В ПОИСКАХ ЛИТЕРАТУРНОЙ ОТМЫЧКИ, или МЕТОДЫ НАСИЛЬСТВЕННОГО КОРМЛЕНИЯ

Чем отличается графоман от профессионального литератора? Тем, чтописать для графомана удовольствие, а для профессионала работа. Тем, чтопрофессионал умеет прочитать свой текст чужим, невлюбленным (даже больше -недоброжелательным) глазом, а для графомана его текст - песня, восторг, докомка в горле, до слез на глазах. Ну, и еще кое-чем - так, по мелочи. В понятие "графоман" я не вкладываю никакого отрицательного смысла.Человек, который любит писать. Чего же тут плохого? И в бездарности далеконе всякого обвинишь. В советские времена редакционные работники иногдаразвлекались тем, что выписывали перлы типа: Я вам скажу, чего скрывать: Народ и партия едины! Но попадались и настоящие, без кавычек, жемчужины. До сих пор помнюстрочку из стихотворения о начале войны: "Июль, а пляж пустой, как глазслепца". А что роднит писателя и графомана? Жажда внимания. Кто-то заметил: писатель должен родиться, после этого ему остаетсяждать, пока мир обратит на него внимание. А если не обращает? Если в упор невидят? А почему не видят? Да не читают, суки! Читают разную муйню, а меня,такого талантливого, тонкого, яркого (далее везде), не читают! Потому чтоесли бы прочитали, то (восторг, слезы, далее везде). Но я заставлю васпрочитать! Легко сказать: заставлю. Как? Вот тут и начинается лихорадочный подбор отмычки к сердцу читателя.Если с этой точки зрения взглянуть на текущую литературу, обнаружится, чтокое-какие способы завоевания читательского внимания уже найдены иприменяются с той или иной степенью успешности. Самый примитивный способ - тот, каким пользуется небезызвестная в СетиДедюхова, автор романа всех времен и народов "Повелительница слонов". Нет,слов. Тоже нет? Неужели ослов? А, снов! Конечно же, "Повелительница снов".Ничтоже сумняшеся, она напичкивает пространными цитатами из своего романа ирассказов постинги на форуме "Круга чтения Русского журнала" в надежде, что"хоть какая-нибудь сволочь проникнется" (ее слова). Почему-то непроникается, хотя метод, при всей его примитивности, не так и плох. Отвлекусь. Так получилось, что в семье у меня два сына, и только потомпоявилась падчерица. Ей было восемь лет, сейчас двадцать, на моих глазах онарасцветала, как тюльпан на ранневесеннем тусклом лугу. И однажды,перечитывая "Войну и мир", я вдруг открыл для себя главы, которые раньше нето чтобы пропускал, но читал без особенного внимания. Под их впечатлением япришел к своему издателю и сказал: "Давай издадим книгу. Такую:"Л.Н.Толстой, "Наташа", главы из романа". Потом - "Князь Андрей", потом -"Пьер". Так и заставим публику прочитать всю "Войну и мир". Он былозагорелся, но потом почему-то остыл. По-моему, зря. Насильственно накормитьчитателей "Войной и миром" - очень даже благое дело. Так что проблема не вметоде, а к чему его применить. Есть куда более изощренные способы заставить себя читать. Вот текст: "Милейшая старая дама, передают мне, готова встретиться и прояснить дляменя частности той ординарной и неотвязной, то есть вневременной коллизии:предательство или внезапная смена ориентиров, преображение, метаморфоза... всвоем варианте можно выбрать любую тему, например, представить дело --исчезновением фигуранта, все равно в прежней прелести он больше несуществует. Хотя, если кто-то не просматривает определенного лица, значит ли-- что столь же слепы другие? Если я упустила след, пока пережевывала образдитя, развлекая себя чувственными рядами, и с тех пор не встречалаисчезнувшего (далее -- Невидимого) ни в вереницах полустершихся комнат, ужевошедших одна в другую, как вымытые посуды, ни в книгах камней:хамелеонствующие александриты воздуха, опалы воды, ни даже в снах, такопределенное лицо видела старая дама. И пусть она не в силах -- по сложениюне причин, но зазоров и казусов -- сомкнуть сюжет с настоящим, зато --растянуть еще лет на двадцать..." Каково? Песня! Говорите после этого, что графоманы бездарны! Это прочто? Да какая разница! Главное - как! Ну, если ты такой зануда, вот про что:однажды позвонила старуха и сказала, что знает кое-что про одного козла.