ДОГОВОР НАЙМА (LOCATIO-CONDUCTIO). ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

1. Классическое римское право знало три вида договора locatio-conductio: 1) наем вещей (locatio-conductio rerum); 2) наем услуг (locatio-conductio operarum); 3) наем работы или подряд (locatio-conductio opens или opens faciendi).

Это различие видов найма — плод долгого развития права. Первоначально наем раба как движимой вещи вполне удовлетворял потребность хозяйства в рабочей силе, и наем услуг не практиковался; договор подряда применялся главным образом к сдаче государственных работ, работ по очистке улиц и т.п.'.

2. Римские юристы отмечали некоторую близость договора найма к договору купли-продажи и в отдельных случаях выражали сомнение, какой из двух названных договоров имеет место. Например, одно лицо предостав­ляет другому гладиаторов на таких условиях, что это вто­рое лицо должно уплатить первому за гладиаторов, вы­шедших из боя невредимыми, по 20 динариев, а за уби­тых или искалеченных — по 100 динариев. Гай считал, что в отношении первой группы рабов имеет место locatio-conductio, в отношении второй — emptio-venditio. Заказ колец золотых дел мастеру из его золота характеризуется как купля-продажа, из золота заказчика — как locatio-conductio.

3. Договор locatio-conductio порождал права и обя­занности для каждой из сторон; каждая сторона получала самостоятельный иск (actio locati и actio conduct!); оба эти иска — bonae fidei.

Locatio-conductio operarum широкого применения не имела 232

§ 3. ДОГОВОР НАЙМА ВЕЩЕЙ (LOCATIO-CONDUCTIO RERUM)

1. Наймом вещей называется такой договор, по кото­рому одна сторона (наймодатель, locator) обязуется предо­ставить другой стороне (нанимателю, conductor) одну или несколько определенных вещей для временного пользования, а другая сторона обязуется уплачивать за пользование пре­доставленными вещами определенное вознаграждение (merces, pensio) и по окончании пользования возвратить ве­щи в сохранности наймодателю.

Среди свободных римских граждан очень рано поя­вилась резкая имущественная дифференциация. Наряду с крупными землевладельцами, обрабатывающими свои огромные латифундии трудом множества рабов, образо­валась многочисленная прослойка бедных крестьян, сво­бодных, но малоземельных или вовсе безземельных. Эти безземельные или малоземельные крестьяне были выну­ждены снимать у богатого рабовладельца небольшие клочки земли для обработки. Равным образом в городах было много граждан, не имевших собственных домов и снимавших жилище у богатых домовладельцев. Соот­ношение наймодателей и нанимателей с социально-экономической стороны приводило к соответствующему умалению прав нанимателя: его экономическая зависи­мость от наймодателя сказалась, между прочим, в том, что наниматель вещи (в особенности земельного участка) не признавался в Риме владельцем и не пользовался са­мостоятельной владельческой защитой против всякого рода самовольных посягательств на его землю и хозяйст­во. Отразить такие самовольные нарушения обладания снятым земельным участком наниматель мог только че­рез посредство сдатчика, на имя которого считался обла­дающим данным участком наниматель. Легко понять, как возрастала в силу этого зависимость нанимателя от сдатчика, и без того дававшая себя знать.

2. Предметом locatio-conductio rei могли быть вещи — движимые и недвижимые, но из числа движимых вещей только такие, которые не принадлежат к числу потреб-

ляемых (т.е. при нормальном хозяйственном употребле­нии не уничтожающихся и не подвергающихся сущест­венному изменению), так как в отношении потребляет мых вещей неисполнима обязанность нанимателя воз­вратить по окончании найма ту самую вещь, какая была получена по договору. Было необязательным, чтобы наймодатель имел право собственности на сдаваемую вещь: допускалась сдача внаймы и чужой вещи.

3. Вознаграждение за пользование (наемная плата) нормально должно определяться в денежном выражении;

но в договорах найма (аренды) сельскохозяйственных земельных участков допускалось определение наемной платы в натуре (известное количество продуктов, в част­ности известная доля урожая). Если в других случаях ли­цо, получающее по договору вещь в пользование, при­нимало на себя обязательство дать за это в пользование другую вещь и т.п., то такой договор не подходил под категорию locatio-conductio.

Срок не являлся необходимым элементом договора найма: можно было представить вещь в пользование и без указания точного срока («на неопределенный срок»). В этом случае договор мог быть в любое время прекра­щен по заявлению каждой стороны.

