Олег Прикот

 

Олег Георгиевич Прикот – педагог, профессор, зав.кафедрой Университета Педагогического Мастерства.

 

 

Владислав Лебедько: Мне это интересно узнать, что с вашей точки зрения является магией в процессе научения знаниям.

Олег Прикот: Что магического в процессе научения знаниям? Это, прежде всего, отсутствие всякого научения, скажем так. Потому что на самом деле я и мои коллеги, - мы работаем командой, - так вот, мы всегда пытаемся объяснить тем, кого мы как бы учим, что учить как раз мы и не собираемся. Суть в том, что люди должны решать свои, в том числе и педагогические, профессиональные проблемы сами. И наша задача в том, чтобы убедить их в том, что они, в принципе, могут, способны и должны это делать. Должны прежде всего для самих себя. Естественно, они никому ничего не должны. Слово такое есть. И попытаться их убедить в том, что они могут. И поэтому получается такая ситуация, что люди собираются и говорят: научите нас давайте, мы тетрадочки принесли, сейчас мы запишем, кто-то диктофоны ставит. «Можно включить диктофон?» — «Можно». Но только - что ты включил его, что ты его не включил — это без разницы. И задача «процесса обучения» как раз в том, чтобы раскрыть нечто. Если стоит конкретная задача какая-то, попытаться вытащить из человека то, чего у него есть, то, чего он знает, то, чего он хочет на самом деле, но думает, что он не может и не хочет, думает, что есть умные дяденьки, которые сейчас все расскажут, дадут рецепты. И вот задача как раз в том, чтобы не давать рецепты, а чтобы люди сами для себя придумали рецепты с учетом, естественно, своих уникальных всяких способностей. И получается так, что если человек воспринимает такую идеологию, то он что-то делает, раскрывает какие-то свои силы. А нет — так у нас были случаи, когда люди впадали в истерику и кричали, вот вы уже шесть часов, профессор, говорите, а у меня в тетрадочке еще ни одной фразы не записано. Ну, и тогда так серьезно, потому что люди-то не виноваты, прикалываться над ними не хорошо, и ты серьезно им говоришь, - вот вы вспомните, сколько вы записали, когда вы учились в институте, и сколько раз вы потом это открыли. И постепенно люди успокаиваются, понимают, что лучше самим что-то сделать для себя, чем дождаться от дяди, который даст общий рецепт для всех, который на самом деле ни для кого не подойдет. Поэтому насчет уникальных каких-то особенностей: нужно желание эти особенности вытащить и раскрыть вокруг этого какие-то человеческие силы. Насколько это магически получается, я не знаю. Во всяком случае, это, скажем так, в определенном смысле противоречит традиционно принятой педагогике. И потом, постмодерн помогает, конечно, как понятие. Полная свобода интерпретации, когда каждый может интерпретировать все, что угодно, как он хочет. Ну, желательно не убивать других людей, конечно. Но, в принципе, допускается и это, если так получается. Потому что никто, если не хочет быть убитым, не будет убитым. Это понятно. Вот такая вот ситуация, которую можно на традиционном языке назвать раскрытием творческого потенциала, или еще как-нибудь. Слова какие-то под это дело можно подложить... Можно жаргоном как-то сказать: проламывание харизмы получается. С разных сторон. Но в принципе, самое главное — это убедить каким-то образом человека, что он лучше всех может позаботиться о самом себе, а со стороны о нем просто не могут позаботиться, хотя бы исключительно потому, что не знают наверняка, что ему нужно. Вот в двух словах.

В.: Ну, это идеология. А как это происходит технологически?

О.П.: А технологически очень просто. Ну, скажем так, проводится, как мы называем, такое событие. Кто-то может назвать это «курсы повышения квалификации», кто-то может назвать это «семинар». Кто-то может даже конференцией это назвать. Собираются люди, скажем, директора школ.

В.: Они — ученики?

