Исходя из указаний традиционных доктрин, и особенно из идей, изложенных Рене Геноном, можно предложить схему соотношений сторон света и сакральных ориентаций традиционных цивилизаций в их взаимосвязи с празднованием Нового Года у различных древних и современных народов. Надо заметить, что наша схема несколько отличается от модели, предложенной Гастоном Жоржелем в его книге “Четыре века человечества” (“Quatre ages de l’humanite”), хотя в этом мы видим не противоречие с его концепцией, а, скорее, дополнение, вполне допустимое в рамках сакральной географии, если учесть множественность точек зрения, принятых в традиционных науках.
Изначальной ориентацией был Север и древнейший палеоконтинент, располагавшийся на северном полюсе —Арктогея или Гиперборея, с сакральной столицей, называемой Туле или Тула у греков и ацтеков и Вара в маздеистской иранской традиции. Важно отметить схожесть иранского “Вара” — северного города,столицы Арьяна-вэджа, родины предков персов — и индуистского термина “Варахи” (дословно “кабан”, “земля кабана”), также обозначавшего нордический континент. С древнейшим примордиальным континентом связан золотой век человечества, длившийся 25.920 лет. Новый год в древнейшей традиции приходился на точку зимнего солнцестояния (зимнего солнцеворота), на наиболее очевидный момент перехода движения солнца-света от нисхождения к восхождению. Приоритет северной ориентации и празднование Нового Года в день зимнего солнцестояния являются знаками самой Примордиальной Традиции.
Второй стороной света был Юг и южный палеоконтинент, условно называемый Гондваной. Период доминации южной ориентации приходится на серебряный век, длившийся 19.440 лет. Этому соответствовал праздник Нового Года, падавший на день летнего солнцестояния. Таким образом, в изначальные периоды нашего цикла, манвантары, основные миграции сакральных протонародов проходили по вертикальной оси — Север-Юг, что соответствует сакральному приоритету вертикали над горизонталью (ось Восток-Запад) в качественном пространстве сакральной геометрии.
Третьим священным центром была Атлантида, сакральный континент, располагавшийся на Западе. Атлантическая цивилизация длилась 12.960 лет, хотя сам континент Атлантида был затоплен ровно на середине этого периода, на 6480-м году третьего, медного, века. Атлантическая цивилизация продолжала существовать и позднее, что проявилось в волнах миграций народов с Запада на Восток. Атлантический цикл соответствует празднованию Нового Года в день осеннего равноденствия, и сакральной ориентацией в этот период является Запад.
И, наконец, четвертым, последним центром нашего человеческого цикла был Восток, соответствующий центру Традиции в железном веке. Железный век, Кали-юга индусов, длится всего 6.480 лет. Мы живем, согласно Традиции, в конце этого периода. Новый Год железного века празднуют в день весеннего равноденствия. Согласно Генону, именно такое месторасположение центра Примордиальной Традиции в железном веке и обусловливает то, что рай в традиционных доктринах располагается на Востоке. Такая локализация не является абсолютной, т.к. изначальный и единственно истинный рай — это рай северный, полярный, гиперборейский, но, тем не менее, наш циклический период характеризуется именно восточным расположением высшего традиционного центра, который служит актуальным полюсом для всех земных традиций и хранит секреты истинного Севера.
Важно, однако, отметить, что подобная традиционная схема описывает циклическую ситуацию лишь в самых общих чертах. На самом деле, традиционные формы, свойственные тем или иным сакральным географическим центрам, продолжают существовать и после перемещения высшего центра в другие регионы, но как правило в редуцированном, остаточном состоянии. Иногда в случае разрыва исторически предсуществующего центра с центром актуальным, духовное влияние этого остаточного центра может превращаться в нечто негативное и даже антитрадиционное. В частности, это запечатлелось в позднем извращении самой атлантической традиции, о чем повествуется в греческих мифах, и с чем Генон связывает сакральное событие, отраженное в Библии под именем всемирного потопа. Кроме того влияния этих принципиальных центров могли накладываться одни на другие, приводя к появлению смешанных традиционных форм, имеющих элементы разных исторических и географических сакральных парадигм. В частности, практически все современные традиции являются именно такими смешанными комплексами в силу циклически необходимого замутнения чистоты изначальных ориентации в процессе истории.
Схематически мы можем изобразить курс географического передвижения высшего сакрального центра знаком петли — обязательного атрибута многих изображений богов: Нептуна в Греции, Одина в Скандинавии, Варуны, Ямы, Шивы, Кали и Вишну в индуизме и т.д.
Для нас в данном случае важнее всего выделить именно восточные регионы как наделенные в наше время — в железный век — абсолютным приоритетом в сфере сакральной географии, так как именно Восток — Азия — однозначно связывается с географическим местонахождением рая.
