Вместе с татаро-монгольским нашествием эта картина начинает трансформироваться. Единство Русского Круга подорвано изнутри (усобицы), что дало возможность успешным завоевателям включить Русь в контекст совершенно иной территориальной конструкции. В некотором смысле можно сказать, что русские люди в период монгольского присутствия осознали историческую недостаточность полицентрического, параллельного устройства русского пространства, слишком пластичного для того, чтобы оказать сопротивление жесткому и централизированному врагу.
Постепенно под влиянием наблюдений за социальными институтами татар русские приходят к выводу о необходимости новой конфигурации сакральной географии. Русский Круг должен иметь жесткий центр. От параллельных “струн” необходимо перейти к модели колеса. Это стягивание пространства к центру, жесткая связь образует второй и самый важный архетип национальной формулы территории — Московское Царство.
Между Севером (Новгород) и Югом (Киев) поднимается новая точка — Владимир, позже Москва. Это совершенно новый элемент — единственная ось, исключительный полюс.
Новая конфигурация Святой Руси исторически сопрягается с нашей русской “Реконкистой”, с отвоевыванием незавимости и обратной волне движения русских на татарские земли — к Востоку и Югу, в степи и в Сибирь.
Недостаточность древнего круга без центра восполнена. Московская Русь — это круг с центром. Новая Русь. Великая Русь, вошедшая в апогей своего цивилизационного расцвета.
Именно в эпоху Московского Царства великороссы окончательно складываются в самостоятельный этнос, имеющий совершенно иное качество и иную национальную психологию. Многое почерпнуто у татар, с новой силой воссиял имперский идеал Византии, славянский гений расцвел в континентальной евразийской Империи Третьего Рима.
Этнопсихология русского народа обрела окончательные формы именно в этот период, и строго говоря “Святой Русью” следует называть географически и исторически именно Московское Царство.
Сакральная география этого периода — круг с центром. Полюс Москва-Третий Рим, от которого расходятся лучи во все стороны.
Все дороги ведут в Третий Рим. Вместе с новым доминирующим этносом — великороссы, собственно “русские” — складывается новая картина мира.
Русская национальная психология является глубоко московской, москвоцентричной. Этим фактором обусловлен культурный тип того, кого мы называем “русским человеком”.
4. “Российский Вавилон” господ Романовых
Кризис Московской модели сакральной географии приходится на период раскола и последующее царствование Петра Первого.
Баланс Москвы как абсолютного полюса Святой Руси, как оси Православия нарушен в пользу западной составляющей. Колесо Русского Круга соскакивает с провиденциальной оси. Ясность и гармония великоросского расцвета заканчиваются. Дробится и децентрируется культурно-религиозная жизнь. Жесткие ортодоксы Московской идеи, староверы, уносят великую формулу Святой Руси в бега и гари. В Пустозерске сжигают не страстного обличителя новых порядков, но великий символ верности оптимальной картины сакральной географии.
Староверы разрабатывают концепцию “России-Вавилона”, России Петра и западных монархов, подменивших царскую власть и церковные таинства, подмененных на агентов влияния еретического Запада. Они совершенно правы в своем диагнозе — идет смена сакрально-географической парадигмы, рушится москвоцентричный строй национальной психологии.
Отныне центр переносится в Санкт-Петербург. Но это не новый полюс. Это, скорее, пассивное притяжение к Западу, демонстрация того, что центр находится не внутри, а вовне, за пределом западных границ. Романовская Русь воспринимает себя как провинцию Запада. Аристократия перенимает манеры колониальной администрации. К русским людям, их национальной психологии, к их легендам, к их сакрально-географическим глубинным представлениям высшее сословие относится отныне как к “предрассудкам дикарей”. В отрицательном случае это проявляется в откровенном презрении и русофобии озападненного дворянства. Но даже “народолюбцы” относятся к “простым” как коллекционеры бабочек к своим экспонатам. “Народ — ребенок,” — говорят они. Его следует обучать и образовывать.” Естественно, глубинные психические пласты национальной жизни и мифология представлений никем всерьез не рассматривается.
Петербургский период не породил какой-то новой сакрально-географической картины. В слоях аристократии центр сместился в Европу, т.е. собственно русское пространство потеряло символическую самостоятельность. А на уровне простых людей, либо массово тяготевших к откровенному староверию, либо просто верных заветам старины в более общем смысле, продолжали жить и передаваться древние верования, старые русские сакрально-географические картины. Святая Русь — великий Русский Круг — со святым центром в Москве.
Москва стала тайной столицей, своего рода Китежем, оплотом тех сословий и слоев русского народа, которые продолжали сохранять верность древним представлениям, передавали из поколения в поколение тайны национальной традиции, священную формулу русского пространства.