если бы он выразил то, что ему так хотелось выразить? Тогда бы невыраженца не было? Этого В. не знал, но ему показалось, что он на верном пути. Его осенило: «Если я выражу свои чувства, то невыраженцы исчезнут, потому что им нечего уже будет невыражать!» Такое решение казалось гениальным. В. тут же принялся претворять его в жизнь.

Он встал напротив безумного невыраженца и начал корчить рожи. Невыраженцу от этого было ни жарко, ни холодно. «Маловато чувства», ‑ подумал В. и попытался припомнить и выразить как можно полнее ту жажду протеста против серой тоски, что терзала его когда‑то.

Он вошел в раж и кривлялся под конец куда артистичнее своего невыраженца. На минуту В. и сам поверил, что полностью выразил свою немного съехавшую с катушек сторону, но на невыраженца это никак не повлияло.

«Нет не то, ‑ подумал В., ‑ должно быть, я ошибся. Оставим пока в покое этого сомнительного невыраженца. Возьмем чего‑нибудь попроще».

И он решил заняться злостьными невыраженцами. «Уж это‑то мне знакомо», ‑ думал В. Он очень старался и немало преуспел в возбуждении у самого себя безудержного гнева, но злостьные невыраженцы по‑прежнему были тут как тут, целые и невредимые. В. попробовал свои силы в выражении грусти, передразнивая плакостников, но снова безрезультатно. Единственным следствием его стараний было то, что В. выбился из сил и уже не мог вызывать у себя какие‑либо чувства. Он без сил повалился в кресло. И снова ему оставалось только наблюдать.

Но сейчас уже В. смотрел на всех этих убогих созданий совершенно другими глазами. Он наконец понял, что действительно составляет с ними одно целое, и это понимание вызвало в нем некий переворот. Теперь невыраженцы уже не казались ему исчадиями ада, но скорее капризными детьми, которых плохо воспитали. В. даже почувствовал к ним нечто вроде нежности.

И в какой‑то момент он подумал: «Раз я не могу ничего с ними поделать, пусть остаются. Уж лучше пусть будут здесь, при мне. А то еще обидит их кто‑нибудь».

И в тот же миг, как он это подумал, невыраженцы начали исчезать. Вернее, они не исчезали, а просачивались сквозь стены, отправляясь туда, где В. уже не мог их видеть. Сперва они вдруг как‑то разом все притихли, а потом заспешили прочь, словно вспомнили о неотложных делах. Даже тот, который сидел в ванне, выбрался оттуда и с тем же отсутствующим выражением лица прислонился спиной к стене и провалился в нее, как в яму. В., затаив дыхание, следил, как невыраженцы один за другим покидают его жилище, пока не осталось ни одного из так досаждавших ему существ.

Как ни странно, это событие не вызвало у В. особой радости, напротив, он почувствовал нечто вроде тоски по уехавшим навсегда родственникам. В. побродил по квартире, выискивая, не осталось ли где‑нибудь хоть одного невыраженца, но их и след простыл. Теперь в квартире воцарилась звенящая тишина. Причем эта тишина распространилась не только на все углы и закоулки комнат, но и на самого В., который вдруг осознал, что все мысли в нем стихли.

В. как‑то разом совершенно обессилел, будто только невыраженцы поддерживали его интерес к жизни. Теперь он так равнодушно взирал на все вокруг, что казалось, будто невыраженцы унесли с собой все его чувства. «Теперь я пустой, ‑ подумал В. ‑ Пустой и холодный. Теперь я готов», ‑ и ледяная дрожь пробрала его. Готов? К чему готов? К чему‑то страшному и неизведанному, но неминуемому. В. упал на диван, с которым уже успел сродниться, и спокойный сон пришел к нему.

 

Глава 24. Нежность

 

В. открыл глаза. Что это вокруг? Сон или явь? Где он? Ах да, это Дом тысячи дверей. Тысячи тайных, пугающих, исчезающих, неуловимых дверей… Мистер, Леяна, Джадж… Как давно это было, как далеко. Кажется, он был зол на кого‑то, или на самого себя... Какая разница. Теперь ему все равно. Даже если бы В. захотел, он не смог бы сейчас почувствовать ни злобы, ни раздражения, впрочем, как и радости, наверное, тоже. В. терял свою жизненную силу, она сочилась из его пор, растворялась в воздухе с каждым выдохом, растрачивалась в последних ударах сердца. Капля по капле жизнь покидала В., и он не мог и не хотел ничего поделать с этим.

Без тени сомнения В. знал, что он проиграл. Никто и ничто не спасет его. Теперь все кончено. Какая‑то его часть еще боялась и противилась приближавшемуся концу, но скоро и она сдастся, и тогда последняя преграда будет смыта могучим потоком, гул которого уже давно слышит В. Как мог он пытаться что‑то противопоставить этой сокрушительной, слепой и безличной силе? Силе, более великой, чем та, что вращает планеты и взрывает звезды. Он в полной ее власти, он ничто перед нею. И она унесет его прочь, увлечет за собою, как полноводная река увлекает мелкую соринку, и он не сможет ей помешать. Никто не сможет ей помешать.