Аггарта Севера — Аггарта Востока
Перемещение центра Примордиальной Традиции в ходе циклического развития всегда коррелировано с изначальной северной ориентацией, и можно утверждать, что именно гиперборейское, нордическое наследие передается в своей полноте и целостности от одного центра к другому как символическое “золото Севера”, о котором говорили античные авторы. Это логически означает, что все вторичные месторасположения полюса Традиции являются отражениями Северного Полюса, его проекциями, хранителями его тайны. Поэтому и восточный рай является духовно тождественным раю северному, полярному. В частности, это прекрасно показал Анри Корбэн в книге “Световой человек” , говоря о том, что за концепцией “Света Востока” в исламском эзотеризме изначально и сущностно стояла идея “Света Севера”, “Северного Света”.
Кроме пространственного передвижения проекций гиперборейского континента по мере развития цикла проходило и его постепенное сокрытие. Он становился все более и более тайным, недоступным, секретным. Этому соответствовал и его переход от явного и очевидного наличия на поверхности земли (возвышенного состояния Священной Горы, Меру в индуизме) к спуску в подземные регионы. Так, буддистские и индуистские доктрины говорят о существовании подземной страны, называемой “Аггарта” (иногда “Шамбала”), где пребывает Король Мира, глава инициатической иерархии самой Примордиальной Традиции. Подземная Аггарта локализуется на Востоке. Можно сказать, что это подземное и восточное одновременно ее положение точно соответствует всей логике сакрально-географических трансформаций нашего человеческого цикла.
Итак, рай и Север в наш железный век следует искать не на поверхности земли, а под ней, и не в полярных льдах Арктики, а в таинственных регионах восточной Евразии.
Согласно Генону, наиболее близкой к примордиальной парадигме является индуистская традиция, и в ней сливаются оба важнейших символических элемента — ясная память Вед об арктическом происхождении предков индусов и актуальное восточное местонахождение. Однако сакральная география самого Индустана, хотя и является отражением более древней карты местопребывания доведических ариев, фактически не претендует на примордиальность. Актуальный Индустан — лишь последняя историческая “стоянка” плавающей Индии, структурированная по аналогии с другими более древними землями. Шиваистские доктрины, в частности, указывают на северные регионы Евразии как на обладающие сакральным приоритетом по отношению к непосредственно индийским территориям. И более всего, в этом смысле, выделяются обычно Тибет и Монголия. Не случайно именно тибетские ламы хранят самые свежие воспоминания о появлении в Тибете самого Короля Мира.
Роль Сибири
В картине общей сакральной географии особая роль выпадает землям Сибири. Действительно, если актуально центр Традиции расположен на Востоке, в подземной стране, а изначально он находился на северном полюсе, то именно Сибирь является пространством логической смычки, связи этих двух сакральных регионов. Такая особенность сибирских земель, возможно, и обусловливает ту специфическую таинственность, которая окружает все связанное с историей этой части материка. Сибирь (особенно северная) в пространствах Евразии является, пожалуй, единственным ареалом, не привлекавшим в кали-югу особого внимания “цивилизации”, в то время, как практически все другие земли в те или иные периоды становились сферой колонизации (самое главное, культурной колонизации) со стороны различных государств и народов, причиной конфликтов и войн. Сибирь же несмотря на то, что, с чисто природной точки зрения, ее земли не имеют никаких особых изъянов и препятствий для обитания, оставалась в истории скрытой, неизвестной, таинственной, как будто ее охраняла какая-то особая сила судьбы, какой-то неведомый архангел.
Но в то же время , по свидетельству современных археологов, Сибирь в палеолите была обитаема не в меньшей степени, чем южная и восточная Европа, и останки какой-то древнейшей цивилизации встречаются сегодня все чаще и чаще во всех ее уголках. Таким образом, Сибирь, по сути дела, является не девственной территорией, этакой tabula rasa, но просто провиденциально сокрытой, хранящей древнейшие секреты от недостойных взоров.
Именно из южной Сибири и Монголии выкатывались волны так называемых “варваров”, которые в дальнейшем через прикаспийские и черноморские степи двигались в Европу, и которые в такой значительной мере изменили ее облик в первые века нашей эры. И эти “варвары”, вопреки мнению профанических историков, отнюдь не были примитивными и бессмысленными дикарями, “окультуренными” впоследствии римско-греческой цивилизацией. Они были носителями особых сакральных форм — сжатых и лаконичных, но от этого отнюдь не рудиментарных, так как широкое “горизонтальное” развитие традиционных принципов применительно ко второстепенным модальностям, которое, собственно, и составляет культуру , еще отнюдь не является гарантом полноты и совершенства Традиции как таковой, и даже, напротив, в подобном “горизонтальном” развитии Традиция часто теряет свою метафизическую сторону, углубляясь в космологические и прикладные области (как это произошло с египетской традицией.)