4. Обязанности наймодателя. На наймодателе лежала обязанность предоставить нанимателю пользование на­нятой вещью (или вещью и плодами от нее). Вместе с вещью должны быть переданы и принадлежности к ней (например, при сдаче земельного участка — обычный инвентарь).

Вещь должна быть предоставлена своевременно. Не­соблюдение этой обязанности дает нанимателю право отступиться от договора.

Обязанность наймодателя предоставить нанимателю вещь в пользование не исчерпывалась однократной пере­дачей вещи нанимателю: наймодатель обязан был в тече­ние всего срока найма обеспечить нанимателю возмож­ность спокойного и соответствующего договору пользо­вания вещью. Для этого наймодатель должен произво-

дить необходимый ремонт отданной внаем вещи, чтобы в течение всего срока договора поддерживать вещь в годном для пользования состоянии, устранять препятствия, кото­рые мог встретить с чей-либо стороны наниматель, и т.п.

5. Если предоставленная в пользование вещь оказы­валась непригодной для пользования или, по крайней мере, пользование не давало всего того хозяйственного эффекта, на получение которого наниматель вправе был рассчитывать, то действовали принципы, аналогичные тем, на которых строилась ответственность продавца за недостатки проданной вещи. Ответственность наймода­теля за недостатки сданной внаем вещи выражалась в возмещении всего интереса нанимателя в тех случаях, когда вещь оказывалась непригодной для пользования по тому назначению, какое имелось в виду при заключении договора. Однако возможно было в этих случаях и иное последствие, а именно: нанимателю принадлежало право отказаться от договора. Если пользование вещью было возможно, но с меньшим хозяйственным эффектом и удобствами, наниматель мог с помощью actio conduct! требовать снижения наемной платы.

6. Наймодатель отвечал за всякую вину (omnis culpa). Если невозможность пользования вещью для нанимателя наступала без вины в том наймодателя, последний не нес ответственности перед нанимателем, но и не имел права требовать наемную плату за то время, пока пользование вещью было невозможно по такой случайной причине. Из этого можно сделать вывод, что риск в данном случае лежал на наймодателе (periculum est locatoris).

Наймодатель обязан был также платить за отданную внаем вещь налоги, нести всякого рода публичные по­винности и пр.

7. Обязанности нанимателя. Наниматель был обязан платить наймодателю за пользование вещью условленную наемную плату пропорционально времени пользования. По общему правилу, если не было иного соглашения, наемная плата вносилась по истечении соответствующего промежутка времени (postnumerando). Если наниматель

внес наемную плату вперед, а использование в течение всего периода, за который внесена наемная плата, оказа­лось невозможным не по вине нанимателя (например, по случайной причине сгорел нанятый дом), нанимателю дается actio conducti для возвращения наемной платы.

Вопрос о платеже наемной платы получил специаль­ную регламентацию для того случая, когда она определе­на в натуре в известном количестве продуктов (сельско­хозяйственная аренда). Различные случайные обстоятель­ства могут сильно повлиять на урожай и так его пони­зить, что для арендатора окажется непосильной арендная плата, установленная по договору. Классические римские юристы оставили по этому вопросу следующие указания. Если имела место так называемая неодолимая сила (vis cui resisti non potest), вследствие чего пропал урожай, на­ниматель освобождался от обязанности платежа наемной платы. Если же ничего чрезвычайного не произошло, то убыток от недорода и т.п. нес наниматель. В отношении неурожая, постигшего нанятый участок, классические юристы давали еще такое разъяснение: урожайность — дело случайное: один год — неурожайный, а другой — дает обильный урожай; поэтому в неурожайный год, ко­гда арендатору трудно уплатить полную арендную плату, следует допустить уменьшение платы (remissio mercedis);

но, если последующие годы будут урожайными, наймо-датель вправе дополучить арендную плату и за неуро­жайный год.

8. Наниматель при пользовании вещью должен был сообразовываться с содержанием договора и хозяйствен­ным назначением вещи. Он нес ответственность за всякого рода повреждения и ухудшения нанятой вещи, если они произошли по его вине, хотя бы легкой (D. 19.2. 19. 2.).

По окончании найма нанятая вещь должна быть воз­вращена без задержки и в надлежащем состоянии. В случае несвоевременного возвращения нанятой вещи на­ниматель был обязан возместигь наймодателю убытки, понесенные им от несвоевременного возвращения вещи.

