Б. Земельные отношения

Мы уже видели, что колонизатор очень сдержанно вмешивался в семейное право в отличие от новых африканских законодателей. Что касается земельных отношений, то тут так не могло быть, поскольку земля является особым объектом политиков, которые стремятся повысить продуктивность земельных угодий. Здесь просматривается четкая связь между освоением в эпоху колониализма и земельными реформами, предпринятыми во время образования молодых независимых государств. Развитие — это дело государства, будь оно колониальное или независимое. Неудачи или относительный успех этих реформ обусловливался степенью сопротивления крестьян тем мерам, которые им навязывали извне. Кстати, внимательное изучение городских земельных обычаев свидетельствует о живучести негосударственного права.

Аккультурация во время колониального периода. «Какао разрушает родство и разделяет кровь», — говорили в племенах ашанти, констатируя результаты влияния на семейные отношения процесса возделывания культур, нужных колонизатору. Мы еще увидим, что в действительности изменение земельных отношений часто влечет за собой и изменение семейных связей.

Как заметил Э. Ле Руа, понятие пространства традиционным и современным правом определяется по-разному: есть некоторые изменения в пространственно-временной матрице. В первом случае пространство мыслится как открытое поле (собственно говоря, здесь нет внутренней/внешней дихотомии, любая траектория есть возврат к центру-истоку), однородное и непрерывное, и его свойства соответствуют фактически свойствам времени, а последнее тоже мыслится как однородное и повторяющееся. В современном государстве все наоборот, оно реализует свою компетенцию на географически определенной территории, где установлены границы; эта территория измерима и делима; время тоже приобретает в основном прерывистый характер: прошлое, настоящее и будущее не должны больше совпадать.

Таким образом, изменение пространственно-временных представлений отражает глубокие изменения, происходящие в системе культуры. Эти изменения происходят, в частности, через правовые преобразования земельных отношений, которые не без колебаний были проведены в эпоху колониализма. В действительности, как это подчеркивает Б. Молер, колониальные власти не намеревались вводить повсеместно и сразу гражданский режим собственности[116]: это, вероятно, предполагало, что за местным населением признавались права, которые могли противостоять праву колониальной державы. Однако преимущества, данные гражданской системе для освоения земель, и предполагаемые недостатки традиционного режима склонили чашу весов в пользу первых. О том, как это происходило, свидетельствуют изменения в понятии государственного имущества и в земельной политике. Что касается государственного имущества, администрация начала применять в XIX в. теорию верховного владения, позаимствованную из старого французского права: французское государство пошло по стопам своих традиционных правителей, став обладателем верховного права владения землей, а местным жителям предлагалось преобразовать их право владения в право собственности с учетом права верховного владения государства (постановление Фэдерба от 1865 г.). В начале XX в. завоевания окончились и пробил час освоения, государство пожелало располагать правовыми инструментами для устройства земель в соответствии с «современными» экономическими требованиями. Для этого оно ввело понятие «вакантных и бесхозных земель», оставив право владения ими за собой. А это, с точки зрения интенсивных европейских сельскохозяйственных технологий, охватывало большую часть африканских земель, вопреки местным правам населения. Последовали нескончаемые споры между администрацией и обладателями обычного земельного права, которых принуждали — под страхом передачи собственности государству — доказывать свое право в случае, если они не эксплуатировали свою землю более 10 лет.

Таким образом совершался переход от системы, которая делала из колониального государства хозяина земли через право завоевания, к другой системе, которая мотивировала это господство низким правовым качеством права местного населения и возложением на него обязанности доказывать, что оно существует (отменено это обязательство было лишь в 1955 г.). Эта политика проводилась с начала XX в. (земельный декрет от 24 июля 1906 г.) посредством введения режима регистрации земель: местные жители могли на определенных условиях зарегистрировать свои земли путем внесения их в земельный регистр, и они тем самым попадали под действие закона о праве собственности в соответствии с гражданским кодексом. Но регистрация ставила еще одно условие: обычные держатели должны были доказывать перед администа-цией, что их земли эксплуатируются правильно, т. е. в соответствии с правилами землепользования, иначе говоря, такими правилами, которые были нужны колонизатору. Именно только за эту цену, которая отвечала целям освоения земель, государство отказывалось от своих прав на землю и укрепляло права местного населения, открывая ему дверь к гражданско-правовой форме собственности. Немногие из местного населения пытались пользоваться этой системой, которая не отвечала их традициям и требовала довольно тяжелой процедуры.

