Теории объекта правоотношения и их критика

Многочисленные теории объекта правоотношения, выдвинутые в советской юридической науке, могут быть разбиты на две основные группы. К первой из них следует отнести теории, авторы которых признают множественность объектов правоотношения (так называемые плюралистические теории); ко второй — теории, авторы которых отстаивают единство объекта правоотношения (так называемые монистические теории).

За признание множественности объектов правоотношения в разное время высказались М.М.Агарков, Н.Г.Александров, И.Л.Брауде, С.И.Вильнянский, М.В.Гордон, О. А. Красавичков, И.Б.Новицкий, Г.И.Петров, В.И.Серебровский, Л. С. Явич, К. К. Яичков и др.⁶⁴ Несколько особняком стоит концепция С. Ф. Кечекьяна, который выступает за множественность объектов, но не правоотношения, а права. В качестве сторонников монистических концепций объекта правоотношения могут быть названы С.Н.Братусь, Д.М.Генкин, О.С.Иоффе, Б.С.Никифоров, Я.М.Магазинер и др.⁶⁶

Наряду с этим, острая научная полемика происходит нетолько между сторонниками плюралистических и монистических теорий объекта правоотношения, но и внутри каждой из этих двух основных групп теорий.

Остановимся вначале на характеристике плюралистических теорий объекта правоотношения.

Некоторые авторы (С. И. Вильнянский, О. А. Красавчиков,. К. К. Яичков) под объектом правоотношения понимают то

⁶⁴ См. Теория государства и права. Макет. 1948, стр. 500; Н. Г. Александров. Законность и правоотношения в советском обществе, стр. 117;

И. Л. Брауде, ук. соч., стр. 58; С. И. Вильнянский, ук. соч., стр. 82—83; М. В. Гордон, ук. соч., стр. 56—60; О. А. Красавчиков, ук. автореферат, стр. 4; И. Б. Новицкий, Л. А. Л у н ц. Общее учение об обязательстве, стр. 43—45; Г. И. Петров. Сущность советского административного права. Докт. дисс. Л., 1956, стр. 180—181; В. И. Серебров-с к и и. Вопросы советского авторского права, стр. 30—31; Л. С. Явич. Советское право—регулятор общественных отношений в СССР, стр. 32, •прим. 1-е; К. К. Яичков. К учению о гражданском правоотношении. «Вестник МГУ», серия экономики, философии и права, вып. I, 1956, стр. 130, 140.

⁶⁵См. С. Ф. К е ч е к ь я н. Правоотношения в социалистическом обществе, стр. 137—156. • .^

⁶⁶ См. «Советское государство и право», 1950, № 9, стр. 86 (выступление С. Н. Братуся); «Советское государство и право», 1950, №9, стр. 86 (выступление Д. М. Генкина); О. С. Иоффе. Правоотношение по советскому гражданскому праву, стр. 81—84; Его же. Спорные вопросы учения о правоотношении, стр. 49—50; Его же. Советское гражданское право, стр. 168—172; Б. С. Никифоров, ук. автореферат, стр. 18; Я. М. М а г а з и-н е р. Объект права. Очерки по гражданскому праву. Изд. ЛГУ, Л., 1957,. стр. 65—78.

материальное или нематериальное благо, по поводу которого возникает правоотношение. Так, К.К.Яичков к объектам правоотношения относит вещи, услуги, продукты духовного творчества, личные блага, права и т. д ;⁶⁷ С.И.Вильнянский — материальные предметы (вещи), деньги, личные блага, услуги, произведения творческой деятельности.⁶⁸

М. М. Агарков в число объектов права включает вещи, продукты духовного творчества и личные блага ^ю Н. Г. Александров предлагает различать объект правового воздействия и внешний объект поведения людей. К внешним объектам автор относит вещи и объективированные продукты интеллектуального творчества. Внешний объект поведения людей существует лишь в имущественных правоотношениях; в неимущественных правоотношениях его вообще нет.