Если наниматель за время найма произвел затраты на нанятую вещь, то вопрос о его праве на возмещение

произведенного расхода решался в зависимости от харак­тера затрат. В тех случаях, когда издержки можно было считать необходимыми либо полезными, хозяйственно целесообразными, наниматель имел право требовать от наймодателя их возмещения; если же издержки не имели такого значения, а сделаны были только в силу особен­ностей личного вкуса или желания нанимателя, то ему не давалось права требовать возмещения таких затрат, а только предоставлялось ius tollendi, т.е. право отделить от вещи «вложения» в нее, при условии, однако, если это можно сделать без ухудшения вещи.

9. Наниматель не лишен был права (если не было противоположного соглашения с наймодателем) передать нанятую вещь в пользование другому лицу (поднаем — С. 4. 65. 6). Разумеется, такая передача нанятой вещи поднанимателю не снимала с основного нанимателя от­ветственности перед наймодателем за сохранность вещи и надлежащее ее использование. Наниматель вообще от­вечал от своего имени (в данном случае это значит: как за свою вину) за вину всех, кого он допускал к нанятой вещи.

10. Социально-экономическое положение нанимате­лей в Риме и преимущественная забота закона о наймо-дателях сказалась на регламентации договора найма, в частности, в том, что римское право строго последова­тельно проводило обязательственно-правовую природу имущественного найма.

Важнейшим выводом из указанного принципа было то положение, что, если наймодатель до истечения срока имущественного найма отчуждал сданное имущество, новый собственник не был связан договором своего предшественника (D. 19. 2. 25. 1). В новое время получил большое распространение — афоризм, что, по римскому праву, «купля прекращает (ломает) наем». Этот афоризм не точен: отчуждение сданной внаем вещи не снимало с наймодателя ответственности перед нанимателем, следо­вательно, договор между ними не считался прекращен­ным; но осуществление нанимателем пользования наня-

той вещью находилось в зависимости от согласия нового собственника вещи, на которого договор предшествен­ника автоматически не распространялся. Если новый собственник не давал нанимателю согласия на пользова­ние вещью, первоначальный наймодатель нес ответст­венность по договору.

11. Договор найма вещи в некоторых случаях мог быть прекращен односторонним отказом от него той или другой стороны. Такое право признавалось за нанимате­лем, в частности, если предоставленная наймодателем вещь оказывалась непригодной для использования. На­ниматель мог также отказаться от договора, если пользо­вание вещью связано с серьезной опасностью.

В ряде случаев имел право прекратить договор най­модатель, а именно, если наниматель злоупотреблял сво­им правом, пользовался вещью так, что портил ее и т.д., если нанятая вещь требовала ремонта, а выполнение его невозможно без прекращения пользования нанимателя, наконец, если вещь оказалась необходимой для личных надобностей наймодателя.

Смерть той или иной стороны не прекращала дого­вора найма. Прекращался договор найма истечением срока, но если фактически пользование вещью со сторо­ны нанимателя продолжалось и по окончании срока, до­говор считался возобновленным по молчаливому согла­сию сторон.

§ 4. ДОГОВОР НАЙМА УСЛУГ (LOCATIO-CONDUCTIO OPERARUM)

1. Договором найма услуг (locatio-conductio operarum) называется такой договор, по которому одна сторона (на­нявшийся, locator) принимала на себя обязательство испол­нить в пользу другой стороны (нанимателя, conductor) оп­ределенные услуги, а наниматель принимал на себя обяза­тельство платить за эти услуги условленное вознаграж­дение.

В отличие от locatio-conductio operis, имевшего це­лью предоставление подрядчиком готового результата

работы, договор найма услуг имел предметом выполнение отдельных услуг по указанию нанявшего. Это обстоятельст­во приводило неизбежно к известной зависимости на­нявшегося от нанимателя. Нанявшийся выполнять из­вестные работы за плату фактически ставил себя в поло­жение, близкое к положению раба. В тех случаях, когда по характеру отношения зависимость нанявшегося от нанимателя признавалась недопустимой, прибегали к договору получения (см. ниже, § 6).

Необходимо заметить, что в условиях рабовладельче­ского общества договор найма личных услуг вообще не мог иметь большого распространения и сколько-нибудь существенного значения: для выполнения всякого рода услуг в распоряжении рабовладельца были прежде всего рабы, в известной мере также вольноотпущенники. Об­ращаться к услугам свободных граждан путем заключе­ния locatio-conductio operarum приходилось нечасто. Со­держание договора составляли главным образом повсе­дневные домашние работы, не предполагающие специ­альных знаний или особых способностей.

Договор найма услуг мог быть заключен или на точ­но определенный срок, или без указания такого срока. В последнем случае каждая сторона могла в любое время заявить об отказе от договора.

