Помимо двух магистральных и противоположных друг другу экономических теорий существует еще одно громадное семейство, называемое совокупно “еретическим”. “Еретичность” этого направления состоит лишь в отказе от тех общих постулатов, которые лежат в основе как либерализма, так и его последовательного и радикального отрицания, воплощенного в марксизме.
Можно назвать эту разновидность “экономическими теориями третьего пути”.
Тот факт, что на это направление с самого начала перестройки практически никто не обращал внимания, предпочитая говорить о выборе только из двух противоположностей, на наш взгляд, является величайшим интеллектуальным преступлением. На самом деле, это отнюдь не маргинальное и второстепенное направление в политэкономической науке. Достаточно указать на тот факт, что такие столпы современной экономической мысли, как Кейнс или Гэлбрейт, должны быть отнесены именно к “третьему типу”, к “ереси”. Заметим, что укор в “ереси” ничуть не умаляет эффективности предлагаемых рецептов и моделей. Речь идет лишь о конвенции, об условности, о некотором негласном договоре научного сообщества, который считает экономической ортодоксией лишь либерализм и марксизм.
Итак, в чем заключаются основные предпосылки “третьей экономической теории”?
Ее основной особенностью является отказ от представления об экономике как о самостоятельной и самодостаточной сфере, в которой действуют особые законы, свойственные только этой сфере. Иными словами, все разновидности “третьего пути в экономики” отличаются тем, что отказывают экономике в главенстве над остальными науками, в том, чтобы быть полноценной и законченной идеологией. И либерализм и марксизм являются не просто научными моделями, изучающими хозяйство и экономические закономерности, но и мировоззрениями, со всеми вытекающими из этого последствиями. Более того, эти мировоззрения являются “экономическими мировоззрениями”, претендующими на главенство и универсализм экономической парадигмы. Это и является залогом их “ортодоксальности”.
“Еретики”, напротив, считают экономику важным, существенным, но отнюдь не главным аспектом социально-политической реальности, одним их факторов наряду с другими. А следовательно, они утверждают зависимый, производный характер хозяйственной жизни по сравнению с другими реальностями. В отношении того, что же является главным в социально-исторической области, мнения у сторонников “экономики третьего пути” значительно расходятся. Некоторые говорят о культурном факторе, другие о национальном, третьи о государственном, четвертые о этническом, пятые о религиозном, шестые о социологическом, седьмые о географическом, восьмые об историческом и т.д. Несмотря на разнообразие частных точек зрения на этот вопрос важнее всего одно обстоятельство: существует целый ряд экономических теорий, отводящих экономике подчиненную роль, независимо от того, какой именно фактор берется в том или ином случае в качестве определяющего.
Теории “экономики третьего пути” восходят в этико-философском аспекте преимущественно к немецкой идеалистической философии, особенно к Фихте. С точки зрения сугубо хозяйственной, огромное влияние на них оказали теоретики немецкого камерализма (фон Юсти, Зоннерфеедс и т.д.) Эта линия ведет к выдающемуся экономисту, ключевой фигуре всего этого направления Фридриху Листу. Параллельно Листу аналогичную парадигму развивал другой титан экономической мысли — Сисмонди. Лист и Сисмонди сформулировали основные положения “зависимой экономики”, рассмотренной как одного из измерений социально-географической реальности.
Полноценное развитие концепций Листа и Сисмонди осуществлялось в Немецкой Исторической Школе (Вильгельм Рошер, Бруно Гильдербрандт, Карл Книс). Выдающимся теоретиком этого направления был Густав Шмоллер.
В том же направлении, параллельно экономисту Шмоллеру , формулировал социологическую теории экономики знаменитый Макс Вебер (позже его ученик Вернер Зомбарт).
Другой линией того же направления, хотя и основывающейся на иной философской и мировоззренческой реальности, является теория “экономической инсуляции” американца Кейнса. Для Кейнса культурно-исторический фактор не столь важен. Он оперирует с довольно прагматическими категориями, но его вывод приводит к необходимости ограниченного регулирования экономики со стороны государства и ориентацией на промышленно-экономическую автаркию. Кейнс не рассуждает в терминах “культуры” или “нации”, его интересуют исключительно соображения экономической эффективности, но именно исходя из этих соображений, он в значительной степени сближается с позициями Листа и Сисмонди.