Вдруг что‑то словно остановилось в В. Все ушло. Он спокойно поднялся с дивана. Так странно, он даже нашел в себе силы встать. Но это действие не имело никакого смысла, потому что искра жизни была утрачена им безвозвратно. Он прошелся по комнате и нашел небывалое утешение в том, чтобы рассматривать те вещи, которые раньше казались ему такими обыденными и тривиальными – стол, диван, бордовые пуфики, изуродованные мечом кресла, обломки стульев. Теперь эти обыденные вещи стали мистическими стражами того мира, который он покидал.

«Я уйду, а они останутся», ‑ думал В., и ему так это казалось странно и захватывающе одновременно. Происходило то, чего раньше с ним никогда еще не бывало. Как это необычно: быть и не быть в этом мире! В. знал, куда его несет течение времени – к неизбежному концу – но, тем не менее, он спокойно отдался на его волю, как путешественник, который плывет по реке и наслаждается красотой видов, заранее четко представляя себе конечный пункт назначения, куда он неминуемо попадет.

В. подошел к декорации, изображавшей окно. Вдруг в какой‑то миг она перестала быть только картонным муляжом и действительно стала окном. Через стекло В. увидел холодный осенний день, сумрачный и серый. Но этот день не был для В. ни тоскливым, ни унылым. В. упивался его щемящей сердце красотой, наблюдая за причудливым танцем кружившихся в воздухе желтых листьев. Каждая частица этой живой картины, будь то дерево, серые облака или спешившие куда‑то, спрятавшиеся под зонтами люди, проживала свою собственную жизнь, но при этом гармонично вписывалась в единое целое.

Люди скрывались от порывов холодного ветра за высокими воротниками. В. почувствовал укол зависти. «Я уйду, а они останутся», ‑ подумал он опять, но в ту же минуту зависть сменилась покоем и умиротворенностью. «Мне это не нужно, ‑ сказал себе В., ‑ мне уже ничего не нужно».

Он отошел от окна, ожидая, что оно опять превратится в картонную декорацию, но этого не произошло. В. даже ощутил легкую досаду от того, что окно не исчезло. Он чувствовал себя как засыпающий человек, которого растормошили, чтобы рассказать ему интересную историю. «Да, да, ‑ бормочет тот в полусне, ‑ это очень занимательно…» ‑ но на самом деле он хочет только одного – чтобы его оставили в покое. Может быть, теперь В. и мог бы разбить окно и позвать на помощь. Но дело было не в том, что он мог, а в том, чего он хотел. Он не хотел спасаться. Он хотел только одного: довериться этому спокойному течению, которое неотвратимо несло его к тихой гавани.

«Я умру», ‑ подумал В. Все‑таки прав оказался Жирмила, когда предрекал ему скорую смерть. «Вероятность летального исхода более пятидесяти процентов...»Так и случилось. Смерть уже стоит на пороге. Пройдет еще несколько часов, и В. умрет.

В. посмотрел на себя, на свои руки, ноги, живот… «Мое тело умрет», ‑ подумал он. Ему стало жаль тела, как старого доброго друга, с которым многое довелось пережить вместе. В. погладил и поцеловал свою руку. «Я люблю тебя и благодарен тебе, ‑ сказал он своему телу и опять подумал: ‑ Я уйду, а оно останется… Значит, тело – это не я. Тогда что же я?»

В. задумался. Все, что он мнил собой, разрушилось. Не осталось и следа от того В., каким он был когда‑то. Все погибало ‑ его тело, разум, чувства. «Если я не тело, которое умрет, и не разум, который угаснет, и не чувство, которое преходяще и изменчиво, то что я такое? Кто я? Кто мы?» ‑ спрашивал себя В. и не находил ответа. Но он знал, что скоро приблизится к разгадке этой тайны.

Он снова подошел к окну. Его сердце при взгляде на город за окном наполнилось небывалой нежностью и небывалой болью. Он не знал, как могли эти два чувства соединиться, но знал, что они неотделимы друг от друга. Словно бы он сам и мир вокруг каждую секунду рождались и каждую секунду умирали.

В. вспомнил, как позавчера он смотрел в ночное небо и думал о своей беспредельности, как ощущал в себе силу звездной бездны. Но сейчас он не мог найти утешение в небе. «Я не бесконечность, ‑ говорил себе он. ‑ Я слишком слаб и ничтожен. Я всего лишь человек, и я скоро умру. Все кончено. Нет больше чувств. Только нежность и печаль – вот все, что у меня осталось».

Теперь, когда он был так близок к концу, В. понимал, что не только он сам исчезнет, но рано или поздно исчезнет все, что он сейчас видел перед собой. Он смотрел на дома и видел на их месте только древние развалины, смотрел на людей и представлял их лежащими в гробах. Все рано или поздно умрет, исчезнет, сгинет навсегда.