По мнению И. Л. Брауде, объектами правоотношений могут быть результаты действий граждан и организаций, вещи, продукты духовного творчества и личные блага.⁷¹ И.Б.Новицкий объектом права собственности признает вещь, обязательства — поведение обязанного лица.⁷² Г. И Петров считает объектами советских правовых отношений материальные и духовные ценности, поведение людей и личные нематериальные блага ⁷³

Л С Явич к объектам прав и обязанностей субъектов правоотношений относит предметы, действия и права ⁷⁴

М В Гордон делает попытку теоретически обосновать признание множественности объектов правоотношения. Он указывает, что монистические теории объекта дают слишком общий ответ на вопрос об объекте правоотношения. Таким ответом не снимается дальнейшее изучение проблемы объекта правоотношения и необходимость искать за «первичным» объектом более конкретный «вторичный» объект. К объектам правоотношения автор относит вещи, действия и результаты творчества.⁷⁵ Множественность объектов права в принципе признает и В И. Серебровский. В соответствии с задачами своего исследования В. И Серебровский определяет объект

⁶⁷ См К К Я и ч к о в, ук соч , стр 130. ^в8 См. С. И. Вильнянский, ук соч, стр 82—83

⁶⁹ См Теория государства и права. Макет. 1948, стр. 500

⁷⁰ См Н Г Александров Законность и правоотношения в советском обществе, стр 117—118

⁷¹ См И Л Брауде, ук. соч, стр. 58.

⁷² См И Б Н о в и ц к и и, Л. А. Л у н ц, ук. соч., стр. 43—45

⁷³ См. Г И Петров, ук соч, стр 181

⁷⁴ См Л С Явич Советское право — регулятор общественных отношений в СССР, стр 92, прим. 1-е.

⁷⁵ См М. В. Г о р д о н, ук соч , стр 57—58.

авторского права как продукт духовного творчества данного лица, т. е. созданное им произведение.⁷⁶

Считая надуманным термин «объект правоотношения», С. Ф. Кечекьян выступает за множественность объектов права. Вначале С. Ф. Кечекьян относит к объектам права действия обязанного лица, действия управомоченного лица, вещи и нематериальные блага. Однако в дальнейшем он включает в число объектов права вещи, действия обязанных лиц, действия управомоченных лиц, продукты духовного творчества» Что же касается нематериальных благ, то автор отрицает за ними значение самостоятельного объекта права, считая, что их содержание может быть раскрыто через действия управомоченных и обязанных лиц.⁷⁷

Как видим, плюралистические теории объекта правоотношения довольно разнообразны, однако всем им присущи по крайней мере два общих недостатка. Во-первых, во всех плюралистических теориях отсутствует научно обоснованное общее понятие объекта правоотношения. Между тем наличие такого общего понятия не только не обедняет содержание объекта правоотношения, как полагает М. В Гордон, а как раз напротив, только и дает возможность раскрыть содержание объекта во всей его полноте. Именно отсутствие общего понятия объекта правоотношения и позволяет сторонникам плюралистических теорий подводить под понятие объекта все то, по поводу чего правоотношение возникает, в результате чего действительно происходит обеднение содержания подлинного объекта. Во-вторых, плюралистические теории противоречат самой цели научного исследования, которая состоит в том, чтобы внешнее многообразие явлений, выступающее на поверхности, свести к согласованному внутреннему единству. Особенно неудовлетворительны те из плюралистических теорий, в которых в качестве объектов правоотношений фигурируют как вещи, так и действия людей Можно подумать, что в правоотношениях, которые имеют дело с вещами (например, в правоотношениях собственности), нет места поведению людей.

Покажем на примере концепции С Ф. Кечекьяна, насколько противоречивы и несогласованы в отдельных своих частях плюралистические теории объекта права. При этом следует иметь в виду, что у С. Ф. Кечекьяна речь идет именно об объ-

⁷⁶ См В. И. С е р е б р о в с к и и. Вопросы советского авторского права, стр. 30—31.

⁷⁷ См С. Ф Кечекьян. Правоотношения в социалистическом обществе, стр. 142, 150, 155—156.

