Преобразование психики человека

Литература: Спенсер, Основания психологии, т. IV, 1876, стр. 205-330; Бен, Психология, т. I, 1902; т. II, 1906; Гефдинг, Очерки психологии, 1908; Джемс, Психология, 1905.

Духовный склад современного человека, образовавшийся на фоне инстинкта самосохранения, не дан ему готовым от природы, а составляет продукт развития под влиянием всех условий, в которых протекала жизнь человека на земле. Способы мышления, виды чувств, приемы действий, являются результатом опыта и средствами приспособления к условиям существования. Такое преобразование психики наблюдается на огромном пространстве времени по мере превращения дикаря в культурного человека, и в меньшем масштабе повторяется при превращении ребенка в человека взрослого. Если преобразование психики совершается под влиянием условий, при которых происходит борьба за существование и ввиду приспособления психических сил к среде с целью самосохранения, то очевидно изменение среды должно оказывать решающее действие на душевный склад. Едва ли можно оспаривать, что по мере успехов культуры происходит постепенное, но постоянное перемещение человека из естественной среды в социальную. Чем ниже культурная ступень, на которой находится человек, тем ближе стоит он лицом к лицу с природой, и потому все его мысли, чувства, действия направлены на приспособление к непосредственно окружающей человека природе. Напротив, культурный человек уходит все больше от природы и погружается все глубже в социальную среду. Соответственно тому, его душевные свойства направляются в сторону наилучшего приспособления к общественным условиям существования. Таким образом происходит преобразование психики человека под влиянием инстинкта самосохранения.

Прежде всего преобразование психики обнаруживается в переходе от беспечности к предусмотрительности. Чем ниже в культурном отношении стоит человек, тем более живет он изо дня в день, ценя лишь непосредственно полезное. Чем дальше уходит человек в культурном развитии, тем более повышается его заботливость об условиях позднейшего существования, тем более становится он способен ценить то, что может оказаться полезным в отдаленном будущем.

Различие между первобытным и культурным человеком в деле удовлетворения материальных потребностей состоит в том, что первый удовлетворяет их под влиянием ощущения, тогда как второй под влиянием представления. Дикарь приступает к поискам пищи, когда начинает чувствовать голод, и прекращает питание, когда чувствует полное пресыщение. Поэтому дикарь большей частью удовлетворяет свои потребности в состоянии сильнейшего ощущения недостатка, наступающего в момент, когда находится желаемая пища.

Отсюда и поражающая наблюдателя неумеренность в удовлетворении, и отсюда же резкая смена пресыщения и недостатка. Конечно, такой порядок удовлетворения потребностей возможен только при том условии, если окружающая природа дает естественные блага, для отыскания которых необходимо сравнительно незначительное время, и находит себе оправдание в неумении сохранить блага, найденные в количестве, превышающем текущие потребности. Каковы бы ни были условия, каково бы ни было оправдание, но важен факт беспечности, создающейся под их влиянием, не позволяющей человеку заглядывать далеко в будущее и не побуждающей к признанию ценности за тем, что выходит за границы данного момента.

Совершенно иной представляется психика культурного человека.

Недостаток естественных благ и их недоступность для каждого заставляют человека не столько искать, чем удовлетворить свои материальные потребности, настоятельно требующие удовлетворения, сколько думать о предупреждении этого острого момента. Человек стремится обеспечить себя на продолжительное время условиями, при которых ему не пришлось бы стать лицом к лицу с угрожающими запросами организма. Это представление или, лучше сказать, ряд представлений о возможности такого момента, когда нечем будет удовлетворить свои потребности, заставляет человека даже лишать себя полного удовлетворения в настоящий момент ради будущего. Так поступает земледелец, сохраняющий зерна для посева, хотя он не без удовольствия и пользы для своего организма потребил бы их в пищу сейчас; так поступает ремесленник, откладывающий деньги на покупку необходимого инструмента, хотя семья его крайне нуждается в теплой одежде. Такого образа действий придерживаются как бедняки, так и состоятельные лица. В буржуазном строе мечтой каждого является скопление такого капитала, который бы своими процентами устранял всякую мысль о нужде. Фабрикант или банкир, хотя бы и довольный той прибылью, какую дает ему предприятие сейчас, устремляет свой хозяйственный взор в далекое будущее, вычисляет всевозможные рыночные комбинации и завязывает отношения, которые могут дать результаты только весьма отдаленные.

Эта душевная черта все более развивается вширь и вглубь с каждым дальнейшим шагом хозяйственной культуры. При домашнем хозяйстве забота была направлена на то, чтобы все необходимые блага обеспечивались в течение оборотного периода собственными производительными силами. Излишки особенной цены не имели. С переходом к меновому хозяйству и специализацией в области производства, забота направилась на отыскание устойчивого сбыта, на точную оценку продуктов своих и чужих, на использование каждого излишка, полученного в производстве. Меновое хозяйство заставляет предусмотрительность выйти за границы своего хозяйства. Необходимо предусмотреть положение других хозяйств, от которых зависит собственное. Интерес человека к другим хозяйствам идет так далеко, что у него является желание предупредить угрожающие им опасности, хотя бы ценой некоторого личного лишения. Чем большее число хозяйств охватывается меновым процессом, чем сильнее становится зависимость собственного благополучия от благополучия других, тем шире область, в которой находит себе применение предусмотрительность. Хозяйства, вовлеченные в мировой обмен, должны думать о случайностях, способных застичь самые отдаленные хозяйства, с которыми они не связаны ни политическими, ни национальными, ни нравственными узами.

Указанное психическое преобразование сопровождается другой чертой. Первобытный человек страдает только от ощущения наличного недостатка, культурный человек страдает от представления о возможном недостатке. Чем более возрастает предусмотрительность человека, чем более опасностей грозит ему со всех сторон, тем сильнее его страдания, омрачающие его наличные радости, дающие ему свободу полного наслаждения только в период, когда на нем еще не лежит забота о себе и своей семье. Если забота о "завтрашнем дне", растянутом на много дней, обеспечивает человека от острого страдания, то она же отравляет ему жизнь хроническим страданием. Человек постоянно заказывает себе сапоги тогда, когда ему нужны только босовики*(106).

Возрастание предусмотрительности не ограничивается экономической областью. Воспитанное на хозяйственной почве, это чувство переносится и на другие области. Первоначально человек ценит знание только с точки зрения наглядной полезности, напр., когда он узнает новый способ приготовления оружия, ловли птицы и т.д. Только весьма поздно, при значительном развитии предусмотрительности, начинает человек понимать значение знания безотносительно к возможности: его немедленного применения. Предусмотрительность переносится и в социальную область. Первоначально человек в состоянии ценить общественность только с точки зрения непосредственных результатов. Ему понятно сотрудничество, когда вместе с другими ему удается убить зверя, не поддающегося его единичным силам. Он понимает значение соединенных сил, когда при этом условии удается одолеть или отразить сильнейшего врага. Но за этими пределами общественная организация ничего не говорит его уму и чувству. Чем выше в культурном отношении человек, тем более способен он ценить общество само по себе, тем более личных жертв готов он принести для поддержания или охранения того, что представляется ему необходимым условием его личного существования в будущем.

Другое психическое преобразование обнаруживается в переходе от импульсивности к сдержанности.

Импульсивным мы называем человека, который следует первому явившемуся побуждению, который действует немедленно, как только нервные токи, пронесясь по мозговым волокнам и клеткам, возбуждали его двигательные центры, без задержки каких-либо представлений в сознании. Если такой человек испытывает голод или жажду, он берет пищу или питье, где бы ни увидел, считаясь только с тем, что эти предметы способны удовлетворить его потребности. Если в нем заговорил усиленно половой инстинкт, он поспешит удовлетворить свою страсть, чего бы это ни стоило другому существу и ему самому. Когда ему понравится какая-нибудь вещь, он потянется к, ней, потому что его действие определяется одним только фактором - желанием иметь ее для себя. В случае, если он почувствует обиду, нанесенную ему другим лицом, он тотчас же отомстит, не считаясь ни с величиной причиняемого вреда, ни с угрожающими ему самому последствиями. Тот же самый отец, который готов защищать своих детей с опасностью для собственной жизни, способен разбить мальчику голову об стену за то, что тот уронил корзину с яйцами, или выменять дочь на предмет, сильно поразивший его воображение*(107).

Такой тип несомненно первобытный. Он обуславливается недостаточным развитием задерживающих центров. Между ощущением и действием не встает ряд представлений, при прохождении через которые движение может ослабеть или совсем уничтожиться.

Совершенно иное дает нам сдержанный тип. Культурный человек не поддается сразу ощущениям, но действует только пройдя, хотя бы и быстро, ряд представлений о возможных последствиях действия. Такие представления даются, конечно, опытом, личным и родовым. Сначала опыт дает человеку представления о невыгодных для человека последствиях немедленного реагирования. Ребенок научается не хватать огонь, дикарь не бросаться, хотя бы в состоянии голода, на сильное животное. Еще больший опыт в этом направлении и дает социальная жизнь. Ребенок устремляется на своего обидчика, не считаясь с реальным соотношением сил, взрослый отомстит или проглотит обиду, взвесив предварительно свои силы. С постепенным ходом умственного развития человечества сложность душевного склада возрастает все более и более, и на ряду с ней возрастает и число мотивов, задерживающих тот или другой импульс*(108). В ежедневном столкновении с людьми человек научается сдерживать свои порывы, умерять действия представлениями последствий. Необходимость преобразования импульсивных черт в черты сдержанности подсказывается инстинктом самосохранения все более по мере того, как человек все сильнее удаляется от чисто естественных условий.

В сложной общественной среде импульсивный тип является совершенно неприспособленным. Он будет встречать такую массу противодействий, что, если окажется не в состоянии видоизмениться под их влиянием, то вынужден будет очистить поле для более приспособленных противников. Степень сдержанности есть качество, определяющее приспособленность человека к общественной среде. А это качество достигается путем подчинения воли представлению о последствиях, исходящих главным образом от той же общественной среды.

В третьих преобразование психики человека при культурном его восхождении обнаруживается в повышении сознательности в отношении к условиям своего существования. Человек, находящийся на низших ступенях культуры, находится всецело под действием унаследованных инстинктов, приобретенных лично привычек и усвоенных от общественной среды традиций. Выбор того или другого образа действий определяется не столько осознанной его целесообразностью, сколько подражанием. Решающий мотив в поведении, - это то, что всегда так делалось, что так принято, так заведено. "Так поступали отцы и деды" - таков высший авторитет, перед которым должна смолкнуть всякая дерзкая критика. Недостаток сознательности обнаруживается как в отношении человека к природе, так и в отношении его к обществу. Так нужно выпахивать землю, потому что так всегда раньше пахали, так нужно ловить животных, потому что таким способом всегда и прежде ловили. Общество представляется такому человеку столь же естественной средой, как и природа. Из природы можно извлекать то, что она дает, но ее нельзя изменять применительно к человеческим требованиям. Точно также нужно приспособить свои потребности к общественным условиям, но не может быть и речи о сознательном приспособлении общественных условий к человеческим потребностям. Поэтому малокультурный человек безропотно подчиняется таким общественным правилам, которые возникли некогда при совершенно иных условиях, а теперь, потеряв всякую целесообразность, держаться слепой традиции.

Причины такого некритического отношения к условиям своего существования объясняются, с психологической стороны, трудностью, с которой мало развитый человек усваивает себе каждое средство приспособления. Недостает умственной энергии, чтобы перейти от старой пищи к новой, от старых орудий к новым. Вспомним, с какой трудностью проникали в Европу новые питательные вещества, как напр., картофель, и сравним то недоверие, с которым относится ребенок ко всякой предлагаемой перемене пищи. С другой стороны, недостаток сознательного отношения к условиям своего существования находит себе объяснение в крайнем однобразии жизненных условий. Сознание пробуждается только при более или менее резкой перемене*(109). Там, где все живут одинаково, и притом издавна, мысль не получает толчка к деятельности. Проводя всю свою жизнь в той же неизменяемой общественной среде, не имея перед глазами никаких иных форм общежития, человек, совершенно понятным образом, принимает исторический строй за естественный и ничто не способно пробудить в нем критического сомнения.

По мере развития в человеке умственной деятельности и увеличения разнообразия в условиях его существования, обнаруживается рост сознательного отношения к материальным, духовным и социальным условиям жизни. Сравнивая невольно, путем непроизвольного соприкосновения с другими, различные потребности и различные средства их удовлетворения, человек культурного типа легче изменяет свои потребности и проявляет большую готовность изменять и средства удовлетворения усвоенных ранее. На высшей ступени человек ищет сравнения для нахождения наилучших способов, и даже путем сопоставления имеющихся способов, стремится отыскать еще лучший, прилагая все свои творческие способности. Если при однообразии духовного склада на низших культурных ступенях человек никогда не задумывается о себе, то в среде, где умственное развитие представляет большие отличия в ее членах, у отдельных единиц пробивается сознание превосходства других, понимание причин неравенства, стремление преодолеть препятствия к раскрытию своих духовных сил. Чем выше общественный тип, чем чаще и теснее его соприкосновение с другими общежитиями по причинам не только военным, но и экономическим, интеллектуальным, эстетическим, тем сильнее пробуждается у членов общежития критическое отношение к своему порядку. Все более утрачивается вера в исконность его, в божественную предустановленность, в особый государственный ум правящего класса. Каждый человек начинает оценивать существующий строй с точки зрения того, насколько последний соответствует его интересам. раз начавшись, критическое отношение к устройству и управлению все более усиливается. Сознательность вытесняет традицию.

Указанные три черты в культурном преобразовании психики не являются единственными, но для нашей цели они являются самыми важными. С другой стороны не следует понимать дело так, будто преобразование охватывает одновременно всех членов развивающегося общества. Чем сложнее общественный тип, тем менее позволительно характеризовать всех одними психическими чертами. И как бы высоко не поднялось общество в культурном отношении, всегда в его среде могут обнаружиться атавистические черты.