Субстанция и единичные вещи. Ее модусы и атрибуты. Онтологическая функция понятия Бога, в особенности пантеистического, состоящая в максимальном заострении проблемы единства мира, в высокой степени присуща философской доктрине Спинозы. Уже в первом своем произведении он писал о единстве, которое мы видим повсюду в природе. При этом неделимая субстанция составляет начальный, исходный полюс бытия. Это актуально-бесконечный, абсолютизированный континуум.
Он противопоставлен дискретности эмпирически воспринимаемых конечных, единичных или отдельных вещей res singulares seu particulares. По отношению к субстанции они составляют противоположный полюс бытия. Задача Спинозы состояла в том, чтобы представить второй полюс функцией первого. Трудность решения этой задачи увеличивалась тем, что субстанции в качестве неизменного абсолюта присуща вечность aeternitas, то есть выключенность из времени единичные же вещи непрерывно меняются во времени, обычно именуемом автором Этики длительностью duratio, определяемой как неопределенная непрерывность существования.
Бог-субстанция актуальная бесконечность, мир единичных вещей потенциальная бесконечность, ибо любая отдельная вещь бывает и мыслима сколь угодно устойчивой или мгновенно разрушающейся в отношении времени, сколь угодно большой или малой в отношении пространства. К миру единичных вещей применимы время, мера и число, которые не имеют никакой силы по отношению к целокупной, актуально-бесконечной субстанции.
В этом контексте Спиноза употребляет стародавнее выражение, которое он почерпнул у Кузанца Между конечным и бесконечным нет никакой соразмерности. Несмотря на эти, на первый взгляд, непреодолимые трудности, Спиноза утвержден, что на пути действительно глубокого интуитивно-дедуктивного знания возможно представить единичные вещи как порождения единой и единственной субстанции. В духе органистической традиции, которая в данную эпоху была почти неотделима от пантеизма, нидерландский философ стремился постигнуть единичные вещи не с точки зрения только их взаимообусловленности, а исходя из целостности мира, воплощенной в Боге-субстанции.
Органистическо-целостное истолкование природы в обобщенной форме выражено знаменитой формулой Этики, гласящей, что вся природа составляет один индивидуум, части которого, то есть все тела изменяются бесконечно многими способами без всякого изменения индивидуума в его целом. Конкретные вещи, мыслимые высшим родом знания в качестве порождений в единой и единственной субстанции, становятся модусами, то есть единичными ее проявлениями.
Такие порождения трактуются как ограничения разумеется, самоограничения актуально-бесконечного существа, и это ограничение, можно сказать, играет роль принципа индивидуации, в силу которого единичные вещи оборачиваются модусами. Тождественна их онтологическая природа, а различна только гносеологическая. В этой связи нидерландский философ формулирует свое знаменитое диалектическое положение ограничение есть отрицание determinatio est negatio.
Согласно этому положению субстанция, будучи абсолютным бытием, должна претерпеть определенное ограничение в пространстве и времени, но определенность данной конкретной вещи, любого модуса отличает его, отграничивает от определенности любого другого. Поэтому любой вещи, любому модусу присуще как бытие, поскольку он является именно этой вещью, так и небытие, поскольку тем самым исключается его определенность во всех других отношениях.
Модусы как проявление единой субстанции выражают могучую монистическую тенденцию спинозовской онтологии, лишающей предметы и явления природы их качественной определенности и стремящийся подменять их лишь количественными характеристиками. Однако лишить вещи всякой качественной определенности не может и такая монистическая доктрина. Единственная субстанция должна содержать в себе такие решающие свойства, которые призваны объяснить самое главное качественное различие единичных вещей, мыслимых как модусы.
Такие свойства и выявляют атрибуты субстанции. Если субстанция характеризуется как абсолютно бесконечное, то атрибут как бесконечное в своем роде. Первое определение означает, что вневременная бесконечность субстанции не допускает ее ограничения какими-то определенными атрибутами, сколько бы их не было. Поскольку всякое ограничение есть отрицание, приписывание субстанции конечного числа атрибутов нарушало бы ее статус в качестве причины самой себя. Все остальные атрибуты Бога-субстанции неизвестны.
В такой форме Спиноза выразил исконную мистифицирующую сущность понятия Бога, отождествленного с субстанцией. Однако число атрибутов, решающих свойств субстанции, проявляющихся в мире природы и человека, только два. Это протяженность extensio и мышление cogitatio. Именно в аспектах этих двух атрибутов человеческий ум постигает субстанцию в ее конкретности. Две субстанции Декарта были, таким образом, трансформированы Спинозой в два атрибута единой субстанции.