2. Нанявшийся был обязан исполнять в течение сро­ка договора те именно услуги, которые предусмотрены в договоре, притом исполнять лично, без замены себя дру­гим лицом. Наниматель был обязан оплачивать услуги в условленном размере. Как и при найме вещей, уплата наемной платы по договору найма услуг производилась postnumerando, т.е. по истечении той единицы времени, за которую производился расчет. Если нанявшийся не мог вследствие болезни или иной причины выполнять условленные услуги, он не имел права и на вознагражде­ние. Если же нанявшийся готов был оказывать условлен­ные услуги, но его услугами наниматель не воспользо­вался по независящим от нанявшегося причинам, по­следний сохранял право на вознаграждение.

Однако неиспользование нанимателем услуг наняв­шегося не должно было служить для последнего источ­ником обогащения путем получения платы за один и тот же период времени от двух нанимателей: заработанное (на стороне) нанявшимся за то время, пока наниматель не пользовался его услугами, засчитывалось в счет возна­граждения, причитающегося нанявшемуся по данному договору.

§ 5. ДОГОВОР ПОДРЯДА (LOCATIO-CONDUCTIO OPERIS)

1. Договором подряда (найма работы, locatio-conductio opens) назывался договор, по которому одна сторона (под­рядчик, conductor) принимала на себя обязательство испол­нить в пользу другой стороны (заказчика, locator) извест­ную работу, а заказчик принимал на себя обязательство уплатить за эту работу определенное денежное вознагра­ждение.

Отличие этого договора от предыдущего договора (найма услуг, locatio-conductio operarum) заключалось в том, что по договору найма услуг нанявшийся обязан был к предоставлению отдельных услуг; договор же под­ряда направлен на то, чтобы подрядчик дал определен­ный opus, законченный результат (D. 50. 16.5. 1).

Договор подряда в тех случаях, когда подрядчик ра­ботает со своим материалом (полностью или в части), близко подходит к договору купли-продажи. Различие между обоими этими договорами проводилось римскими юристами в зависимости от того, кто дает главный (ос­новной) материал для выполнения работы (D. 18. 1.20).

2. Подрядчик обязан был исполнить и сдать работу как законченный результат, в соответствии с договором, надлежащим образом, в установленный срок, в надлежа­щем состоянии по качеству работы.

Подрядчик отвечал за всякую вину, не исключая легкой (culpa levis,». Подрядчику разрешалось пользовать­ся при исполнении договора услугами других лиц, но c,J

тем, что за их вину подрядчик отвечал как за свою собст­венную (D. 19.2.25.7).

По вопросу о том, кто несет риск случайной гибели или порчи работы, указания источников несколько раз­норечивы. Основной принцип, по которому решаются в источниках отдельные казусы, сводится к тому, что случайная гибель или порча работы, происшедшая до сдачи работы, ложится на подрядчика, после ее сдачи — на заказчика.

3. На обязанности заказчика (нанимателях) лежала уплата условленного вознаграждения.

Если в процессе исполнения работы выяснилась не­возможность исполнить работу за условленную цену, в основание которой положена смета, составленная под­рядчиком, от заказчика зависело или согласиться на уве­личение вознаграждения подрядчика, или приостановить работу и отказаться от договора.

Если заказчик произвольно отказывался принять от подрядчика исполненную им работу, то он не освобож­дался от обязанности уплатить подрядчику предусмотрен­ное договором вознаграждение. Если заказчик прервал выполнение заказанной работы раньше срока и подрядчи­ку удалось использовать освободившееся время на другой работе, его заработок по этой второй работе засчитывался в счет вознаграждения, причитающегося ему от первого нанимателя.

§ 6. ДОГОВОР ПОРУЧЕНИЯ (MANDATUM)

1. Договор поручения состоял в том, что одно лицо (доверитель, мандант) поручало, а другое лицо (мандата­рий, поверенный) принимало на себя исполнение безвозмезд­но каких-либо действий.

Предмет поручения могли составлять как юридиче­ские действия (совершение сделок, выполнение процес­суальных действий), так и услуги фактического характера (в источниках приводятся в качестве примеров безвозмездная починка, отделка платья и т.п., 1.3.26.13).

16-6506

2. Безвозмездность исполнения поручения являлась су­щественным признаком договора поручения. Mandatum, по мнению римских юристов, ведет свое происхождение «ех officio atque amicitia» (из общественного долга и дружбы), а выполнение долга и получение за это платы, по поня­тиям римлян, несовместимы (D. 17. 1. 1. 4). Если за ис­полнение действия назначалась плата, тем самым дого­вор превращался в договор найма. Класс рабовладельцев, не имевший надобности работать за плату, «наниматься», относился с презрением к такой платной работе и, чтобы «не принижать» общественного значения услуг мандата­рия, действующего или по дружбе, или ценя оказанную ему честь и доверие, резко разграничивал два названных вида договоров — поручение и наем.