О.П.: Ну, как бы да. Ставится какая-то определенная задача. Ну, например, на уровне города нужна стратегия развития системы образования. Простая задача такая. Собираются люди, и им объясняют, без нас объясняет их начальство, что приедут люди, которые будут вам помогать, и вы им будете помогать, и вы будете совместно разрабатывать некую такую стратегию. И вот мы приезжаем и пытаемся, в зависимости от местных условий, которые мы, естественно изучаем, в зависимости от тех людей, которые с нами работают, в зависимости от их статуса, в зависимости от их каких-то пожеланий, как директоров школ, например, или завучей школ, или руководителей районных систем образования — ну, кто угодно может быть… Мы недавно работали с ВУЗом, - там были преподаватели, студенты. С точки зрения оселка, на который все наматывается, очень хорошо сейчас получаются всякие стратегические вещи — стратегия развития чего-либо. Потом людям объясняется, что на самом деле нужна стратегия. Потому что в нынешней ситуации если ты не знаешь, что с тобой будет в социальном мире, если ты никак не предполагаешь, что с тобой произойдет и как твоя система будет развиваться, то, естественно, ты будешь неуспешен. И ясно, что каждый возглавляющий какой-то социальный участок, директор школы или начальник управления, он хочет быть успешным. И постепенно раскрывается перед ним задействование его сил. То есть не то что мы вам сейчас расскажем, что такое стратегия вашего развития. Но мы понимаем, что все равно мы владеем инструментарием, а вы владеете конкретным содержанием. И с помощью нашего инструментария мы будем сейчас это конкретное содержание пытаться из вас вытаскивать. Существует достаточно жесткий, прописанный инструментарий, и он используется достаточно жестко, опять же, — это получение информации по определенной схеме от людей. Сначала им читаются какие-то лекции, которые не то чтобы им сообщают какие-то знания, а прежде все подвигают их к необходимости самостоятельной деятельности. Это то, что мы называем в просторечии «проламыванием харизмы». То есть, например, если я им рассказываю о модернизации образования, о модной новой политике, то главное не то, что я расскажу, потому что это и так все знают, а о том, как я это расскажу. Какое отношение я создам в этом. Как я покажу роль людей и не покажу ее.

В.: Можно сказать таким актерским языком «создание атмосферы»?

О.П.: Ну, да. В принципе, да. Лекции короткие. Они полчаса, сорок минут, не больше. Но достаточно интенсивные, информационно насыщенные. Читаем мы их все, по очереди, в зависимости, опять же, от аудитории, кто больше из нас подходит. И потом людям предлагается в режиме тренинга, в режиме игры достаточно жесткой, по некой схеме выдача информации, которая позволяет определенные какие-то стратегические вещи сделать. Анализ, например. Анализ ситуации. Мы им даем схему, они по этой схеме выдают информацию о состоянии их системы на сегодня. Потом мы им, скажем, выдаем, опять же, схему… Жесткая схема дается для того, чтобы получался какой-то совершенно конкретный продукт. Потому что сейчас совершенно очевидно, что если продукта нету, то такие вот разговоры, даже очень умные и красивые, они никого не греют, они никому не нужны. Сейчас все люди в образовании, мало-мальски продвинутые, они ориентированы на получение конкретного результата. И поэтому когда мы говорим «стратегия», а потом ее привязываем к конкретному развитию, на уровне программы, на уровне проектов конкретных, люди видят, что да, в ближайшие три года пространство нашего развития будет выглядеть так и так. Мы должны сделать это, это и это. Вот у нас отвечать за это должны эти, эти и эти. И денег нам нужно столько-то. Где мы их можем взять примерно, мы тоже должны прикинуть. И получим вот такой результат. У нас будет в системе образования такой выпускник. Вот такой преподаватель сможет этого выпускника подготовить. То есть совершенно конкретные вещи. Не разговоры вообще, а совершенно конкретная программа. Когда она появляется… Но появляется она снизу, то есть - получается. Мы даем только схему, по которой излагается информация. Пытаемся немножко в рамки людей поставить, потому что времени всегда мало, чтобы они на общие темы не разговаривали. У нас есть такое. Конечно, в известной степени… Есть степень манипуляции какая-то. Но мы пока без нее не можем, хотя хотели бы. Пока не получается. Связано это именно с тем, что люди хотят получить конкретный продукт и, в известной степени, естественно, за это они и платят. Потому что, как Федор Иванович об этом говорил, бесплатно только птички поют. Мы берем довольно большие деньги и отвечаем за получаемый результат. Поэтому, увы, по-другому просто невозможно. Потому что жить надо каким-то образом. И нам. И потом, сейчас, когда что-то стоит большие деньги, если люди решаются заплатить, то они более серьезно к этому относятся, естественно. То есть технологически это лекции, перемежающиеся игровыми тренингами. Причем это не очень долго. Это в день часов 8-10 максимум. Потому что интенсивность такая большая, люди настолько не приспособлены ко всем этим мозговым штурмам, что больше 8 часов люди не выдерживают, даже если они очень хотят. Поэтому все эти штучки Щедровицкого, когда тренинги идут по 16-18 часов — это в нашей ситуации нереально… Может быть, когда ставится задача развития методологии ради самой методологии, а люди — как бы средство, то, может быть, и можно их заставлять. Но когда люди выплескиваются достаточно честно в продукт, то больше 8 часов в день не выдерживают. Да, в общем, и мы тоже. Потому что мы тоже очень интенсивно се время работаем. И постоянно идет импровизация. Иногда какие-то вещи снимаются, иногда добавляются, в зависимости от желания людей. Но стараемся мы всегда идти от желаний их и понимания нами их потребностей.