Как и для Декарта, протяженность, пространственность означали для него материю, телесность. Оставив этот атрибут субстанции для последующего рассмотрения, мы сосредоточимся сейчас на другом атрибуте субстанции бесконечной способности мышления, объективно существующей в природе. Этот атрибут одно из главных проявлений органистической традиции в доктрине Спинозы. В ренессансной натурфилософии таким проявлением был гилозоизм. Одна формулировка Этики, утверждающая, что не только человек, но и все другие индивидуумы природы хотя и в различных степенях, однако же все одушевлены, тоже свидетельствует о гилозоистических воззрениях ее автора.
Но эта формулировка остается изолированной в авторском контексте. Живые индивидуумы природы, кроме человека, Спинозу мало интересуют. В человеке же чувственное знание составляет низший род, подчиненный его высшей Интуитивно-дедуктивной деятельности. Под нее и был подведен Спинозой онтологический фундамент, согласно которому адекватные идеи как высшие достояния познающего ума равным образом укоренены в качестве сущностей вещей в объективном бытии.
Тем самым гилозоизм и панпсихизм здесь можно употребить и недавно возникший термин гилоноизм, выражающий объективность, материальность человеческого ума. Большая трудность понимания философской системы Спинозы связана и с тем, что познаваемость мира он трактует не только как гносеологический факт, но и как онтологический принцип, восходящий к атрибуту мышления субстанции-природы. Методология, гносеология и онтология Спинозы сливаются в его панлогизме, согласно которому интеллигибельная, познаваемая сторона всех предметов и явлений природы существует не менее объективно, чем сами эти предметы и явления.
Поэтому оба известных нам атрибута субстанции, протяженность и мышление, оказываются лишь двумя аспектами одной и той же действительности. Панлогизм Спинозы выражается в отождествлении связей идеальных, логических, и связей материальных, вещных. Это фундаментальное отождествление приводит и к отождествлению логического основания с физической причиной, а ее действия с логическим следованием.
Такое отождествление логической связи понятий с причинно-детерминистической связью явлений лапидарно выражено автором Этики в словах Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей. Конечно, этот тезис классического рационализма упрощенно представляет познавательные отношения мысли к бытию. Однако такая упрощенность, Выражая убеждение Спинозы в возможности исчерпывающего познания мира человеческим разумом, противопоставленным религиозному откровению, находила в эпоху этого философа глубокое историческое оправдание.
Это убеждение выражено в метафизике Спинозы также понятием бесконечного интеллекта intellectus infinitus. Его определяющее свойство познавать всегда все ясно и отчетливо. Бесконечный интеллект представляет собой онтологизацию высшей интуитивно-дедуктивной способности и деятельности человеческого духа. Такой разум Спиноза относит к сфере порожденной, произведенной природы, следовательно, к миру модусов, то есть в данном случае к миру конечных человеческих духов.
Но это особый, бесконечный модус, которому отведена роль своего рода связующего звена между атрибутом мышления и конкретным мышлением любого человека. Его можно понимать и как совокупность всех идей, развертывающихся в природе параллельно детерминирующимся вещам. Понятия атрибута мышления и зависящего от него бесконечного разума, в котором от века реализована познаваемость мира, можно считать, доводят до предела интеллектуализирующую сторону и перечеркивают мистифицирующую функцию понятия Бога. Она, так сказать, вынесена за скобки в утверждении о бесчисленности атрибутов Бога-субстанции-природы.
Исконная мистифицирующая функция понятия Бога фактически не играет никакой роли в познании реального мира. Когда несведущие люди ссылаются здесь на Бога, он выступает лишь убежищем незнания asylum ignorantiae. Поднимаясь от чувственно-абстрактного познания к интуитивно-дедуктивному, мы полностью вырываемся из этого убежища.
Протяженно-телесный атрибут субстанции. По примеру Декарта Спиноза отождествлял материальность с протяженностью, пространством. Он тоже представлял его как континуум и должен был объяснить, каким образом этот континуум порождает бесчисленные конкретные конфигурации тел, найти то общее начало, посредством которого осуществляется индивидуация бесконечно-пространственной субстанции в конкретно-пространственные модусы ее. Таким началом индивидуации являются движение и покой, ибо различие тел в качестве модусов протяженности происходит только вследствие изменения пропорции движения и покоя. Покой здесь уравнен с движением.
Поскольку же ими обладают все предметы порожденной природы, движение и покой трактуются как другой бесконечный модус, являющийся онтологическим посредствующим звеном между протяженностью как атрибутом субстанции и миром конкретных телесных вещей.
Следовательно, движение исключено из числа атрибутов субстанции. В учении о протяженно-телесной атрибуте Спиноза механицист, фактически не отличающийся от Декарта.