рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

СПОРЫ ОБ ИСКУССТВЕ И ИНТРИГИ В КРЕМЛЕ

СПОРЫ ОБ ИСКУССТВЕ И ИНТРИГИ В КРЕМЛЕ - раздел Политика, Хрущев. Смутьян в Кремле   Шумная Пропаганда «Победы Разума», Развернутая В Советских Ср...

 

Шумная пропаганда «победы разума», развернутая в советских средствах массовой информации, скрывала острую критику, которой подверглись действия советского правительства в Китае. В китайской печати достигнутый компромисс был назван «новым Мюнхеном». Китайцы отвергали утверждение Хрущева о том, что своими действиями СССР спас мир от ядерной катастрофы. Напротив, утверждала «Женьминьжибао», действия СССР сделали мир более ненадежным. Если коммунисты начинают кланяться капиталистам, просить у них мира за счет революционных народов, заявлял автор передовой статьи, то это лишь будет поощрять воинственность и агрессивность империалистов и это сделает ядерную войну более вероятной. Они называли действия Хрущева авантюристическими.

Однако действия Хрущева были подвергнуты критике не только в Китае и Албании. Недовольство Хрущевым нарастало и внутри советского руководства. Вывод советских ракет с Кубы, и то, как это было осуществлено, делало его уязвимым для критики и со стороны его коллег‑соперников в Президиуме ЦК. Тем более что далеко не все из них были довольны очередной организационной реформой Хрущева, которая была им подготовлена к пленуму ЦК КПСС. Еще в сентябре 1962 года Хрущев подготовил записку с предложением о разъединении местных органов партии на две части – промышленные и сельскохозяйственные. По словам Сергея Хрущева, его отец считал, что «народное хозяйство необыкновенно усложнилось, секретарь обкома или райкома, его аппарат не могут одновременно быть специалистами и в промышленности, и в сельском хозяйстве. А значит, нужно создать два параллельных аппарата». Таким образом, Хрущев исходил из того, что роль партийного аппарата в управлении хозяйством будет усиливаться.

Сергей Хрущев вспоминал, что сначала Хрущев изложил свои идеи Брежневу, Подгорному и Полянскому во время отдыха в Крыму. «Шел неспешный разговор о делах государственных. Потом пошли купаться. Отец, кстати, плавал плохо и пользовался надувным спасательным кругом из красной резины, напоминавшим велосипедную камеру. Разговор о разделении обкомов начался еще в воде, и, выйдя на берег, отец продолжил свою мысль. Наконец, он замолчал. Все тут же в один голос бурно, с энтузиазмом его поддержали. "Прекрасная идея, надо ее немедленно реализовать", – запомнилось мне тогда. Особенно был воодушевлен Николай Викторович Подгорный». Однако, судя потому, что эти же люди отменили это нововведение сразу же после отставки Хрущева, вряд ли они были искренны. Для недовольства новой реформой были серьезные основания. Позже Микоян уверял, что после разделения партийных органов на местах на сельские и городские "вообще неразбериха началась – кто за что отвечает и где"».

По мнению советологов У. Хайленда и Р. Шрайока, недовольством очередной реформой Хрущева и его поражением в ходе Карибского кризиса решили воспользоваться Козлов и его сторонники. Ноябрьский (1962 г.) пленум ЦК КПСС, созванный для обсуждения новой структуры партийных органов, мог превратиться в суд над Хрущевым. Видимо, не будучи уверенным в том, что его предложение о разделении партийных органов на промышленные и сельскохозяйственные получит после провала на Кубе поддержку, и даже в том, что он вернется с этого пленума Первым секретарем, Хрущев сделал неординарный ход.

Присутствовавший на пленуме мой отец рассказал мне подробно содержание доклада Хрущева, который не был полностью опубликован. В своем докладе Хрущев неожиданно стал рассказывать о том, что главный редактор «Нового мира» А.Т. Твардовский обратился к нему с просьбой помочь в публикации рассказа нового автора. Оказалось, что рассказ школьного преподавателя математики А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» был забракован идеологической цензурой. Как утверждал Хрущев, он был слишком занят, чтобы читать рассказ и поэтому попросил прочесть его своих коллег по Президиуму. Хрущев не уточнял, кому он дал читать этот рассказ, но из его слов можно было понять, что таких читателей было несколько. Как утверждал Хрущев, все прочитавшие рассказ в один голос стали убеждать его, что публиковать произведение Солженицына не стоит. Тогда, по словам Хрущева, он решил сам ознакомиться с содержанием рассказа и, прочтя его, пришел к выводу, что его обязательно надо издавать. Рассказ вышел на страницах ноябрьского номера «Новый мир». (А вскоре Хрущев сказал, что рассказ заслуживает Ленинской премии.)

Главная ценность рассказа, по мнению Хрущева, состояла в том, что в нем говорилось о тех преступлениях, которые творил Сталин, и надо, чтобы советские люди знали об этом. Затем Хрущев набросился на своих коллег: «Мне ясно, товарищи, что мы еще не до конца изжили из себя сталинизм, что он еще очень силен, в том числе и среди наших руководителей». Скорее всего, Хрущев имел в виду Козлова, но, возможно, не только его.

Мысль о том, что некоторые руководители партии не изжили в себе «сталинизм» содержалась и в стихотворении «Наследники Сталина» Евгения Евтушенко. Оно было опубликовано в «Правде» по инициативе Хрущева незадолго до пленума ЦК КПСС. В стихотворении говорилось:

 

Мы вынесли из Мавзолея его.

Но как из наследников Сталина

Сталина вынести?!

Иные наследники розы в отставке стригут,

А втайне считают, что временна эта отставка.