В.: Скажите пожалуйста, за счет чего в людях вдруг просыпается в этом процессе харизма? За счет каких факторов?

О.П.: Я очень просто отвечу. Если они видят пример харизматического лидера, то у них может произойти две вещи. Либо их этот харизматический лидер подавит, либо он разбудит в них желание делать как он. И быть таким же, как он. Мы себя позиционируем как харизматические лидеры второго такого плана, когда мы стараемся показать, что если ты пробудишь в себе это, то ты сможешь многое сделать. Не то что я тебя сейчас задавлю и… Ну, роль Гитлера мы не пытаемся играть. Мы пытаемся показать, что мы, с одной стороны, как бы такие же, а с другой стороны, наша харизма, если она есть, то она воспринимаема как опыт на самом деле. То есть это не что-то такое совсем уникальное, только нам присущее. За счет этого, если люди видят, что в принципе, ну крутые как бы, но и мы тоже можем, ну попытаться хотя бы, то это пробуждает в них самих такие качества.

В.: Пробуждает только на момент деловой игры, или это остается надолго? И что нужно, чтобы это осталось?

О.П.: Это остается, скажем так, на какое-то время. Всегда по-разному. Когда на год, иногда на годы, у кого-то на дни, у кого-то на месяцы. Невозможно сказать, что это постоянно происходит.

В.: Каков механизм? Почему у кого-то на день, у кого-то на годы?

О.П.: Это, я думаю, просто от индивидуальности зависит. Исследования специального нет, - не проводили. Но я думаю, это как талант. Если склонность к этому есть, то это может подвигнуть быть вот таким же лидером в своей среде. А в принципе, это свойство именно таланта, конечно. Но талант этот — нельзя сказать, что он уникален, встречается раз на миллион. Он встречается очень часто, гораздо чаще, чем принято думать.

В.: Можно сказать, что такое действие может быть передано как бы по цепочке вами тем людям, которых вы учите, ими своим ученикам…

О.П.: Может, да. Можно так сказать. Конечно, ослабление будет какое-то происходить, но, в принципе, да. В принципе, технологию худо-бедно, если у тебя есть способности определенные коммуникативные, можно освоить. Мы никогда ее не скрываем, мы ее всегда рассказываем до мельчайших деталей, и с учетом собственных особенностей каких-то. Мы говорим, что вот мне удобнее делать так, а вы думайте, можете так, можете так, можете так…

В.: А в чем состоит технология, если не секрет?

О.П.: Ее просто надо смотреть в событии. Вот это все сочетание отношения нашего, культивирования отношения к конечному результату, набор лекций, набор тренингов… Вот это все — когда в течение пяти дней ты проживаешь это, ты волей-неволей это воспринимаешь. Потому что на самом деле, с одной стороны, технология элементарная. Это лекции, тренинги, лекции, тренинги. А с другой стороны, она всякий раз уникальна, в зависимости от события.

В.: Каков процент импровизации вашей тренинга?

О.П.: Фифти-фифти примерно. Где-то больше, где-то меньше. Иногда бывает так, что импровизации очень много. 70 процентов, 80. А иногда бывает так, что план сверстан на день, и практически на 95% выполняется. По-разному бывает, но в среднем это где-то пополам, фифти-фифти.

В.: Тогда вопрос такой, уже ближе к источнику импровизации. Что это такое, откуда она берется? Меня этот вопрос самого очень интересует. Что такое импровизация и как она взращивается в себе?

О.П.: В данном случае я могу о себе сказать. Потому что в нашей команде три человека. Один человек вообще не подвержен импровизации. То есть это человек с точки зрения психологии ригидный, для которого импровизация — это самое страшное вообще, что может быть. И он играет свою определенную такую стабилизирующую роль.

В.: То есть этот человек импровизатором быть не может?