Но происходя из Сибири и Монголии, “варвары” несли с собой лишь отдельные аспекты древней сибирской сакральности, а Святая Святых продолжала оставаться скрытой от всех, оставленной позади агрессивных народов, своим геополитическим импульсом с Востока на Запад как бы заранее предупреждающих возможное вторжение декадентского Запада в животворные земли Сибири.
В то время, как арийская традиция Индии увязала постепенно в южных, дравидских влияниях, а китайская Срединная Империя закрывалась в коллективно-солипсической самодостаточности, сужая сакральное до более или менее локальных границ, Сибирь жила “некультурной”, но истинно духовной жизнью, пульсируя и порождая глобальные импульсы свежести и чистоты, пробуждающие западные цивилизации Евразии к динамике священной истории. И здесь уместно вспомнить, что большинство актуальных аристократических родов Европы, европейская генетическая элита, имеют свои корни в гото-германских, а подчас и гуннских народах, посланцах сибирского гнозиса.
Эйкумена тюрков и шаманизм
Важнейшим центром Сибири являлся регион Алтая, земли, прилегающие к середине всей Азии, к сердцу Азии. Народами, являвшимися носителями особой сакральной, автохтонно сибирской формы, были тюрки. Очень важно заметить, что древнейшие культы тюрков имеют множество параллелей с архаическими, доведическими и домаздеистскими формами евразийских ариев. С другой стороны, существуют определенные связи и с ранними формами китайской и тибетской традиций.
В исследовании древнейших чисто гиперборейских и протоарийских истоков профессор Герман Вирт обнаружил очень важное свидетельство архаических эскимосских народов относительно древнейшего “этноса” белых эскимосов, “людей солнца”, память о которых жива в самых далеких друг от друга эскимосских племенах. Этих белых эскимосов называли “люди Танара” или “народы Танара”, и их мифологическое описание хронологически и фенотипически может относиться только к гиперборейским пришельцам, двигавшимся из полярных регионов в более южные земли. Согласно Вирту, “народы Танара” были представителями гиперборейских групп, спустившихся в Евразию не с Запада (как племена Туата де Даннан — северо-атлантические протоарии), а с Востока. И именно к “народам Танара” Вирт возводит изначальные истоки халдейской, шумерской традиции и цивилизации. В частности, это запечатлелось и в самом имени шумерских богов “дингир”, т.е. “бог” (фонетическая форма от “танара”). Но для нас крайне важен тот факт, что слово “бог” у архаических тюрков звучало фонетически тождественно “тэнгри”. Кроме того, современные археологи открывают сегодня на территории северной Евразии и особенно в зонах расселения тюркских народов множество орнаментов, рисунков и иероглифов, восходящих к неолиту и имеющих явную схожесть с архаическими шумерскими письменами и сакральными знаками.
Связь тюрков с Сибирью сегодня отодвигается ко все более и более далеким эпохам, и в некоторых случаях возможно проследить преемственность отдельных современных шаманских традиций (в частности, у тунгусов таежного приамурья —эвенков-орочонов) с сакральными композициями неолитических комплексов, и сегодня почитаемых и посещаемых представителями древнейшей веры. Большинство таких неолитических, и даже некоторых палеолитических, сюжетов фактически тождественны древнейшей проторунической календарной парадигме, вскрытой Виртом как изначальная палеоэпиграфическая культовая база всех последующих мифо-символических постгиперборейских сакральных форм.
Рассматривая и сравнивая между собой известные вариации шаманизма народов Сибири и Монголии, можно заметить, что в отличие от многих других версий шаманизма (африканских, американских, австралийских и т.д.) общим и доминирующим элементом у сибирских шаманов являются сугубо гиперборейские символы и доктрины: образ Белого Лебедя, Ворона-Демиурга, Древа Мира, трех планов космоса, Полярной Звезды (понимаемой как дыра в небосводе, как точка выхода за пределы проявленного космоса, как место освобождения, мокши), Лося и Оленя, Лука и Стрелы, солнечного круга (бубна) и “кельтского креста”. И Генон, и Вирт именно эти символы причисляют к типу примордиальных и аполлонических.