ектах права, но не об объектах правоотношения,⁷⁸ что само по себе лишено прочного научного основания. Под объектом права автор понимает объект правового господства управомоченного лица.⁷⁹ После ряда колебаний он относит к числу объектов права вещи, действия обязанных лиц, действия управомоченных лиц, продукты духовного творчества.⁸⁰ С. Ф. Кечекьян отмечает, что объект права — это нечто отличное от содержания права или содержания правоотношения и упрекает сторонников монистической теории объекта, признающих объектом правоотношения только поведение обязанных лиц, в том, что объект правоотношения совпадает у них с содержанием правоотношения.⁸¹ Однако сам он тут же признает, что в тех случаях, когда объектом права является действие или бездействие обязанного лица, объект права совпадает с содержанием права.⁸² В дальнейшем автор вновь делает явно неудачную попытку разграничить действия как содержание прав и обязанностей и действия как объект права Он отмечает, что, во-первых, содержание данного конкретного правоотношения может не исчерпывать всех правомочий субъекта права, связанных с его господством над данным объектом, и, во-вторых, действия, образуя содержание правоотношения, выступают именно как объект права, но не как объект правоотношения.⁸* Нетрудно заметить, что эти разъяснения не помогают делу. Вопрос о разграничении содержания правоотношения и объекта права так и остался у О.Ф.Кечекьяна нерешенным.

Не вдаваясь в оценку других плюралистических теории, перейдем к характеристике монистической теории объекта правоотношения, разработанной О. С. Иоффе и Я М. Магазинером.

Монистическая теория объекта правоотношения первоначально была изложена Я.М.Магазинером в статье «Заметки о праве» Позднее автор перенес ее в курс советского хозяйственного права ^s1 В течение двух десятков лет эта теория пребывала в зачаточном виде, пока, наконец, в 1947 г. она не получила глубокого обоснования и дальнейшего развития в диссертации О. С. Иоффе «Правоотношение по советскому

⁷⁸ См С Ф К е ч е к ь я н, к соч , стр 142

⁷⁹ См там же, стр 137

⁸⁰ См там же, стр 150, ср стр 142

⁸¹ См там же, стр 138, 142—143

⁸² См там же, стр 142, 147 148

⁸³ См там же, стр 143—144, 148

⁸⁴ См Я М Магазине? Заметки о праве «Вестник юстиции Узбекистана», 1925, № IV—V, Его же Советское хозяйственное право. Л , 1928. стр 174—186 В 1957 г Я. М Магазинер вновь выступил с защитой этой теории См его статью «Объект права», стр 65—78

гражданскому праву». В 1949 г. те же взгляды были изложены О. С. Иоффе в одноименной монографии Суть монистической теории объекта, развитой О. С. Иоффе и Я. М. Магазинером в указанных работах, сводится к следующему.

Содержанием всякого правоотношения являются права и обязанности его участников. Что же касается поведения участников правоотношения, то оно не может быть включено в содержание права и обязанности. Поведение управомоченного не может быть включено в содержание субъективного права, поскольку право всегда является правом на чужие, а не на свои собственные действия; права на собственные действия, как и на собственную личность, вообще нельзя иметь. Поведение обязанного лица также не составляет содержание обязанности, поскольку в момент возникновения правоотношения поведение обязанного лица, как правило, только еще обусловливается; в тот же момент, когда обязанное лицо совершит предписанное ему действие, правоотношение прекратит свое существование, поскольку содержание его будет исчерпано. Включив поэтому поведение обязанного лица в содержание правоотношения, мы были бы вынуждены признать, что правоотношение существует лишь постольку, поскольку оно не приобретает реального содержания.

Оба автора настойчиво подчеркивают, что не может быть безобъектных правоотношений. Под объектом же правоотношения (субъективных прав и обязанностей) О. С. Иоффе и Я. М. Магазинер понимают то, на что правоотношение направлено и что способно реагировать на воздействие правоотношения. Поскольку только человеческое поведение способно реагировать на воздействие правоотношения, поведение и должно быть признано объектом последнего. При этом объектом правоотношения является поведение только обязанного лица, поскольку и право, и обязанность призваны обеспечить управомоченному определенное поведение обязанного лица.