О.П.: Нет. У нас есть в команде человек, который может импровизировать фантастически просто. Человек, который может тут же слушать, потом часами интерпретировать это, и причем с большим интересом люди будут это воспринимать, а потом просто взять, в зависимости от результатов своей интерпретации, все переделать в сценарии и импровизировать. У нас есть человек, который как бы стоит между этими двумя крайностями. Традиционные три роли такие. Сдерживающее начало. Ну, как это им культивируется, я не знаю. Я, например, могу сказать, что я в себе импровизацию культивирую очень простым способом. Я ни к чему серьезно вообще не отношусь. То есть я ко всему отношусь серьезно, и одновременно я ни к чему серьезно… Я прикалываюсь ко всему без всякого повода. Это вот я сейчас серьезно с вами говорю. Но это для меня вообще не характерное состояние. Обычно все наоборот. Ну, такое постоянное дуракаваляние. И постоянное загоняние себя в ситуацию, из которой надо выбираться. То есть постоянное отсутствие возможности использовать стереотип. Потому что у меня, как у всякого человека, куча стереотипов. Причем, раньше это делалось сознательно, а сейчас это — стиль жизни такой. Недавно на улице я взял и завел восьмерых пьяных ублюдков незнакомых. И понял, что сейчас меня убьют. И потом я выбрался из ситуации и с братанами остался в лучших отношениях.

В.: Каким образом?

О.П.: Ну, каким образом… Ну, не знаю. Это маленькие черточки, детали, постепенно, начал улыбаться, вдруг стал проявлять интерес к деталям каким-то. Один хромает, у одного ножик тупой, у третьего собака.

В.: То есть это вы сделали специально в качестве тренинга себе?

О.П.: Это можно и так назвать. Но это ситуация уже сейчас постоянная. Это просто яркая ситуация. А там постоянно происходит. Вот, например, на ученом совете выступить, например, выступить и сказать: да вы все воры, мерзавцы и подонки. У нас министерские деятели приехали, а я встал и сказал: а чего вы тут говорите?

В.: Такими словами?

О.П.: Вы же ворье, в общем…

В.: Вот именно так?

О.П.: Ну, примерно. Чуть-чуть интеллигентнее. А потом сделать так, что… ученый совет кончился тем, что я с ними целовался, они кидались мне на шею. И все счастливы оказались. Раньше бы я это делал сознательно. Сейчас это как бы само собой получается. Это немножко нехорошо, конечно. Но я даю себе право точить свою способность к импровизации каким-то таким способом. Ницше говорил, что право кто имеет? Сильный, умный, красивый, знатный. А остальные не имеют. А потом в конце писал, что право имеет тот, кто себе это право взял. Ну, вот я себе такое право взял. Вообще я себе права беру часто очень разные. Хотя я понимаю, что рано или поздно найдется человек или сущность, которая сильнее, которая меня просто убьет и возьмет мои права и еще немножко. А потом найдется другая сущность, которая и ту сущность убьет. Как Борджиа в свое время, Цезарь Борджиа, точно так же жил. Да, я вас, перебил, извините. Это свойство профессионального коммуникатора — никого не слышать.

В.: Что позволило вам решиться на этот шаг, взять себе это право? Внутреннее какое-то озорство, джокерство какое-то?

