В связи с такими закономерностями напрашивается два важнейших вывода, имеющих самое прямое отношение к насущной политической истории нашего народа.
Во-первых, колоссальным политологическим и мировоззренческим заблуждением (если не сказать преступлением) реформаторов было некритическое, имитационное перенесение атлантистской модели политологии — с ее своеобразным определением центра и периферии (экстремизма) — на российскую почву. В результате чего, вместо смещения советской идеологической конструкции на 90 градусов в евразийскую сторону, к центру — что было бы органично, логично и исторически обосновано— произошло искусственное и травматическое, насильственное изменение курса на 90 градусов в прямо противоположном направлении. Если рудименты “левой” политики препятствовали адекватному развитию советского строя, порождали в нем логические противоречия, комплексы, фигуры умолчания, нарушение гармонии между “социальным бытием” и “социальным сознанием”, то надо было реформировать СССР в евразийском ключе, двигаясь к реальной модернизации и подлинному мировоззренческому плюрализму. Реформаторы же поступили обратным образом, они стали экстремистски и безответственно разрушать даже те элементы советского ансамбля (левую экономику), которые были вполне органичны, стремясь превратить укорененно евразийское общество — не способное по своей природе быть каким-то еще — в отвратительную и несбыточную карикатуру на атлантистский Запад.
Катастрофу реформ, их разрушительное содержание и их позорный крах можно трактовать по разному. С чисто политологической точки зрения они были обречены не из-за полной неадекватности их реализаторов, а из-за абсолютно ошибочной чисто теоретической предпосылки. Вот как много может значить в реальной жизни скоропалительная чисто референтурная имитация реальной компетентности. (Повторение этой трагедии грозит и нынешних правителям, да и вождям патриотической оппозиции, если они сохранят привычку опираться на традиционные — несостоятельные и неадекватные — позднесоветские аналитические структуры, лишь симулирующие политологическую и аналитическую адекватность).
Во-вторых, понятие “центризм” нещадно эксплуатируется в современном политическом дискурсе. Но содержание этого понятия не расшифровывается. Здесь надо тоже поставить точки над i. Если мы переходим к адекватной, объективной и исторически предопределенной для России евразийской геополитической модели, то единственным нормальным “центризмом” является сочетание правой политики (консерватизм, патриотизм, национальная идея, государственность, нравственность, историчность) с левой экономикой (социализм, социальная справедливость, социальная ориентация). Органичный евразийский центризм может быть только таким и никаким иным. При этом любопытно, что такой последовательный “центризм” должен самым беспощадным образом порвать всякую связь с мировоззренческой, политологической и геополитической инерцией прежних реформаторов Истинно евразийские реформы должны проходить в прямо противоположном (по отношению к либерал-демократическому) ключе. Иными словами, как это ни парадоксально, но настоящий центризм в современной России должен быть революционным.
Правым центром в такой ситуации будет веер тех партий и движений, которые ставят акцент на правой политике. Но там, где правых заносит в апологию рынка, должен стоять жесткий барьер. Радикальный либерализм, апология “свободного рынка” в евразийском ансамбле есть не что иное, как форма экономического экстремизма. И квалифицироваться это должно соответствующим образом.
Подлинным левым центром станет собсвтенно социал-демократия, т.е. социалистический фланг, стремящийся максимально удалиться от правой, консервативно-патриотической политики. Он будет терпим, пока точка социал-демократии не будет пройдена в политически левом секторе, в сторону “просто демократии”. Требования “прогрессизма”, “атеизма”, “индивидуализма” и т.д., неотделимые от классической демократической политики, в данном контексте должны рассматриваться как формы политического экстремизма.
Вся ныне существующая путаница в определениях “центра”, “левого центра”, “правого центра”, “экстремизма” и т.д. происходит из-за того, что недостаточно ясно определен базовый курс российского общества. Крах реформаторов-западников, либерал-демократов очевиден. Режим их правления окончен. Но существует определенная инерция, и не все политологические понятия (увы!) очищены еще от темного наследия их трагического для страны и народа идеологического властвования.
Скорее всего, “исправление имен” — дело времени. И при адекватной политологической компетентности социально и политически активных граждан, а также при сохранении нынешнего прагматически евразийского, умеренно патриотического правительства, все вещи в недалеком будущем должны встать на свои места.