РАСШИРЕНИЕ НАТО НА ВОСТОК: СОСТОЯНИЕ ВОПРОСА

РАСШИРЕНИЕ НАТО НА ВОСТОК: СОСТОЯНИЕ ВОПРОСА. Начиная с 1993 г расширение Североатлантического альянса на восток образует одну из ведущих сюжетных линий в отношениях между Россией и Западом, в формировании российской внешней политики в целом, в борьбе идей и политических течений по вопросу о военно-стратегической ориентации России и в конечном счете о ее цивилизационной принадлежности.

При этом история дискуссий о расширении НАТО свидетельствует о глубоких различиях в восприятии проблемы российскими и западными наблюдателями.

В России официальные лица и большинство вовлеченных в «реальную политику» экспертов рассматривали расширение как консолидированную стратегию Запада (или, по крайней мере, американских элит) и пытались либо воздействовать на ситуацию ничем не подкрепленными угрозами, либо ограничить ущерб договоренностями с НАТО по вопросам частного характера - тем самым демонстрируя как сторонникам, так и противникам экспансии на Западе свое фактическое признание ее неотвратимости. В 1990-е годы мир стал свидетелем борьбы между сторонниками и противниками расширения, первый этап которой завершился победой сторонников экспансии, обнажив при этом глубокие противоречия как между Западом и Востоком, изменившими свои геополитические очертания, так и внутри самой западной элиты по вопросу о будущем мироустройстве. 12 марта 1999 г. идея, еще недавно казавшаяся многим на Западе бессмысленной, бесперспективной и опасной осуществилась: бывшие члены Организации Варшавского Договора (ОВД) Польша, Чехия и Венгрия стали членами НАТО. Между тем уже две недели спустя Североатлантический альянс, теперь уже в составе 19 государств, в нарушение Устава ООН и всего международно-правового порядка, совершил нападение на Союзную Республику Югославию (СРЮ). Стало ясно, что российская дипломатия и экспертно-политическое сообщество, до сих пор дебатировавшие частный вопрос расширения альянса, упустили из виду формирование идеологии и стратегических планов куда более обширной и далеко идущей экспансии.

Война на Балканах и принятие Новой стратегической концепции НАТО обозначили коренную перемену в существующей структуре глобальной политики. Впервые за всю постколониальную историю военно-политическая ситуация в мире определяется экспансией военного блока самых богатых и процветающих государств, которому не существует сколь-нибудь значительного противовеса в виде других блоков и организаций.

Свое бессилие и все большую маргинальность по отношению к НАТО продемонстрировала Организация Объединенных Наций, не говоря уже о других международных институтах. Утвердилась фактическая монополия НАТО в вопросах европейской безопасности.

Наконец, расширение НАТО в сочетании с балканской войной обозначило смену вех в российской внутренней политике: впервые за долгое время оно создало почву для общенационального консенсуса, по крайней мере, по одному стратегическому вопросу, и притом на условиях, приемлемых и благоприятных для правящей элиты.

Каковы причины расширения альянса и его последствия для России, Европы и мира? Как может Россия обеспечить свою национальную безопасность в этих условиях? К этим вопросам можно подойти с разных профессиональных и мировоззренческих точек зрения, при этом независимо от выбранного подхода представление о существующих направлениях теоретического анализа является необходимым условием рационального осмысления проблемы.

В конечном счете восприятие проблемы расширения НАТО и выработка конкретных рекомендаций в этой связи упираются в вопрос о том, что собой представляет альянс и какие силы определяют ее нынешнюю эволюцию.

Следует отметить, что весьма позитивную роль в налаживании взаимоотношений между Россией и НАТО сыграла программа «Партнерство ради мира» (ПРМ). Эта программа, ориентированная на двустороннее сотрудничество между военными ведомствами НАТО и восточноевропейских стран, была разработана осенью 1993 г. сотрудниками Пентагона и Комитета начальников штабов во взаимодействии с государственным секретарем У.Кристофером и его заместителем С.Тэлботтом.

Программа ПРМ была политическим ответом американских военных ведомств, в целом не заинтересованных в форсированном расширении НАТО на фоне сокращения оборонных расходов, на ситуацию, создавшуюся после варшавского заявления Б.Ельцина о допустимости вступления Польши в НАТО и начала массовой публичной кампании Польско-американского конгресса совместно с З.Бжезинским и Г.Киссинджером за скорейшее расширение альянса.