Фактически, в сибирском тюркском шаманизме сжато и просто представлены основополагающие инициатические доктрины, которые в других более “окультуренных” традициях скрыты под покровом усложненных комбинаций и социально дифференцированных ритуалов. Шаманская цивилизация потомков Танара, белых эскимосов, тюрков, была чисто инициатической — все формы духовности в ней либо должны были быть интериоризированы в активном опыте шамана, вынужденного практически, оперативно и прямо столкнуться лицом к лицу с безбрежными мирами сакрального космоса — с “видимыми всеми и невидимыми”, согласно православной формуле Веры — и либо победить, либо погибнуть, либо превратить тонкие и плотные энергии мира в своих “помощников”, либо быть раздавленным и уничтоженным бременем Потустороннего. В шаманском мире Традиции не существовало “культурных” компромиссов, адаптации сакрального к людям, не способным на духовный подвиг. Вся сакральность начиналась и кончалась в личности шамана, но не в индивидуальном, а в сверхиндивидуальном, сверхчеловеческом смысле.
В частности, именно полная адекватность шаманизма, с точки зрения Традиции, и позволила ему мирно сосуществовать с буддизмом в Туве и Бурятии, и даже с христианством в других регионах Сибири, после “мирной колонизации” русскими этих земель.
Тюркская шаманская традиция Танара сближала различные тюркские этносы уже в известные нам эпохи с наиболее эзотерическими формами других традиций. Тюрками были азиатские несториане, христианские эзотерики, которых Генон называл “тамплиерами Аггарты”. Тюркское племя уйгуров организовало в Центральной Азии единственное в истории манихейское государство, избравшее в качестве государственного алфавита не обычное “манихейское” письмо, а северо-индийское письмо брахми. Определенные племена тюрко-монголов и буряты приняли буддизм в его наиболее инициатической тибетской форме. В Китае многие представители тюркских родов были посвящены в даосскую традицию. Более поздние тюрки, приняв Ислам, сделали Среднюю Азию (и особенно Бухару и Хиву) благодатными землями, где процветали суфийские ордена и эзотерический Ислам. И, наконец, чрезвычайно важны контакты тюрков с представителями русского Православия во времена татаро-монгольского нашествия, которые были такими тесными и глубоким, что некоторые русские “патриоты” с шовинистическим азартом упрекали Православную Церковь в предательстве и в коллаборационизме с завоевателями, хотя на самом деле речь шла о глубинных эзотерических и инициатических контактах между представителями двух аутентичных и примордиальных по происхождению традиций.
Итак, Сибирь, рассматриваемая с инициатической точки зрения, и с учетом сакральной миссии народов Танара, перестает быть “белом пятном” Евразии, а наоборот, приобретает совершенно центральный характер, как качественный духовный мост между Аггартой Севера и Аггартой Востока, между Северным Полюсом и Подземной Страной. Но эта связь, идущая через Сибирь, противоположна исторически “далекому” и постепенному пути от Севера к Югу, от Юга к Западу и от Запада к Востоку. Сибирь свободна от культурной чрезмерности Юга, Гондваны, и от декадентского индивидуализма Запада. Эйкумена тюрков, родина белых шаманов, воплощает в себе прямой путь, более краткий, но несравнимо более опасный — “сухой путь”, как называет его алхимическая традиция — путь от Севера к Северу, от Аггарты к Аггарте. И в силу логических соответствий Сибирь связана с будущим, с Последними Временами, когда в момент Прихода 10-го Аватара, Короля Мира, Нового Ману, Восток должен будет снова сомкнуться с Севером и не только символически, но и конкретно, абсолютно, и это, естественно, должно прямо коснуться тайных земель народов Танара, богоносных народов Тэнгри.
Реставратор Империи Рам
В 1155 году в священном роду Алан-Гоа — матери “ханов по предназначению” и “избранников Вечного неба”, породившей своих детей без отца, от небесного духа, сошедшего к ней через дымник юрты (через отверстие в крыше традиционного жилища монголов),появился на свет принц Темучжин. Так гласит “Сокровенное сказание” — священная книга монголов. В 1180 году он становится ханом улуса (объединения монгольских племен), а в 1206 году у истоков реки Онон в Северной Монголии Темучжин, называемый отныне Чингисхан, объявляется Великим Ханом Всей Монголии. С этого момента начинается величайшая за последнее тысячелетие эпопея планетарного масштаба — попытка восстановления Великой Империи Рам, некогда объединявшей Евразию в единый сакральный организм. Небесная энергия позволяет Чингисхану в кратчайшие сроки объединить под своим началом большую часть евразийского континента от Китая до Ближнего Востока и Восточной Европы. Согласно преданию, только сакральные предсказания астрологов заставили его остановить свой триумфальный путь на Запад. Потомок Великого Неба (Тэнгри) считался только с небесными факторами, земные преграды для Белого Хана просто не существовали.
Очень важное указание, касающееся гиперборейского характера миссии восстановителя Империи Рам, мы находим в “Сборнике Летописей” персидского путешественника Рашид-ад-Дина. Известно, что отличительными признаками рода Чингисхана были голубые глаза и рыжий цвет волос. Рашид-ад-Дин пишет: “Племя киятборджигин (kiyatboryigin) происходит из потомства Есугай-богатура (отца Чингисхана — А.Д.). Значение “борджигин” — “синеокий”, и, как ни странно, те потомки, которые до настоящего времени произошли от Есугай-богатура, его детей и уруга (клана — А.Д.) его, по большей части синеоки и рыжи. Это объясняется тем, что Алан-Гоа в то время, как забеременела (от духа — А.Д.), сказала: “По ночам перед моими очами вдруг появляется сияние в образе человека рыжего и синеокого и уходит”. Так еще в 8-ом колене, которым является Есугай-богатур, обнаруживают этот отличительный признак, а согласно словам монголов, он является знаком царской власти детей Алан-Гоа, о котором она говорила, и подобная внешность была доказательством правдивости ее слов и достоверности и очевидности этого обстоятельства.”
Сияние в образе гиперборейского ария перешло в сам священный род “ханов по предназначению” как инвеститура высшего инициатического полярного центра. И именно этот нордический сакральный импульс заставил Чингисхана пробудить Азию к единству, начав, естественно, с Монголии и Сибири, так как эти земли были сакрально-географической основой всей имперостроительной экспансии,”золотым зародышем” Новой Империи Рам. Хотя империя Чингисхана и Чингизидов, его потомков, просуществовала недолго, она радикальным образом изменила картину мира и географически и политически, пробудив тюрко-монгольские народы к осознанию их цивилизационной миссии — миссии потомков гиперборейского “народа Танара”, чей полярный и кристальный архетип проявился в последний раз в истории со всей очевидностью и чистотой в “белых синеоких царях”, потомках Алан-Гоа, зачавшей непорочно касту правителей Евразии.
Чингисхан после его смерти стал почитаться монголами как “монгольский аватара”, как манифестация Тэнгри, Небесного Принципа. Очень важно заметить, что культ Чингисхана, установленный его внуком Хубилаем (основателем Юаньской династии), особенно подчеркивает сакральную роль двух знамен Чингисхана, называемых, соответственно, “черное сульдэ” и “белое сульдэ” — “хара-сульдэ” и “цаган-сульдэ”. “Сульдэ” по-монгольски — “душа”, “дух”. Эти знамена считались символами двух аспектов “монгольского аватара”, в его сверхвременном, сверхчеловеческом качестве. Этот символизм — Черное и Белое — является чистейшей парадигмой гиперборейского метафизического гнозиса, оперирующего только с абсолютными категориями — Свет и Тьма, Бытие и Небытие, Небо и Земля. Важно отметить, что этот изначальный символизм свойственен эзотерической даосской традиции (инь и ян), маздеизму, манихейству, и что особенно важно, тамплиерскому ордену, его сакральному знамени “Босеану”. К параллели между двумя знаменами — сульдэ Чингисхана и Босеаном тамплиеров — следует добавить следующую деталь: святилище Чингисхана называлось “Восемь Белых Шатров”, и тамплиерские храмы так же в большинстве случаев были восьмисторонними, равно как и замок Castel del Monte гибеллинского императора Фридриха II Гогенштауфена, который на противоположном конце Евразии также стремился установить сакральное единство потомков древних гиперборейцев в новой солнечной Империи Рам.
Кроме того, подобно Фридриху II, который, согласно гибеллинским преданиям, пребывает в тайной пещере горы (или вулкана Этны) и ожидает последнего часа цикла, чтобы вернуться и закончить свою имперскую миссию, монголы считают, что могила Чингисхана находится в пещере общемонгольской священной горы Бурхан-халдун, “ивовый холм” или дословно “бог-ива”. И здесь уместно вспомнить, что даосская традиция называла “Городом Ив” сам примордиальный центр изначальной традиции, “место бессмертных”, “центр мира”.
Литургически в культе Чингисхана его называют “носителем белого обета”, т.е. “обета гиперборейской реставрации”.
Род Чингизидов сохранился и после распада Империи Чингисхана. Его потомки существуют и поныне, и к ним до сих пор сохраняется сакральное отношение со стороны тюрков и монголов, не только сохраняющих древние шаманистские традиции Сибири народов Танара, но и принявших другие сакральные формы — такие, как ислам, ламаизм, даосизм и даже христианство. Институт Чингизидов в евразийских регионах во многом параллелен институту Алидов и Сеидов в исламском мире (и особенно в шиизме). Любопытно, что среди тюрков-мусульман есть представители княжеских родов, восходящих одновременно и к Чингисхану и к пророку Мохаммеду, что делает их уникальными наследниками сразу двух величайших традиций, геополитические и сакрально-географические миссии которых играют принципиальную роль на последних этапах Кали-юги, нашего железного века.
