Действие закона во времени

Литература: Binding, Handbuch des Strafrechts, том I, 1885; Taганцев, Русское уголовное право, 1902, § 8; Thon, Rechtsnorm und Subjektives Recht, 1878; Bierling, Juristische Principienlehre, T. I, 1894; Aubry и Ran, Cours du droit civil, том I, 1897; Gierke, Deutsches Privatrecht, том I, § 6; 1895, Ehrlich, Das zwingende und nichtzwingende Recht, 1899.

Закон, как норма, определяющая поведение граждан, имеет начальный и конечный моменты своего действия. Вопрос, с какого времени закон начинает применяться и с какого времени его не следует более применять, чрезвычайно важен в практическом отношении.

Определить начальный момент действия закона можно двояко. Можно положить в основу тот принцип, что обязательность юридической нормы зависит от возможности для граждан ознакомиться с ее содержанием. А так как номер издания, в котором закон напечатан, распространяется по стране постепенно, то и закон должен получать применение по мере получения номера в той или иной местности. Такова система постепенного вступления закона в действие на пространстве территории государства по мере фактического или предполагаемого распространения номера издания, в котором он опубликован. Этой системы придерживается сейчас Франция. Согласно декрету 5 ноября 1870 года новый закон приводится в действие в каждом округе (arrondissement) через день после получения номера Journal officiel, содержащего его, в главном городе округа. Следовательно, в Париже, где издается официальный орган печати, закон, помещенный в номере от 5 марта, вступит в силу 7 марта, в провинции же применительно к современным почтовым сообщениям, он получит применение 7, 8 или 9, смотря по расстоянию от Парижа. При всем желании поставить обязательность закона в связь с возможностью ознакомления, система эта все-таки не может обойтись без фикции: она принимает во внимание только тот день, когда закон мог сделаться известным, a не тот, когда он действительно стал известным. Если произошло крушение почтового поезда, то это еще не отсрочивает действие закона для той местности, которая, благодаря несчастной случайности, лишена была фактически возможности ознакомиться во время с содержанием закона. Такое постепенное вступление закона в действие, по концентрическим кругам, создает особые неудобства с того времени, как делается возможным вступать в сделки при помощи телеграфа или телефона, на больших расстояниях, находящихся в один и тот же момент под действием разных законов.

Поэтому все преимущества лежат на стороне системы одновременного вступления закона в действие на всем пространстве территории государства. При этой системе закон после обнародования остается некоторое время в бездействии, а затем сразу, в один момент, охватывает все части государства. Так в Германии, по конституции 16 апреля 1871 года, имперский закон приобретает обязательную силу с четырнадцатого дня после дня выхода в свет в Берлине соответствующего номера Reichsgesetzblatt (§ 2), Предполагается, что в эти дни закон успеет стать общеизвестным, и предположение это не допускает опровержения. Это самая распространенная система, которая представляет однако одно неудобство. При назначении слишком краткого срока возникает опасность, что закон вступит в действие ранее, чем была возможность ознакомиться с его содержанием, при назначении слишком продолжительного срока, как, наприм., в Австрии - 45 дней, возникнет необходимость оставлять закон долгое время без действия. Сравнительная ценность той и другой системы обуславливается величиной государства и культурой страны.

По Основным Законам 23 апреля 1906 года, законы прежде обнародования в действие не приводятся (ст. 91). Обнародование производится сенатом через "Собрание узаконений и распоряжений правительства". По обнародовании закон приобретает обязательную силу со дня получения на месте листа сенатского издания, в котором он напечатан (ст. 93). Следовательно, в России установлена система постепенного вступления законов в действие, и нельзя не признать, что система одновременного вступления в действие, при огромности государства, при первобытности путей сообщения в некоторых уголках страны, представила бы большие трудности и требовала бы значительного срока бездействия.