Таким образом, содержанием правоотношения О.С.Иоффе и Я.М.Магазинер признают права и обязанности его участников, а объектом — поведение обязанного лица.⁸⁵ При этом, если О.С.Иоффе рассматривает объект в качестве необходимого элемента правоотношения, то Я. М. Магазинер, хотя и не признает существование безобъектных правоотношений, не относит объект к элементам правоотношения.

⁸⁵ К разработанной О. С. Иоффе и Я. М. Магазинером теЬрии правоотношения в 1950 г. в основном присоединился Д М. Генкин См. Советское гражданское право, т. I. Учебник для вузов Госюриздат, М., 1950, стр-103—111; см также «Советское государство и право», 1950, №9, стр 86 (выступление Д М. Генкина).

Концепция О. С. Иоффе и Я. М. Магазинера имеет ряд бесспорных преимуществ по сравнению с плюралистическими теориями объекта правоотношения. Принципиально правильным представляется нам прежде всего самый подход авторов к изучению объекта правоотношения, который выражается, во-первых, в признании единства объекта правоотношения и, во-вторых, в научно обоснованном общем определении объекта.

В то же время концепция О. С. Иоффе и Я. М. Магазинера не свободна от весьма существенных недостатков. Укажем на основные из них.

Верно, конечно, что содержанием правоотношения являются права и обязанности его участников. Необходимо, однако, идти дальше констатации этого очевидного факта и определить, что является содержанием самих этих прав и обязанностей. В противном случае бессодержательными окажутся не только права и обязанности, но и правоотношение в целом. Именно так и получилось у О.С.Иоффе и Я.М.Магазинера, которые не включают в содержание правоотношения ни поведение, дозволенное управомоченному, ни поведение, предписанное обязанному. Названные авторы не учитывают, что поведение, дозволенное и предписанное субъектам правоотношения, находится не вне, а внутри субъективных прав и обязанностей, образуя содержание последних.⁸⁶ Аргументы, выдвинутые против включения поведения субъектов в содержание правоотношения, неубедительны. Во-первых, поведение управомоченного лица не является чем-то юридически безразличным, как полагают О.С.Иоффе и Я.М.Магазинер. Во-вторых, авторы, предлагавшие включить поведение субъектов в содержание правоотношения, никогда не имели в виду поведение субъектов, которое уже было ими совершено. Речь шла именно о дозволенном и предписанном субъектам правоотношения, но еще не совершенном ими поведении. При этом было бы неверно считать, что поведение субъектов приобретает реальное содержание лишь в момент осуществления ими субъективных прав и обязанностей. Взаимодействие социальной воли, возведенной в закон, с индивидуальной волей участников правоотношения, как правило, имеет место до возникновения правоотношения и во всяком случае предшествует его осуществлению. Нельзя поэтому согласиться с тем, что, включая возможное и должное поведение субъектов в содержание правоотношения, мы лишаем последнее реального содержания.

⁸⁶ Не случаино поэтому О. С. Иоффе, оставив бессодержательными права и обязанности участников правоотношения, включил в правоотношение в качестве необходимого его элемента объект правоотношения. Тем самым роль содержания правоотношения у О. С. Иоффе по существу выполняет его объект.

Таким образом, первый недостаток концепции О.С.Иоффе и Я.М.Магазинера состоит в том, что оба автора лишили субъективные права и обязанности, а тем самым и правоотношение в целом реального содержания.