От Шмоллера и немецких социологов “концепции экономики третьего пути” передается выдающимся теоретикам Йозефу Шумпетеру и его ученику Франсуа Перру.
Кейнс, в свою очередь, оказывает колоссальное влияние на институционалистскую экономическую школу, развивавшую принципы Торстейна Веблена. Институционализм настаивает на отказе от экономического универсализма и на необходимости привязывать изучение экономических моделей к конкретным социальным институтам, сложившимся в том или ином обществе. К институционалистам примыкают такие известные экономисты, как Митчел, Берль, Бернэм и сам Джон Кеннет Гэлбрейт.
Все эти школы в совокупности представляют собой целый спектр учений, расположенный между крайним либерализмом и ортодоксальным марксизмом. Но при этом важно подчеркнуть, что “третий путь” в экономике отнюдь не является простым компромиссом между либерализмом и марксизмом, неким промежуточным, средним вариантом. Он основан на совершенно инаковых и самодостаточных мировоззренческих и научных предпосылках и поэтому может быть рассмотрен как нечто самостоятельное и законченное.
И все же применение принципов “экономики третьего пути” на практике разнозначно созданию такого типа хозяйствования, который будет иметь в себе элементы обоих ортодоксальных моделей (капитализма и социализме), только взятых в отрыве от их идеологических предпосылок, от их “экономизма”.
Легко сформулировать основные положения “экономики третьего пути”:
§ — экономическое устройство общества должно естественно вытекать из его исторической, культурной, этнической, географической, религиозной и государственной специфики, корениться в конкретике его традиционных институтов;
§ — между принципом экономической свободы отдельных субъектов (обеспечивающим хозяйственную динамику) и рычагами социального регулирования должен быть найден баланс, природа и объем которого устанавливаются не произвольно, но исходя из исторической и географической конкретики;
§ — экономическая модель должна быть рассмотрена как функция от социологической модели;
§ — между принципом “борьбы” и принципом “равновесия” должен быть найдено промежуточное решение: например, равновесие на общесоциальном (государственном, национальном) уровне и динамичная конфликтность на уровне классов или отдельных социальных секторов;
§ — постоянный акцент, падающий не на микроэкономический уровень (как в либерализме), и не на макроэкономический уровень (как в госсоциализме), а на мезоэкономический срез, что подразумевает поощрение плюральных экономико-социальных институтов, выходящих за уровень частного сектора, но и не подлежащих прямому государственному регулированию;
§ — регионализация экономики, подстраивание хозяйственных структур под естественные условия конкретной географической и национальной Среды;
§ — императив “автаркийности больших пространств” (термин Ф.Листа), тяготение к объединению плюральных мезоэкономических систем в общий пространственный блок с единой таможенной структурой и общей валютой;
§ — “социализм разных скоростей”, гибкая шкала соотношений между частным и общественным уровнем в рамках одного и того же государственного образования в зависимости от особенностей его секторов.
Таковы самые общие черты “экономики третьего пути”. Если основной закон либерализма и капитализма — закон рынка, а главный принцип социализма — план, то главным законом “еретической теории” будет принцип зависимости экономики от общества или закон социологичности экономики.
“Экономика больших пространств” Фридриха Листа
Сделаем небольшое отступление, чтобы продемонстрировать важность и эффективность “экономики третьего пути” применительно к реальной истории. Для этого обратимся к фигуре выдающегося деятеля этого направления Фридриху Листу.
Лист был немцем по происхождению и либералом по убеждениям. Долгое время прожив в США, он воочию наблюдал бурный рост капиталистических рыночных отношений в этой стране на заре ее развития. Именно в период пребывания Листа в Америке президент Монро сформулировал знаменитую доктрину: “Америка для американцев”. Это было не просто националистическое утверждение, направленное на активное и сознательное противодействие проведению Европой самостоятельной политики на американском континенте. Речь шла также о стратегическом и экономическом единении обоих Америк под эгидой США и превращении целого конгломерата государств в единую геополитическую систему. С доктрины Монро и начался путь США к достижению мирового господства. Надо отдать должное Фридриху Листу — он смог оценить геополитическую идею Монро по достоинству уже в самом зачаточном ее виде. Американский опыт очень сильно повлиял на взгляды самого Листа, особенно когда он снова вернулся на Родину, в Германию.