Установленная в России система предполагает, что каждый закон, как бы ни был он велик, напечатан полностью в одном номере. Все же неполнота принятой у нас системы возбуждает ряд сомнений, неразрешимых иначе, как в законодательном порядке. а) Следует ли иметь ввиду для определения начала действия закона действительное или возможное получение на месте листа сенатского издания? При разливах рек, снежных заносах, железнодорожных беспорядках, посланный номер способен надолго задержаться в пути, а может быть, и вовсе не дойти до назначения. b) Каково то место, куда лист сенатского издания должен дойти? Не подлежит никакому сомнению, что на огромном, малонаселенном пространстве России окажется множество мест, куда сенатское издание никогда не доходит. Имеем ли мы право под "местом" понимать губернский город? с) Кем должен быть получен лист сенатского издания для того, чтобы закон вступил в силу? Достаточно ли получение листа губернским правлением или же следует считаться с получением со стороны того присутственного места, которое обязано применить закон? И как быть, если разные присутственные места получат закон не одновременно? d) Не предусматривается совершенно случай применения закона к преступлению или сделке, совершенным за границей. е) Хотя Основные Законы 23 апреля 1906 года признали, что обнародование производится сенатом и что прежде обнародования законы в действие не приводятся, но до сих пор в Своде Законов сохраняется положение, в силу которого обнародование в губернии законов производится губернским правлением, которое снабжает для сего городские и уездные полиции печатными экземплярами*(532). Если в губернии законы обнародываются губернским правлением, то где же действует обнародование, произведенное сенатом? Если на местах обнародование производится губернским правлением, то получение на месте листа сенатского издания само по себе никакого значения иметь не может.

Начальный момент действия закона может быть сознательно отсрочен в виду важности и сложности закона; до наступления этого назначенного срока действие закона приостанавливается (vacatio legis). Так, наприм., гражданское уложение Германии, обнародованное в августе 1896 года, вступило в силу только 1 января 1900 года, Свод Законов, изготовленный к 31 января 1833 года, вступил в силу только 1 января 1835 года. Иногда закон получает применение постепенное в разных местностях страны, в зависимости от сроков; таково было вступление в силу судебных уставов императора Александра II. Такой прием следует признать вполне целесообразным, если законодатель полагает, что граждане должны добросовестно подготовиться к довольно существенному изменению в правовом порядке и если он придает реальное значение общеобязательности знания законов.

В жизни закона весьма важны следующие два момента: обнародование и вступление в действие. По воззрению всех континентальных государств обязательная сила закона обуславливается последним моментом. Но воля законодателя полностью обнаруживается в момент обнародования. Следовательно, если после обнародования закона, но до вступления его в действие, издается новый закон, изменяющий в какой-либо части постановления первого, то последний вступит в действие с теми изменениями, какие в промежуток бездействия успел произвести в его содержании позднее обнародованный закон. Такой случай имел место в Германии. В феврале 1877 года в этой стране обнародованы были судебные уставы, с отсрочкой действия до 1 октября 1879 года. В мае 1877 года обнародован был закон о привилегиях на изобретения, который вступил в действие 1 июня 1877 года. Последний закон содержал постановления о доказывании через сведущих лиц, которые противоречили постановлениям по этому вопросу устава гражданского судопроизводства, уже обнародованного, но еще не вступившего в действие*(533).

Предельный момент действия законов стоит в зависимости от назначения, какое придал законодатель изданной им норме. С этой точки зрения следует различать законы: а) постоянные, b) временные и с) переходные.

Постоянные законы рассчитаны на неопределенное время, пока обстоятельства не заставят законодателя изменить правовой порядок. Во всяком случае ни один закон не может рассчитывать, что он всегда будет действовать, и с этой стороны странно говорить о "вечных" законах. С юридической точки зрения однако закон, изданный без указания времени его действия, будет сохранять свою силу, несмотря ни на какие соображения и обстоятельства, пока не будет лишен силы в том же порядке, в каком она была ему дана. Согласно с этим положением наши Основные Законы определяют, что закон не может быть отменен иначе, как только силой закона (ст. 93). Лишение закона присущей ему силы новым законом может произойти двояким путем: отменой и заменой. Новое выражение законодательной воли может быть направлено непосредственно на то, чтобы остановить дальнейшее действие закона, признанного ею теперь нецелесообразным. Но законодательная воля отменить действие закона может выразиться в том, что законодатель издает новый закон, который своим содержанием покрывает первый. В одном и том же месте, в применении к одному и тому же отношению не могут действовать две противоположные нормы. Более ранняя по времени должна уступить место позднейшей, потому что организованное принуждение, конечно, будет на ее стороне. Потеря силы прежним законом при замене его новым обуславливается пределами совпадения их содержания.