Иные и Сталина даже ругают с трибун,

А сами ночами тоскуют о времени старом.

 

Слова «покуда наследники Сталина есть на земле, мне будет казаться, что Сталин еще в Мавзолее» могли означать, что поэт и те, кто его поддерживал, желают физического уничтожения «тайных сталинистов». Только человек, очень неопытный в вопросах борьбы за власть, не мог понять, что поддержкой рассказа Солженицина и публикацией стихотворения Евтушенко Хрущев занес дамоклов меч над «тайными сталинистами» в Президиуме ЦК. Было ясно, что под предлогом борьбы за искоренение сталинизма может начаться кампания по устранению противников Хрущева. Хотя это место в речи Хрущева не было опубликовано[6], но члены ЦК услышали, что в любой момент может быть развернута кампанию по изгнанию «сталинистов» из руководства страны.

На пленуме Хрущеву не только удалось сохранить свое положение, но и добиться принятия желанного решения по разделению местных органов партии. Кроме того, он объявил о необходимости обеспечить ускоренное развитие химической промышленности. В этой отрасли Хрущев увидел очередную панацею, которая поможет стране решить хозяйственные проблемы. Одновременно он, видимо, решил расширить функции секретариата ЦК. В его состав были введены Ю.В. Андропов, В.И. Поляков, А.П. Рудаков и В.Н. Титов.

В то же время своими скрытыми угрозами Хрущев основательно напугал тех, кто прочел и раскритиковал рассказ Солженицина. Пока они не утратили своего положения, они решили дать отпор Хрущеву. С этого момента в руководстве страны начинается своеобразное перетягивание каната между Хрущевым и его сторонниками, с одной стороны, и Козловым и его сторонниками, с другой. Для этого Козлов и его сторонники постарались доказать Хрущеву, что его выбор рассказа Солженицина для атаки на них был ошибочным. Действительно, содержание рассказа Солженицина не укладывалось в те рамки борьбы против нарушений законности, которые установил сам Хрущев. До сих пор жертвы репрессий, о которых говорил Хрущев, были представителями высших эшелонов советской власти, обвиненных в измене Родине. Хотя в рассказе Солженицина были и представители «начальства», его главным героем был колхозник Иван Денисович, который не был политическим заключенным. Рассказ вызывал чувство возмущения не несправедливым обвинением героя, а тяжестью тех условий, в которых он находился. Поддерживая рассказ Солженицина, Хрущев должен был признать несправедливой саму систему наказания в СССР, которая по своей сути не изменилась и при Хрущеве. Но вряд ли к этому был готов Хрущев. Во всяком случае те, кто критиковал рассказ, могли обратить внимание Хрущева на то, что они к этому не готовы.

Первый контрудар противники Хрущева решили нанести по рассказу «Один день Ивана Денисовича» и его автору. Были предприняты усилия для того, чтобы не допустить присуждения Солженицину Ленинской премии за его рассказ. На заседании Комитета по Ленинским премиям против одобренного Хрущевым рассказа неожиданно выступил первый секретарь ЦК ВЛКСМ С. Павлов. Позже он утверждал, что ему «показалась нелепой сама мысль присудить премию имени Ленина за книгу, в которой рассказывалось о подробностях лагерного быта». Павлова поддержал космонавт Герман Титов. Павлов вспоминал, что «вечером того же дня» ему позвонил председатель КГБ В.Е. Семичастный, который предупредил его: «Завтра тебе будет еще труднее: защитники Солженицина готовятся к атаке. Я пришлю тебе следственное дело». Возможно, в следственном деле Солженицина имелись какие‑то материалы, которые можно было истолковать таким образом, что ему не следует присуждать Ленинскую премию. Также ясно, что Павлов и Титов выступали при скрытной поддержке руководства КГБ, а возможно, и ряда других видных деятелей страны.

Павлов констатировал: «Кандидатуру сняли с обсуждения, хотя уже и в «Правде» и в «Известиях» были опубликованы статьи, рекламирующие и "Один день Ивана Денисовича", и самого Солженицына как безусловного претендента на Ленинскую премию». Павлов уверял, что «Хрущев все это понял, принял и, по‑моему, не обиделся, по крайней мере никаких изменений в его отношении ко мне не почувствовал». Однако вряд ли с этим замечанием можно согласиться. Скорее всего, Хрущев решил скрыть свои подлинные чувства. Хрущев прекрасно понимал, что Павлов не решился бы на такое выступление, если бы не ощущал поддержки со стороны более влиятельных лиц, а потому он и не стал срывать свое раздражение на Павлове. На самом деле Хрущев прекрасно понял, что отказ Комитета присудить Солженицину Ленинскую премию – это было небольшое, но реальное поражение Хрущева. Ведь рассказ, который Хрущев использовал в качестве важного инструмента в дворцовой интриге, был признан не достойным награды, которую предложил Хрущев.

Одновременно ряд партийных руководителей, и прежде всего те, кто отвечал за идеологическую работу партии, стали указывать Хрущеву на то, что, воспользовавшись критикой культа личности, в советской культуре стали развиваться «явления, чуждые советскому строю». Для таких заявлений были известные основания. В последующем многие из деятелей культуры, подвергнувшихся в 1962–1963 годах критике властей, либо эмигрировали, либо выступили против советского строя в конце 1980‑х – начале 1990‑х годов. Правда, грубая атака властей на ряд деятелей культуры в конце 1962 – начале 1963 годов сама по себе способствовала росту их оппозиционности. Очевидно, Хрущев понял, что ему не стоит вступать в конфронтацию с влиятельными руководителями страны, которые указывают ему на опасность идейного перерождения советского общества. Видимо, по этой причине он решил продемонстрировать свою готовность дать отпор любым «идейно‑политическим шатаниям».