«Если это неизбежно, ‑ подумал В., ‑ тогда зачем жить?» Он прислонился лбом к стеклу. Картина за окном изменилась. Заходящее солнце пробилось сквозь тучи и бросило алые отблески на окна домов. Никогда в своей жизни В. не видел ничего столь прекрасного. Сотни раз он наблюдал закаты, но никогда прежде не ощущал столь пронзительного наслаждения красотой. Солнечный свет наполнял В. собою, его тело теряло плотность и становилось прозрачным, призрачным. Но потом мгновенное наваждение прошло. Нет, ему не быть светом. Он всего лишь человек, просто человек, пока еще человек.

В. отошел от окна и лег на диван, чтобы уже не встать с него. Угасала его жизнь и вместе с ней угасали и светильники на потолке, в комнате становилось все темнее. В. вспомнил слова Мистера. «Темная комната, ‑ еле заметно усмехнулся он. ‑ Я так и не выбрался из нее».

Он наблюдал, как за окном закончился день и на смену ему пришла ночь. Тьма опустилась на улицы города, а потом медленно вползла в комнату. Она заполнила собой окно, растеклась по подоконнику и разлилась на стены, подбираясь к В. Вот она крадется неслышно, приближается медленно, но неотвратимо… В. вздрогнул, когда тьма коснулась пальцев его ног. Она не вызывала ни холода, ни неприятия. Еще один последний вдох, и черная тьма поглотила его…

 

Глава 25. Похороны

 

Была только черная тьма и ничего больше.

Но вдруг что‑то неуловимо изменилось, и в тишину и покой темноты вторглось нечто неопределенное, но будоражащее. Ни звук и ни образ, но что‑то существовало и притягивало внимание к себе. Оно говорило без слов: я есть, я существую, посмотри на меня. Будто голос, пробивавшийся через толщу воды, или лицо в плотном густом тумане. Кого зовет этот голос? Он зовет меня? Но я… это я? Я есть? Я существую? И разом осознав свое «я», В. воскрес из небытия. Вокруг него ничего не было, кроме черной тьмы, но он слышал какой‑то неясный звук, который навязчиво привлекал к себе внимание. Этот звук раздражал В., ему хотелось отмахнуться от него, но звук становился все громче и настойчивее, пока вдруг не сложился в слова:

‑ Ну же, дорогой В., перестаньте упрямиться наконец! Не вечно же мне к вам взывать, ‑ сказал насмешливый голос, и перед В. возник Мистер собственной персоной. Теперь они, В. и Мистер, парили вдвоем посреди черной тьмы.

‑ Благодарю вас за то, что наконец‑то обратили на меня внимание, ‑ смеясь сказал Мистер.

В. кивнул. При этом ему было странно, что у него имеется голова, которой он мог кивать. Кажется, у него есть не только голова, но и тело. В. посмотрел на себя, руки, ноги – все на месте.

‑ Вы все еще злитесь на меня? ‑ улыбался Мистер.

В. обратил взор в глубины своего «я», но не нашел там ни следа тех чувств, о которых говорил Мистер. Если бы Мистер не сказал о злости, В. даже не вспомнил бы, что она существует. Внутри себя В. обнаружил только абсолютную, еще непривычную, легкость и пустоту.

‑ Где я? ‑ спросил В.

‑ Вопросы! Опять вопросы! ‑ засмеялся Мистер, ‑ как сильны привычки! Зачем вопросы тому, кто и сам все знает, а?

В. снова обратился к себе и обнаружил, что он и вправду, как выразился Мистер, «все знает». Только он пока еще не понимал, что именно он знает, но он уже знал ответ на свой вопрос.

‑ Я нигде, ‑ сказал В., вызвав у Мистера еще одну улыбку.

‑ И как ты себя чувствуешь «нигде»? ‑ засмеялся Мистер.

В. подумал немного.

‑ Никак. Я чувствую себя никак.

И этот ответ В. заставил Мистера смеяться:

‑ Прекрасно! Это лучшее самочувствие на свете! ‑ воскликнул Мистер и крутанулся на каблуках, не в силах сдержать восторг.

В. ощутил неопределенное щекочущее чувство, словно он хотел сделать что‑то, но сам не знал, что именно. Ему так хорошо было в этой темноте, ему действительно было «никак», и в чем‑то Мистер был прав, когда говорил, что это лучшее самочувствие на свете, но сейчас Мистер и его смех внесли диссонанс в состояние В. Теперь ему словно чего‑то не хватало. Он хотел было опять задать вопрос Мистеру, мол, что это с ним, но вспомнил о знании‑обо‑всем и обратился к себе. И в ту же секунду он все понял.

Он понял, что «никакое» самочувствие было очень гармоничным, но Мистер своим смешливым настроением напомнил В. о том, что можно чувствовать себя не только «никак», но еще и «как‑то». В. понял, что ему не хватает эмоций, которые окрасили бы действительность в новые тона. И в самом деле, привычки сильны, и потому В., по обыкновению своего человеческого существования, захотел себя чувствовать «как‑то».

