На тему потмодерна в связи с глобализацией написано множество книг. Укажу хотя бы две, может быть, наиболее представительные: M. Featherstone e.a. (eds) Global Modernities; M. Featherstone e.a. (eds) Global Culture.
Можно выделить несколько признаков и оснований постмодерна.
1. Постмодерн - это "постнаучная" эпоха. Современная наука - самое любимое (кроме, разве что, политической демократии) дитя модерна - привела к коренному изменению взглядов на мир. Суть науки - рациональная процедура познания. Рациональное научное познание стало основанием того, что Макс Вебер назвал "расколдовыванием" мира, которое, должно было уничтожить магическое по свое природе традиционное мировоззрение.
Но тотальное онаучивание мира сплошь и рядом приводит к противоположным результатам. Усложнение технологических, экономических и социальных систем в процессе их постоянного частичного усовершенствования, надстраивания и достраивания постепенно приводит к тому, что они становятся непостижимыми и неконтролируемыми со стороны самих их создателей и обретают собственные, незапланированные и неконтролируемые человеком модели деятельности. Именно этим объясняется множество так называемых техногенных катастрофы, именно этим объясняются провалы политической демократии, приводящие к власти демократическим путем авторитарных лидеров, именно этим, наконец, объясняются экономические кризисы, которые люди учатся предсказывать на основе теории "круговых процессов", "больших волн" и т.д.
Макс Вебер писал, что главной чертой эпохи модерна, когда человек освободился от магии и религиозных суеверий и обрел подлинную автономность в мире, стала именно принципиальная познаваемость мира, то есть потенциальная возможность объективно познать все, что угодно. (Это собственно и означает "расколдованность".) Но вопреки оптимистическому взгляду, наступила пора, как пишет Хабермас, "новой неупорядоченности" или, лучше сказать, новой непрозрачности. "Непрозрачность" - сравнительно нейтральный термин. На самом деле можно говорить о новой "заколдованности", о новой магической эпохе. Под магической эпохой я подразумеваю не повсеместное распространение знахарей, колдунов и народных целителей и не суеверия основной массы народов, и даже не отношение простых (и непростых) людей к техническим артефактам. Еще важнее становится в значительной степени магический характер мышления и действования самых "продвинутых" представителей модерна - ученых и "менеджеров, создающих и контролирующих системы, природа которых часто неясна им самим и не поддается их управлению.
2. Другая важная черта современной эпохи - сжатие или просто даже исчезновение пространства. Это надо понимать не в физическом, а в психологическом и даже в идеологическом смысле. С одной стороны, скоростной транспорт и распространение поистине магических средств мгновенного дальнодействия (например, электронная почта) делает пространство иррелевантным по отношению к целям деятельности. С другой стороны, глобальное распространение идентичных культурных образцов также делает пространство иррелевантным. Повсюду каждый человек может воспользоваться одним и тем же комплексом услуг, как то: получить деньги по кредитной карте, пообедать в "Макдональдсе", получить комнату с ванной, просмотреть новости СNN и т.д. Пространство становится иррелевантным потому, что перестает быть традиционным, то есть утрачивает свое изначальное родство с населяющими его людьми, состоящее в органичной специфической с ними связи. Оно теперь не субстанционально, а функционально: исполняет хозяйственную, рекреационную и т.д. функции. Иррелевантность пространства психологически и идеологически равносильна его исчезновению.
3. Утопическая природа глобального мира. Начало процессу исчезновения пространства было положено на заре Нового времени, его можно связать с возникновением утопий (от греч. ou "нет" и topos "место" -"не имеющее места", "нигде не находящееся"; первоначально - название романа Томаса Мора о воображаемом совершенном государстве). Возникновение утопий стало принципиальной заявкой на создание социальных общностей, не нуждающихся в месте, наоборот, принципиально отказывающихся от места, поскольку места были связаны с традициями и в сознании того времени слишком крепко отождествлялись со специфичностью многовековой народной жизни. Реальные земные ландшафты, реки, горы и ущелья были полны мифов, теней предков, в них жило не только настоящее, но и прошлое. Ясно, что будущее совершенное общество его конструктор не мог поместить в недоступных горах, поскольку как бы оно ужилось с духами гор, живущими по иным, традиционным правилам. Тогда было иррелевантно время, но пространство только и было релевантно. Чтобы избежать возмущающего действия пространства, утопия и стала утопией.
Утопия, воплощаемая в реальность, начинает господствовать в процессе глобализации. Но она как была, так и осталась враждебной пространству, поэтому она предполагает и требует психологического и идеологического уничтожения пространства. Если в пору своего зарождения утопия была нигде, то теперь она, можно сказать, везде и нигде, потому что запас "где" становится скуднее и скуднее.
4. "Протест пространства". Такая тенденция вызывает "протест пространства", которое не хочет исчезать. Этот протест воплощается в возрождении локальных традиций, иногда в агрессивном национализме и в возрождении геополитики. Даже исконные жители современной реализованной утопии (хотя могут ли жители утопии быть исконными!) ищут возможности уйти из времени, в котором они обитают, в пространство и используют для этого туризм.
Вместе с тем консерватизм начинает все более властно проявлять себя в самом духе эпохи. Но в странном и нетрадиционном обличьи - в обличьи постмодерна. Постмодерн не просто являет собой отрицание духа модерна, но и содержит в себе существенные элементы консерватизма: максимально возможный отказ от абстракций и генерализаций (абстрагирующие и генерализирующие традиции мышления и соответствующие им социальные группы имеют в рамках постмодернистского подхода статус частных культур, имеющих равное с другими право на существование, сам пресловутый "отказ от метаповествований" означает внутреннее неприятие абсолютистского мировоззрения глобализации), подчеркивание роли эзотерики, закрытость групп, сосуществование идеологий и традиций и т.п. Но в то же время постмодерн недисциплинирован, оторван от "земли", его факты не конкретны, но виртуальны, то есть в некотором смысле утопичны. Больше того, постмодерн виртуализирует и сами вроде бы независимые от него проявления консервативной политики, которая становятся предметом свободного выбора. Это виртуальный консерватизм. Подлинный, "почвенный" консерватизм не оставляет своему субъекту права на выбор, а прорастает в нем с непреложностью органического.