Однако было бы неточно утверждать, что мандата­рий ни при каких обстоятельствах ничего не получал от манданта за исполнение его поручения. «Merces» — плата в смысле эквивалента оказанной услуги — действительно не свойственна договору поручения, но, когда мандата­рий получал за оказанную услугу какой-то подарок, «бла­годарность», выраженную материально, это признавалось допустимым, не принижающим мандатария и социально­го значения отношения.

В отличие от «merces» такого рода «благодарность» получила наименование «honor» (откуда в свое время об­разовался термин «гонорар» лиц так называемых либе­ральных или свободных профессий, т.е. таких, которыми не считалось позорным заниматься и свободному рим­скому гражданину). С введением понятия гонорара соз­давалась по существу искусственная оболочка, которая должна была прикрывать действительные отношения между мандантом и мандатарием.

3. Обязанности мандатария. Несмотря на безвоз­мездность поручения, римское право предъявляло к ман­датарию строгие требования относительно точности, тщательности и заботливости в исполнении поручений. Принять на себя поручение зависит от воли мандатария (говорит Павел), но исполнить принятое поручение есть уже необходимость (D. 13.6.17.3).

Мандатарий должен был довести принятое на себя дело до конца. Если же мандатарий видел, что он не мо­жет исполнить порученного дела, он должен был немед­ленно сообщить об этом манданту, чтобы тот мог заме­нить его другим лицом; если мандатарий не поставил манданта в известность о невозможности исполнить по­ручение, он отвечал перед мандантом за причиненный ущерб.

Поручение должно быть исполнено в полном соот­ветствии с его содержанием (притом, как с буквальным содержанием, так и с его внутренним смыслом).

Видоизменять поручение, хотя бы и с целью предос­тавить доверителю известные выгоды, мандатарий не имел права; например, дано конкретное поручение ку­пить дом Сея за 100, а мандатарий купил дом Тиция; хо­тя бы ему удалось купить этот дом и дешевле 100, пору­чение считалось неисполненным. Может оказаться, что исполнение поручения в точности невозможно ввиду из­менения обстоятельств. Мандатарий должен был тогда испросить дополнительные указания от манданта; если же это фактически оказывалось невозможным, то посту­пить так, чтобы решение соответствовало общему смыслу поручения.

В случае превышения мандатарием пределов поруче­ния мандант не обязан был принимать исполнение; но в пределах поручения мандант согласно господствовавшей среди римских юристов точке зрения был обязан при­нять исполнение.

Личное исполнение поручения не всегда было обяза­тельно. Если предмет поручения не предполагал непре­менно личную деятельность мандатария и в самом дого­воре не было предусмотрено непременно личное испол­нение поручения, мандатарий вправе был привлечь к ис­полнению поручения других лиц (заместителей или субститутов).

Договором могло быть прямо оговорено, что испол­нение или должно быть непременно личное, или, наобо­рот, что мандатарию разрешается передать выполнение

порученных действий другим лицам. Даже если по харак­теру поручения обязательно личное его исполнение мог­ло оказаться неизбежным участие третьих лиц в испол­нении поручения: для мандатария могло оказаться не­возможным личное совершение порученного действия при таких условиях, когда интересы манданта не позво­ляли отложить это действие. В зависимости от того, име­ет или нет мандатарий право пользоваться услугами третьих лиц (субститутов), находилась и ответственность мандатария за действия этих его помощников и замести­телей.

Если мандатарию не было предоставлено договором право пользоваться при исполнении поручения услугами третьих лиц, а ему пришлось заменить себя другим ли­цом, то он отвечал за действия субститута как за свои собственные и обязан был возместить манданту весь вред, причиненный действиями субститута. Но если ман­датарию в конкретном случае было предоставлено право прибегать к услугам помощников и субститутов, то он . отвечал тогда перед мандантом только за осторожный, тщательный выбор субститута (culpa in eligendo), но не за его действия.

Как уже указывалось выше, особое социальное и бы­товое значение mandatum в рабовладельческом обществе отражалось на характере ответственности мандатария. Вопреки общему принципу, что сторона, сама не извле­кающая выгод из данного договора, материально в нем не заинтересованная, несет более ограниченную ответст­венность (лишь за dolus и culpa lata), мандатарий отвечал за всякую вообще вину и обязан был возместить мандан­ту все убытки, причиненные при исполнении поручения или ввиду неисполнения, хотя бы они были причинены вследствие легкой вины мандатария (С. 4. 35. 13).

Мандатарий был обязан передать манданту результа­ты исполнения поручения. Мандатарий передавал ман­данту не только все взысканное с должников манданта, но и случайно поступившее к нему для манданта (на­пример, ошибочный платеж несуществующего долга).

Вещи, полученные для манданта, должны быть ему пере­даны (с плодами от них).

По исполнении поручения мандатарий должен был отчитаться перед мандантом, передать ему документы, относящиеся к поручению.

4. Для осуществления прав манданта, соответствую­щих изложенным обязанностям мандатария, манданту давался иск actio mandati directa. Присуждение по этому иску влекло за собой infamia.

5. Обязанности манданта. Выполняя поручение, мандатарий не должен терпеть от этого какого-либо ма­териального ущерба. Если такой ущерб наступил, манда­тарий имел право требовать от манданта возмещения.

Мандант обязан был возместить мандатарию из­держки, понесенные при исполнении поручения, даже независимо от результата, достигнутого путем произве­денных расходов, лишь бы мандатарий действовал добро­совестно и разумно.

Мандант был обязан возместить мандатарию убытки, понесенные последним по вине манданта или по край­ней мере находящиеся в непосредственной связи с ис­полнением поручения; случайный ущерб, наступивший лишь попутно при исполнении поручения, не подлежал возмещению мандантом.

Свои претензии мандатарий осуществлял с помощью actio mandati contraria.

6. Прекращение договора. Кроме общих случаев пре­кращения договорных обязательств (см. разд. VI, гл. V, § 5), договор поручения прекращался также односторон­ним отказом от договора той или иной стороны, а равно смертью одной из сторон. Эти специальные случаи пре­кращения договора поручений объясняются тем, что до­говор поручения предполагал особое доверие и взаимное расположение сторон и, если они кончаются, должен прекратиться и договор; наряду с этим важное значение имели личные качества мандатария, вследствие чего его смерть являлась основанием прекращения договора.

Договор поручения мог быть в любое время односто­ронне расторгнут мандантом. Отмена поручения произво­дилась путем простого сообщения об этом мандатарию. Если мандатарий исполнил поручение раньше, чем узнал об его отмене, мандант обязан был принять исполнение и рассчитаться с мандатарием. Равным образом и манда­тарий имел право отказаться от договора. Но его право отказа ограничивалось требованием пользоваться своим, правом отказа без ущерба для доверителя, т.е. заявлять отказ своевременно, так, чтобы доверитель мог принять меры для предупреждения возможных убытков вследст­вие отказа мандатария.

Если мандатарий отказывался от договора с наруше­нием указанного требования, он был обязан возместить манданту проистекающие отсюда убытки.

Договор поручения прекращался смертью той или другой стороны. Однако мандатарий не имел права по получении сведений о смерти манданта немедленно бро­сить порученное дело; начатые действия мандатарий должен был довести до конца, чтобы не причинить убытков наследникам доверителя. С другой стороны, ес­ли мандатарий, не зная о смерти манданта, исполнял по­ручение до конца, он имел иск к наследникам манданта.

В случае смерти мандатария его наследники были обязаны известить об этом манданта. Если наследники мандатария, не получив соответствующих указаний от манданта, исполняли поручение, им не давалось actio mandati contraria.

§ 7. ДОГОВОР ТОВАРИЩЕСТВА (SOCIETAS)

1. Договором товарищества (societas) назывался дого­вор, по которому два лица или несколько лиц объединялись для достижения какой-то общей хозяйственной цели (ра­зумеется, не противоречащей праву).

Найденные в 1933 году новые фрагменты Институ­ций Гая подтвердили высказывавшееся ранее в качестве предположения мнение, что societas в Риме возникла на

почве семейной общности имущества главным образом среди сонаследников, объединявшихся для совместной охраны своего имущества и управления им (недаром в источниках говорится, что «товарищество содержит в се­бе как бы право братства»).

2. Договором товарищества создавалась в той или иной мере имущественная общность.

Общность имущества могла быть установлена по до­говору в самых разнообразных размерах и формах. Участ­ники договора товарищества могли установить общность всего имущества. Тогда образовывалось право общей соб­ственности всех лиц, участвующих в товариществе, на все их имущество, при том не только на имеющееся при за­ключении договора, но и на все последующие приобрете­ния, не исключая случайных («ex fortuna»).

Возможна была, однако, и общность более ограни­ченная. Участники договора могли лишь сделать вклады на общее дело деньгами, другими имущественными цен­ностями, а также услугами. Равенство вкладов не явля­лось необходимым, но при отсутствии в договоре специ­альных указаний оно предполагалось.