Но он сейчас слишком холоден и отстранен, как воскресить свои чувства? И снова В. спросил у себя самого, и снова получил четкий ответ: «Обратись к своей копилке». Копилке? Это еще что такое? Опять вопрос‑ответ: «Это собрание всех пережитых тобой эмоций». Ого! У него и такое оказывается есть! А ну‑ка посмотрим, что там…

И В. с любопытством заглянул в эту копилку – внутрь самого себя. Каких только чувств он там не увидел! Слова меркли перед подобным многообразием. Счастье, ревность, страх, восторг – все было здесь до самой легчайшей улыбки, до самой крохотной слезинки! А вот и злость, про которую говорил Мистер! У, такая сильная! О нет, ее, пожалуй, лучше не трогать. Что бы тут такое найти, что бы выбрать? Хм, вот это, пожалуй, подойдет, такая же легкая веселость, как у Мистера, примерю‑ка я ее…

И В. впустил в себя это чувство из своей копилки и в тот же миг ощутил, как реальность неуловимо изменяется. Вернее неуловимо изменился только Мистер, потому что он был пока единственным объектом, который В. мог наблюдать. До того В. не замечал костюма Мистера, а теперь увидел, что наряд на нем весьма занятный: какой‑то древний пиджак, расшитый райскими птицами, брюки в разводах и островерхая шляпа, украшенная павлиньим пером. В. прыснул со смеху.

Мистер внимательно наблюдал за ним.

‑ Хорошо, ‑ произнес он, и В. уже не нужны были вопросы, чтобы понять, что Мистер одобряет и то, что В. нашел копилку, и то, что он выбрал в ней подходящее чувство.

Мистер устремил на В. пронзительный взгляд:

‑ Ты готов?

Веселая беззаботность владела В., и он ответил без колебаний:

‑ Я готов!

Мистер взял В. за руку, в другой руке у Мистера оказалась трость. Он начертил этой тростью пару замысловатых фигур в черной тьме, и темнота начала проясняться, светлеть. Перед ними возникло толстое стекло, за которым…

Там собрались все. Как много людей! Вот бывший начальник В., а вот его бывшие коллеги. А это его школьные друзья, с ними В. славно покуролесил в свое время. Его родители. И Она, П.! Она тоже здесь! Как же она хороша, ничуть не изменилась! Почему у нее такой печальный вид? Слезы льются у нее из глаз. Зачем они здесь собрались? В. не было видно, вокруг чего толпились люди. «Эй, вы двое, отойдите‑ка в сторонку!» ‑ крикнул он.

Словно бы услышав В., толпа расступилась. На высоком столе стоял подбитый черным бархатом гроб. А в нем лежал кто‑то смутно знакомый, с острым носом и окаменевшим лицом. Понимание вдруг озарило В. Это он! Он сам! Так он умер? В. посмотрел вопросительно на Мистера, тот в ответ только печально покивал головой.

В. отпустил руку Мистера и подошел к стеклу. Он смотрел на свое тело, которое было исхудавшим и почерневшим. Так он все‑таки умер? Но это не он! В. узнает свои черты, и родинку на щеке, но он не может поверить, что когда‑то он был тем, что лежало в гробу такое бесповоротно мертвое, сухое, недвижимое.

В. стало очень жалко себя. Он мертв? Но он не хочет умирать! Не так и не сейчас! Еще не время! Неужели они его похоронят? Забьют крышку гроба гвоздями, опустят гроб в холодную яму, и его тело, которое он холил и лелеял столько лет, будет отдано на съедение червям?

‑ Нет, я не хочу! Слышите? Не хочу! ‑ В. колотил кулаками по стеклу. ‑ Я не хочу умирать! Уйдите все! Уйдите! Это не похороны, это фарс! Почему никто не спросил меня? Я не разрешаю вам его хоронить, нет! Оставьте его, уйдите прочь!

В. кричал, срывая голос, но тут кто‑то тихонько тронул его за плечо. В. посмотрел в мягко светящиеся глаза Мистера.

‑ Помни, ‑ сказал Мистер, ‑ ты можешь выбирать.

‑ Что выбирать? ‑ чуть не плача спросил В.

‑ Твои чувства! Ты можешь выбирать эмоции. Ты уже забыл?

В. недоуменно смотрел на Мистера. Да, он обо всем забыл! О копилке, о том, что может выбирать чувства. Но как же так? Печаль и сожаление сами нахлынули на него, он ничего не выбирал! Почему так получилось?

Мистер словно читал его мысли:

‑ Ты слишком быстро выбрал, и потому сам не заметил, как сделал это.

В. был озадачен. Он посмотрел за стекло и опять почувствовал сожаление и грусть. Теперь, когда им снова овладели чувства, он не мог мыслить ясно. От знания‑обо‑всем осталось не так уж и много, и потому В. было трудно понять, о чем говорил Мистер.

Мистер улыбнулся, словно знал, что происходит с В.:

‑ Хорошо, я помогу, ‑ сказал он и опять начертил в воздухе несколько загогулин тростью. Все исчезло: и гроб, и похороны, осталась только черная тьма.

‑ Так лучше? ‑ спросил Мистер.

В. сразу же пришел в себя. Но как мог он так быстро утратить контроль над собой?