1 декабря 1962 года Хрущев посетил выставку в Центральном выставочном зале в Манеже, организованную по случаю юбилея Московского отделения Союза художников СССР. Его сопровождали Суслов, Полянский, Косыгин, Кириленко, Шелепин, а также руководители Союза художников СССР. Впоследствии утверждалось, что сопровождавшие Хрущева лица специально спровоцировали его на скандал, подведя его к картинам абстракционистов и прокомментировав их соответствующим образом. Но это было не так. За два дня до похода в Манеж на Президиуме ЦК было обсуждено письмо группы художников в ЦК КПСС с критикой формалистических произведений и их авторов. 29 ноября Хрущев, как записано в протоколе заседания Президиума ЦК, «остро высказывается по поводу недопустимости проникновения формализма в живописи и крупных ошибок в освещении вопросов живописи в «Неделе» и газете «Известия». Резко говорит по адресу т. Аджубея. «Похвала» Суслову. (То есть Хрущев иронично «хвалил» Суслова за появление крамолы в живописи. – Прим. авт.) Проверить положение, «Неделю», разобраться с выставками. Кассировать выборы (видимо, в выборные органы Союза художников. – Прим. авт.), отобрать помещение, вызвать, арестовать, если надо… Может быть, кое‑кого выслать».

Очевидно, что Хрущев шел на выставку с намерением устроить разгром «чуждых явлений» и, подойдя к картинам абстракционистов, сознательно утрировал свое возмущение увиденным. При виде работ Р. Фалька, Э. Белютина, Э. Неизвестного Хрущев стал кричать: «Мазня!» «Осел мажет хвостом лучше!» Тут же Хрущев вступил в полемику с Эрнстом Неизвестным, обвиняя его во всех смертных грехах.

Скандал в Манеже стал шоком для либеральных интеллигентов Москвы, для тех, кто всецело одобрял Хрущева. Многие из них, как и герои эренбурговской «Оттепели», восторгались новыми временами. Они мнили себя людьми с крепкими легкими, и им дышалось легко в хрущевское время. К концу 1962 года их не смутили бесконечные невыполнения Хрущевым его обещаний, его ошибки в хозяйстве, затормозившие развитие страны, его провалы во внешней политике, не раз ставившие мир на грань всеобщего уничтожения, его действия по разгрому вооруженных сил. Их даже не смутил расстрел рабочих в Новочеркасске, осуществленный с его разрешения. Они были готовы все простить ему за «десталинизацию» и некоторые послабления контроля со стороны руководства партии над деятелями культуры. Один из видных представителей этой части интеллигенции М. Ромм вспоминал: «Надо сказать, что я… принадлежал к числу поклонников Хрущева. Меня даже называли «хрущовцем». Я был вдохновлен его выступлением на XX съезде, мне нравилась его человечность. Я старался ему прощать все… Про Хрущева сказать «красавчик» было нельзя, но «душенька» – говорили. Говорили все, ну и я тоже говорил. Не красавчик, но душенька. В области культуры дела шли хорошо, дышалось свободно, искусство двигалось вперед, и мы продолжали время от времени говорить друг другу: "Он, правда, не красавчик, но душенька, душенька"».

Поскольку скандал в Манеже стал неожиданностью для московской либеральной интеллигенции, в ответ на разнос, устроенный Хрущевым Эрнсту Неизвестному и ряду художников, некоторые деятели культуры написали письмо в защиту обиженных. Его подписали М. Ромм, И. Эренбург, К. Чуковский и другие. Со времен внутрипартийной борьбы 1920‑х годов коллективное письмо, содержавшее протест против каких‑либо действий начальства, означало появление оппозиционной платформы, а, стало быть, с точки зрения Хрущева, было равносильно вражеской вылазке. Теперь коллеги Хрущева могли указать ему, что московские либеральные интеллигенты совсем распоясались и требуются более основательные действия, чтобы их привести в чувство. Скорее всего, и сам Хрущев так считал.

17 декабря 1962 года состоялась встреча Хрущева с творческой интеллигенцией страны в Доме приемов на Ленинских горах. М. Ромм утверждал, что собралось «человек 300, а то, может быть, и больше. Все тут: кинематографисты, поэты, писатели, живописцы и скульпторы, журналисты, с периферии приехали – вся художественная интеллигенция тут. Гудит все, ждут, что будет… А через двери, которые ведут в главную комнату – комнату приемов, видны накрытые столы: белые скатерти, посуда и яства! Черт возьми! Банкет, очевидно, предстоит!… Но вот среди этого гула… толпа устремляется к Хрущеву, защелкали камеры. Хрущев беседует как‑то на ходу, направляется в эту самую главную комнату, все текут за ним. Образуется в дверях водоворот из людей. Все стараются поближе к Хрущеву, туда скорее… Хрущев встал и сказал, что вот мы пригласили вас поговорить, но чтобы разговор был позадушевнее, сначала давайте закусим». Утверждают, что во время банкета Хрущев провозгласил тост за Солженицына.

Деловая часть встречи открылась докладом секретаря ЦК Л. Ильичева, который заявил: «Мирного сосуществования социалистической идеологии и идеологии буржуазной не было и быть не может. Партия выступала и будет выступать против буржуазной идеологии, против любых ее проявлений… Мы не имеем права недооценивать опасность диверсий буржуазной идеологии в сфере литературы и искусства».