Принятие программы ПРМ Брюссельским саммитом НАТО в январе 1994 г. давало России дополнительное время для выработки стратегии в отношениях с альянсом (за что ПРМ и его создатели были подвергнуты жесточайшей критике со стороны американских правых и восточноевропейских правительств), при этом не снимая вопроса о расширении альянса с повестки дня. Вместе с тем институциональный переход от структуры, основанной на многостороннем участии, к двусторонним военным контактам с НАТО вносил неблагоприятные для России элементы конкуренции между ней и восточноевропейскими странами в деле сотрудничества с военными структурами альянса.

В России принятие программы ПРМ вызвало прилив эйфории, поскольку она воспринималась как альтернатива расширению НАТО, а не как один из этапов процесса, ход которого отчасти зависел от действий самой России, в том числе и действий упреждающего характера. В конечном счете правы оказались те наблюдатели, которые не разделяли общей эйфории, полагая, что «большая игра вокруг расширения НАТО только начинается» . В 1997-2000 гг. в администрации Клинтона на ключевые посты государственного секретаря и министра обороны были назначены жесткие сторонники расширения М.Олбрайт и У.Коэн, соответственно.

Несмотря на это, официальная политика Вашингтона предусматривала одновременное движение «по двум колеям» - в направлении расширения альянса и кодификации «особых отношений» между НАТО и Россией.

Инициаторы расширения НАТО намеревались выстроить соглашение с Россией таким образом, чтобы создаваемая на его основе структура (будущий Совместный постоянный совет) ограничивалась информационно-совещательными функциями и исключала какую-либо роль России в принятии решений, находящихся в компетенции альянса.

Подобное соглашение было также призвано снять с повестки дня гипотетический вопрос о вступлении России в НАТО, поскольку задача вовлечения России в договорные отношения с альянсом уже была решена. Некоторые противники расширения НАТО на Западе полагали, что Россия вряд ли пойдет на такое соглашение в существующих обстоятельствах или что ратификация договора парламентами стран НАТО и России может быть затруднена, что, в свою очередь, затормозит расширение альянса.

В действительности, российское руководство приняло не только саму идею, но и предложенную Вашингтоном структуру Основополагающего акта как межправительственного соглашения, не подлежащего ратификации, а следовательно, вопреки последующим утверждениям Москвы, не имевшего силы международно-правового обязательства. Ведущие американские газеты писали о том, что Б.Ельцин согласился подписать парижский Акт в обмен на обещание Клинтона помочь Москве в получении нового кредита МВФ и переименовать «Большую семерку» в «Большую восьмерку» . Историческим парадоксом является участие в разработке этого документа Е.Примакова в качестве российского министра иностранных дел, однако следует вспомнить о том, что внешняя политика по Конституции 1993 г. являлась исключительной прерогативой президентской власти, и что находившийся в аналогичном положении министр обороны И.Родионов, выступивший с критикой внешнеполитического курса Кремля, был подвергнут бичеванию перед телекамерами и отправлен на пенсию за несколько дней до отъезда президента в Париж на подписание Основополагающего акта. Как полагают исследователи, образованный в соответствии с актом Совместный постоянный совет (СПС) задал новые институциональные параметры взаимодействия между Россией и НАТО. Как свидетельствует опыт последующих лет, формат двустороннего взаимодействия России с НАТО как единым целым существенно ухудшил позиции России при переговорах с альянсом по сравнению, например, с Советом североатлантического сотрудничества, поскольку в рамках нового форума российские представители имели дело не с представителями индивидуальных членов и кандидатов в члены альянса, а с заранее консолидированной позицией натовской верхушки, которая доводится до сведения России в готовом и не подлежащем модификации виде. К тому же СПС изначально действовал в рамках жестко ограниченной компетенции, исключавшей принятие решений, которые накладывали бы какие бы то ни было ограничения на последующие действия сторон.

В этом контексте какая-либо активность СПС и участие в нем России или, наоборот, замораживание его деятельности (как это произошло после нападения НАТО на Югославию) имеют сугубо символическое значение и в лучшем случае выступают как отражение более глубоких тенденций в отношениях между Западом и Россией. Подобная ситуация является неизбежной и легко предсказуемой расплатой российской дипломатии за ее увлечение идеей «особого статуса» России в отношениях с НАТО как целым, которая на деле только способствует возведению институциональных и психологических барьеров между Россией и «малыми» европейскими странами - как членами, так и не членами альянса. 2.2.