Необходимость издания нового закона для лишения силы прежнего распространяется и на тот случай, когда закон, обнародованный в установленном порядке, не введен в действие. Так случилось с нашим уголовным уложением 1903 года, большая часть которого до сих пор остается без применения, хотя несомненно, что это закон.

Временные законы носят сами в себе зародыш смерти: предельный срок их действия предопределен и с наступлением его они теряют свою силу. Такие законы чаще всего встречаются в области публичного права, но возможны и в области гражданского права. Так, наприм., исключительные законы, в виде положений об усиленной и чрезвычайной охране, имеют силу лишь в течение первое - 1 года, а второе - 6 месяцев, по истечении которых, если действие закона не будет продолжено, восстанавливается само собой действие всех законов, действовавших в этой местности в обычное время*(534). С временными законами в настоящем смысле слова не следует смешивать так называемых временных правил. Нередко законодатель, предполагая коренным образом изменить какой-либо отдел права, издает положения по известной части этого отдела до окончания законодательной работы. В России много таких временных правил, которым, по странной случайности, приходится существовать гораздо дольше, чем законам, издаваемым без этого названия.

Наконец переходные законы имеют своей целью смягчить резкое изменение в законодательстве и устранить возможные при этом сомнения по вопросу, какие нормы должны применяться к отношениям, сложившимся до издания нового закона. Действие таких переходных законов прекращается не одновременно, как законов временных, а постепенно, по мере ликвидации тех конкретных отношений, на которые они были рассчитаны. Прекращение силы таких законов зависит не от законодателя, а от бытовой обстановки.

Определение начального и предельного моментов действия закона разрешает вопрос о границах, в которых вновь изданный закон может иметь применение. С момента вступления его в силу нет более места законам отмененным или замененным, насколько дело касается действий, нормирование которых новый закон поставил своей задачей, но и он сам не должен касаться времени, когда господствовал закон, ныне лишенный силы. Эта мысль выражается в положении, что закон обратной силы не имеет.

Положение это может быть рассматриваемо с двух точек зрения: а) как принцип законодательной деятельности и b) как принцип судебной и административной деятельности. Эти две точки зрения не должны быть смешиваемы ни в коем случае. Принятое в качестве безусловного догматического положения, это начало может быть нарушаемо законодателем по началу целесообразности.

Рассматривая положение "закон обратной силы не имеет" с точки зрения законодательной политики, необходимо признать, что оно не может связывать законодателя юридически. Воля законодателя стоит над правом, и потому он может, если захочет, придать новому закону обратную силу. Как и всякое другое веление, исходящее от органов государственной власти, оно должно быть исполняемо лицами, подчиненными фактически этой власти. В намерении придать закону обратную силу воля законодателя может встретить препятствие не в юридических, а в фактических условиях. Законодатель может натолкнуться на невозможность или на нецелесообразность обратного применения законов. Фактическая невозможность обнаруживается тогда, когда изгладились следы того бытового явления, к которому желательно было бы применить закон задним числом, наприм., умер преступник, совершивший некогда деяние, которое новым законом признается преступным. Фактическая нецелесообразность обратного приложения закона должна с очевидностью предстать перед государственной властью, насколько она дорожит твердостью правового порядка. Игнорирование принципа "закон обратной силы не имеет" породило бы такую неустойчивость в общественных отношениях, такую неуверенность в приобретенных правах, такую необеспеченность личного существования, что правовой порядок потерял бы свое равновесие. Основная ценность правового порядка заключается в том, что каждый может сообразовать свое поведение с заранее установленными правилами. Эта возможность тотчас исчезла бы, если бы приходилось принимать в расчет не только те нормы, которые установлены, но и те, которые могут быть установлены.

Можно ли говорить о недопустимости обратного действия законов с законодательной точки зрения, когда история дает нам реальные примеры обратной силы. По закону 6 января 1794 года конвент, желая привязать молодые поколения к новому порядку, издал закон о наследовании, построенный на началах равенства. Этому закону придано было обратное действие в отношении наследств, открывшихся за пять лет до издания закона: разделы наследств, совершенные до 1794 года, были признаны ничтожными и наследства подлежали переделу согласно новым началам.

