Заключение франко-русского союза

Заключение франко-русского союза. К середине 80-х годов были восстановлены русско-французские дипломатические отношения на уровне послов.

С большим вниманием отнеслись в Париже к подбору нового посла. Им стал профессиональный дипломат А. Лабуле, видимо, не без дальнего прицела: в Париже понимали, что прежде, чем искать путей к заключению союза с Россией, необходимо наладить дипломатические отношения. В конце ноября 1886 года царь говорил послу о желании улучшить отношения с Францией, о сложной международной обстановке и необходимости взаимодействия: «Мы нуждаемся в вас, и вы нуждаетесь в нас. Я надеюсь, что Франция это поймет». Начало этого политического курса было удачным.

Французская дипломатия без труда нащупала место, где, ничем не жертвуя и ничего не теряя, Франция могла оказать России услуги и на этой почве установить с ней контакты.

Это были балканские дела. В практическом вопросе, возникшем в связи с воссоединением Румелии с Болгарией, болгаро-сербским конфликтом, французская дипломатия охотно шла в ногу с русской и оказала ей поддержку. Царское правительство, не избалованное сочувственным вниманием даже со стороны своих партнеров по союзу трех императоров – Австрии и Германии, сразу сумело оценить дружественную позицию французского правительства. В сторону сближения с Францией русское правительство давно подталкивали оскорбления, исходящие из Берлина и ценные успехи Франции по восстановлению своей армии.

Катков, еще недавно сторонник сохранения близости с Германией, теперь указывал на Францию как на единственного и наиболее ценного союзника против Англии и писал царю, что у России и Франции есть общий враг, «если только мы ошибочной политикой не заставим Францию поладить с ним. Этот враг – Англия, в борьбе с которой только Франция во всей Европе могла бы быть нам полезным сотрудником». Но правительство подозрительно относилось к этим проектам, так как царское правительство испытывало инстинктивное отвращение к республиканскому строю Франции, не веря в ее политические уступки, и вопреки мнению Каткова не без основания было убеждено, что и со стороны Франции Россия встретит сопротивление ее политике в отношении Турции.

Когда при обострении франко-германских отношений в связи с деятельностью Буланже в 1887 году французское правительство обратилось в Петербург с запросом, окажет ли Россия поддержку Франции в случае столкновения с Германией и не придвинет ли она войска к прусской границе, то ходатайство, несмотря на благосклонное отношение царя, было отклонено Гирсом.

Но когда Франция переадресовала России болгарскую делегацию, приехавшую за советом относительно кандидата на болгарский престол это произвело на Россию благоприятного впечатления, а займы Франции в 200 млн. рублей в 1888 году, в 280 млн. в 1889 году, а затем и другие, еще больше расположили к Франции русское общественное мнение и царя. Окончательно решили судьбу франко-русских отношений события 1889 и 1890 годов: в августе 1889 года в Англию с демонстративным проявлением дружбы направляется Вильгельм II, напоминая в публичных речах об англо-прусском братстве по оружию при Ватерлоо. В 1890 – 1891 годах организация и перевооружение французской армии были завершены.

В 1889 году вступил в действие закон о трехлетней воинской повинности. В 1890 – 1892 годах в создавшихся новых условиях внутри страны и в Европе союз с Россией стал главной целью внешнеполитических программ всех партий и групп господствующих классов и широких слоев населения. В январе и марте 1890 году во Франции были размещены новые русские займы на суммы в 650 млн. франков.

Вскоре французские офицеры побывали на военных учениях в Нарве. Французский посол Лабуле считал, что почва в достаточной мере созрела для непосредственных переговоров о соглашении между двумя странами. Тогда же, осенью 1890 года Лабуле возбудил вопрос о визите французской эскадры в русские воды. Но русские правительство не дало сразу определенного положительного ответа, проявляло большую сдержанность, чем французское.

Сдержанность русского правительства в значительной мере объяснялось тем, что еще не были преодолены колебания, сомнения в определении курса внешней политики. В 1887 – 1890 году действительно не было определенного мнения. В окружении русского императора были сторонники прогерманской ориентации, такие как министр Николай Карлович Гирс и граф Владимир Николаевич Ламздорф, занимавший, на первый взгляд скромный пост, должность начальника канцелярии министра.

Они считали, что сближение с республиканской Францией является совершенно невозможным для императорского правительства. Но при этом царизм не мог не учитывать растущую угрозу со стороны Германии и Австро-Венгрии, не мог не видеть антирусского направления правительства Бисмарка, а затем Вильгельма II. Для правящих кругов и господствующих классов России было также очевидным – это не требовало особой прозорливости – что в лице Франции создается противовес австро-германской коалиции, направленной своим острием против России и Франции, что поэтому необходимо пойти на укрепление связей с Францией.