Затем выступали поэты, писатели, художники, которых время от времени прерывал Хрущев. Сначала, как замечал Ромм, «первые реплики его были благостные», но затем «реплики Хрущева были крутыми, в особенности когда выступали Эренбург, Евтушенко и Щипачев… А он постепенно как‑то взвинчивался, взвинчивался и обрушился раньше всего на Эрнста Неизвестного… Поразила меня старательность, с которой он разговаривал об искусстве, ничего в нем не понимая, ну ничего решительно. И так он старается объяснить, что такое красиво и что такое некрасиво; что такое понятно для народа и непонятно для народа. И что такое художник, который стремится к «коммунизьму», и художник, который не помогает «коммунизьму». И какой Эрнст Неизвестный плохой. Долго он искал, как бы пообиднее, пояснее объяснить, что такое Эрнст Неизвестный. И наконец нашел, нашел и очень обрадовался этому, говорит: «Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто‑то сядет. На эту часть тела смотрит изнутри, из стульчака. Вот что такое ваше искусство. И вот ваша позиция, товарищ Неизвестный, вы в стульчаке сидите». Говорит он это под хохот и одобрение интеллигенции творческой, постарше которая, – художников, скульпторов да писателей некоторых».

Помимо выступлений с репликами, Хрущев выступил и с заключительным словом, хотя не он был докладчиком. Выступление длилось около двух часов. По словам М. Ромма, Хрущев «стихи даже читал какого‑то шахтера. Он все старался объяснить, какое искусство хорошее, и в частности привел стихи, такие плохие стихи, что диву даешься. Запомнил их, очевидно, с молодости, с тех пор стихов‑то не читал». В ходе выступления Хрущев обрушился на коллективное письмо московской интеллигенции: «Письмо тут подписали. И в этом письме между прочим пишут, просят за молодых этих левых художников, и пишут: пусть работают и те и другие, пусть‑де, мол, в изобразительном вашем искусстве будет мирное сосуществование. Это, товарищи, грубая политическая ошибка. Мирное сосуществование возможно, но не в вопросах идеологии». Эренбург ему с места: «Да ведь это была острота! Никита Сергеевич, это в письме такой, ну, что ли шутливый способ выражения был. Мирное же письмо было». «Нет, товарищ Эренбург, это не острота. Мирного сосуществования в вопросах идеологии не будет. Не будет, товарищи! И я предупреждаю всех, кто подписал это письмо. Вот так!»

В заключение Хрущев сказал: «Ну вот, – говорит он, – мы вас тут конечно послушали, поговорили, но решать‑то будет кто? Решать в нашей стране должен народ. А народ – это кто? Это партия. А партия кто? Мы – партия. Значит, мы и будем решать, я вот буду решать. Понятно?» – «Понятно». – «И вот еще по‑другому вам скажу. Бывает так: заспорит полковник с генералом, и полковник так убедительно все рассказывает, очень убедительно. Генерал слушает, слушает, и возразить вроде нечего. Надоест ему полковник, встанет он и скажет: "Ну вот что, ты – полковник, я – генерал. Направо, кругом марш!" И полковник повернется и пойдет исполнять! Так вот, вы – полковники, а я, извините, – генерал. Направо кругом, марш! Пожалуйста».

Никогда в советское время руководители партии не говорили с творческой интеллигенцией в таком тоне. Даже А.А. Жданов, обрушившийся с критикой на М. Зощенко, А. Ахматову и других, не заявлял им: «Направо кругом, марш!» Это было унижение, которое многие деятели культуры, до сих прощавшие Хрущеву все провалы его политики, не могли простить. В то же время выступления либеральной интеллигенции Москвы служили для его конкурентов в Президиуме ЦК свидетельством порочности политики Хрущева. То обстоятельство, что в западной печати были опубликованы подробные отчеты о встречах Хрущева с интеллигенцией, в том числе и те его высказывания, которые не были напечатаны в советских газетах, свидетельствовало о том, что ряд участников этих встреч информировали западных журналистов. В советском руководстве усиливались сомнения в лояльности некоторых представителей советской творческой интеллигенции.

20 января 1963 года были опубликованы статьи, критикующие путевые заметки о США и Италии Виктора Некрасова. Автора обвиняли в том, что он не сумел дать политическую оценку империализму США и занял позицию идейного компромисса. 30 января в «Известиях», редактором которой был А Аджубей, была опубликована статья В. Ермилова, в которой были подвергнуты критике воспоминания И. Эренбурга. В своих мемуарах, напечатанных в 1961–1962 годах, Эренбург утверждал, что многие советские люди, и он в их числе, знали о несправедливости репрессий 1930‑х годов, но молчали. Таким образом, писатель давал понять, что уж Хрущев‑то не мог не знать о незаконных репрессиях и никак не протестовал против них. За этим выводом, следовавшим из заявления Эренбурга, мог последовать и другой: главный обвинитель Сталина в незаконных репрессиях, был активным их соучастником. Видимо, поэтому А. Аджубей постарался опровергнуть тезис Эренбурга и в статье Ермилова утверждалось, что до смерти Сталина никто не знал о масштабе и характере репрессий.

К этому времени, по мнению западных наблюдателей, в советском руководстве усилилась критика не только писателей, которые требовали «мирного сосуществования» разных идейных направлений, но и внешней политики «мирного сосуществования», отстаивавшейся Хрущевым. Советологи Хайленд и Шрайок ссылались на выступление министра обороны Р. Малиновского 23 февраля, в День Советской Армии. Он говорил о том, что, хотя в ходе Карибского кризиса угроза войны была отодвинута, «нельзя наивно предполагать, что империалисты сложили оружие. Ныне как никогда требуется больше бдительности». Эти же авторы обращали внимание на жесткий характер оценок международного положения в предвыборном выступлении Ф.Р. Козлова 26 февраля и сравнивали их с более умеренными оценками в речи Л.И. Брежнева в тот же день, а также в речи Н.С. Хрущева от 27 февраля. Растущие разногласия в руководстве страны Хайленд и Шрайок увидели также и в том, что в своей предвыборной речи Козлов, в отличие от Хрущева и его сторонников, не говорил о ведущей роли химической промышленности, но зато подчеркивал необходимость ускоренного развития машиностроения.