О.П.: А постепенно. Постепенно какие-то детальки подвигали. Но очень сильно меня подвигло… Ну, скажем, я склонен считать, что я лично знаком с Ницше, например, я гулял с ним вместе, я присутствовал при том, как Жиль Делез, французский философ, постмодернист выбросился с 36 этажа своей новой квартиры в Париже. Поэтому я очень хорошо понимаю и знаю Жака Дерида, скажем. И он меня очень сильно подвигнул к многим вещам. Пример: я полагаю, что я там присутствовал, но это был 69-й год, после Вудстокского фестиваля в Нью-Йорке был философский конгресс. И там еще довольно молодой, лет до сорока, Жак Дерида выступал с докладом. В зале сидели всякие философы, в том числе и Хайдеггер. И Хайдеггер встал и задал Дериде какой-то вопрос. На что Дерида ответил: «Я не понимаю, что этот фашист делает в зале вообще. Штандартенфюрер, выйдите! И пока этого подонка не выведут из зала… Кстати, мой дядя погиб во французском сопротивлении, воюя вот с такими мерзавцами, как господин Хайдеггер». А Хайдеггер, как известно, был штадартенфюрер. Вот, и: «До тех пор, пока этого мерзавца не выведут, я вообще доклад продолжать не буду». И Хайдеггер, понурив голову, вышел из зала, потому что куда ему было деваться? Ну, тут все стали вскакивать и кричать Дериде: какое ты вообще имеешь право? Это великий наш Хайдеггер! Он тогда нашел какую-то фигуру в зале, - кого-то, кто там активно заступался за Хайдеггера, и говорит: «а ты вообще нахер пошел отсюда!» Тот говорит: «А дискуссия философская?» - «Ну так вот тебе и философская дискуссия: пошел нахер. А если ты нахер сейчас отсюда не пойдешь, то лично я в юности был чемпионом Франции по боксу. Я тебя сейчас в коридор выведу и отметелю там до полусмерти». Примерно так. И на этом дискуссия философская прекратилась. И во многом Дерида этим меня подвигнул к такому отношению или… В книгах у него, например. Он пишет, пишет, пишет, там сорок страниц явного прикола, который никому не понятен. Бред такой. И на сорок второй странице он пишет: «Ну я так полагаю, что вы ничего не поняли. Поэтому я должен вам все это пояснить на примере. Какой бы вам пример привести? Приведу вот этот». И никакого, естественно, примера не приводит. И такие вот вещи постепенно подвигали… Ну, учителя у каждого есть. И потом окаянство определенное. Где-то по молодости лет, научение манипулировать сверстниками в играх, когда я ощутил в себе определенный талант манипуляции. Это нравилось, - людей в дураках-то оставлять. Потом началось понимание, что это нехорошо. Люди же серьезно ко всему относятся. А вот ты, гад такой… Потом это стало приносить и материальные какие-то выгоды — обдуривание. Убедить человека в том, что черное — это белое, что ему надо то, что ему никогда не надо на самом деле. А потом это все постепенно превращалось в сущность и жизнь. Дуракаваляние. Потом одновременно мы стали понимать, что какую-то пользу кому-то приносим. Это тоже подвигало еще больше. И вот до такой жизни и докатились. А сейчас многие вещи уже можно себе позволить: не бриться, не носить галстука. При этом быть экспертом министерства. Я говорю: зачем вам такой эксперт? Они сами не знают. Но я, например, могу приехать в министерство и сказать: да все вы козлы. Вот лично ты, сказать замминистра Болотову, ты мудак просто. И что? И ничего, и мы оставим вас экспертом, потому что ваше мнение нам крайне ценно на самом-то деле. Ну, рано или поздно найдутся, которые побьют, убьют, зарежут. Это нужно всегда иметь в виду.

В.: То есть вы готовы?

О.П.: Нет, я не могу сказать, что я готов. Кто же к этому готов? Конечно, там будет ужас, коленки затрясутся. Но умом-то я понимаю, что это когда-нибудь будет. Хотя и не хочется. Знаете, как в анекдоте камчатском. Пошел мужик на медведя. Увидел берлогу. Но медведя надо поднять из берлоги. Он туда потыкал ружьем. Никакой реакции. Поорал, пострелял. Никто. Вдруг, говорит, я чувствую, что мне на плечи сзади ложатся две мягких лапы. Умом-то я понимаю, что это моя собака Тузик. Но срать перестать уже не могу.

Спрашивайте еще что-нибудь если хотите.

В.: Вернемся, скажем так, к педагогическому процессу. В процессе самих тренингов, обучения вы позволяете себе такие отвязные действия — взять кого-нибудь поколотить, или какое-нибудь такое…

О.П.: Знаете, я стараюсь не позволять себе этого. Потому что мы работаем, скажем так, с простыми нормальными людьми, которые еще деньги заплатили. И это нехорошо звучит, может быть, примитивно… Но их надо уважать, нельзя оттягиваться за их счет. Когда сидят люди, которые к этому готовы — очень богатые люди, богема, там, богатая — можно себе позволить все что угодно. Даже удовольствие получу, если я умою кого-нибудь из этой братии... Но когда сидят нормальные директора школ, или деятели образования. Они не готовы к этому. Для них это шок. Конечно, потом я выберусь из этого. У нас были ситуации, когда нужна была шоковая терапия так называемая. Но специально мы стараемся этого не делать, и я стараюсь этого не делать. Я стараюсь быть в галстуке, бритым, и говорить правильно, и не позволять себе жаргонизмов. Единственное, что — энергетику иногда включаешь. И этого я себе стараюсь не позволять, потому что у меня по молодости лет были ситуации, когда, скажем так, определенными способностями обладая, совершенно не умея этим пользоваться, я позволял себе взять, в красный круг группу замкнуть и заставить делать то, что я хочу. Или развлечься каким-то образом, заставить людей говорить то, что я им диктую на расстоянии.