Сибирь и Россия
История покорения русскими Сибири также представляет собой мистериальное явление. После монголо-татарского завоевания русских княжеств Русь-Гардарика была включена в Великую Империю Чингисхана. Когда эта Империя начала ослабевать и распадаться, именно Русь, централизовав вначале свой собственный политический организм, постепенно распространила объединяющее влияние на те государства, которые были ее осколками. После довольно жесткого завоевания “Казанского ханства” Русская Империя, перенявшая функцию евразийского имперостроительства от татар, начинает мягко распространяться на Восток — в Сибирь. Очень важно подчеркнуть, что в глазах тюркских народов Сибири русские ясно осознавались как “продолжатели” или “возобновители” миссии самого Чингисхана, и фигура русского царя, “Белого Царя”, совпадала с образом “Белого Монгола”, “носителя Белого Обета”. Кроме того, в дотатарский период и во время него русская аристократия часто вступала в браки с тюркской аристократией — с половцами во времена Киевской Руси и с монголо-татарами во времена завоеваний и т.д. Естественно предположить, что в данном случае аристократические браки служили не только установлению родственных и этнических контактов между русскими и тюрками, но подспудно предполагали и передачу сакрально-географической доктрины от воинственных “восстановителей Империи Рам” к славянско-православной элите, в свою очередь хранящей память о своем нордическом происхождении как в православных, так и в дохристианских сакральных формах. Таким образом, движение русских в Сибирь было акцией сакрально санкционированной, имевшей под собой основания, уходящие вглубь эзотерических учений Евразии. Присоединение Сибири к России было действием прямо противоположным “западному колониализму” с его профаническими, утилитарными и прозелитическими задачами. Это было восстановление общего наследия, общего и предсуществовавшего единства, за которым стояла единая воля и единая цель братьев по “белому обету”. Конечно, подобное единство и согласие существовало на “элитарном” сакральном и сверхэтническом уровне, тогда как в отдельных случаях на чисто политической почве могли возникать конфликты и недоразумения. Однако поражает то обстоятельство, что и на внесакральном уровне таких конфликтов было чрезвычайно мало.
Характерен тот факт, что большинство русских славянофилов ХIХ века — мыслителей, подчеркивавших сакральную значимость Российского государства и особенно акцентировавших восточный характер Российской Империи, в противовес “западникам”, восхищавшимся прогрессивной и профанической Европой — были потомками обрусевших тюркских аристократов: таковы Киреевский (от татарского “хан-Гирей”), Аксаков, и т.д. Константин Леонтьев, крупнейший идеолог “восточного патриотизма” России (в частности, он стоял за углубление контактов с Исламом и Турцией в противовес идее “панславизма”), обладал откровенно тюркским фенотипом. На геополитическом уровне потомки воинов Чингисхана стали глубокими, мужественными и убежденными русскими патриотами.
Даже в начале XX века сакральная роль Сибири и Дальнего Востока всплывала не только в эзотерических культах и патриотических интуициях “славянофилов”, но и в конкретных политических проектах замыкания России на Дальний Восток. В этой связи следует упомянуть личность петербургского доктора Бадмаева, чингизида, ламаиста и врача, практиковавшего тибетскую медицину для русских аристократов. По согласованию с определенными ламаистскими центрами в Бурятии и Тибете доктор Бадмаев разработал особые геополитические проекты, направленные на политическое объединение России с Монголией, на присоединение к России Синь-Цзяна для противодействия английским колонизаторам. Эти идеи, основанные на понимании необходимого падения Цинской династии, заинтересовали самого Императора Александра III, а позднее и Николая II. Доктор Бадмаев получил определенные средства из казны на установление экономических связей с Китаем, и в ходе этого проекта было даже решено начать строительство железной дороги от Семипалатинска до Ланьчжоу. Ланьчжоу — место связывающее воедино Китай, Монголию и Среднюю Азию, было избрано центром новой геополитической стратегии России, так как именно с этого места Чингисхан начал завоевание Китая.
Не без помощи Бадмаева в 1914 году в Петербурге открылся ламаистский центр. Важно также, что в высших политических сферах в этот критический для России период вращался близкий наставник ХIII Далай-Ламы официальный посланник Лхасы Хамбо Агован Лобсан Дорчжиев.
Так голос чингизидовской, тюркской Сибири тесно отождествился с Россией и с ее геополитической идентификацией под знаком “евразийской реставрации” ,”белого обета”.