Видимо, в обстановке наступления Козлова и его сторонников Хрущев решил вновь продемонстрировать свою жесткость в отношении инакомыслия либералов. 7‑8 марта 1963 года состоялась еще одна встреча Хрущева с представителями творческой интеллигенции. На сей раз она происходила в Кремле и, по оценке М. Ромма, на ней было человек 600–650. Встречу открыл Н.С. Хрущев. М. Ромм вспоминал, что начал Хрущев довольно миролюбиво, заметив: «Вот решили мы еще раз встретиться с вами, вы уж простите, на этот раз без накрытых столов. Мы решили на этот раз внимательно поговорить, чтобы побольше народу послушало». Несмотря на опыт предыдущих встреч, многие представители либеральной интеллигенции считали, что их главными врагами являются Козлов, Суслов, Ильичев, а Хрущев лишь поддается их «злому» влиянию. Поэтому в их рассказах об этой встрече особенно зловещим выглядит Козлов, хотя тот ни слова не сказал в ходе этой встречи. По этой же причине новая атака Хрущева на присутствовавших была для них неожиданной. По словам Ромма, Хрущев поговорил о погоде, а затем «без всякого перехода» сказал: «Добровольные осведомители иностранных агентств, прошу покинуть зал».

Ромм вспоминал: «Молчание. Все переглядываются, ничего не понимают: какие осведомители? "Я повторяю: добровольные осведомители иностранных агентств, выйдите отсюда". Молчим. "Поясняю, – говорит Хрущев. – Прошлый раз после нашего совещания на Ленинских горах, после нашей встречи, назавтра же вся зарубежная пресса поместила точнейшие отчеты. Значит, были осведомители, холуи буржуазной прессы! Нам холуев не нужно. Так вот, я в третий раз предупреждаю: добровольные осведомители иностранных агентств, уйдите. Я понимаю: вам неудобно сразу встать и объявиться, так вы во время перерыва, пока все мы тут в буфет пойдем, вы под видом того, что вам в уборную нужно, и проскользните и смойтесь, чтобы вас тут не было, понятно?"» Такое вот начало».

С докладом опять выступил Л.Ф. Ильичев. В нем он осудил тех, что «сеет недоверие в умах молодежи к совершенно ясным и четким выступлениям партии против тенденций, чуждых советскому искусству, хочет выдать себя за духовных «наставников», духовных «вождей» нашей молодежи… Но у нас был, есть и будет только один духовный вождь народа, – советской молодежи – наша великая Коммунистическая партия!» Ильичев заявил, что «у нас навечно утвержден ленинский курс в жизни, и порукой тому Центральный комитет партии во главе с Н.С. Хрущевым».

К этому времени по всей стране развернулась кампания острой критики творчества ряда деятелей культуры. Особенно доставалось абстракционистам. Создавалось впечатление, что главная проблема страны – это отказ ряда художников создавать реалистичные полотна. О том, что страстное увлечение Хрущевым «наведением порядка» среди деятелей культуры было фактическим бегством от реальных проблем страны, убедительно сказал в своем выступлении художник А.А. Пластов. Поскольку Пластов был реалистом, описывавшим деревенскую жизнь, и не принадлежал к партии либеральной интеллигенции, ни его выступление, ни реплики Хрущева в его адрес не привлекли тогда внимание советской общественности, озабоченной главным образом спором Хрущева с видными либералами. Между тем из заметок М. Ромма следует, что именно это выступление содержало наиболее острую критику Хрущева и значительной части творческой интеллигенции, не замечавшей подлинные проблемы народа.

М. Ромм вспоминал: «Вышел такой человек с проборчиком, скромненький, не молодой и не старый, глуховатый или притворявшийся глуховатым, с простонародным говорком таким, и начал, беспрерывно кланяясь, благодаря партию и правительство и лично Никиту Сергеевича, рассказывать самые удивительные истории… И такую он стал картину деревни рисовать, все поддакивая Хрущеву и говоря: "Спасибо вам, Никита Сергеевич" – клуба нет, спирт гонят цистернами, все безграмотные, в искусстве никто ничего не понимает. Эти совещания никому не нужны. Такую картину постепенно обрисовал, что жутко стало… И по сравнению с этим рассказом и "Вологодская свадьба", и "Матренин двор"[7]просто казались какой‑то идиллией, что ли».

«А закончил он так: "Надо, братцы, бросать Москву, надо ехать на периферию всем художникам, на глубинку. Там, конечно, комфорту нету, ванной нету, душа нету, но жить можно". И заканчивает: "В Москве правды нет!" И обводит так рукой. А говорит‑то он на фоне Президиума ЦК! "В Москве правды нет!" И хоть и смеялись во время его выступления, когда он кончил, как‑то стало страшновато». Хотя это выступление не привлекло большого внимания, события, которые разразились в стране менее чем через полгода, показали, что Пластов был прав: руководство страны должно было срочно обратить внимание на отчаянное положение села. Однако внимание собравшихся и всей советской общественности было привлечено не к этому выступлению, а к тем перепалкам, которые постоянно возникали между Хрущевым и либеральными интеллигентами. Из‑за реплик Хрущева Ромм едва сумел закончить речь.