Второй недостаток состоит в том, что О. С. Иоффе и Я. М. Магазинеру не удалось разграничить содержание субъективной обязанности и ее объект. Вряд ли можно сомневаться в том, что содержанием обязанности является предписанное обязанному лицу, еще не совершенное им поведение. У О.С.Иоффе и Я.М.Магазинера то же самое поведение выступает в качестве объекта обязанности, поскольку право воздействует на волю и сознание субъекта обязанности, вынуждая его к совершению предписанных действий. Совершенно очевидно, что объектом обязанности не может быть то поведение субъекта, которое уже было им совершено. Таким образом, одно и то же поведение образует и содержание и объект обязанности. Но разве одно и то же поведение может быть одновременно и содержанием обязанности и ее объектом. Таков второй существенный недостаток концепции О.С.Иоффе и Я.М.Магазинера, на который обращалось внимание в литературе вопроса.⁸⁷ Правда, не все авторы, отметившие этот недостаток, сами достаточно последовательны. Мы уже отмечали колебания С. Ф. Кечекьяна в вопросе о разграничении содержания и объекта правоотношения. Не отличается достаточной четкостью и позиция в этом вопросе М. П. Карпушина. С одной стороны, автор критикует О. С. Иоффе за то, что последний смешивает содержание и объект правоотношения. В то же время сам М. П. Карпушин содержанием правоотношения признает поведение его участников, а объектом — их волю и сознание.⁸⁸ Для разграничения содержания и объекта М.П.Карпушину придется, по-видимому, исключить из поведения субъектов правоотношения их волю и сознание, но в таком случае выходит, что реально совершаемое субъектами действия направлены (воздействуют) на волю и сознание тех же субъектов. Неприемлемость этого вывода, который логически вытекает из аргументации М. П. Карпушина, очевидна.⁸⁹

⁸⁷ См. Г. А. А к с е н е н о к, ук. соч., стр. 135, 136, прим. 3—е; «Советское государство и право», 1950, №9, стр. 86 (выступления С. Н. Братуся и Г. Н. Полянской); С. И- В и л ь н я н с к и и, ук. соч., стр. 82, 281;

М. П. Карпушин, ук. соч., стр- 127—128: С. Ф. К е ч е к ь я н. Правоотношения в социалистическом обществе, стр. 142—143; А. К. Ю р ч е н к о, ук. соч., стр. 236—237.

⁸⁸ См. М. П. Карпушин, ук. соч., стр. 127—128, 129.

⁸⁹ К тому" же волю и сознание вообще нельзя рассматривать лишь в качестве начального этапа поведения субъекта, поскольку само поведение — акт воли и сознания человека.

Таким образом, второй существенный недостаток концепции О.С.Иоффе и Я. М. Магазинера состоит в том что оба автора смешивают содержание обязанности и ее объект. Выступая против этого возражения, О. С. Иоффе указывает, что «содержание правоотношения составляют права и обязанности, т. е. возможное поведение, а объект — реально совершаемые действия, т. е. действительное поведение».⁹⁰ Точно так же содержание и объект правоотношения пытается разграничить Вальтер Новотка, который пишет: «Различие между содержанием и объектом соответствует разграничению между возможностью и действительностью в процессе осуществления правоотношений. Объект правоотношения образует последнюю стадию осуществления права в правоотношении, а именно стадию, в которой субъекты права путем своих действий осуществляют субъективные права и обязанности, соответствующие объективному праву, соответственно, поступают в согласии с ними».⁹¹ Этот аргумент неубедителен. Если под объектом правоотношения понимать то, что способно реагировать на воздействие правоотношения, то объектом может быть лишь то поведение субъекта, которое еще не было им совершено. На уже совершенное субъектом поведение воздействовать нельзя. Что же касается «совершающегося» поведения, то оно всегда может быть расчленено на поведение, которое уже было и еще не было совершено. Таким образом, этот последний случай сводится к двум предыдущим. К тому же признание объектом правоотношения «совершающегося» поведения субъекта означало бы, что объект появляется лишь на определенной стадии развития правоотношения и что до этого последнее вообще не имеет объекта.

Поэтому объектом правоотношения можно признавать лишь будущее, т.е. возможное поведение субъекта. Интересно отметить, что Бирлинг, который под объектом правоотношения в строгом логическом смысле слова также понимал то, на что направляется определенная деятельность определенного субъекта, и признавал объектом правоотношения поведение обязанного лица, прямо указывал, что речь идет именно о будущем поведении субъекта. Бирлинг писал: «Под объектом права или объектом правоотношения, строго говоря, следует понимать то, что нормы права, представляющие содержание правоотношения, требуют от одного из его субъектов, на которого