Не зарегистрированные же земли в соответствии с официальным правом продолжали составлять часть владений государства, а местное население имело на них лишь обычные права, рассматриваемые как какое-то смутное право на проживание без гарантии не быть лишенными этого права. Само собою разумеется, что это положение не могло, если того желал колонизатор, препятствовать последнему согнать с земли тех, кто не обеспечивал ей надлежащее освоение. Таким образом, гражданско-правовой режим собственности был предоставлен в отношении тех земель, которые эксплуатировались в соответствии с требованиями «современной», т. е. «самой лучшей», экономики. Можно подумать, что из-за того, что правовая система колонизатора не оценила традиционное право, считавшееся второсортным, оно перестало действовать, как и раньше. Но другие опасности поджидали традиционное право.

Первая заключалась в рассеивании земель по причине поселения колонистов и того, что одновременно имели место такие явления, как демографическое давление, истощение земель, переселение и эмиграция рабочей силы. Земля как недвижимость стала редкостью, а ее собственники стали стремиться ее капитализировать и сделать рентабельной. Земля больше не является святыней и тем более не является, как раньше, выражением общинного образа жизни. Изменение сельскохозяйственных технологий, требовавших выращивания колониальных культур, явилось одной из причин индивидуализации прав на землю.

В традиционном сельском хозяйстве четко определяется разница между правами на землю, принадлежащую группе, и правами на выращивание сельскохозяйственных культур, принадлежащими индивиду, обрабатывающему эту землю. Отсутствие оседлости, частое явление при этом типе сельского хозяйства, помогает поддерживать это отличие, препятствуя тем самым индивидам идентифицироваться с землей, которую они обрабатывают. Но такое положение вещей прекращается с введением производства колониальных экспортных культур, и право узуфрукта на сельскохозяйственные культуры превращается постепенно в право земельной собственности. Фактор непрерывности проживания превращает землю в недвижимость, переходящую по наследству. Впрочем, индивидуализация земельных прав и ослабление больших семей — это явления взаимозависимые, и первое усиливает второе. Это особенно чувствуется в изменениях, которые имели место в области права наследования[117].

Итак, мы приходим к мысли, что индивидуальная работа играет более значительную роль в формировании прав на землю, нежели фактор принадлежности к той или иной группе. Так, например, в племенах ани, изначально ведущих свой род по материнской линии, право наследования эволюционирует в сторону отцовской линии: считается нормальным, если сын наследует у отца плантации, которые он создавал вместе с ним, вместо того чтобы их передавать единоутробным племянникам, не принимавшим участия в этой работе. То же самое мы наблюдаем и с наследованием по горизонтали, оно тяготеет к тому, чтобы стать вертикальным: передача по боковой линии оправдывалась в обширной семье, но она теряет свой смысл, когда эта семья имеет тенденцию к дроблению на много нуклеарных семей. Поэтому она упразднена законом либо ее обходят в практике завещаний. Взлет индивидуализма влечет за собой также утверждение принципа наследственного равенства в ущерб первородству. С этим связана и тенденция к дроблению земель.

Молодые независимые государства совсем не стремились прерывать этот процесс. Призыв к соблюдению традиционных прав, который был одним из требований африканских политиков перед деколонизацией, после провозглашения независимости, перестал быть оружием борьбы. Пришел конец колониальным государствам, начали появляться молодые независимые государства, но их отношение к обычному праву было, пожалуй, не более благоприятным, чем у их предшественников.

Земельные реформы в молодых независимых государствах.Для того чтобы ускорить экономическое развитие, новые африканские законодатели предприняли целый ряд земельных реформ. Эти реформы опирались на три основных принципа: утверждение коллективного права на землю, узаконивающего господство государства над землей; заимствование у колониального законодательства системы регистрации, способствующей земельному кредиту и проникновению государственного права; признание существования родовых земель, управляемых по-прежнему традиционным правом в ожидании того, когда вмешаются новые органы, цель которых обеспечить улучшение их освоения. Надо заметить, что все эти опыты отличались очень большим разнообразием.

Некоторые государства сделали выбор в пользу возобновления колониальной системы регистрации и устройства территорий: закон Кот д’Ивуар от 1963 г. упраздняет обычаи и использует оценку земель как условие к вступлению в частную собственность, при этом государство остается владельцем незарегистрированных земель. Этот закон не был, однако, утвержден, так как многие крестьяне бросились распахивать земли, преследуя лишь единственную цель — стать собственником.

Другие государства подвергли сомнению колониальную земельную политику. Социалистическое государство Бенин захотело в 1977 г. национализировать землю и поручить управление ею местным народным советам, признавая при этом право индивидуальной собственности на землю (как видим, положения довольно противоречивые). Земельная реформа 1974 г. в Того учреждает государственное земельное владение, а государство не собирается осуществлять систематический захват невозделываемых земель, а стремится лишь заменять уклоняющихся держателей обычного права для того, чтобы перераспределять незанятые земли между теми, кто их осваивает по-настоящему.