Мистер понимающе посмотрел на В.:

‑ Все не так уж сложно. Ты ведь знаешь, как управлять своими чувствами, не так ли?

В. кивнул. Он знал. Нужно всего лишь помнить о том, что он может выбирать.

‑ Что ж, попробуем еще разок? ‑ спросил Мистер. В. кивнул. И опять Мистер изобразил замысловатые письмена тростью и опять появился мертвый В. в гробу и люди, которые пришли на похороны.

Но живой В. уже был во всеоружии. На этот раз он сосредоточился на том, чтобы помнить. Помнить о «никаком самочувствии». Он смотрел спокойно на происходящее, безо всяких эмоций, так, словно это не он, В., лежал на смертном одре. И тогда он понял, почему печаль овладела им. Потому что это была для него самая простая и понятная реакция. В. привык, что на похоронах все плачут и сожалеют, и сам тоже принялся оплакивать себя и сожалеть. Поняв это, В. стал свободен от скорби.

Теперь настал черед следующего шага. У В. даже захватило дух от собственной смелости. Что еще он может выбрать, спрашивал он себя, и отвечал сам себе: все что угодно! На первый раз для контраста В. выбрал веселье.

Ему стало радостно оттого, что его дух освободился от оков бренной плоти. Теперь не придется больше голодать и болеть, не придется заботиться об одежде. Наконец‑то он действительно свободен! От радости В. даже рассмеялся. А потом настал черед другого шага…

И В. выбрал страх. В. представил холодную, глубокую и темную яму, в которую опустят его тело, и его пробрала ледяная дрожь. В. ощутил, как страх разрастается и грозит опять ввергнуть его в беспамятство. Но В. был настороже…

И он выбрал зависть. Он вспомнил все прекрасные и чарующие моменты своей жизни, вспомнил обо всем, что не сбылось, и ему показались не милы все эти люди, которые еще живут, еще могут надеяться. Но он не поддался и зависти…

Он выбрал блаженство. Ему стало так хорошо, он словно парил над происходящим, сердце его переполняла любовь ко всем людям. Все, что случилось, казалось ему правильным и закономерным. Он умер? Так и должно быть. Как прекрасно быть мертвым! Нескончаемое блаженство! Здесь В. чуть было не забылся, так заманчива была перспектива пребывать в нескончаемом блаженстве, но легкий кашель Мистера вовремя вернул его к самому себе…

Тогда он выбрал гнев. Как может быть такой несправедливой судьба, отнявшая у него жизнь именно в тот момент, когда перед ним только забрезжила надежда быть свободным? Но и гнев оказался ему подвластен…

И он выбрал нежность. Он стал мягок и добр, он хотел утешить всех‑всех‑всех, а больше всего он хотел утешить свою возлюбленную, чтобы слезы больше никогда не лились из ее прекрасных глаз! Но В. опять вовремя опомнился…

И так он вытаскивал на свет божий все новые чувства из своей копилки и поражался их разнообразию. В. примерял на себя различные эмоции и через их призму смотрел на факт своей смерти. Он понял в конце концов, что даже его собственная смерть, как и любое другое событие, это нечто вроде столба, который он мог обойти кругом и разглядеть с любой стороны. Сам факт нельзя было изменить, так или иначе он видел смерть, но то, как он ее видел, целиком зависело от него.

В. восхищенно глянул на Мистера, и тут же понял, что опять воспользовался своей копилкой и вытащил оттуда восхищение. В. засмеялся. Он неисправим! Но один вопрос не давал ему покоя:

‑ А когда я был жив, я тоже мог пользоваться копилкой? ‑ спросил он у Мистера или у себя, что было почти одно и то же.

‑ Несомненно, ‑ отвечал Мистер. ‑ Ты пополнял ее новыми эмоциями, доставал из нее старые чувства или приготавливал новую смесь из ощущений, которая потом откладывалась про запас. Ты всегда мог выбирать свои чувства, но ты делал это по большей части бессознательно.

‑ Да, ‑ согласился В., ‑ я мог выбирать, но не знал об этом и потому находился полностью во власти чувств. Страдания казались такими невыносимыми! Если бы я знал, что в любой момент могу их прекратить! Но я упивался своими муками, растравляя свои раны. А как отвратительны были эти одержимые эмоциями В., которые повылазили невесть откуда!

‑ Невыраженцы? ‑ весело подхватил Мистер. ‑ Почему же «невесть откуда»? Ты сам прекрасно знаешь, откуда появились эти милые создания. Да уж, задали они нам хлопот! Их обнуление было делом, мягко говоря, непростым. Только для того, чтобы их отловить, пришлось задействовать целую роту добровольцев.

‑ А что значит «обнуление»? Моих невыраженцев уничтожили?

Мистер многозначительно развел руками.

‑ Как жаль! ‑ воскликнул В. ‑ Но почему я сам не мог ничего с ними сделать?

‑ Потому, мой любознательный В., ‑ поднял брови Мистер, ‑ что после драки кулаками не машут. Справиться со своими собственными невыраженцами самому невероятно сложно. Мало кому это удавалось. Так что о твоих невыраженцах пришлось позаботиться нашим спецам.

В. виновато улыбнулся, и хотел было даже извиниться, но тут же понял, что само понятие вины за гранью жизни и смерти утратило всякий смысл. Сейчас В. понимал, что наказание или одобрение – это не более чем средства управления, которые теперь не имели над ним власти.

Но В. вспомнил еще кое‑что. Он спросил у Мистера:

‑А почему я не мог выключить свет? Почему в комнате не было выключателей?

‑ Все очень просто, ‑ отозвался Мистер. ‑ Выключателей не было, потому что в них нет нужды. Чтобы выключить свет в комнате, тебе достаточно было лишь подумать об этом. Жаль, что ты не догадался.

‑ А торшер? ‑ В. еще не все прояснил до конца. ‑ Это тоже вы сделали?

‑ Какой торшер? ‑ удивился Мистер.

‑ Торшер из Раздачи! Он сам собой появился прямо перед моим носом.

‑ А‑а‑а, вот ты о чем, ‑ протянул Мистер. ‑ Нет, мой дорогой, это явление иного рода. Видишь ли, вещи, которые ты получаешь в Раздаче, настолько жестко материальны, что они практически не поддаются модификции. И более того, они ей мешают. Поэтому многие сталкиваются с тем, что вещи из Раздачи появляются там, где не нужно, и в самый неудобный момент.

Хотя у этих вещей есть и свои достоинства. Они не исчезнут и не изменятся, кто бы тебя не заточал. Но с другой стороны, тебе всегда придется подыскать им подходящее место в созданном тобою пространстве и смириться с тем, что они будут иногда появляться в любом месте твоей комнаты, как только ты попытаешься модификцировать пространство. А избавиться от таких вещей можно только одним способом – их нужно утилизовать. Этим занимается Утиль. Поэтому Раздача у нас, мягко говоря, популярностью не пользуется.

‑ А как в моей комнате оказался Пантон? Это и было переместечение? ‑ у В. не заканчивались вопросы.

Мистер кивнул утвердительно.

‑ Он говорил о какой‑то игре, ‑ продолжал В. ‑ Неужели это действительно была игра? Игра в заточение?

Мистер усмехнулся:

‑ Есть такая игра, но это не тот случай. Ведь чтобы начать игру, требуется согласие всех ее участников, не так ли? А иначе это не игра, а издевательство!

В. посмотрел на Мистера многозначительно и произнес с упреком:

‑ Вот именно, издевательство!

‑ Прошу, не хмурься! ‑ подзадоривал В. Мистер. ‑ Никто над тобой не издевался! Разве что только ты сам. А что касается игры в «Заточение», то правила ее таковы: несколько людей, заточители, договариваются так воздействовать на комнату заточенного, чтобы тот не смог в ней ни модификцировать, ни переместечаться. А заточенный преодолевает их влияние и таким образом совершенствует свои навыки в модификции и переместечении. Это что‑то вроде тренировки, понимаешь?

В. кивнул. Сейчас он понимал, в чем интерес такой игры. Мистер продолжал:

‑ Но в случае с тобой это была не игра. А что же это было? Мне трудно подобрать подходящее слово. Можешь называть это испытанием, хотя нам ни к чему было тебя испытывать. Мы даже не пытались тебя «заточить», просто предоставили самому себе. Хотя, когда вышел на арену Пантон, пришлось немного поумерить его пыл, ведь его вмешательство было случайным и излишним. Но больше никаких специальных мер мы не предпринимали, так что ты сам ответственен за все произошедшее в твоей комнате. Но ты в любое время мог сам выбраться оттуда, для этого тебе было нужно всего лишь… Впрочем, наверное, ты уже понял, в чем была твоя ошибка, не так ли?

В. кивнул. Ему сложно было оформить свое знание в слова, но он нутром чувствовал сейчас, что ему на самом деле не стоило бы никакого труда создать дверь, через которую можно было бы выйти из комнаты. А не получалось у него потому, что он сам сомневался в том, что это возможно.

‑ Ты действовал без должной уверенности, ‑ Мистер подтвердил догадку В. ‑ а точнее, тебя постоянно разбирали сомнения: получится или нет? Тебе казалось, что ты занимаешься ерундой. С таким подходом, конечно же, ничего не выходило. Иногда сомнения нам нужны, но когда речь идет о действии, тем более о таком, как модификция или переместечение, сомнениям нет места, понимаешь?

В. опять кивнул. Он понимал. Теперь он все понимал…

‑ А кроме того, была еще одна очень важная причина твоих неудач. Джадж уже однажды упоминал о ней. Маловато было у тебя шушки, в этом все дело, ‑ вздохнул Мистер.

В. представил кувшин с золотистой жидкостью и непроизвольно сглотнул. Может быть, и правда ему не хватает шушки, раз он всегда так хочет ее выпить.

‑ Не беспокойся. Теперь, когда ты умер, шушки у тебя будет предостаточно, ‑ загадочно промолвил Мистер.

В., как ни странно, понял его слова, хотя он затруднился бы кому‑нибудь другому объяснить их суть. Наверное, шушки у него действительно прибавилось, ведь сейчас он чувствовал себя сильным и энергичным, не то что в дни своего вынужденного голодания, когда у него душа в теле еле держалась.