На второй день, по словам Ромма, «вышел Вознесенский. Ну тут начался гвоздь программы… Вознесенский сразу почувствовал, что дело будет плохо, и поэтому начал робко, как‑то неуверенно». Вознесенский вспоминал: «Трибуна для выступающих стояла спиной к столу президиума. Почти впритык к столу, за которым возвышались – Хрущев, Брежнев, Суслов, Козлов и Ильичев… Хрущев был нашей надеждой, я хотел рассказать ему как на духу о положении в литературе, считая, что он все поймет. Но едва я, волнуясь, начал выступление, как кто‑то из‑за спины стал меня прерывать. Я продолжал говорить. За спиной раздался микрофонный рев: "Господин Вознесенский!" Я просил не прерывать. "Господин Вознесенский!" По сперва растерянным, а потом торжествующим лицам зала я ощутил, что за спиной моей происходит нечто страшное. Я обернулся. В нескольких метрах от меня вопило искаженное злобой лицо Хрущева. Глава державы вскочил, потрясая над головой кулаками. "Господин Вознесенский! Вон! Товарищ Шелепин выпишет вам паспорт". Дальше шел чудовищный поток».

Ромм вспоминал: «Хрущев почти мгновенно его прервал – резко, даже грубо, – и взвинчивая себя до крика, начал орать на него. Тут были всякие слова: и «клеветник», "что вы тут делаете?", и "не нравится здесь, так катитесь к такой‑то матери", "мы вас не держим". "Вам нравится за границей, у вас есть покровители – катитесь туда! Получайте паспорт, в две минуты мы вам оформим. Оформляйте ему паспорт, пусть катится отсюда!" Вознесенский говорит: "Я здесь хочу жить!" "А если вы здесь хотите жить, так чего ж вы клевещете?! Что это за точка зрения… на Советскую власть!"» Вознесенский вспоминал: «За что?! Или он рехнулся? "Это конец", – понял я. Только привычка ко всякому во время выступления удержала меня в рассудке. Из зала, теперь уже из‑за моей спины доносился скандеж: "Долой! Позор!". Метнувшись взглядом по президиуму, все еще ища понимания, я столкнулся с ледяным взглядом Козлова. Как остановить это ужас? Все‑таки я прорвался сквозь ор и сказал, что прочитаю стихи».

Хрущев неохотно удовлетворил просьбу Вознесенского. Ромм вспоминал: «Стал читать он поэму «Ленин». Читает, ну не до чтения ему: позади сидит Хрущев, кулаками по столу движет. Рядом с ним холодный Козлов. Прочитал он поэму, Хрущев махнул рукой: "Ничего не годится, не годится никуда. Не умеете вы и не знаете ничего! Вот что я вам скажу. Сколько у нас в Советском Союзе рождается ежегодно людей?" Ему говорят: три с половиной миллиона. "Так вот, пока вы, товарищ Вознесенский, не поймете, что вы – ничто, вы только один из этих трех с половиной миллионов, ничего из вас не выйдет. Вы это себе на носу зарубите: вы – ничто"».

После завершения прений выступил Хрущев. Он снова набросился на абстракционистов и Эрнста Неизвестного: «Прошлый раз мы видели тошнотворную стряпню Эрнста Неизвестного, и возможно, что этот человек, не лишенный, очевидно, задатков, окончивший советское высшее учебное заведение, платит народу такой черной неблагодарностью… Вы видели и некоторые другие уродства открыто, со всей непримиримостью». Отругал Хрущев и фильм Хуциева «Застава Ильича». Говоря о молодых героях этого фильма, Хрущев заявил: «Нет, на таких людей общество не может положиться. Это – морально хилые, состарившиеся в юности люди, лишенные высоких целей и призвания в жизни… Каждый, кто посмотрит такой фильм, скажет, что это неправда».

Далее Хрущев остановился на теме «культа личности». Он похвалил новую редакцию поэмы Твардовского «За далью – даль», в которой была кардинально изменена оценка Сталина, рассказ Солженицына «Один день Ивана Денисовича», «некоторые стихи Евтушенко», кинофильм Чухрая «Чистое небо». Но Хрущев заметил: «Появляются и такие книги, в которых, по нашему мнению, дается по меньшей мере неточное, а вернее сказать, неправильное, одностороннее освещение явлений и событий, связанных с культом личности, и существа тех принципиальных коренных изменений, которые произошли и происходят в общественной, политической и духовной жизни народа после XX съезда. К числу таких книг я отнес бы повесть тов. Эренбурга «Оттепель». С понятием оттепели связано представление о времени неустойчивости, непостоянства, незавершенности, температурных колебаний в природе, когда трудно предвидеть, в каком направлении будет складываться погода… Посредством такого литературного образа нельзя составить правильного мнения о сущности тех принципиальных изменений, которые произошли после смерти Сталина в общественной, политической, производственной и духовной жизни».

Особо досталось воспоминаниям Эренбурга. «Когда читаешь мемуары И.Г. Эренбурга, – говорил Хрущев, – то обращаешь внимание на то, что он все изображает в мрачных тонах». И тут Хрущев неожиданно стал говорить о заслугах Сталина перед революцией и страной. Он напомнил о позитивной роли Сталина в проведении курса на индустриализацию и коллективизацию. Он вспоминал: «Когда хоронили Сталина, то у меня были слезы на глазах. Это были искренние слезы». Правда, тут же Хрущев оговаривался и сообщал, что «Сталин был в последние годы жизни глубоко больным человеком, страдающим подозрительностью, манией преследования». Но затем приводил отрывки из переписки Сталина с Шолоховым, из которых следовало, что Сталин пресекал репрессии на местах, когда узнавал о них. Казалось, что мысли о Сталине не отпускали Хрущева и он продолжал путаться между позитивными и негативными оценками покойного, не в силах дать единую оценку.