В.: Способности спонтанные или реальные?

О.П.: Я не знаю, понимаете? Я думаю, что… Я никогда не развивал ничего подобного в себе. Но бывали ситуации, когда… Один раз я человека убил на расстоянии, правда, его потом оживил. Своего близкого друга, который очень неправильные, с моей точки зрения, вещи говорил, я поднял над полом, убил его, а потом испугался страшно, вытащил его обратно. А он мне потом говорит: «Зачем ты меня вытащил? Там гораздо лучше». Была такая ситуация.

В.: То есть у него реальная клиническая смерть была?

О.П.: Я полагаю, что он умер.

В.: А он? Это он какую-то обратную связь чувствовал?

О.П.: Человек сидел на диване. Потом поднялся над полом. Выключился. Я знал, что он мертв. Потом я посадил его обратно, вытащил. Бывали ситуации провалов, когда я полагал, что проходило десять минут, а проходило двое суток. Бывали ситуации, когда я выпадал. Ангелы всякие и прочее. Особенно начитавшись Кастанеды, понятное дело. Были там ситуации полета. Я не знаю, может быть, это неправдоподобно так звучит, но я для себя решил, что я имею дело с людьми, которые не то что этого не могут, а думают, что это быть не может, я не имею права себе позволять нечеловеческим способом с ними обращаться. То есть я могу обращаться с ними, как я полагаю, человеческими способами. Говорить что-то там, делать что-то. Хотя, конечно, я понимаю, что все равно подключается что-то. Но у меня были ситуации, когда… Скажем так, я страдаю определенными сосудистыми всякими вещами. В частности, у меня жуткие боли каждый день по ночам. И один из людей — первых учеников Ментана, если вы знаете Ментана, это цигун, такая очень просветленная сущность, он сам человек, который по разным мирам постоянно путешествует, который штуки-дрюки всякие умеет делать, - он меня лечил, пытался меня от боли избавить и сказал, что нельзя тебя избавить от боли, поскольку энергетика такая, что только ты сам можешь. Поскольку ты ничего не хочешь, сам ты ленивая скотина, то ничего я делать не буду. Но он гонялся за моей болью по всему телу, вытаскивал, какое-то время мне показывал и говорил: понимаешь, сейчас она обратно… И откровенно, мне было предложено: хватит уже в этом мире валять дурака, пора уже уйти. И, в принципе, ты можешь принести гораздо больше пользы там, чем здесь. Но я испугался. Потом, я понимал, какие колоссальные самоограничения должны быть, сколько нужно работать. И мне стало себя жалко. Это, знаете, как-то я общался с Калинаускасом в то время, когда он был такой толстый весь, больной, тащащий ногу. И я ему говорил: Игорь Николаевич, вы же такой, как все говорят, крутой маг, вы же можете сделать с собой все, что угодно, чего же вы кашляете, чихаете, сопли у вас текут, ногу вы тащите? Он говорит, а ты знаешь, я вечером говорю себе: вот утром обязательно включу магическую энергию и стану совсем другим. А утром подойду к зеркалу и так мне все в себе нравится: и живот толстый, и нога, и сопли. И ничего не делаю. Но потом сделал. Запел. Я был поражен, когда я пришел на его концерт. Вдруг человек на 20 лет помолодевший, без единого седого волоса. Хотя он совсем был похож на развалину. Я куда-то ушел, что-то вы спрашивали…

В.: Я спрашивал про применение в педагогическом процессе. В том числе про энергетику…

О.П.: Ну, стараюсь я, скажем, ничего такого запредельного не использовать. И надо сказать, что постепенно это уходит. Я уже сейчас не могу многие вещи делать, которые мог делать раньше.

В.: Вы считаете так, что это и не нужно?

О.П.: Мне — нет.

В.: То есть с точки зрения продуктивности педагогического процесса это не…

О.П.: Понимаете, это будет уже не педагогический процесс и вообще не человеческий процесс. Педагогический процесс — это значит, есть педагог, с помощью личности которого, индивидуальности которого что-то происходит с другими. Он как-то воздействует, помогает. Но у него есть набор методов каких-то, у него есть какие-то качества собственной личности. Но если все это заменить на энергетические манипуляции, тогда это уже не человеческая совсем деятельность.

В.: А какая?