Оказавшись на родной земле и имея опыт наблюдения за экономическим и геополитическим развитием англо-саксонского мира, Лист открыл важнейшую закономерность, соединяющую принцип государственности с принципом свободного рынка.
Проанализировав практическое применение либеральной теории на практике, Лист открыл следующий закон: “повсеместное и тотальное установление принципа свободной торговли, максимальное снижение пошлин и способствование предельной рыночной либерализации на практике усиливает то общество, которое давно и успешно идет по рыночному пути, но при этом ослабляет, экономически и политически подрывает то общество, которое имело иную хозяйственную историю и вступает в рыночные отношения с другими более развитыми странами тогда, когда внутренний рынок находится еще в зачаточном состоянии”. Безусловно, сам Лист имел в виду наблюдения за катастрофическими последствиями для слаборазвитой, полуфеодальной Германии некритического принятия либеральных норм рыночной торговли, навязываемых Англией и ее немецкими лоббистами. Лист поместил либеральную теорию в конкретный исторический и национальный контекст и пришел к важнейшему выводу: вопреки претензиям этой теории на универсальность она на само деле отнюдь не так научна и беспристрастна, как хочет показаться; рынок — это инструмент, который функционирует по принципу обогащения богатого и разорения бедного, усиления сильного и ослабления слабого. Таким образом, Лист впервые указал на необходимость сопоставления рыночной модели с конкретными историческими обстоятельствами, а следовательно, перевел всю проблематику из научной сферы в область конкретной политики. Лист предложил ставить вопрос следующим образом: мы не должны решать “рынок или не рынок”, “свобода торговли или несвобода торговли”. Мы должны выяснить, какими путями развить рыночные отношения в конкретной стране и конкретном государстве таким образом, чтобы при соприкосновении с более развитым в рыночном смысле миром не утратить политического могущества, хозяйственного и промышленного суверенитета, национальной независимости.
И Лист дал ответ на этот вопрос. Этим ответом явилась его знаменитая теория “автаркии больших пространств”. Лист совершенно справедливо посчитал, что для успешного развития хозяйства государство и нация должны обладать максимально возможными территориями, объединенными общей экономической структурой. Только в таком случае можно добиться даже начальной степени экономической суверенности. Для этой цели Лист предложил объединить Австрию, Германию и Пруссию в единый “таможенный союз”, в пределах которого будут интенсивно развиваться интеграционные процессы и рыночные отношения. При этом он настаивал на том, чтобы внутренние ограничения на свободу торговли в пределах союза были минимальны или вообще отменены. Но по отношению к более развитому и могущественному англосаксонскому миру, напротив, должна существовать гибкая и крайне продуманная система пошлин, не допускающая зависимости “союза” от внешних поставщиков и ориентированная на максимально возможное развитие промышленно-хозяйственных отраслей, необходимых для обеспечения полной автаркии. Вопрос экспорта был предельно либерализирован и полностью соответствовал принципам “свободы торговли”, импорт же , напротив, подчинялся стратегическим интересам стран “таможенного союза” (второстепенные и не обладающие стратегическим значением товары и ресурсы допускались на внутренний рынок беспрепятственно, а пошлины на все, что могло привести к зависимости от внешнего поставщика и создавало бы тяжелые условия конкуренции для отечественных отраслей, напротив, искусственно и централизованно завышались).
Учение Листа получила название “экономического национализма”. Очень показательно, что смысл доктрины Кейнса сводится приблизительно к той же самой концепции: его теория “экономической инсуляции” также ставит во главу угла не абстрактную доктрину “свободы рынка”, но стратегические интересы государства и ориентацию на автаркию и суверенитет.
ЧАСТЬ II