Мы настолько погружены в сиюминутное, в перипетии политических, экономических, психологических проблем, настолько страдательно воспринимаем гипнотический массив быта, что постоянно упускаем из виду главное. Главное, великое, дающее смысл, определяющее высшую цель — для нас сплошь и рядом лишь фраза, слоган, вербальная или эмоциональная конструкция. Или просто прикрытие, внешнее украшение для того, что мы на практике утверждаем как основное и реальное, ощутимое, конкретное. Так устроено наше гравитационное бытие, нас плющит к земле. Те же чудаки, которые всерьез, нарушая все условности и социальные конвенции, рвутся к иному, приемлются нами лишь тогда, когда облачены в отведенную им униформу академических ученых, художников в бархатных шапочках или торжественно неповоротливых попов. На такую материализацию человечества огненные души сетовали всегда, укоряя, пробуждая, разоблачая, стыдя. Но едва ли в древности были времена, когда гипноз обыденного действовал столь тотально и беззастенчиво, вооруженный могущественными массмедийными механизмами, верстающими эфемерную реальность — выдаваемую за единственную реальность — по своему усмотрению. Чем более иллюзорно Общество Зрелищ, тем более реальным представляется тот момент настоящего, к которому оно прикладывает гигантскую силу своего внушения. То, что было вчера, какое там вчера, час назад, кажется глубокой древностью. Кто такой “Ельцин, бабушка?”, спросит дите, когда осинелая туша еще только будет опускаться во влажную русскую землю. “Что такое “СССР”?” — спрашивает меня сын, рожденный в социалистической империи в тот же год, когда меченая гадина воцарилась на советском престоле.