Можно, конечно, провозгласить принцип обратного бездействия законов, но какую же это может иметь цену? Конституция 24 июня 1793 года в декларации человеческих прав (§ 14) признала, что l'effet retroactif donne a la loi serait un crime, но мы сейчас видели нарушение этого положения. Точно так же и в конституции 5 фруктидора 11 года (23 сентября 1795 года) выражено, что aucune loi, ni criminelle, ni civile, ne peut avoir d'effet retroactif. Такой принцип, обращенный к лицу законодателя, не имеет реального значения, потому что в данном случае законодатель сам себя убеждает не придавать своим законам обратной силы.

Конечно, благоразумный законодатель не отступит от принципа в своей творческой деятельности без достаточного основания. Но возможны случаи, когда то же общественное благо, из-за которого законам не придается обратной силы, заставит отступить от этого начала. Общество не мирится более с теми правами, которые были приобретены при прежнем законе напр., на рабов, на крепостных, и желает изгладить немедленно следы того, что является позорным воспоминанием, поддерживающим безнравственные чувства, против которого одержана победа. Если отменяется наказание за деяние, которое до сих пор считалось преступным, невозможно карать, с момента обнародования нового закона, деяния, совершенные при старом, если не стоять на точке зрения Канта, отстаивавшего идею возмездия.

В области уголовного права, с точки зрения законодательной политики, могут представиться следующие случаи: 1) предполагаемый закон устанавливает наказание за действия, которые до сих пор преступными не признавались; 2) предполагаемый закон отменяет наказание за действия, которые до сих пор признавались преступными; 3) предполагаемый закон изменяет наказание за действия, которые до сих пор считались преступными, смягчая или усиливая карательные меры. В первых двух случаях законодатель всегда придает обратную силу новому уголовному закону, т.е. освобождает от наказания тех, кто совершил действия, которые при прежнем законе не подлежали каре, а также тех, кто совершил действия, за которыми, по новому закону, не признается более преступный характер. Наибольшие сомнения, как в теории, так и в законодательствах, возбуждает третий случай. Возможны различные решения вопроса: а) К преступному действию применяется закон, действовавший во время совершения его, но закон более мягкий всегда получает обратную силу. Таково решение германского уголовного кодекса (§ 2). b) К преступному действию применяется закон, действующий в момент наложения наказания, но если он строже карает, то не получает применения в отношении деяний, совершенных при старом. Такова точка зрения указа 27 марта 1846 года, определявшего применение уложения о наказаниях 1845 года*(535). с) К преступному действию, совершенному при старом законе, применяется наказание, определенное новым законом, если только действие считалось преступным и прежде. Таков взгляд уголовного уложения 1903 года, допускающего в подобных случаях лишь смягчение наказания*(536).

Таким образом, возможность и даже целесообразность придавания закону обратной силы с точки зрения политики не подлежит сомнению. Наши Основные Законы прямо признают это, постановляя, что каждый закон имеет силу только на будущее время, кроме тех случаев, когда в самом законе постановлено, что сила его распространяется и на время предшествующее*(537). Общее начало, которым руководится законодатель в обычном своем творчестве, - это отрицание обратной силы за новыми законами. По исключению законодатель, руководствуясь принципом целесообразности, отступает от этого начала и придает новому закону обратную силу.

Совершенно иначе ставится вопрос с точки зрения догматической. Органы управления, судебного или административного, ни в каком случае не могут придать закону обратной силы, как бы это ни казалось им целесообразным, если только самим законом им не вменено в обязанность распространить действие нового закона и на случаи, предшествовавшие его обнародованию. В качестве догматического положения начало "закон обратной силы не имеет" отличается безусловным характером.

Однако, если все законодатели признают это начало, то почти ни одно не развивает его, ограничиваясь самым кратким и общим формулированием. Особенно большие трудности возникают в области гражданского права, где всякое правовое столкновение должно быть разрешено и где обнаруживается особая многообразность и сложность отношений, подлежащих судебному разрешению.