При этом договором могло быть предусмотрено, что вклады составляют общую собственность всех участников товарищества; но не было препятствий и к тому, чтобы каждый из товарищей сохранил индивидуальное право собственности на имущество, вносимое в качестве вкла­да, и только передал его в общее пользование для целей товарищества.

Большим распространением пользовалась так назы­ваемая societas quaestus — особая форма договора това­рищества, при которой члены товарищества объединяли имущество, предназначенное для определенной про­мышленной деятельности; в общее имущество должны были тогда входить и приобретения, какие получаются в результате общей деятельности (но не случайные поступ­ления). Эта форма товарищеского соединения была на­столько распространенной, что если договор товарищест­ва заключался без указания конкретной его разновидно-

сти, то предполагалось, что установлена именно societas quaestus.

3. Существенным в содержании договора товарище­ства являлось также участие товарищей в прибылях и убытках. Равенство долей участия товарищей в общем деле не было необходимым, но при отсутствии в догово­ре иных указаний доли участия товарищей предполага­лись равными.

Допускалось заключение договора товарищества и на таких условиях, когда отдельный товарищ участвует в прибылях в большей доле, а в убытках — в меньшей до­ле. Но, как правило, должна быть равномерность в рас­пределении между всеми участниками товарищества и положительных и отрицательных результатов деятельно­сти товарищества.

Во всяком случае недопустимым признавался такой договор, по которому на одного из участников товарище­ства возлагалось исключительно несение убытков без ка­кого-либо участия в прибылях от ведения общего дела, а другому — представлялись одни только доходы; такой договор товарищества принято было называть львиным товариществом (D. 17. 2. 29. 2, намек на известную бас­ню Эзопа, в которой лев, проведя совместно с ослом охоту, при дележе добычи все доли забрал себе).

Таким образом, более подробно договор товарищест­ва можно определить следующим образом. Договор това­рищества — это такой договор, по которому двое или не­сколько лиц объединяются для осуществления известной общей дозволенной хозяйственной цели, участвуя в общем деле имущественным вкладом или личной деятельностью, или сочетанием имущественного взноса с личными услугами с тем, что прибыль и убытки отведения общего дела рас­пределяются между всеми товарищами в предусмотренных договором долях, а при отсутствии в договоре указаний — поровну.

Срок в договоре товарищества не является сущест­венно необходимым: товарищество могло быть установ­лено как на определенный срок, так и без срока. В по-

следнем случае не устанавливалось, конечно, пожизнен­ной связанности сторон: за каждым из товарищей при­знавалось право одностороннего, с соблюдением извест­ных условий, отказа от договора.

4. Societas в римском праве не признавалась само­стоятельным носителем прав и обязанностей (юридиче­ским лицом). Если иногда римские юристы и говорили об имуществе товарищества, то этим они не имели в ви­ду сказать что-либо большее, чем имущество всех това­рищей; субъектами прав и обязанностей являлись только сами socii.

5. Права и обязанности членов товарищества в отно­шении друг друга (внутренние отношения).

Каждый товарищ должен был внести для общего де­ла условленный вклад. Если вклад состоял в оказании услуг, товарищ должен был их выполнять.

Риск случайной гибели вещей, вносимых в качестве вкладов по договору товарищества, ложился на всех това­рищей: в отношении индивидуальных вещей — с момента за­ключения договора, а в отношении вещей, определенных родо­выми признаками, — с момента их передачи.

Равным образом и риск случайных потерь и убыт­ков, поступающих при ведении товарищеского дела, также несли все товарищи совместно.

Каждый из товарищей должен был относиться к об­щему делу, а следовательно, и к интересам других това­рищей заботливо и внимательно. Относительно степени заботливости, требуемой от каждого товарища, в Диге-стах есть указание Гая, что требование, предъявлявшееся к каждому участнику товарищества относительно необ­ходимой заботливости и осмотрительности, было не­обычное (D. 17. 1. 72).

При других договорах от контрагента требуют или соблюдения поведения «хорошего хозяина», или, по крайней мере, заботливости обыкновенного, «среднего человека», но то и другое на основе отвлеченной мерки, т.е. подходя с точки зрения некоторого наблюдаемого вообще поведения людей той или иной категории. В

противоположность этому в договоре товарищества пове­дение товарища определяли, пользуясь конкретной мер­кой — тем уровнем заботливости, на котором фактиче­ски находится данное конкретное лицо. Товарищ не должен относиться к общему делу и к общему имуществу хуже, чем к своим делам и имуществу: проявлять diligen-tia quam suis rebus adhibere solet (заботливость, какую он имеет обыкновение применять к своим делам), что рав­нозначно выражению «отвечать за culpa in concrete».