Отставка в 1890 году Бисмарка из-за «русского вопроса» вызвало в правительстве России настоящую панику. Новый германский канцлер Каприви отказался возобновить трехлетний сепаратный договор 1887 года. Но в России не хотели расставаться с иллюзиями относительно союза с Германией, считая ее политическим выразителем консервативно-монархической солидарности и континентального равновесия.

В 1889 году царь счел нужным съездить в Берлин, его министры всячески отталкивали от себя мысль о перемене ориентации. Мысль о сближении с Францией решительно не воспринималась, и посол в Париже Моренгейм получил, например, приказ отлучиться с поста на время всемирной выставки 1889 года, дабы не участвовать в этом «апофеозе революции» (1789). Но сознание политической одиночества незаметно приводило к фактическому сближению с Францией.

Существенные изменения, происшедшие в международном положении в 1890 – 1891 годах, заставили русское правительство ускорить сближение с Францией. Ухудшение русско-германских экономических отношений также с каждым месяцем принимало все более острые формы. В начале 90-х годов германская экономическая политика была явно невыгодна русским экономическим интересам. Экономическая политика Германии серьезно ущемляла интересы русских экспортеров сельскохозяйственной продукции.

К началу 1890-х годов таможенная война между Германией и Россией приняла ожесточенный характер. Для правящих кругов Российской империи становилось очевидным, что идти дальше по пути уступок Германии и игнорировать французское желание к сближению было бы политически неблагоразумным. В марте 1891 года французский посол возобновил переговоры с русским правительством о визите французской эскадры в Кронштадт. 25 июля к рейду Кронштадта подошла французская эскадра под командованием адмирала Жерве. Кронштадский визит французской военной эскадры стал антрактом демонстративной франко-русской дружбы.

Французских моряков встречала вся официальная, сановная Россия во главе с царем Александром III. Во Франции кронштадские торжества произвели еще большее впечатление, чем в России. Гирс, поставленный в необходимость императором, вопреки своим личным пристрастиям, представил царю доклад. В докладе говорилось: 1) установление сердечного согласия между обеими державами, со всеми практическими следствиями, и 2) соглашение о мерах, которые надо совместно принять в случае, если мир будет нарушен одной из держав Тройственного союза. Александр III одобрил идею соглашения с Францией, и пожелал, чтобы во 2-м пункте было более точно определено, что именно надо считать актом агрессии против одной из двух договаривающихся держав.

Переговоры в Петербурге были в известной мере облегчены тем, что примерно за три недели до этого, в июне, генерал Обручев имел ряд важных бесед в Париже с генералом Буадефром.

Главной темой бесед был вопрос о военной конвенции. Были рассмотрены и большие вопросы о главных внешнеполитических задачах, которые ставит перед собой каждая из сторон. Буадерф считал необходимым заключение военной конвенции, предусматривающей одновременную мобилизацию армий в случае нападения Германии; он выразил недоумение тем, что готовность Франции на этот акт не встречает практической поддержки со стороны России.

Переговоры велись на протяжении июля и августа 1891 года и французская делегация по необходимости должна была принять поправки, которые вносила русская сторона. 28 июля, несмотря на воскресный день, царь принял Гирса, доложившего о ходе переговоров, и одобрил в целом как выработанное соглашение по существу, включая два главных пункта. После того как был установлен окончательный текст соглашения, он был облачен в форму обмена письмами между русским министром иностранных дел Гирсом и французским министром иностранных дел Рибо. Текст соглашения был составлен на русском и французском языках.

Соглашение 27 августа знаменовало установление взаимно согласованной, определенной формы сотрудничества между двумя государствами. Оно представляло собой одну из существующих основ русско-французского союза. Франко-русский союз был в сущности предрешен образованием коалиции срединных держав, возглавляемой милитаристской, агрессивной Германией.

Угрожая одновременно и Франции и России, которым бы она хотела нанести удары поочередно, в разное время, германская коалиция, германская коалиция, несмотря на все ухищрения и маневрирования бисмарковской дипломатии, подталкивала Францию и Россию навстречу друг другу. При всем огромном значении, которое имело для Франции августовское соглашение 1891 года, оно казалось французским государственным руководителям с самого начала недостаточным. Французы считали необходимым начать с военного соглашения.

Французская сторона неизменно настаивала на выработке первоначально военного соглашения или, когда ей пришлось в августе 1891 года уступить русским требованиям, на включении пункта об одновременной мобилизации в текст политического соглашения. Франция была более России заинтересована в соглашении. Поэтому в августе 1891 года, французская сторона, отказавшись от спора, приняла всю русскую программу соглашения. Но, добившись первого успеха, Фрейсине и Рибо не отказывались от намеченной цели и вскоре возобновили действия, чтобы побудить русское правительство сделать следующий шаг. Министр иностранных дел Гирс, после переговоров с Фрейсине, признал возможным и даже желательным соглашение, которое предусматривало бы: 1) обязательство поддерживать друг друга всеми силами в случае нападения на одну из сторон; 2) обязательство произвести мобилизацию армий обеих стран, в случае если Германия или Австрия мобилизуется, даже если не будет объявлена война; 3) обязательство сделать необходимые приготовления, чтобы придать военным усилиям обеих держав наибольшую действенность.

Достигнутая во время переговоров Гирса договоренность об общей политике на Ближнем Востоке была реализована быстро.

Русско-французский союз на Ближнем Востоке становился действенным. Это подействовало и на Берлин. В конце октября 1891 года там заявили о готовности пойти на экономические уступки. Возможно, известную роль в этом сыграла и кронштадтская демонстрация французско-русского единения, за которой, как справедливо подозревали немцы, крылись какие-то политические договоренности.

В начале 1891 года начались переговоры о заключении русско-германского торгового договора. Но экономическое и внутриполитическое положение России к этому времени существенно осложнилось – стали явными огромные размеры неурожая 1891 года: стране грозил голод. Специальным указом запретили вывоз всех видов хлебов и картофеля. В этих условиях германская сторона не торопилась с окончательным решением.

В конце февраля 1892 года стало очевидным, что без уступок со стороны России Германия не пойдет на предоставление ей конвенционного тарифа, установленного по отношению к другим государствам. Шувалов, Гирс, Ламсдорф и Вышнеградский склонялись к принятию германских требований. «Наше финансовое и экономическое положение ужасно! Мир и спокойствие нам безусловно необходимы» констатировал министр финансов. Он утверждал: «Немцы для нас настолько необходимы, что я согласен на уступки и по финансовым, и по тарифным вопросам». Учитывая воинственные настроения Берлина, в российском МИД стремились избежать обострения отношений с Германией, но не доверяли и Франции.

Гирс справедливо полагал, что принятие военных обязательств, прочно связав Францию и Россию, лишило бы последнюю свободы. В торговом балансе России роль Франции была неизмеримо меньшей, чем Германии. Франция предложила России вступить с ней в торговые переговоры, а с 1892 года установила режим наибольшего благоприятствования для русских товаров.

Александр III постепенно приходил к выводу о необходимости заключения военного договора. Русское правительство дало согласие на то, чтобы перейти к непосредственному рассмотрению проекта военной конвенции. Французский проект военной конвенции имел ярко выраженный односторонний характер, он предусматривал концентрацию сил двух стран для войны против Германии. Для России неприемлемой во французских предложениях оставалась та же сторона – одностороннее сосредоточение всех сил только против Германии.

Возможное и почти неизбежное столкновение с Австрией не учитывалось. Создавалось положение, что если бы Австрия напала на Россию, то французская помощь не была бы ей гарантирована. Вот почему генерал Обручев выступил с возражениями против этого французского предложения. Буадерф получил директиву от своего руководства идти на уступки и принять русскую редакцию, так как во Франции больше всего боялись дальнейшего затягивания соглашения. 17 августа 1892 года конвенция была подписана Обручевым и Буадерфом.

Эта конвенция означала по существу тесный военный союз между Францией и Россией. Она была непосредственно связана с предыдущим соглашением (1891 год) и являлась его естественным дополнением. И порядок оформления союза – сначала политическое соглашение, затем военное – и содержание соглашения были приняты в соответствии с мнением русской стороны. Оформление русско-французского союза и его содержание, отразивших вынужденную уступчивость французской стороны, выражалось, что в то время союз с Россией был нужен Франции более, чем России, он был для Франции необходимостью.

Так, как указывалось выше, России удалось настоять на том, что Франция поможет России, если на нее нападет не только Германия, но и Австрия (во первоначальной редакции звучало: «Если Франция или Россия подвергнутся нападению со стороны Тройственного союза или одной Германии » ). Точно также предполагалась немедленная мобилизация союзных войск при мобилизации не только Тройственного союза или Германии, но и одной из стран союза (французский вариант предполагал мобилизацию только при мобилизации сил только Тройственного союза или Германии). Важно упомянуть, что военные силы, употребленные против Германии, со стороны Франции должны были равняться 130 человек, а со стороны России только от 70 до 80 человек.

Таким образом, мы видим, что инициатива исходила со стороны Франции, и ее вариант конвенции был односторонним, однако так как она остро нуждалась в России, то русской стороне удалось исправить договор в свою пользу. 27 декабря 1893 года – 4 января 1894 года состоялся обмен письмами между Монтебелло и Гирсом, по которому военная конвенция вступила в силу и приобрела обязательный характер. Тем самым 4 января 1894 года было окончательно завершено оформление русско-французского союза.

Итак, инициатива исходила от Франции. Русское правительство, весьма консервативное, долго не хотело идти на контакт с республиканской Францией.

Но постепенно идеологические соображения стали отходить на второй план перед соображениями стратегическими, и союз был заключен. При этом, так как инициатором была Франция, остро нуждавшаяся в союзнике, была принята русская редакция. 3.