В стране либерального направления, Сенегале, земельная реформа 1964 г. позаимствовала целую серию черт из социалистического опыта. Различие идет по трем категориям: земли зарегистрированные, земли государственные, где действует право собственности, и национальные государственные владения, эта последняя категория — самая крупная (включает 98% территории) — исключает право собственности. В государственном владении само государство является держателем земель и обеспечивает их освоение, но оно может также разрешить их использование крестьянам — членам сельских общин (учрежденных реформой); такое разрешение выдается советами этих общин.

В целом видно, что эти земельные различия разных уровней не отдают больше предпочтения традиционным сельским общинам. В чем заключается причина часто обманчивых результатов земельных реформ?

Конечно, увеличение роли демографического фактора, опустынивание земель в государствах Сахеля, разрастание городов делают сегодня проблему самообеспечения продовольствием в Африке еще более острой, чем вчера. Ошибки, часто совершаемые государствами в области земельных реформ, — это самые серьезные ошибки. Первая ошибка состоит в том, что большая часть населения страны еще больше отсечена от производственной руководящей элиты, находящейся под защитой официального права. Это крестьяне, подчиненные планам развития, жители бидонвилей и мелкие чиновники, т. е. от 80 до 95% всего населения. Вторая ошибка состоит в том, что упрямо путают традиционное право с содержанием старых норм; а ведь оно способно прекрасно эволюционировать: с обычаями так всегда и происходило. Если крестьяне сопротивляются современной форме, которую им предлагают, то причину стоит искать не в так называемой слабости их экономических и правовых систем, а в чем-то другом. И в первую очередь их, вероятно, стоит искать в экзогенности государственного права, которое им навязывают, и в скромности успехов, которых они конкретно смогут добиться при переходе к современности (а успехи эти представляют собой лишь небольшое увеличение доходов, что позволит крестьянам приобретать промышленные товары, которые они хотели бы иметь в разумных пределах). Не традиция препятствует современности, а слишком незначительные выгоды, которые эта современность может дать. В этих условиях и пока не будет найдено решение этой дилеммы, можно с уверенностью сказать, что традиционное право будет продолжать существовать еще долго в сельской местности, несмотря на усилия сторонников «развития». Оно еще не исчезло из городских зон.

Негосударственные городские земельные права. Население Африки в своем большинстве сельское, но через несколько десятилетий положение изменится: города удваивают численность своего населения за каждые 6—10 лет. Быстрота этого роста есть одна из причин, которая объясняет тот факт, что негосударственное право там применяется среди разных слоев населения кварталов и окраин. Особо распространены два типа завладения городской землей. Первый, это «дикий» способ: семьи, пришедшие из сельской местности, незаконно занимают землю, которая считается не входящей в черту города (болота, овраги), и живут там в соответствии со своими обычаями. Разрастание городской зоны может также затрагивать земли, занятые деревенскими общинами, которые там проживают уже с давних времен. В своей основе это сельские люди, и земельные сделки совершаются с помощью признанных обычаем шефов; эти шефы (предводители) являются чаще всего главными распределителями земель городских окраин. Администрация мирится с подобной практикой, тут же пытаясь ее окупить: она подводит владения на основе обычного права под действие закона путем выдачи соответствующих земельных документов, а затем их отменяет под предлогом аннулирования обычного права и выплачивает после долгих проволочек установленные компенсации.

Надо, кстати, сказать, что очень многие горожане не являются постоянными жителями городов: немало их возвращается периодически в деревню, а это помогает избежать разрыва с традиционным окружением, с его миром. И, наконец, следует отметить, что это городское неофициальное право не следует смешивать со старым традиционным правом; оно образует, скорее, категорию sui generis (особого рода) народного права: «По мере того, как урбанизация идет вперед и захватывает деревню за деревней, обычное земельное наследство теряет постепенно свою чистоту. Поэтому, чем сильнее дает себя чувствовать городское наступление, тем большее влияние оказывает на земельных владельцев обычного права мысль о том, что урбанизация для них может быть источником выгоды. Отсюда и соблазн, которому мало кто сопротивляется: речь идет о ведении переговоров с государственными органами о выгодных компенсациях в обмен на отказ от обычных или прародительских прав. В результате данной эволюции получается так, что то, что называют обычным земельным правом, в городских расширяющихся зонах есть не что иное, как смесь, и часто очень запутанная (по меньшей мере для непосвященного в антропологию), обычаев и новых популярных приемов, направленных на поиск барыша »[118].