Почему бы так и не написать? Да ты, приятель, не просто зануда, а тупойзануда, раз задаешь такие вопросы! Эй, ты куда? Ты почему закрыл книжку? Даты просто не врубился! Ничего, сейчас въедешь! Читай!.. "...суть дома сего -- вхождение в сверкающую ночь торжества или вторжество ночи. Большие сгрудившиеся: декламаторы, виночерпии, сердцееды, ихсмещения и отождествления... Любовь обнаруживает кучность даров на высоте изапорошенные глаза, а вещи вложены в грани с бегущей искрой. Многие звукисплетены меж собой и плавны... Так что все недоставшие улики -- здесь:готовы превращаться в вино, и в злаки, и в румяных зверей дома. И хотявздутое пелериной стекло или балетные пачки фарфора музицируют о пошедшейхрупкости... о, сердцееды и зверобои! -- их неустанные уста!.." Только не спрашивайте, а это про что. Не нужно. Вы и так сильно упали вглазах писательницы Юлии Кокошко ("Забывчивость повторяющейся реки", "Урал",2001, No8; "Из книги пира", "Урал", 2003, No4), не усугубляйте, дабы необратить себя в прах. Лучше помолчите и глубокомысленно протяните: "Да-а!" Ивсе довольны. Понятно, что метод насильственного кормления, избранный Ю.Кокошко, (насекундочку - лауреатом премии им. Андрея Белого), всеобщего признания непринесет по причине эстетической неразвитости основной массы читателей. Да ислишком трудоемко. Сами прикиньте. Одно дело написать: "Старик подошел кокну и закурил". И совсем другое: "Прошедший необратим, ну разве что - в музыканта, хотя на деле он...Главный прошедший, который как-то в пятницу вышвырнул свой ореол - в окно, сдостойного этажа, придушил в хрустальной ладье папиросу, защитил шею шарфомбелым, летающим и исчез. Никто не видел, как он спускался по лестнице и нанижней ступеньке совлекся с пути - сомнением или чужой собакой, принесшейязык цвета нежных весенних сумерек, слишком длинных, и вспомнил тигров утрас цирковой афиши: пасть неприлична - кровава, будто только что...... И,прислонясь к темноте, обнаружив под крылами шарфа не пиджак, но жилет,рекомендовался собаке: - Получеховский персонаж, всегда полупьян, но с небомв алмазах и с мыслию, у кого одолжиться... чем и подпортилсамопровозглашенный вид... Может быть, когда его просроченный ореол реял надулицей, он болтался в этой горящей петле... или, выбирая стоимостьзаземления, докуривал у окна "Беломор". (Ю.Кокошко, "Любовь к восемьдесятпятому году", "Уральская новь", 2002, No14). Нет, мы пойдем другим путем - тем, что проторил Владимир Алейников вобъемистой публикации неопределенного, но очень высокохудожественного жанра- "Пир" ("Знамя", 2005, No3). "Мы с Довлатовым шли вдвоем по безлюдным предутренним улицам, сквозьосенний, меланхоличный, как и наше с ним состояние, непрерывный,расплеснутый по ветру шелест желтой и алой листвы, шли устало и молчаливо,неизвестно куда и зачем, но, скорее всего, в пространство, потому что в нембыло нечто, нам дающее проблеск надежды, если даже и не на чудо, то, покрайней мере, на скромное, но такое, чтоб нас обрадовать или даже вдругокрылить, пусть и малое, даже крохотное, но тем более дорогое, настоящееволшебство, шли с трудом, но зато упрямо, вдоль деревьев и мимо храма, шли,не выпив еще ни грамма, словно были за гранью драмы, разыгравшейся в синевенад слоистою мглой, в Москве..." И вот они идут. С глубочайшего бодуна. В рассуждении, чего бы выпить. Ивдруг видят: стоит художник Зверев, обвешанный бутылками, как шахидпластитом. Не снаружи обвешанный, а под пальто. Интересно? А то