Как обычно, речь Хрущева была сумбурна. То Хрущев нападал на Маленкова и Берию за их попытки ликвидировать ГДР. То он восторгался песнями «Варшавянка», «Замучен тяжелой неволей…», «Как родная меня мать провожала…», которые знал со времен Гражданской войны. То высмеивал современные танцы. Он поделился своими «неприятными впечатлениями» от поездки В. Некрасова, К. Паустовского и А. Вознесенского во Францию и сделанных ими там заявлений. Подробно остановился Хрущев на стихотворении Е. Евтушенко «Бабий Яр». Он заявлял: «Из этого стихотворения видно, что автор его не проявил политическую зрелость и обнаружил незнание исторических фактов. Кому и зачем потребовалось представлять дело таким образом, что будто бы население еврейской национальности в нашей стране кем‑то ущемляется».

Очевидные противоречия в оценке Сталина, метания Хрущева от заигрывания с творческой интеллигенции к острой критике и даже грубым окрикам в отношении некоторых из них свидетельствовали об утрате им четких политических ориентиров. Этим воспользовались его соперники в руководстве страны и постепенно стали пересматривать некоторые из его решений и направлений политики. Вопреки смыслу курса Хрущева на децентрализацию хозяйства страны, 13 марта 1963 года решением Президиума ЦК и Совета Министров СССР был создан Высший Совет Народного Хозяйства (ВСНХ). Новый орган, во главе которого встал Д.Ф. Устинов, должен был контролировать выполнение государственного плана. 31 марта было объявлено о совещании по вопросам планов развития на 1964, 1965 и 1966–1970 годы, проведенном Президиумом ЦК и Советом Министров СССР под руководством Косыгина и Устинова. На этом совещании была подчеркнута необходимость первоочередного развития электротехнической промышленности и машиностроения, а не химической промышленности.

Хрущев не участвовал в работе этого совещания, так как отправился в отпуск на Черное море. Тем временем 9 апреля было объявлено, что следующий пленум ЦК КПСС в конце мая будет посвящен вопросам идеологии. Хайленд и Шрайок подчеркивали, что «такая повестка дня не имела прецедентов в послесталинском периоде и решение об этом было очевидно принято в отсутствие Хрущева. Возможно, оно было принято по настоянию Козлова и Суслова, отвечавшего за идеологию. Во всяком случае это объявление шло вразрез с требованием Хрущева, объявленном им в ноябре 1962 года о том, что следующий пленум будет посвящен вопросам развития химической промышленности».

По версии Хайленда и Шрайока, острая борьба в руководстве страны разыгралась вокруг первомайских призывов 1963 года. Публикация этих призывов была данью традиции, тщательно соблюдавшейся с первых революционных лет. Такие лозунги публиковались на первой странице «Правды» перед праздниками 1 Мая и 7 Ноября. 8 апреля 1963 года среди прочих призывов был и такой: «Пусть крепнет дружба и сотрудничество между советскими народами и народами Югославии в интересах мира и социализма!» В то же время призывы, в которых говорилось о дружбе с другими социалистическими странами, провозглашали их единство в деле «строительства социализма». Таким образом, получалось, что советское руководство согласно с позицией руководства компартий Китая и Албании, не признававших, что Югославия строит социализм.

Но к этому времени отношения между СССР и Югославией опять улучшились. В декабре 1962 года президент СФРЮ И. Тито побывал на отдыхе в Крыму, где встретился с Хрущевым. Выступая 12 декабря на сессии Верховного Совета СССР в присутствии Тито Н.С. Хрущев заявил: «Невозможно отрицать, что Югославия является социалистической страной». Таким образом, опубликованный призыв фактически отрицал оценку Хрущева. По мнению Хайленда и Шрайока, призыв был сформулирован Козловым. Они писали: «Козлов… выбрал подходящее время и выгодный вопрос. Положение Хрущева уже было шатким и вопрос о Югославии имел различные широкие и чреватые неприятностями последствия лично для Первого секретаря. Дело было не только в том, что сближение Хрущева с Белградом являлось центральным вопросом в споре между Китаем и СССР. Этот вопрос затрагивал и отношения СССР со странами Восточной Европы и даже направления во внутренней политике СССР (налево или направо). Без сомнения, Козлов, конечно, знал, что отношение Хрущева к Тито и югославскому примеру очень непопулярно среди более ортодоксальных членов КПСС. Было известно, что сам Козлов, а также два ведущих идеолога, Суслов и Пономарев, не выражали энтузиазма в признании «югославского социализма».

Хайленд и Шрайок предположили: «Если Хрущев потерпел поражение при голосовании или же его мнение умышленно проигнорировали как по вопросу о повестке дня следующего пленума ЦК КПСС, так и по первомайскому призыву о Югославии, то вряд ли он дружелюбно прореагировал на эти новости, когда получил их, находясь на отдыхе на Черном море. Вероятно, за этим последовали крайне резкое столкновение с Козловым. Хотя об этом не было объявлено, но 10 апреля у Козлова случился еще один инфаркт, за которым последовало тяжелое сердечное заболевание, в конечном счете увенчавшееся его смертью (в конце 1963 года. – Прим. авт.). Вслед за этим произошло беспрецедентное событие: призыв о Югославии был изменен и теперь официально указывалось, что Югославия «строит социализм». Это случилось 11 апреля, а Козлов последний раз появился на публике за день до этого».

Тяжелая болезнь Козлова вывела из строя второго секретаря ЦК КПСС и первого заместителя Председателя Совета Министров СССР, сосредоточившего в своих руках немалую власть и объединившего всех, кто выступал против Хрущева. Это обстоятельство помогло Хрущеву выиграть тур в дворцовой борьбе и удержаться у власти.