⁹⁰ «Правоведение», 1958, № 2, стр. 160 (выступление О.С. Иоффе по докладу Ю. К. Толстого «О философских проблемах общей теории правоотношения»)

⁹¹ W Nowotka Die Rechtsverhaltmsse in der DDR Berlin, 1957, S 64

они прямо направлены, или, иными словами, будущее (курсив наш,—Ю. Т.), безразлично, положительное или отрицательное, абсолютное или относительное определенное поведение (действие или бездействие) обязанного лица».⁹² Что речь идет именно о будущем поведении обязанного субъекта Бирлинг считал настолько очевидным, что считал даже бесцельным всякое дальнейшее рассмотрение этого вопроса.⁹³ Нужно отметить, что в вопросе о том, признавать ли объектом правоотношения будущее или действительное поведение обязанного лица, позиция Бирлинга, с точки зрения отстаиваемой им концепции, была правильна.

Наконец, третий существенный недостаток концепции О.С.Иоффе и Я.М.Магазинера состоит в том, что в развитом ими учении об объекте правоотношения не отводится надлежащего места вещам. Дело здесь, разумеется, не в том, что вещь — наиболее понятный и близкий сердцу каждого простого смертного «объект» права, как отмечают И. Б. Новицкий и С.И.Вильнянский,⁹⁴ а в том, что отношения собственности, которые изучаются политической экономией, будучи отношениями между людьми и в конечном счете между классами, в то же время всегда связаны с вещами и проявляются как еещи.⁹¹⁵ Экономические отношения собственности, будучи закреплены в нормах права, выступают в форме правоотношений собственности, которые, как и экономические отношения, связаны с вещами и проявляются, как вещи. Экономические отношения собственности, и прежде всего собственность на средства производства, составляют для любой системы права — как эксплуататорской, так и социалистической — основной предмет правового регулирования. Совершенно очевидно, что средства производства и предметы потребления не могут быть выброшены за борт при определении объекта правоотношений собственности.

Таковы наиболее существенные возражения, которые могут быть выдвинуты против монистической теории объекта правоотношения, изложенной Я.М.Магазинером в тридцатых годах и развитой О.С.Иоффе в 1947—1949 гг.

Дальнейшее изучение проблемы правоотношения привело О. С. Иоффе к выводу о необходимости внести ряд дополнений и уточнений в ту концепцию, которую он первоначально

92 еBTerling Juristische Prmzipienlehre Erster Band 1894, S, 239.

⁹³ gm. там же, стр. 241.

⁹⁴ См. И. Б. Н о в и ц к и и, Л А. Л у н ц, ук соч , стр. 44; С. И. В и л ь-

н я н с к и и, ук. соч., стр. 82

⁹⁵ См. Ф. Э н г е л ь с. Карл Маркс. «К критике политической экономии» К. М а р к с К критике политической экономии. Госполитиздат, М, 1949, стр. 237.

защищал. В настоящее время О.С.Иоффе предлагает различать материальное, идеологическое и юридическое содержание правоотношения и, соответственно этому, юридический идеологический и материальный объект правоотношения.

Под материальным содержанием правоотношения автор понимает то общественное отношение, которое им закрепляется; под идеологическим — волю господствующего класса, которая воплощена в правовых нормах и индивидуализируется в правоотношении; под юридическим — права и обязанности субъектов правоотношения. Под юридическим объектом правоотношения автор понимает поведение обязанного лица; под идеологическим — волю участников правоотношения; под материальным — вещь или иное благо, с которым связано закрепляемое правом общественное отношение.⁹⁶ Нетрудно заметить, что эта концепция является в известной мере отходом от монистической теории объекта правоотношения, "которую первоначально защищал О. С. Иоффе. К тому же она не только не сняла, тех вопросов, которые стояли перед монистической теорией объекта, а присоединила к ним новые. Постараемся критически рассмотреть эту концепцию.