нет! Броситечитать? Нет, конечно. Вот то-то же! На "Пире" уже потоптался один из авторов "Круга чтения" и выразилискреннее недоумение, для чего это так написано: "Такие абзацы, которымиповесть переполнена и которые не имеют никакого отношения к миру повести,можно клонировать тысячами". Это взгляд нормального читателя, который знает,что в каждом произведении есть замысел, вымысел, но не всегда догадывается,что есть и авторский умысел. В чем умысел Алейникова? Рассказать о нравахмосковской и питерской поэтической богемы начала 70-х? Увековечить своихдрузей по СМОГу (кто не знал или забыл - Союз молодых гениев). Нет. Этовнешнее, манок. А глубинный умысел в том, что читатель, заинтригованныйбайками, по инерции прочитает и все вставные стихи в прозе, которые по ходудела все больше отрываются от прозы и становятся просто стихами,написанными, правда, не в столбик, а в строчку. (Эдакий раешник. Так сейчасв "Огоньке" пишет Быков. И получается симпатично.) А прочитав, не сможет неоценить изящество авторского слога, тонкость, глубину, яркость (далеевезде): "День казался огромным, праздничным. День разбрасывал впечатления,собирал ощущенья, складывал озарения про запас. Раздвигая завесы некие,прозревал впереди -- незримое, но, похоже, неотвратимое, приготовленное длянас. И застолье богемное -- длилось. Почему бы ему не длиться, если есть дляэтого случай, если повод есть для него? Торжество ли какое? Тризна ли?Выплеск радости с укоризною? Свет нездешний ли над отчизною? Наваждение.Волшебство". То есть, я рассматриваю "Пир" не как прозу как таковую, а как довольноизощренный способ насильственного кормления читателя своими стихами (а ихтам десятки). Изощренный-то изощренный, но насколько действенный? Не знаю как кто, ая довольно быстро просек умысел и все прозо-стихотворные вставки простопролистывал, выковыривая из текста, как изюм из филипповской булки, занятныеисторийки, напоминающие застольный треп в "пестром" буфете ЦДЛ. Отдадим должное изобретательности Алейникова, но все же признаем, чтоего метод насильственного кормления не абсолютен. Черт их, этих современный читателей, разберет! И то им не так, и это.Какой-то старый пердун сто лет назад сваял кирпич и начал его по-французски- читают! А от нас, таких (далее везде), нос воротят! Но. Как сказал бы одиночень большой знаток литературы: "Других читателей я вам дать не могу". Ну, времена! Ну, нравы! P.S. Если же говорить серьезно, проблема привлечения читательскоговнимания стоит сейчас как никогда остро. Не только и не столько передграфоманами (особенно если они мирные, а не агрессивно воинственные),сколько перед профессиональными литераторами, которые с этого живут. Всоветские времена книгу трудно было издать, сейчас - продать. Диктат рынка.Рынок и раньше был, только на нем был всего один покупатель - Слава КПСС.Сейчас - тьмы. Платят они своими, трудно заработанными рублями. И нужно бытьочень большим снобом, чтобы отказывать им в уважении. На меня всегда очень гнетущее впечатление производят большие книжныемагазины вроде "Дома книги" на Новом Арбате. Господи, и чего только нет! Ипрекрасно изданная классика, и переводная литература. И кому к черту нужнаеще одна книжка, которую ты вымучиваешь, дурея от гектолитров кофе и тысячсигарет? Очень полезно после этого зайти в гастроном "Новоарбатский". Здесь тожеглаза разбегаются от сотен разных колбас. Но раз их выпускают, значитпокупают, значит они кому-то все же нужны? То же и с книгами. Раз издают,значит покупают. Раз покупают, значит читают. Значит, ищут в них то, чего ненаходят ни в классике, ни у зарубежных авторов. Это и позволяет современному литератору смотреть в будущее с осторожнымоптимизмом. Не прибегая ни к изобретению литературных отмычек, ни ксовершенствованию методов насильственного кормления.