 

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Хрущев. Смутьян в Кремле

Юрий Васильевич Емельянов: Хрущев. Смутьян в Кремле. «Хрущев. Смутьян в кремле»: Вече; Москва; 2005. ISBN 5‑9533‑0379‑3...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: СПОРЫ ОБ ИСКУССТВЕ И ИНТРИГИ В КРЕМЛЕ

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

XX СЪЕЗД И ЕГО ЗАКУЛИСНАЯ СТОРОНА
  Вскоре после своего завершения XX съезд вошел в историю как яростное осуждение «культа личности Сталина и его последствий», в ходе которого Хрущев обвинил Сталина в развязывании жес

МИФ XX СЪЕЗДА
  25 февраля, на утреннем закрытом заседании XX съезда КПСС, которое стало его заключительным, Хрущев выступил с докладом «О культе личности и его последствиях». С первых же строк док

ОТТЕПЕЛЬ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ПОЛОВОДЬЕ
  Свое мощное воздействие миф о «культе личности Сталина и его последствиях» на общественное сознание нашей страны оказывал, потому что мало кто решался подвергнуть доклад открытой кр

БУНТ ПРОТИВ СМУТЬЯНА
  В конце 1956 года стало ясно, что дела идут плохо не только на международной арене, но и внутри страны. В стране проявлялись оппозиционные настроения, которые были схожи с теми, что

ПОД АККОМПАНЕМЕНТ КОСМИЧЕСКИХ УСПЕХОВ
  Шумная кампания против «антипартийной группы» продолжалась до конца июля 1957 года. Но в конце июля 1957‑го в центре внимания средств массовой информации оказался VI Всемирный

БАЛАНСИРОВАНИЕ НА ГРАНИ ВОЙНЫ
  Помимо назначения Н.С. Хрущева Председателем Совета Министров СССР, первая сессия Верховного Совета СССР пятого созыва приняла на основе его доклада закон о реорганизации МТС. Все ж

СЪЕЗД СТРОИТЕЛЕЙ КОММУНИЗМА»
  Внимание к международным проблемам создавало впечатление, что внутри страны Хрущев добился политической стабильности и его положение незыблемо. Этому способствовало изгнание из сост

ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ
  О том, что движение «великого скачка» провалилось и рассчитывать на успехи китайского промышленного производства не придется, Хрущев узнал во время визита в Албанию (29 мая – 4 июня

ДУХ КЕМП‑ДЭВИДА» И ЕГО ГИБЕЛЬ ПОД ОБЛОМКАМИ У‑2
  Сразу же после завершения визита Хрущева в США в мировых средствах массовой информации заговорили о «духе Кемп‑Дэвида», который, как в свое время «дух Женевы», якобы стал опре

НОВЫЕ КОСМИЧЕСКИЕ ПОБЕДЫ И НОВЫЙ БЕРЛИНСКИЙ КРИЗИС
  Заграничные вояжи подолгу отвлекали Хрущева от дел страны. Однако он не собирался отказываться от своих визитов за рубеж. В 1961 году он заявил: «Немало пришлось поездить по белу св

ЗА РАБОТУ, ТОВАРИЩИ!»
  Несмотря на эти хвастливые заявления и шуточки Хрущева, У. Хайленд и Р. Шрайок имели основания утверждать, что «к концу 1961 года самая вопиющая неудача Хрущева была в Берлине». Одн

ХРУЩЕВА НА МЯСО!»
  У. Хайленд и Р. Шрайок имели основание начать свою книгу «Падение Хрущева» с событий конца 1961 года, заметив, что к этому времени Хрущев столкнулся с тяжелым положением «как внутри

КАРИБСКИЙ, ИЛИ КУБИНСКИЙ, ИЛИ РАКЕТНЫЙ КРИЗИС
  В 1962 году усугубились трудности СССР и на международной арене. Разоблачение ракетного блефа поставило страну в тяжелое положение. Теперь, когда американцы знали, что у СССР нет во

ЗОЛОТОЙ ХЛЕБ 1963 ГОДА
  Явным признаком победы Хрущева над заболевшим Козловым стала публикация в «Правде» от 17 апреля редакционной статьи «Выдающийся вклад в теорию и практику коммунистического строитель

ЗАГОВОРЩИКИ ТОЖЕ ПЛАЧУТ
  Насмешки над Хрущевым отражали растущее недовольство им во всех слоях советского общества. Семичастный вспоминал: «В конце 1963 года ропот и критические реплики уже раздавались и на

РЕШЕНИЕ, ОПОЗДАВШЕЕ НА 11 ЛЕТ
  11 октября 1964 года, когда Сергей Хрущев прибыл в Пицунду, Л.И. Брежнев вернулся из Берлина в Москву. 12 октября в Москву прибыл Н.В. Подгорный. Семичастный вспоминал: «Перед КГБ с

ПОСЛЕДНЯЯ И САМАЯ ДЛИННАЯ РЕЧЬ ХРУЩЕВА
  Отставка Хрущева явилась сильнейшим потрясением в его жизни. Сергей Хрущев вспоминал: «За эти несколько дней жизнь изменилась в самой своей основе… Отцу нужно было определить какую&

РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПАМЯТНИКА ХРУЩЕВУ. (ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ)
  Прошло несколько лет, и в августе 1975 года после долгих проволочек был открыт памятник на могиле Хрущева. Его автором стал Эрнст Иосифович Неизвестный, которого беспощадно осуждал

ПЕРЕЧЕНЬ ОСНОВНЫХ ИСПОЛЬЗОВАННЫХ МАТЕРИАЛОВ
  Аджубей А.И. Те десять лет. М., 1990. Андрианов В.И. Косыгин. М., 2003. Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923–1927 (в 4 томах). М., 1990.

ИЛЛЮСТРАЦИИ
   

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги