Говоря о “третьем пути “ в экономике, мы подчеркивали самостоятельность его идеологических и философских предпосылок, акцентировали то, что речь идет не о компромиссном совмещении двух ортодоксальных макромоделей, но об органическом развитии особой оригинальной линии. Совмещение экономических моделей третьего пути с “береговой зоной” в геополитической схеме ставит несколько проблем. Разберем их поочередно.
Во-первых, в такой модели получается, что “экономика третьего пути”, соответствующая “береговым зонам”, должна относиться только к промежуточным геополитическим пространствам. В то же время в лице Кейнса мы видим ее американскую версию, и одновременно прямо или косвенно указываем на привлекательность такой конструкции для евразийской России. Это видимое противоречие требует некоторых разъяснений — В период New Deal, когда США следовали в общих чертах за идеями Кейнса, эта страна значительно отдалилась от общеатлантистской стратегической линии, замкнувшись на внутренние проблемы, которые постепенно и методично стали действительно решаться в рамках автаркийного пространства. Еще Макиндер сомневался в талассократическом призвании США, считая, что это госдуарство может пойти не “карфагенским”, но “римским” путем в геополитике. На практике это предполагало отказ от вмешательства в планетарные вопросы, рассмотрение доктрины Монро как последнего слова в американской стратегии. Кейнсианство для США было пределом возможного цивилизационного сближения с континентально-европейским и даже евразийским путем, и не случайно самые тесные отношения континентальной Германии и СССР с США приходятся на время президенства Рузвельта, и особенно на эпоху доминации в Америки теории Кейнса. При Вудро Вильсоне, чей курс довел Штаты до Великой Депрессии, и после отказа от “экономической инсуляции” во второй половине 30-х, США, напротив, отдалалялась от евразийских моделей, сближаясь с Англией и радикальтно либеральными, атлантистскими геополитическими проектами.
Важно отметить здесь следующую особенность. После отказа от New Deal США снова вступили на путь либерализма и до следующей Великой Депрессии было рукой подать. Всю ситуацию спасла Вторая Мировая война, которая заставила экономику США перестраиваться на военный лад, а это снова означало усиление позиций госсектора и плана в общей структуре экономики. В 40-е все ведущие экономисты Запада (и либералы и марксисты) единодушно предсказывали новый виток тотального кризиса американской экономики сразу же после окончания войны, так как “реконверсия” логически погрузила бы страну в хаос и упадок. Но этот прогнозируемый кризис не произошел. Причина проста — отсутствие “реконверсии”, которая была отложена в США на неопределенный срок в связи со скорым началом “холодной войны”. Иными словами, прнцип атлантистского либерализма, исповедуемый как официальная доктрина Запада, был в случае США значительно сглажен учетом реальной геополитической ситуации, в которой географический фактор и конкретика реального противостояния заставляли вносить “третьепутистские” поправки к реальной экономической стратегии. Это не было возвратом к кейнсианству в полном смысле, но общее состояние послевоенной экономической стратегии США было довольно к этому близко. Кстати, именно этим объясняется гигантская внешняя задолженность США, которая, на самом деле, есть не что иное, как оформленная под кредит обязательная плата развитых европейских держав за предоставление США военной протекции по отношению к потенциальному агрессору с Востока, т.е. к СССР.
Во-вторых, к экономике третьего пути имеет смысл обратиться самой Евразии, т.е. России, не как к панацее, а как к доктрине, способной учесть важнейшие факторы, остающиеся вне сферы компетенции марксизма в силу специфики его чисто экономического редукционистского метода. Очень важна философская подоплека теории хозяйства в этой “третьей парадигме”, и именно ее отсутствием в жесткой марксисткой ортодоксии можно отчасти объяснить кризис этого экономического учения. Можно говорить о крайне левых разновидностях “экономики третьего пути” — таких, как предлагали русские народники (Лавров, Михайлов, братья Серно-Соловьевичи и т.д., позже левые эсеры), и в данном случае экономический социализм Макса мог бы вполне сочетаться с органицистской философией. С другой стороны, в данную модель прекрасно вписывались бы и концепции “христианского социализма”, особенно связанные с воззрениями Сергия Булгакова. Поэтому к “третьей экономической прадигме” отнюдь не следует относиться как к безоглядному повороту Востока навстречу Западу и к ревизионистскому отказу от коммунистического радикализма (хотя под определенным углом зрения это может выглядеть именно так).
Но как бы то ни было вся эта тема требует более внимательного и углубленного рассмотрения.
Выводы
Подытожим наше исследование.