О.П.: Я не знаю. Я ее называл просто «нечеловеческая». То есть что-то как бы за пределами обычных… Ничего нового я тут вам не скажу. Но это такая, я не знаю, я называл ее сущностная деятельность, какая-то еще. Не знаю, может быть… Все люди — такие, как они есть. Они другими быть не могут. Значит, я не могу с ними не по человечески. Мне говорят: вот, ты не оправдал, гуру на тебя надеялся, а ты, гад такой… Ну, не оправдал, извините. Но я люблю деньги, я люблю ходить в ресторан, я люблю много все остального. Тщеславный я человек очень, гневливый. Мне не хочется от этого оказываться. Я стараюсь в каком-то смысле предельно откровенно все это говорить. Хотя, наверное, там где-то все наоборот, все не так, и все это комплексы. Наверное. А потом какие слова получаются, такие они и получаются. Значит, так совпало сегодня. Хотя я допускаю, что завтра совсем другое сказал бы. Или вчера. Вообще мне все, что я вам сказал, не нравится, потому что я предельно серьезно это все говорю и собой любуюсь. Противно, на самом деле. Но что делать? Ну, вот так получилось. Если надо еще чего-то сказать, давайте, я скажу. Если не надо, то хватит.

В.: Знаете, как-то оно все цельно получилось. Разные вещи с разных сторон. Мне понравилось.

О.П.: Ну, слава богу, в конце концов. Для вас старался...

 

 

Глава 14

 

Николай Юдин

 

Николай Владимирович Юдин – художник. Создал двадцать два полотна по сюжетам 22 Великих Арканов Таро.

Владислав Лебедько:Что для вас значит слово «магия»?

Николай Юдин:Магия есть искусство делать Живое из неживого...

В.:А что нужно, чтобы стать Магом в своем деле?

Н.Ю.:Нужно иметь хороших учителей, нормальную психику, усидчивость и любить свое ремесло.

В.:Здесь можно вспомнить, например, Сальери. Все к нему подходит. Был ли он Магом в том смысле, как вы определили?

Н.Ю.:Сальери владеет искусством, но не умеет делать живое. Он остановился на искусстве, но до магии не дошел.

В.:А что дальше? Что, если бы не остановился?

Н.Ю.:А дальше включается нечто абсолютно необъяснимое. Человек включается в некий божественный поток...

В.:Что вы имеете в виду, говоря о потоке?

Н.Ю.:Начинают в определенном режиме работать энергетические центры человека. Это происходит как бы само собой, - если ты попал в поток, то центры включаются автоматически.

В.:Как же этого добиться – попасть в поток?

Н.Ю.:Сальвадор Дали говорил: «Я раскрою вам последний, самый главный магический секрет. Состоит он вот в чем: после того, как вы научились правильно рисовать карандашом и правильно писать красками, мастерски овладели техникой акварели, собственными глазами убедились в том, что некоторые из окружающих вас растений и животных тяготеют друг к другу, а другие испытывают антипатию, после того, как вы овладели «сном с ключом в руке», проникли в скрытые достоинства и тайны красок и поняли, как они взаимодействуют друг с другом и узнали многое, многое другое, я должен вам сказать – от всего этого не будет никакого толка! Ибо последний и главный магический секрет состоит в том, что когда вы садитесь перед мольбертом и начинаете писать картину, совершенно необходимо, чтобы вашей рукой руководил ангел»[6]

(Николай Владимирович показывает свою картину, изображающую 1-й Аркан Таро – «Маг»)

Н.Ю.:Аркан 1 «Маг». Один из принципов магии - концентрация без усилия... Возникает впечатление, что человек совершает сложнейшие вещи, требующие чудовищной концентрации, но делает это легко, как бы играючи. И он действительно находится в этом состоянии – концентрации без усилия. Другое дело, что пришел он к этому, не побоюсь сказать, – чуду, - путем долгих лет упорной работы, ошибок, сомнений, крови и пота... Это возможно, но этого безумно сложно добиться...

Истинный маг, правда, не показывает секретов ремесла...

В.:Да, на картине Маг легок, изящен, он Играет, - видно, что он живет, Играя.

Н.Ю.:Состояние Мага не гарантировано и не постоянно. Человек может войти в это состояние и может быть сбит самыми разными факторами, многие из которых лежат за пределами нашего разумения. Поэтому можно говорить только об элементах магии в профессии и творчестве.

В.:Если брать то высокое определение, которое вы дали, - искусство делать из неживого Живое, - это очевидно.