Вспомнив о своем заточении, В. вспомнил и всю боль, что испытал тогда, и все унижение, которому он считал себя подвергнутым, и весь бессильный гнев, который ему не на кого было излить.

‑ Зачем… ‑ хотел было спросить В. и осекся. Он хотел спросить Мистера, зачем они оставили его одного в той комнате, но, снова прислушавшись к себе, В. понял, что знает ответ на свой вопрос.

Теперь он понял, в чем была цель столь опасного мероприятия, как его заточение, потому что эта цель была достигнута. Никто не хотел его унизить или причинить ему боль, наоборот, такое испытание было своеобразной помощью В., чтобы он изменил в себе то, что мешало ему свободно жить и творить.

‑ Теперь ты понимаешь, что эти страдания были нужны тебе? ‑ спросил его Мистер.

‑ Да, понимаю, ‑ вздохнул В. ‑ Страдания были нужны мне, чтобы развиваться, искать, расти.

‑ Ты научился бороться без борьбы, ‑ назидательно поднял вверх указательный палец Мистер. ‑ А это, поверь, дорогого стоит!

‑ Согласен, ‑ кивнул В. ‑ Будь моя воля ‑ я бы сам себе устроил подобное испытание. Ведь я знаю, что был невыносим ‑ упрямый, подозрительный, агрессивный. Я устал от себя самого, но как мне измениться, я не знал. Наверное, действительно мне нужно было хорошенько помучиться, чтобы обратить внимание на свои недостатки.

Мистер даже захлопал в ладоши:

‑ Браво, В.! Теперь, надеюсь, вы никогда не будете винить меня в том, что я заставил вас страдать.

Тут Мистер замолчал и некоторое время смотрел куда‑то вдаль помимо В. Потом он добавил:

‑ И знаете ли, мой милый В., в страданиях есть особое, изысканное наслаждение. Некоторые, не осознавая этого, так бередят свои раны, что буквально доводят себя до исступления. Иногда даже до смерти…

‑ Да, я знаю, ‑ ответил В. ‑ И мне хочется печалиться по этому поводу, но я, пожалуй, приберегу эту печаль до лучших времен, а? ‑ и он подмигнул Мистеру.

Только сейчас В. осознал, что разговаривает с Мистером на равных. Если раньше он все время находился в позиции ничего не понимающего идиота, то теперь ему и в самом деле не нужен был Мистер, чтобы знать.

«Как меняет людей смерть», ‑ подумал, усмехнувшись, В.

Похороны исчезли, как и комната со стеклянной стеной. Они с Мистером опять парили в непроглядной тьме.

‑ Что ж, ‑ произнес торжественно Мистер. ‑ Пора идти дальше!

‑ Дальше? Но куда? ‑ не удержавшись воскликнул В.

Мистер рассмеялся:

‑ Вопросы! Снова вопросы! Пожалуй, не соглашусь с вами, мой дорогой В., смерть не так уж и меняет людей…

 

 

Ты здесь, и я спрошу тебя…

 

Ты чувствуешь дыхание будущего, которое несет перемены?

Ты жаждешь воскресить в себе того, кто умер, так и не сумев родиться?

Ты готов бросить вызов сокрушающей наши сердца предопределенности?

Ты отважишься разрушить свой мир, дабы свершилось то, что было задумано?

 

Я вижу множество путей для возрождения.

Я верю тому, что говорит мне безмолвие.

Я отдаю все, что имею.

Я принимаю смерть.

Я обретаю жизнь.

 

Ты ‑ в моем Я.

Мы едины.

Мы неделимы.

Что делаю я, то делаешь и ты.

Что делаешь ты, то делаю и я.

 

Нет запретов.

Нет лжи.

Нет истины.

Нет страдания.

Только бесконечное возвращение к себе.

 

Кто не хочет терять, тот никогда не найдет.

Открой одну дверь и увидишь тысячи дверей, которые тебя ждут.

Прочти одну книгу и сможешь прочесть то, что еще не написано.

Сделай один шаг и путь начнется.

 

Я Ари Ясан.

Этот мир создан мною в любви.

Эта книга ‑ дар мне.

Эта книга ‑ дар всем, кто пожелает принять.

 

 

– Конец работы –

Используемые теги: дом, тысячи, дверей0.06

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Дом тысячи дверей

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Еще рефераты, курсовые, дипломные работы на эту тему:

Принципы сбыта техники для дома и быта
Расположение и формат прямых конкурентов. Чем ближе конкуренты, тем внимательней необходимо анализировать формат, их стратегию и способы работы с… Необходимо также учитывать дисконтную политику конкурентов при работе с… Некоторые сети предпочитают настраивать свой СМ в зависимости от того, в каком районе города он расположен, в составе…