Следует указать и на еще одно важное обстоятельство. Информация относительно подземной страны “Аггарта” на Западе прямо или косвенно связана с Россией. Сэнт-Ив д`Альвейдр, автор, впервые упомянувший это имя и эту идею в книге “Миссия Индии в Европе”, получал образование в России и был женат на русской графине Келлер. Русский инженер Оссендовский (польского происхождения), в ходе гражданской войны оказавшийся в Монголии, вторично подтвердил эту же информацию относительно “Аггарты” и Короля Мира, услышанную им от лам. И даже вульгаризированную неоспиритуалистическую версию относительно “Шамбалы” популяризировал на Западе русский оккультист Николай Рерих. Более того, один из главных информаторов Рене Генона относительно вопросов сакральной географии, французский дипломат, известный под инициалами J.C. (на самом деле, Жан Кальмель, как нам удалось это выяснить совсем недавно), был связан с учениками того же Бадмаева, а значит, сам Генон черпал элементы своей доктрины из того же евразийского, русского источника. Связь России с духом Сибири и ее тайным инициатическим центром, таким образом, имеет самые неожиданные отголоски даже в мире западного эзотеризма.
В страшную эпоху краха России, во время гражданской войны “тайна Сибири” снова дала о себе знать в лице такого выдающегося и уникального персонажа, как барон Роман Федорович Унгерн-Штернберг, на котором в силу его значения и особенного символизма его миссии следует остановиться особо.
Биография одного Бога
Барон Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг, а еще точнее, Николай Роберт (Роман) Макс фон Штернберг родился в Граце (Австрия) в семье балтийских аристократов, живших постоянно в Эстонии, 29 декабря 1885 года. Его род восходит, по меньшей мере, к XIII веку. Два его предка по достоверным данным принадлежали к рыцарям Тевтонского Ордена и пали от рук поляков. После этого представители рода служили поочередно Ордену, Германии и, наконец, Русскому Царю и Русской Империи. Согласно самому барону, его дед принял буддизм в Индии, после чего буддистами стали его отец и он сам.
Из-за дуэли он был изгнан из офицерского корпуса в июле 191О года, и с этого времени начались его одинокие странствия. Каким-то образом он добрался до Монголии, которой суждено было стать его судьбой.
В Монголии барону удалось войти в личный контакт с Кутукту, верховной фигурой монгольского ламаизма. В тот период Монголия переживала период возрождения имперских настроений и стремилась обрести независимость от Китая. В Урге, столице Монголии, решительный характер барона был скоро отмечен, и сам Кутукту назначил его командующим монгольской кавалерией. Пользуясь беспорядками и революцией в самом Китае, монголам удалось изгнать из страны китайских оккупантов, и в 1911 году “живой Будда” учредил в Монголии независимый монархический строй.
Военные заслуги барона были отмечены, и он стал глубоко почитаемой фигурой в монгольском мире. Перед своим отъездом из Монголии, барон Унгерн в сопровождении своего друга, принца Джам Болона, и по его настоянию, посетил ясновидицу, принадлежащую к древнейшему и уважаемому шаманскому роду. В этот судьбоносный момент ясновидица в трансе открыла барону Унгерну тайну его духовной природы и опознала в нем воплощение “бога войны”.
Юлиус Эвола в своей рецензии на книгу Б.Краутхоффа “ Я приказываю. (Борьба и Трагедия барона Унгерна-Штернберга)” писал: “Великая страсть выжгла в нем все человеческие элементы, и с тех пор в нем осталась только великая сила, стоящая выше жизни и смерти “.
После большевицкой революции Унгерн одним из первых вступил в беспощадную битву с красными под командованием атамана Семенова. И в этой войне он отличался безудержной храбростью и непреклонностью, а также великолепным знанием военной стратегии. Постепенно Унгерн организовал свою собственную дивизию, состоящую из оставшихся верными Императору русских офицеров, казаков и представителей народов Сибири (в особенности бурят).
Постепенно белое дело проигрывало на всех фронтах. И после поражения Колчака только атаман Семенов и барон Унгерн продолжали оказывать серьезное и жестокое сопротивление на Востоке.
Теснимая со всех сторон красными, Азиатская Конная Дивизия вступила в Монголию. В ее составе были представители многих народов — как европейских, так и азиатских.
Потеряв Российскую Империю, герои Азиатской Конной Дивизии, верные Принципу, шли восстанавливать Империю Монгольскую.
3 февраля 192О года барон Унгерн взял Ургу, захваченную китайцами, и был назначен Кутукту диктатором Монголии.
Барон был первым европейцем, который получил титул “Хан Войны”, “Хан-Чян-Чун”. Белый “бог войны” царствовал над степями Великой Монголии.
Несмотря на отчаянную ситуацию Унгерн продумывал планы геополитического спасения континента от надвигающегося краха, от антидуховных, демонических, антиаристократических идеологий и движений, грозящих уничтожить древнюю и благородную Традицию окончательно. Он грезил о новом нашествии с Востока против падшей и демократической Европы, о нашествии Традиции, которая в далекие времена была единой и для арийских героев Запада, и для аскетических и духовных народов Азии. В часы медитации барон созерцал символ Свастики, печать Великого Чингисхана, знак Полюса и неподвижного центра вещей, который стоит вне изменчивого и хаотического потока времени, как последний ориентир Судьбы.
