Демокрит (ок. 460-370 гг. до н.э.), в отличие от Платона, не признавал иной реальности, кроме мира, в котором мы живем. А в этом мире, по его мнению, нет ничего, кроме атомов и пустоты. Как и все прочее, душа состоит из атомов, и, подобно всем прочим вещам, она должна когда-нибудь (со смертью тела) распасться на атомы и прекратить существование. Правда, смерть, в представлении Демокрита, все-таки не абсолютный конец жизни как таковой, ведь теплота и чувствительность, как он считал, присущи самим мельчайшим неделимым частичкам, значит, эти свойства неуничтожимы, как и атомы. Прекращается существование конкретной индивидуальной души, но ее "бессмертные" атомы могут войти в состав новой души.
Эпикур (ок. 342/341 – 270/271 гг. до н.э.), как и Демокрит, придерживался атомистического учения и считал при этом, что цель философии заключается не в размышлении о природе самой по себе, а в достижении счастья. Человек не может чувствовать себя счастливым, пока его одолевают страхи относительно самого важного – жизни и смерти, судьбы, загробного существования. Счастье – невозмутимое состояние духа (ataraxia), достигаемое путем познания и упражнения (askesis). Эпикур так же, как и Демокрит, считал душу смертной, распадающейся на атомы. Отрицая бессмертие, он делал при этом жизнеутверждающие выводы: "...Смерть для нас ничто: ведь все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущений". "...Что присутствием своим не беспокоит, о том вовсе напрасно горевать заранее. Стало быть самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет". Таким образом, познание дает свободу от напрасных страхов, позволяет нам быть счастливыми. "Большинство людей то бегут от смерти как величайшего из зол, то жаждут ее как отдохновения от зол жизни. А мудрец, не уклоняется от жизни и не боится не – жизни, потому что жизнь ему не мешает, а не – жизнь не кажется злом"4.
4 Эпикур. Письмо к Менекею // Тит Лукреций Кар. О природе вещей. М., 1983. С. 315.
Римский последователь эпикуровской философии Тит Лукреций Кар (первая половина 1 века) еще более гуманизировал атомистическое учение. Его поэма "О природе вещей", написанная в эпоху социально-политических кризисов в Римской империи, несет в себе жизнеутверждающий заряд, помогающий обрести душевное равновесие в изменчивом мире невечных людей и вещей. По его мнению, многие "язвы глубокие жизни" (алчность, тщеславие, преступность, жертвоприношения) "пищу находят себе немалую в ужасе смерти". Поэтому важно понять, что такое смерть, – тогда станет очевидно, что страхи перед нею напрасны, и люди смогут избавиться от порочных устремлений. Лукреций воспринял эпикуровские доводы против бессмертия души и значительно их дополнил. Тело, считал философ, это – сосуд души, и если оно повреждается, то душа "вся разлетается, следственно – гибнет". Не следует думать, писал Лукреций, будто душа после смерти переселяется в другое тело, ведь "мы не помним о жизни прошедшей", младенцы рождаются неразумными, а "нравы" животных не смешиваются – каждое из них ведет себя сообразно своему телу. "Смерть – ничто и ничуть не имеет значенья", – повторяет Лукреций вслед за Эпикуром. Умереть ничуть не страшнее, чем вообще не родиться, так надо ли бояться вечного небытия после смерти, если оно ничем не хуже, чем "вечного времени часть, что прошла перед нашим рожденьем", которая для нас была "всякого сна безмятежней"? Ввиду вечности прошедшего и будущего нашего небытия глупо было бы бояться преждевременной смерти, ведь "на волос даже нельзя продлением жизни уменьшить длительность смерти никак и добиться ее сокращенья, чтобы поменьше могли мы пробыть в состоянии смерти".
Многие суждения Лукреция о жизни и смерти предвосхищают те идеи, которые спустя почти два тысячелетия стали развиваться в философии А.Шопенгауэра, в учении русского мыслителя Н.Ф.Федорова, в творчестве французского экзистенциалиста Л.Камю. Так, его соображения о том, что новые поколения людей нарождаются за счет смерти предыдущих, используя их вещества, созвучны взглядам Н.Ф.Федорова. Лукреций, как и впоследствии французский мыслитель А.Камю, использовал в своей поэме образ мифического Сизифа, говоря о тщетности неуемной жажды жизни. Люди не в состоянии добиться полного удовлетворения своих вожделений, – как и Сизиф не может утвердить камень на вершине горы. Жить – все равно что наливать воду в пробитый сосуд, он никогда не наполнится до краев. Тщетно стремиться к славе, богатству, власти, "тягостный труд вынося при этом", – сизифов камень, дойдя до вершины, опять понесется вниз; и Сизиф "всегда пораженный и мрачный уходит"5.
5 Использованы выдержки из третьей книги поэмы Лукреция "О природе вещей".
В конечном итоге рассуждения Лукреция сводятся к тому, что смерть не страшнее жизни, поэтому страхи перед нею напрасны. Живи, пока живется, и не терзайся тревогами о предстоящем небытии.
Завершая обзор представлений античных философов о смерти, можно резюмировать следующие моменты. Для раннего и классического периодов античной философии характерно эпическое, отстраненное мышление о смерти. Смерть тут воспринимается скорее не как конец бытия, а только как метаморфозы вещей и существ внутри вечного и в целом неизменного мира. Смерть еще не представляется абсурдным и непостижимым явлением – ее мыслят в категориях существующего. Лишь в поздней античности появляются и нарастают "экзистенциальные" мотивы: внимание мыслителей смещается от гармоничного, величавого и неумирающего космоса к микрокосмосу человеческой души. Человеку становится все труднее не замечать пугающую разницу между бесконечным бытием мира и конечностью собственного земного бытия. Правда, тут еще нет такого напряженного осмысления конечности человеческого "я", которое в XX веке особенно проявилось в философии М.Хайдеггера, но семя сомнения и озабоченности уже брошено. В энергичных уверениях Эпикура и Лукреция о "ничтожестве" смерти как раз и проявляется озабоченность тайной небытия.
* * *
В последующие века христианское мировоззрение способствовало значительному усилению у людей чувства личностного начала, особого, не размытого по внешнему миру и неповторимого "я". Значит, и вопрос о смерти все более становился вопросом личного, а не космического порядка. Правда, тема смерти надолго оказалась прерогативой религии, а не философии. Например, философы Нового времени не уделяли ему пристального внимания, не выдвинули принципиально новых идей, полагая не без оснований, что посмертный удел души является предметом не столько науки, сколько религии.
Возрождение философского интереса к проблеме смерти приходится на XIX и XX века, когда европейская наука "выросла из пеленок", обрела невиданную силу и попыталась применить ее к тем вопросам, которые прежде отдавались на откуп религии. Тут, однако, обнаружились границы, за которыми применение научных методов невозможно. "Душа" оказалась недоступной для научных приборов и наблюдений. Тайна посмертного удела души, вызволенная от догм церкви, но отклоненная наукой, попала вновь во владение философии.
Заметное влияние на дальнейшее развитие философских воззрений по поводу смерти оказало сочинение немецкого мыслителя Артура Шопенгауэра (Schopenhauer, 1788-1860) "Мир как воля и представление".