Н.Ю.:Да, и я настаиваю на таком именно определении. Потому что есть очень обширная сфера деятельности, которая в чем-то похожа на магию, - там присутствует и некий поток сознания и многокомпонентное видение и многое другое, но нет вот этого, самого важного – созидания Живого. Только созидание Живого – магия. Все остальное, сколь бы мастерски не выполнялось, я считаю манипуляцией. Причем, я не вкладываю в слово «манипуляция» какого-то уничижительного значения. Существует огромное множество профессий, где это необходимо и где есть свои Мастера.

В.:Уникальность творимого живого пространства через человека – это сфера действительно актуального интереса.

Н.Ю.:При творчестве происходит подключение Божественных сил, но это неописуемо, потому что – как объяснить процесс того, как я пишу – это же нужно описать весь многомерный поток сознания в результате которого абсолютно все детали связаны между собой. Вот рисунок 19 Аркана Таро. Только через 20 лет я пришел к тому, чтобы он ожил в картине. (Николай Владимирович показывает сперва рисунок, потом – картину, где символически изображен 19-й Аркан Таро – «Солнце»)

Любые слова, описывающие этот процесс – кощунство, профанация. Трансформация Сальери в Моцарта неописуема.

В.:Выражаясь словами Пушкина: «Всякий талант неизъясним. Каким образом ваятель в куске каракского мрамора видит сокрытого Юпитера и выводит его на свет, резцом и молотом раздробляя его оболочку? Почему мысль из головы поэта выходит уже вооруженная четырьмя рифмами, размеренная стройными, однообразными стопами; так никто, кроме самого импровизатора, не может понять эту быстроту впечатлений, эту тесную связь между собственным вдохновением и навязанной внешней волею – тщетно...»[7]

Н.Ю.:Самое изумительное, когда ты уже подключен к работе, это даже не присутствие Ангела, а переживание мгновения, когда ты чувствуешь, что тебе что-то подарили. Сегодня, например, это было крыло у птички в, на первый взгляд, малозаметной детали на посохе Безумного в 21 Аркане, но чтобы этот подарок произошел, понадобился месяц очень напряженных усилий. Произошло подключение к живому пространству...

В.:Приходится, ведь, все время держать некий высокий градус напряженности, вовлеченности, усилий?

Н.Ю.:Дорога двигается, если ты не поспеваешь, не держишь связь со своим Предназначением, засыпаешь, выпадаешь из самого себя, - ты оказываешься на обочине. Очень непросто держать живую связь...

В.:Жаль, что вы не даете хотя бы каких-то описаний своих работ...

Н.Ю.:Когда работа закончена и отделилась от меня, пространство захлопывается и я уже не могу трогать ее. Я уже не могу влезать в то, что уже завершено и существует, живет отдельно от меня. Даже если это делать ради слов и описаний, текста, это будет кощунство.

В.:Трудно не согласится. Я тоже свою работу не могу никак вербализовать. Я имею в виду консультирование... Это не разложить ни на какие алгоритмы, увы...

Н.Ю.:Как можно передать связь между, скажем, кустом и горой на картине? А эта связь для меня очевидна, - она существует на холсте, но вот как это передать? Мне кажется, что все попытки искусствоведов здесь бесплодны – перевод изображения на слова практически невозможен. У изображения больше измерений, большая размерность, чем у текста...

В.:А язык метафоры? Он хоть как-то передает намек на эту большую размерность...

Н.Ю.:Картина – результат переживания, - причем всего образа жизни... Нужно описывать посекундно, что художник переживает, когда переходит от одной кисти к другой и еще много-много факторов...

В.: Холст вбирает в себя всю вашу жизнь на момент творения, да и думаю, не только на тот момент...

Н.Ю.: В холсте содержатся и вибрации настроения, музыки, которую я слушаю, даже сигарет, которые я курю, когда работаю...

В.:Думаю, что и много чего еще...

Н.Ю.:Я никогда не делаю копии, у меня это не получается. Я могу сделать второй вариант той же темы. Но в этих вариантах такая существенная разница...

В.:Да, я это увидел на примере вашего 21 Аркана, в первом варианте и в том, что вы создаете сейчас... За всеми двадцатью двумя вашими картинами, изображающими сюжеты двадцати двух Арканов Таро, я увидел и почувствовал то, что действительно не выразить словами. Разве что намек – некое дыхание Истины... И ощущение благодати...

Н.Ю.:За Истиной должно следовать Благо, как более высокая категория... Это отмечал еще Платон...

 

Глава 15

Уникальный Специалист

В процессе бесед и исследований на тему «Магия в профессии и творчестве», стали проявляться контуры такого феномена, как Уникальный Специалист. Приведу их ниже: