Купля-продажа

118.*(273) Соглашение двух сторон, покупателя (emptor) и продавца (venditor), o том, что покупатель обязывается уплатить продавцу определенную денежную сумму*(274) взамен какого-либо предмета*(275), продавец же обязывается передать покупателю этот предмет взамен сказанной суммы, составляет договор купли-продажи. Каждая из договорившихся сторон имеет иск (а. empti, a.venditi) для принуждения противной стороны к исполнению принятого ею обязательства. Договор исполняется тем, что покупатель уплачивает продавцу покупную сумму, а продавец передает (манципация, цессия, традиция) покупщику проданный предмет. В таком виде купля-продажа, известная старому цивильному праву лишь в форме манципации, составляет важнейшую торговую сделку во времена классической юриспруденции. Ее первоначальное появление должно отнести к VI столетию. В комедиях Плавта купля-продажа играет большую роль: действующие лица покупают друг у друга рабов, дома и скот. При заключении договора продавец получает обыкновенно от покупателя вперед часть покупной суммы это - задаток (arrabo, позднее - arrha), учреждение, заимствованное из Греции. Задаток гарантирует продавцу солидность покупателя и обеим сторонам, до известной степени, затрудняет отказ от договора, ибо в случае отказа покупателя его задаток остается у продавца, в случае же отказа продавца покупатель получает задаток обратно. Обычай давать задаток сохранился и в позднейшем римском праве, но, благодаря успеху, который сделали к тому времени способы вознаграждения за убытки (гл. XX), потерял свое прежнее значение и распространение. По мнению Гая*(276), задаток устанавливается для того, чтобы легче было доказать существование договора. В двух пьесах Плавта продавец отказывает покупателю в передаче проданного предмета, в ответ на что покупатель требует от него или самый предмет, или возвращение задатка. Не следует заключать из этого, что во время Плавта договор купли - продажи не имел еще юридической силы, так что, при отказе продавца, покупателю оставалось лишь просить о возвращении задатка (condictio). В других пьесах находятся места, которые представляют положение этого договора в ином свете. Так, в одном случае действующее лицо, выдавая себя за посланного от продавца, просит покупателя отступиться от заключенной купли дома, но покупатель резко отказывает ему, говоря: "каждому свое; ведь, если бы мы переплатили за дом, то не имели бы возможности отказаться от него. Пусть же он будет наш теперь, когда от него есть выгода". Покупатель не говорил бы таким языком, если бы не имел юридической возможности сохранить заключенную куплю. В другом случае продавец, желающий удержать у себя проданное, старается под разными предлогами представить дело так, как будто бы между ним и покупателем не состоялось еще окончательное соглашение о покупной цене, т. е. желая уклониться от исполнения договора, он представляет дело так, как будто бы самый договор не был еще заключен. Вообще у Плавта купля - продажа представляется сделкой настолько распространенной и обыденной, что было бы странно, если бы она не имела в его время полного юридического признания.

Во всяком случае она обладала таким признанием при Катоне. Он дает землевладельцам указания относительно продажи олив и винограда, еще несобранных, вина, зимнего корма, приплода, имеющего быть от овечьего стада. Таким образом мы встречаемся здесь с продажею вещей, еще не существующих, но будущих (res futura): плод, не снятый с дерева и т. п., составляет особую вещь в смысле юридическом лишь по своем отделении от вещи, его производящей. Купля-продажа будущей вещи не могла бы практиковаться, если бы не пользовалась юридическою защитой: землевладелец, запродавая произведения своего имения "причем на покупателя возлагалась часто обязанность сбора их", должен был быть уверен, что его сделка останется ненарушенною. Купля-продажа будущей вещи была известна и позднейшим юристам*(277); ее предметом служила вещь, еще не существующая, но долженствующая явиться по законам природы. Договор был условный; в нем подразумевалось условие: "если вещь появится". В случае не появления ее договор оказывался недействительным и обе стороны освобождались от своих обязанностей. Эту сделку надо отличать от другой, известной под именем emptio spei; предметом этой последней была вещь, появление которой возможно ожидать, но в сделку входил при этом риск со стороны покупателя (напр., покупка тони): покупатель платил условленную сумму во всяком случае, независимо оттого, оправдалась ли его надежда на приобретение купленной вещи.*(278) Современнику Катона, юристу С. Э. Пету, приписывается одно решение, из которого тоже следует заключить, что купля-продажа была в то время юридическою сделкою.*(279)

119. Как у Плавта, так и у Катона, главные обязательства продавца и покупателя "обязательство передать вещь, уплатить деньги" устанавливаются, по-видимому, простым соглашением сторон. Таким образом, определяются у них многие побочные обстоятельства купли продажи и вытекающие оттуда обязательства. Так у Катона определяется качество проданного товара, устанавливаются последствия просрочки (шога) со стороны продавца, обязанность продавца (землевладельца) отвечать пред покупателем за вред, могущий быть нанесенным им самим, его людьми и скотом, и обратно, таковая же обязанность покупателя пред продавцом; далее соглашение касается права обеих сторон на совместную пастьбу скота, обязывает покупателя не вывозить из имения своего инвентаря до полной уплаты покупной суммы, устанавливает сроки, в которые он должен. испробовать и принять купленное вино или очистить имение; наконец соглашением же устанавливается, что всякий спор. по договору должен разбираться в Риме.

Но не все обстоятельства определялись сказанным путем; некоторые из соглашений облекались в торжественную форму стипуляции. У Плавта продавцы гарантируют таким образом покупателей на случай эвикции, т. е. на тот случай, если продана и передана чужая вещь и настоящий ее собственник отберет ее у покупателя судебным порядком.*(280) У Катона посредством стипуляции продавец выговаривает у покупателя часть проданных продуктов в дополнение к денежной плате или обязывает покупателя к вознаграждению рабочих, которые будут собирать проданные оливки. Кроме того стипуляция соединенная с поручительством служит часто, как особое средство гарантировать исполнении купли-продажи со стороны покупателя: по совершении купли-продажи покупатель подтверждал торжественно свое обязательство и выставлял поручителей. Такая дополнительная и вспомогательная роль стипуляции при купле-продаже не раз давала повод предполагать, что первоначально вся вообще купля-продажа для того, чтобы получить юридическую силу, должна была облекаться в торжественную стипуляционную форму, примерно, следующим образом: продавец спрашивал покупателя, "обещаешь ли ты дать мне такую-то сумму денег, если я дам тебе такую-то вещь"; покупатель, в свою очередь, спрашивал у продавца: "обещаешь ли ты дать мне такую-то вещь, если я дам тебе такую-то сумму денег". Условие связывало две стипуляции, сами по себе самостоятельная. Огромная роль, которая принадлежала стипуляции в римском праве и с которою мы еще познакомимся ниже (гл. XIV), служит, конечно, главным основанием такого предположения; однако в источниках не находится для него фактических подтверждений.

120. Из числа дополнительных стипуляций две заслуживают особого внимания:

1. Стипуляция касательно ответственности продавца за эвикцию. В старом цивильном праве эта ответственность, будучи обусловлена тогдашним воззрением на воровство (furtum), подразумевалась сама собою, как скоро происходила манципация, и осуществлялась через а. auctoritatis in dupluni (стр. 59, 101). Потом, у Цицерона, и на одной из восковых дощечек*(281) упоминается неясная для нас стипуляция с поручительством (st. secundum mancipium cum satisdatione). Вероятно, она служила покупателю гарантией на случай недействительности манципации. При купле-продаже, осуществленной через простую традицию - каковым порядком совершалась вся торговля с перегринами (манципация была им недоступна) - вышесказанная обязанность продавца не подразумевалась сама собою (ср. примеч. 227); для установления ее стороны прибегали к стипуляции, по которой продавец обещал возвратить покупателю в случае эвикции покупную сумму или вдвое против нее (st. simplae vel duplae)*(282). Разумеется, такое обещание не могло быть вынуждено у продавца против его воли. Нам однако этот порядок не должен казаться странным: он указывает только на то, что первоначальная купля-продажа была по преимуществу рыночною сделкою и притом - сделкою международного рынка. Ее предмет составляли вещи, привозимые из заграницы, или вещи движимые, быстро потребляемые либо исчезающие от взоров посторонних среди прочего домашнего инвентаря; опасность эвикции относительно таких вещей была не велика. Когда же предметом купли-продажи стали другие вещи, когда она вошла в употребление между Римлянами, тогда ответственность за эвикцию стала для продавца обязательной. Именно курульские эдилы, которым принадлежал полицейский надзор за рынком и разбирательство споров по рыночным сделкам, сочли за справедливое принуждать продавца к совершению гарантирующей стипуляции. Итак, покупатель посредством а. empti мог вынудить продавца к обещанию возвратить ему в случае эвикции покупную цену, а если предметом купли были ценные вещи, то - вдвое против нее.*(283) У классических юристов Помпония, Нерация, Папиниана, Ульпиана и Павла помимо всякой стипуляции, посредством одной а. empti, продавец мог быть принужден к возмещению убытков, которые понес покупатель от эвикции. Размеры этих убытков покупатель должен был доказать на суде, а потому обычай требовать от продавца гарантирующую стипуляцию сохранялся и во время классической Юриспруденции: по стипуляции условленная в ней сумма присуждалась истцу без доказательства. Только Павел решил, что двойная покупная цена может быть взыскана и тогда, когда не было совершено стипуляции*(284), и таким образом признал в ответственности продавца за эвикцию существ±нную принадлежность купли-продажи. Если обнаруживалось, что продавец заведомо продал покупателю чужую вещь, то до наступления эвикции он мог быть притянут к ответственности посредством а. utilis. Так полагал еще Африкан.*(285)

За исключением этого последнего случая, ответственность продавца наступала лишь тогда, когда проданная вещь отбиралась у покупателя судебным порядком, при чем покупатель должен был своевременно известить продавца о предъявленном к нему споре. Если была продана чужая вещь, но обладатель ее не возбуждал о том спора, то продавец не платился ничем; ответственность продавца уничтожалась вовсе как скоро вещь погибала или становилась собственностью покупателя в силу давности. Из всего сказанного видно, что купля-продажа обязывала продавца передать вещь покупателю не в собственность, но в бесспорное владение.

2. Стипуляция касательно ответственности продавца за доброкачественность проданной вещи. История относящейся сюда стипуляции имеет много общего с историей стипуляции предшествовавшей категории. Первоначально продавец не был ответствен за доброкачественность проданной вещи (такая ответственность не лежала на нем и в старом цивильном праве). На случай, если купленные вещи окажутся дурного качества, покупатель заключал с продавцом гарантирующую стипуляцию, напр., продавец ручался, что проданный им скот здоров, что над ним не тяготеет опасность поступления в кабалу и т. п. Многочисленные примеры такой стипуляции мы находим у Варрона, в его сочинении о сельском хозяйстве. Землевладельцы покупали необходимый скот не иначе, как с ручательством за его доброкачественность; но на городском рынке продавцы легко могли притеснять своих покупщиков и отказывать им в гарантирующих стипуляциях. Курульские эдилы наблюдали за тем, чтобы на рынке не продавалось ворованных и плохих вещей; они же устанавливали торговые таксы. Далее в своем эдикте, известном при Цицероне и изданном, быть может, при Катоне младшем (конец VI-го века)*(286), они обязывают продавца без всякого требования со стороны покупателя указать ему все недостатки продаваемой вещи; в противном случае продавец отвечает за все неуказанные им недостатки. Эдикт относился к продаже рабов и животных, интерпретация распространила его применение на все другие случаи; продавец был ответствен не только за те недостатки вещи, которые он скрыл умышленно, но вообще за все те, которые он должен был бы знать, хотя бы на самом деле и не знал. В случае недостатков, обнаруженных после купли-продажи, покупатель мог требовать или отмены самой сделки (а. redhibitoria), или соответствующего уменьшения покупной цены (а. quariti minoris). Bo время классической юриспруденции, начиная с Лабеона*(287), возмещение убытков, происшедших от недоброкачественности проданной вещи и даже вследствие самой отмены сделки, можно было достигнуть посредством а. empti, сначала - в случае злоумышленности продавца, а потом вообще во всех случаях, предусмотренных эдиктом эдилов. Таким образом эта ответственность сделалась существенною принадлежностью купли-продажи.

121. Старое цивильное право знало два вида формальных договоров, юридическая сила которых основывалась на торжественных словах (стипуляция) и на письме (литтеральный контракт); кроме того, оно усвоило реальный договор (rautuum), сила которого истекала из того факта, что одна сторона обогащалась на счет другой. Во всех этих видах соглашение сторон предполагалось, как необходимая принадлежность договора, но одно оно не рождало никаких юридических последствий. С куплею-продажею вошел в римское право новый вид - договор консенсуальный; источник его юридической силы заключался, именно, в соглашении без связи с какими-либо другими фактами. Это было высшим успехом римского договорного права. Одно лицо считалось обязанным пред другим не потому, что оно произнесло пред ним какое-либо особое заповедное слово, не потому, что его долг был записан в книгу, не потому наконец, что оно обогатилось за его счет, но потому, что выражением своей воли, своим обещанием., оно уверило противную сторону в своем намерении поступить известным образом совершить известное действие; это действие прямо касается интересов противной стороны, представляя для нее известную выгоду; полагаясь на сделанное обещание, противная сторона ожидает его осуществления и сообразно с тем располагает свой собственный образ действий. Было бы несправедливо, если бы обещавший мог безнаказанно отступиться от своего обещания, и потому исполнение его объявляется для него обязательным. Такова первоначальная и основная идея консенсуального договора. Практика формальных договоров научила человека держать, во что бы то ни стало, слово, однажды данное, и та же привычка вырабатывалась в сфере бытовых отношений, где вероломство исстари почиталось за величайшую безнравственность; фидуциарные сделки были непосредственным предшественниками консенсуального договора. Меньшее значение в выработке консенсуального договора принадлежало контракту реальному; этот последний влиял в этом случае настолько, насколько и в этом последнем соглашение практиковалось, как необходимая его принадлежность.

Из истории купли-продажи видно, как не сразу была усвоена юриспруденцией идее консенсуального контракта. Одной привычки к старому порядку вещей, по которому право собственности приобреталось не иначе, как посредством манципации, цессии или традиции, было достаточно для того, чтобы признать, что проданная вещь переходит в собственность покупателя только с момента ее передачи; купля-продажа рождала лишь обязательство продавца совершить такую передачу. Но, по мере того, как практика договора развивалась и к нему привыкали все более и более, естественно пришли к той мысли, что главную юридическую причину перехода собственности на купленную вещь следует видеть в самой купле-продаже. По- видимому, было время, примерно, между Кв. Муцием Сцеволой*(288) и Сабином и Кассием*(289), когда юристы были склонны самой купле-продаже приписывать некоторое влияние на переход собственности. Однако такая тенденция, в конце концов, не овладела успехом. Чисто практические соображения, которых коснуться нам придется ниже (гл. XXI), привели юристов к тому, что в передаче вещи они продолжали признавать непременное условие перехода права собственности, и даже спор о том, с которого момента требовать от покупателя добросовестности, коль скоро речь шла о приобретении купленной вещи давностью, (давностью приобретал вообще только добросовестный владелец), был решен Сабином и Кассием в пользу момента передачи. Напротив в обыденном воззрении укреплялся все более и более взгляд на куплю-продажу, как на способ приобретения права собственности. В 294 г. по Р. X. императоры Диоклетиан и Максимиан особою конституцией напоминали, что покупатель не может виндицировать купленную вещь до ее передачи*(290), и несколько ранее юрист Каллистрат писал, что если земельный участок "принадлежит"> кому-либо на осйовании купли-продажи, то неправильно воспользовался бы он виндикацией, пока купленное ему не передано.*(291)

122. Впрочем юриспруденция не могла остаться совершенно чуждою движению, которое происходил в обыденном воззрении. Оно отразилось в разрешении вопроса о periculum, т. е. вопроса - на кого из двух контрагентов, продавца или покупателя, ложится ответственность, если проданная вещь погибает случайно до ее передачи. Купля-продажа, сама по себе, не давала покупателю права собственности и юрист Алфен (нач. VIII в.) полагал, что если проданное до своей передачи уничтожается по распоряжению эдилов, то страх такого события несет продавец - разве только передача была просрочена по вине покупателя*(292); следовательно, этот последний, по меньшей мере, освобождался от своего обязательства платить покупную сумму, а уплаченное должен был получить обратно. Именно такой исход указывает еще гораздо позднее Африкан, говоря о том случае, когда проданная земля конфискуется почему-либо правительством.*(293) Можно думать, что таким же образом юристы республики решали всегда, как скоро речь шла о последствиях случайной погибели вещи. - Иное мнение устанавливается в императорское время. В общежитии давно привыкли смотреть так, как будто бы покупатель получал право собственности в момент купли-продажи; если после того проданная вещь оставалась временно у продавца, то, в его глазах, это была чужая вещь; оставляя ее у себя, он как бы оказывал покупателю особое одолжение; справедливо, чтобы па крайней мере случайная погибель вещи не лишала продавца той выгоды, которую он рассчитывал получить от продажи. И вот все это отражается во мнениях юристов: покупателю отдается прибыль, которую вещь приносит во время между куплей и передачей*(294); покупатель обязывается возместить продавцу расходы, которые вещь потребовала*(295), и вместе с тем, начиная с Прокула и Помпония*(296) и кончая составителями Юстиниановых институций*(297), periculum относится на счет покупателя, так что случайная погибель вещи (происшедшая до ее передачи), лишая его всякого приобретения по купле, не снимала с него его обязательства: он все-таки был должен уплатить продавцу, что обещал по договору.

Подобно этому Павел*(298), говоря о приобретении купленного давностью, считал необходимым, чтобы приобретатель был добросовестен не только в момент передачи, но и в момент купли.

123. Обязательства сторон устанавливались в купле-продаже силою соглашения; как только что оно состоялось, стороны были не властны отступиться от принятых обязательств. Но из этого не следовало еще, чтобы контрагенты могли требовать друг от друга выполнения договора, не исполняя сами своих обязательств. Положение продавца и покупателя было неравно и это неравенство отразилось на взаимном отношении их исков. Покупатель интересовался наличною вещью и вопрос о состоятельности продавца был для него обыкновенно - вопрос второстепенный. Напротив состоятельность покупателя представляла для продавца первостепенный интерес. Чтобы гарантировать ему свою состоятельность покупатель выплачивал задаток, выставлял поручителей; вместе с тем было принято за правило, что он лишь тогда может требовать передачи купленной вещи, когда вперед уплачивает сполна покупную сумму. Это правило мы находим у юристов II в. по Р. X.: Сцеволы*(299), Марцелла*(300) и Ульпиана.*(301) По мнению Марцелла, до полной уплаты покупной суммы проданная вещь остается у продавца в виде залога. Только как исключение допускался обратный порядок. Если помещик мешает покупателю собрать купленный им урожай винограда и потом потребует от него уплаты покупной суммы, то против такого иска Юлиан дает ответчику возражение*(302); аукционатор не мог требовать от аукционных покупателей уплаты их долга, пока не передавал им купленное.*(303) Ho разумеется, что весь этот порядок не составлял существенной принадлежности купли-продажи и в каждом отдельном случае мог отменяться по добровольному соглашению сторон.*(304) Однако он представляет большой интерес в историческом отношении, отнимая один из доводов у того предположения, по которому купля-продажа прежде своего преобразования в консенсуальный контракт, практиковалась в форме реального контракта. По этому предположению, сначала купля продажа получала силу юридической сделки лишь с того момента. как продавец передал товар покупателю; тогда обогащенный покупатель обязывался уплатить продавцу, что следовало. С точки зрения такого предположения вышеизложенный взгляд императорского периода на последствия periculum составляет остаток того старого порядка, когда купля-продажа была реальным договором. Такой же остаток усматривают и в только что изложенных случаях, в которых продавец должен предупредить покупателя в выполнении своего обязательства. Но мы объяснили происхождение правила о periculum иным образом и видели, что оно составляет произведение именно императорской юриспруденции; мы видели также, что случаи, где исполнение договора продавцом должно предшествовать исполнению его покупателем, имеют исключительный характер в сравнении с другим, более общим правилом. А priori предположение о купле-продаже, как реальном договоре, не представляет ничего невероятного; но мы не имеем за него подтверждения в свойствах купли продажи, как она является пред нами в источниках. Как можно видеть из всего предшествующего изложения, важнейшие особенности купли-продажи объясняются удовлетворительно, не требуя такого предположения, - насколько вообще возможно удовлетворительное объяснение при скудости исторических данных.

124. В истории рынка купля-продажа была преобразованием мены. Но родственный таким образом купле-продаже договор мены (permutatio)*(305) и во время классической юриспруденции оставался реальным договором, т. е. договор получал юридическую силу лишь после того, как один из контрагентов передал другому свою вещь; тогда этот последний становился обязанным передать ему то, что было условлено. Однако это не дает еще никаких указаний на юридическое прошлое купли-продажи. На рынке купля, конечно, шла рука об руку с меною и постепенно обособилась от нее, но когда возник вопрос о юридическом формулировании купли, как особой сделки, тогда мена занимала уже слишком второстепенное значение, чтобы обратить на себя внимание юриста. Юридическое формулирование купли- продажи совершилось независимо от мены. Эта последняя сохраняла характер бытовой сделки, имевшей более домашний, нежели рыночный характер; на рынке же обе стороны обменивались своими товарами немедленно, так что не возникало вопроса о юридических последствиях сделки. До суда могли дойти те случаи, в которых одна сторона обманула доверие другой и, получив обещанную ей вещь, уклонилась от выдачи своего товара. В таких случаях потерпевший мог требовать обратно уплаченное им, а по старому праву и обвинить противника в воровстве. Только в императорское время юристы конструировали мену как реальный контракт. В этой своей форме мена не породила даже своего особого иска, но охранялась, наравне с прочими безыменными реальными контрактами, посредством а. praescriptis verbis. - Одна партия юристов (сабинианцы) имела тенденцию сообщить мне характер консенсуального договора, рассматривая мену как вид купли-продажи, но эта попытка, извращавшая историческое значение мены, не увенчалась успехом - лучшее доказательство того, что вопрос о юридическом формулировании мены не представлял особого практического интереса.

Итак, юридическая история купли-продажи имела мало общего с юридической историей мены. Реальный характер договора мены не говорит в пользу существовавшего когда-то реального характера купли-продажи, потому что был присвоен юриспруденцией мене тогда, когда купля-продажа давно употреблялась как консенсуальный договор.