Оссендовский, польский инженер, лично знавший барона Унгерна, писал, что тот однажды послал молодого принца Пунцига искать вход в подземную страну Аггарту. В первый раз посланник вернулся с письмом от Далай-Ламы. На второй раз он больше не возвратился.
Воплощенный Бог Войны, последний защитник тотальной Традиции, искал контакта с духовным Центром Мира. Тот факт, что двери этого центра остались для него закрытыми, ничего не изменил в его решимости и его стойкости. Он отстаивал скрытую Традицию вплоть до своего конца, повинуясь внутренней очевидности, слушая лишь ту сверхличную силу, которая выше “да” и “нет”, которая выше жизни и смерти, которая выше доказательств. Силу абсолютного полюса.
Как у истинного героя сакральных мифов, конец Унгерн-хана был апофеозом Трагедии. Предательство, рок, безжалостный циклический закон, неумолимая энтропическая сила материи, дурное стечение обстоятельств и, наконец, необходимость развоплощения, возврата в нетленный мир Духа. Поражение. Пала Монголия. Пало белое дело, последним оплотом которого была Азиатская Конная Дивизия.
12 сентября 1921 года, после циничного процесса в городе Новосибирске, барон Роман Федорович Унгерн-Штернберг был расстрелян большевиками.
Азиатская Волна Традиции не хлынула на падшую Европу... Великая идея потерпела крах... В ходе кали-юги, железного века, умер еще один “бог”.
Однако символизм миссии барона Унгерна остается сверхценным, так как в нем даже на рубеже самого профанического и антисакрального периода русской и евразийской истории вспыхнул огонь “евразийской реставрации”, воплощенный в белом офицере германского происхождения, подданном Русского Императора и освободителе Сибири и Монголии. В Унгерн-хане заново сошлись воедино те тайные силы, которые оживляли высшие формы континентальной сакральности — отголоски древнейшего гото-гуннского союза, русской преданности Восточной Традиции, сакрально-географической значимости земель Монголии —родины Чингисхана.
И здесь уместно, по меньшей мере, поставить вопрос: не являлся ли “безумный барон” одной из проекций истинного последнего аватары? Ведь логика судьбы Унгерна обнаруживает все особенности “архетипического сакрального сюжета”, “пути воина” в чистейшей и сверхъестественно конкретной парадигме этого мифа.
И “мифологическая миссия” Унгерна не замедлила отразиться в целом цикле коммунистических неолегенд и песен советской Сибири, каждая из которых начиналась характерным вступлением: “Как мы на барона ходили...” Характерно, что ничего подобного не произошло с фигурами других белых военачальников — ни с атаманом Семеновым, ни с самим Колчаком, хотя их пребывание в Сибири было более основательным и более конкретно затрагивающим местное население. И также не исключено, что барон Унгерн, родившийся в Прибалтике, имел определенные контакты с загадочной группой “Консул”, состоявшей из русско-германских аристократов, связанных с императрицей, и имевшей эзотерический характер. В Петербурге Унгерн вполне мог пересекаться с доктором Бадмаевым или Дочжиевым, что даже весьма вероятно, так как Унгерн, по его собственному признанию, был буддистом, и ламаистские круги — это первое, что должно было бы логически привлечь его внимание. Таким образом, магические силы судьбы могли действовать на героя-кшатрия и через конкретные инициатические центры, которые хранили великие секреты Евразии, посвящая в них избранных и жертвенных людей, “ханов по предопределению”.
Эсхатологическая миссия Востока
В соответствии со схемой перемещения высшего центра Традиции, можно сказать, что именно на линии, соединяющей восточную подземную Аггарту с северным полюсом, логически должны разворачиваться решающие события в конце кали-юги, нашего железного века. И актуальные трансформации в геополитическом пространстве России, всей Евразии трудно понимать иначе, как знаки времен, предвещающие близость развязки. Как и всегда в эпохи глобальных потрясений, в России генетическая сакральная память континента оживает сегодня в народах этих регионов. Все чаще в России говорят о “евразийском факторе”, о роли Сибири, о судьбе Евразийской Империи, которая, стряхивая с себя страшный сон антитрадиционной и антидуховной диктатуры, снова становится перед судьбоносным выбором. И в данной ситуации необходимо ясно дать отчет в сакральной значимости “белого обета”, носителями которого являются по своему гиперборейскому происхождению все народы Евразии, потомки великих строителей Империи Рам, Империи Рая.
РАСОВЫЕ АРХЕТИПЫ ЕВРАЗИИВ ХРОНИКЕ “УРА ЛИНДА”