Прежде всего вызывает возражения попытка различать идеологическое и юридическое содержание правоотношения. Не следует забывать, что само право является одной из специфических форм выражения идеологии господствующего класса, хотя и не сводится к идеологии. Далее, что бы ни понимать под содержанием правоотношения — только социальную волю, закрепленную в правовых нормах, или только индивидуальную волю участников правоотношения, или взаимодействие социальной воли, возведенной в закон, с индивидуальной волей,—совершенно бесспорно, что воля находится не вне, а внутри субъективных прав и обязанностей, образцу содержание последних. Таким образом, и с этой точки зрения нельзя различать идеологическое и юридическое содержание правоотношения, объявив первым социальную волю, а вторым—права и обязанности субъектов правоотношения. Наконец, содержание правоотношения или, что то же самое, прав и обязанностей его участников образует не воля господствующего класса сама по себе, а именно взаимодействие социальной и индивидуальной воль. Признание О, С. Иоффе содержанием правоотношения воли класса не дает возможности различать содержание объективного права и правоотношения.

Еще большие возражения вызывают суждения автора об объектах правоотношения. Прежде всего, лишено всякого

⁹⁶ См. О. С. И о ф ф е. Спорные вопросы учения о правоотношении, стр. 37, 48—51; Его же. Советское гражданское право, стр. 67—69; 167—172.

смысла разграничение идеологического и юридического объекта правоотношения. Поведение человека—акт его воли и сознания. Невозможно представить себе человеческое поведение, лишенное воли. Нельзя поэтому согласиться с выделением воли в качестве самостоятельного (идеологического) объекта правоотношения, наряду с поведением как юридическим объектом. Если же воля включается в поведение, то так -называемый идеологический объект (по крайней мере в той части, в какой речь идет о воле обязанного лица) входит в состав юридического. Далее, совершенно непонятно, почему идеологическим объектом правоотношения автор признает волю обоих его участников, а юридическим объектом — поведение только обязанного лица. Наконец, концепция О. С. Иоффе не снимает вопроса о разграничении содержания и объекта правортношения, точнее, содержания обязанности и ее юридического объекта. По указанным основаниям выдвинутая О. С. Иоффе концепция содержания и объектов правоотношения должна быть отвергнута.

Монистический взгляд на объект правоотношения отстаивают С.Н.Братусь и Г. Н. Полянская. Оба автора подчеркивают, что поведение субъектов правоотношений образует содержание их прав и обязанностей. В тех правоотношениях, в которых есть вещь, именно она и выступает в качестве объекта. Поскольку, однако, не во всех правоотношениях можно обнаружить вещь, существуют и безобъектные правоотношения.⁹⁷ С этой точкой зрения, не получившей, правда, развернутого обоснования, нельзя согласиться. Во-первых, признание вещи единственным объектом правоотношения неизбежно приводит к выводу о существовании безобъектных правоотношений; между тем, безобъектных правоотношений не может быть. Во-вторых, признавая вещь объектом правоотношения, С. Н. Братусь и Г. Н. Полянская по существу рассматривают правоотношение лишь как рефлекс действия правовой нормы и отрицают служебную роль по регулированию общественных отношений, выполняемую самим правоотношением. Так, Г. Н.¹ Полянская прямо указывает, что правоотношение не воздействует на поведение. Но тогда позволительно спросить, для чего вообще возникает правоотношение? Едва ли авторы, признающие вещь объектом правоотношения, смогут дать на этот вопрос удовлетворительный ответ.

Наконец, из монистического понимания объекта правоотношения исходит Б. С. Никифоров, исследуя объект преступления. Особо должна быть отмечена следующая мысль автора:

⁹⁷ См. «Советское государство и право», 1950, №9, стр. 86 (выступления С. Н. Братуся и Г. Н. Полянской).

«...при более глубоком исследовании объекта именно как общественного отношения проблема предмета преступления по сути дела снимается. ...То, что в настоящее время принято именовать предметом, соотносится с объектом не как части неназванного единства, расположенные внешне по отношению друг к другу, а как составная часть целого — с самим этим целым, которое помимо „предмета" включает в себя и другие элементы. При ином подходе к делу... происходит обеднение богатого содержания подлинного объекта, неполное исследование объекта».⁹⁸ Эти мысли автора плодотворны и могут быть использованы при определении объекта правоотношения.