Христос в доме Марфы и Марии. Популярные сюжеты
Жизнь постоянно требует от нас забот о теле, человек вынужден каждый день добывать и готовить себе еду, одежду, заботиться о своём жилище, о своей… На картине Вермеера "Христос в доме Марфы и Марии" только три действующих… У Вермеера нет резкого противопоставления Марфы и Марии, ведь недаром они сёстры. Эти сёстры олицетворяют две ипостаси…

Женщины Тверского княжеского дома
Среди исследователей Тверского княжества можно выделить авторов Чернышев А. который писал очерки по истории XIII–XV веков, Гадалова Г.С которая так… Так Тверь стала центром удельного, выделенного из великого княжества,… Следует отметить, что подобное выделение небольшого княжества из более крупного вполне вписывалось в рамки политики,…

Современные инструменты стимулирования труда сотрудников в издательском доме "Алтапресс"
Использовались повременно-премиальная система оплаты труда и посменные пятичасовой рабочий день. Группа верстки, состоящая из 17 человек была… Решено было пойти именно этим путем после долгих обсуждений на руководящем… Хоть они и были предупреждены обо веем, но наличие контролера за спинами заставляло людей нервничать, а тех, к кому не…

Электронные схемы для дома и быта
Светодиоды не горят.При напряжении выше +2,3 В открываются транзисторы V8, V9 и загорается красный светодиод V5, индицируя "1". Диоды V1- V4 служат… Увы, в наше время даже такой пробник приобрести нелегко. Зато довольно просто… Монтаж выполняется навесным способом. Резисторы — типа МЛТ. Конденсаторы С1 и С2 — К73-17, СЗ и С4 — любые…

Дом доктора Фауста (о пражской архитектуре)
Но и среди необычных пражских домов можно выделить самые загадочные, самые знаменитые. Один из них - так называемый "дом Фауста". Как-то в начале… Так незаметно он дошел до стен монастыря " На Слованах". Уже намереваясь… Дом состоял из множества комнат. Внутри, вопреки ожиданиям, отнюдь не царила разруха. Комнаты были обставлены богатой…

Русский дом в середине XIX века
Вот как Готье описывает обычный русский дом (а не дворец) "приличного" человека в Санкт-Петербурге. Прежде всего, в русском доме Готье поразили… Шубы развешивались у теплой печки и потом на улице сохраняли тепло в течение… Его поразило огромное количество икон во всех домах и горящие перед ними лампады. Удивили его и двойные рамы на…

Алексей Калугин. Дом на болоте
На сайте allrefs.net читайте: "Алексей Калугин. Дом на болоте"

жилой дом средней этажности
На каждом уровне – от квартиры до системы расселения – жилая среда обладает определенной структурой.Так, в масштабе поселения, жилого района или… Возникающая в таких рамках жилая среда обладает организованным пространством,… Проектируя жилую среду на всех её уровнях необходимо четко представлять себе образ жизни населения, его…

Производство, реализация и монтаж бассейнов для частных домов
Люди привыкли уезжать из городов на время отпусков, так как летом у нас температура поднимается больше 30* С. Наше так называемое «Ростовское море»,… Помимо различных покрышек и мусора, который лежит прямо на пляже, там… Что касаемо бассейнов нашего города, то в этом плане наш город более развит, но тем не менее, большая часть людей не…

0.031
Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • По категориям
  • По работам
  • Маркетинговый анализ деятельности ООО "Торговый дом "Динамо" В течение многих лет фабрика Динамо неоднократно модернизировалась, оснащалась новым производством. Сейчас фабрика "Динамо" работает в трех… Обувное производство фабрики Динамо направлено на развитие профессиональной… Обувь, произведенная фабрикой Динамо, может заинтересовать как любителей, так и профессиональных спортсменов. Это…
  • Организация кафе быстрого обслуживания от кафе "Дом чувашской кухни" на материалах ООО "Ник-Алко" Особенно остро это ощущается в Ленинском районе, который является административным, деловым и культурным центром города (Ленинский район, недалеко… К первым можно отнести рестораны и кафе. Их отличительной особенностью… Ко вторым относятся небольшие закусочные и бары. Их условно можно разделить еще на два типа: 1. дорогие фирменные…
  • Создание бизнес модели дома отдыха коттеджного типа Рамина Поэтому бизнес-процесс реинжиниринга ставит перед собой цель – превратить искусство проектирования и управления предприятием в инженерную… Целью данной курсовой работы является попытка показать модель бизнес-процессов… Сущность организационной структуры состоит в делегировании прав и обязанностей для разделения труда.Главной задачей…
  • Дом и кров в славянофильской концепции Понятие дома связывалось также со своим народом например, в Ветхом завете еврейский народ именуется Домом Израилевым, страной, правом,… Дом сравнивался с матерью, которая кормит и охраняет дитя, а также с… Постоянно подчеркивались такие признаки дома, как прочность, неподвижность полна горница людей, одушевленность.…
  • Дом и кров в славянофильской концепции Понятие дома связывалось также со своим народом например, в Ветхом завете еврейский народ именуется Домом Израилевым, страной, правом,… Дом сравнивался с матерью, которая кормит и охраняет дитя, а также с… Постоянно подчеркивались такие признаки дома, как прочность, неподвижность полна горница людей, одушевленность.…