При таком масштабе товарищ, ведущий свои дела беззаботно и небрежно, не отвечал перед другими това­рищами, если и к общему делу он относился с обычной для него беззаботностью. Гай оправдывал такой масштаб ответственности тем, что, объединяясь для общей хозяй­ственной цели, товарищи должны знать, с кем они объе­диняются; если они принимают в свой состав лицо, не­радиво ведущее свои собственные дела, они сами вино­ваты в неосмотрительности и нет оснований приходить

ним на помощь.

Само собой разумеется, что за dolus каждый товарищ отвечал безусловно, как и всякий другой (D. 17. 2. 45). Каждый из товарищей был обязан получаемые при веде­нии общего дела денежные суммы, вещи и т.п. не при­сваивать себе, а относить (в соответствии с договором) на общий счет для распределения между всеми товари­щами. Сообразно с этим каждый товарищ имел право требовать от других товарищей, чтобы и издержки, поне­сенные им, и обязательства, в которые ему пришлось вступить при ведении общего дела, не оставались на нем одном, но также были распределены между всеми в соот­ветствии со смыслом договора.

Каждому из товарищей давался в отношении других товарищей иск — actio pro socio. Иск из договора това­рищества не только принадлежал к числу actiones bonae fidei, но и влек infamia (бесчестье) для того, кто присуж­дался по этому иску.

Такой характер иска объясняется тем, что договор товарищества предполагает исключительное взаимное

доверие его участников, а потому нарушение доверия,вданном случае особенно недопустимо. Вместе'с тем при взыскании по actio pro socio товарищу-ответчику оказы­валось снисхождение: ему оставляли необходимые сред­ства для существования. Эта льгота (так называемое beneficium competentiae), вероятно, объясняется проис­хождением товарищества из семейных отношений.

6. Правовые отношения между товарищами и треть­ими лицами (внешние отношения).

Товарищество в римском праве не представляло со­бой юридического лица. Поэтому, выступая вовне по де­лам всех товарищей, отдельный товарищ действовал лич­но от себя, и все права и обязанности, вытекавшие из его действий, возникали в его лице: он становился и управомоченным, и обязанным. Только после того, как товарищ сдавал полученные им деньги и другие ценно­сти в общую кассу, контрагенты данного товарища могли предъявить иски и к другим товарищам, как обогатив­шимся от совершенной сделки.

7. В качестве договора, строго личного и основанно­го на взаимном доверии, договор товарищества прекра­щался, как только отпадало согласие всех товарищей на продолжение общего дела. Даже если товарищи прини­мали на себя взаимное обязательство не прекращать до­говора, такое обязательство не имело силы. Как только кто-либо из товарищей заявлял о своем отказе оставаться в товариществе, товарищество прекращалось.

Таким образом, специфически личный характер то­варищества приводил к тому, что договор прекращался односторонним отказом любого товарища оставаться в договорных отношениях. Однако если договор заключал­ся на определенный срок, а отказ товарища заявлен без достаточного основания, то отказавшийся товарищ (по словам классического юриста Павла, D. 1.2. 65. 6) осво­бождал другого товарища от обязанностей по отношению к себе, но себя не освобождал от обязанностей по отно­шению к другому товарищу. Павел пояснял это следую­щим образом: если после заявления об отказе от догово-

pa будет получена прибыль, отказавшийся товарищ в ней не участвует, но если будет убыток, соответствующая до­ля ляжет и на отказавшегося. Это место источников сле­дует понимать в том смысле, что Павел не имел в виду такое положение на весь срок договора; речь идет лишь о тех мероприятиях, которые уже были начаты и которые отказавшийся бросил на середине. Отказ от договора во­обще не должен быть заявлен несвоевременно: товарищ, не желающий продолжать договорные отношения с товари­щами, должен приурочить свой отказ к такому моменту, когда это связано с наименьшими невыгодами для дела.

Вследствие личного характера договорных связей между товарищами договор товарищества прекращался также смертью одного из товарищей. По римским воз­зрениям, такое же значение, как смерть лица, имеет capi-tis deminutio; с наступлением capitis deminutio одного из товарищей договор также прекращался.

Равным образом товарищество прекращалось и в случае несостоятельности кого-либо из товарищей.

глава V. БЕЗЫМЕННЫЕ КОНТРАКТЫ (CONTRACTUS INNOMINATI)