Сказать, что закон должен иметь силу только на будущее время и не касаться прошлого, не значит еще выяснить те затруднения, которые возникают при попытке проложить грань между старыми и новыми отношениями. Если бы законодатель перечислял все возможные случаи вероятного столкновения между прежним и новым законами, вопроса не существовало бы. Но такого перечисления не дает ни одно законодательство, да и дать его не в состоянии. Если бы законодатель наметил по крайней мере какие-либо общие признаки, установил руководящее начало. Но даже этого не делает ни одно законодательство, хотя это возможная задача.

Очевидно, что ответ может предложить только теория права, давая свое объяснение различию прошедшего и будущего в мире права. Правда, некоторые сомневаются в возможности отыскать такой принцип, а другие отрицают возможность дать такой принцип помимо законодателя*(538). Но при таком взгляде мы должны были бы отказаться от применения положительного права. Чтобы применить закон, нужно выяснить фактические условия его применения. Не применить закон за невыясненностью судья не вправе. Значит, принципиальный выход должен быть найден.

Наибольшим распространением пользуется теория, которая признает, что новый закон не касается приобретенных прав (droits acquis, erworbene Rechte) и, наоборот, вполне применим к простым ожиданиям (simples expectations, blosse Hoffnungen). При всей общепринятости этой точки зрения*(539) можно сомневаться в ее правильности. Выражение "приобретенные права" противополагается в философии права "прирожденным правам", а в рассматриваемой теории это выражение составляет противопоставление "нерожденным правам", откуда создается неудобная двойственность значения. С другой стороны, противопоставление прав и ожиданий неуместно там, где речь идет о действии нового закона на правовые отношения. Наконец, субъективное право есть состояние, а для определения действия законов во времени необходимо иметь ввиду моменты.

Другая теория исходит из противопоставления права и интереса, допуская обратную силу закона в отношении интереса, и отрицая ее в отношении субъективного права*(540). Эта точка зрения должна быть признана совсем несостоятельной. Всякое субъективное право содержит в себе защищаемый объективным правом интерес. Касаясь прав, новый закон неизбежно касается и интересов, хотя отрицание интересов не есть еще игнорирование прав.

Каждый новый закон попадает в круговорот юридических отношений, где одни уже погасли, другие зарождаются, третьи, главная масса, продолжают свое существование. Все они, каковы бы ни были по своей природе, основываются на каком-либо юридическом факте. Юридический факт составляет начальный момент того длящегося состояния, которое называется юридическим отношением. Момент совершения юридического факта является решающим для отличия прошлого от будущего в правовой сфере. Юридический факт - есть момент времени и потому его легко сопоставить с новым законом, которого вступление в силу есть также момент времени. Для решения вопроса, какой закон, новый или старый, должен быть применен к данному юридическому отношению, необходимо определить, произошел ли юридический факт, на котором оно основывается, до вступления нового закона в силу или после этого момента: в первом случае будет применен старый закон, во втором - новый. С догматической точки зрения, нельзя применять новый закон к отношениям, основанным на юридических фактах, уже происшедших до того момента, когда новый закон вступил в силу. Юридическое отношение есть только последствие юридического факта, и потому закон должен обратиться всей своей силой на источник отношения, a не на последствия.

Возьмем некоторые случаи применения принципа. Обязательственное отношение, возникшее в силу договора или правонарушения, подчиняется силе того закона, который действовал в момент заключения договора или совершения деликта. Вещное право, приобретенное на основании юридического факта, происшедшего при действии старого закона, остается неприкосновенным при новом законе, изменяющем факты, обосновывающие право, напр., при новом требовании передачи, которая прежде считалась излишней. При наследовании по закону юридическим фактом, создающим наследственные отношения, является открытие наследства вследствие смерти, лишения прав и других событий. Следовательно, всякое законное изменение круга лиц, призываемых к наследованию, может иметь применение к открывшимся наследствам в зависимости от соотношения во времени двух моментов: вступления закона в действие и события, открывающего наследование. Наследование по завещанию предполагает, что завещательный акт, по своей форме, соответствует тому закону, который действовал в момент его составления. Приобретение права собственности по давностному владению основывается на продолжительном владении и потому необходимо, чтобы к моменту вступления закона в силу завершились все условия, называемые в совокупности фактом давностного владения: пока не истек полностью весь срок, юридического факта еще нет.

Так как органы управления, применяющие законы, должны считаться с последними изъявлениями воли органов власти, то предположение, в случае сомнений, должно всегда быть на стороне нового закона.