В чем же состоит "ложность" жизни и подлинность не-жизни? Человеку, – утверждал Шопенгауэр, – только кажется, будто жизнь – его подлинное существование. В действительности он "вытолкнут в жизнь" единой и бессмертной мировой волей; воля – вот что подлинно вечно существует. Она является началом и местом впадения мимолетных индивидуальных существований, – т.е. как бы океаном, выбрасывающим и поглощающим отдельные брызги (заметим сходство с учениями о Брахмане и метемпсихозе).
Шопенгауэр ставит "мировую волю" на место, отводившееся философами прежних эпох "мировому разуму", "логосу", "богу", которые якобы управляют миром, обеспечивают по-
рядок и гармонию космоса. Воля фундаментальнее, первичнее всякого разума. Воля сама по себе бессознательна и правит миром независимо от разума, хотя и употребляет человеческий интеллект в свою пользу. В подтверждение этого тезиса Шопенгауэр указывает, что воля действует и там, где ею не руководит познание: например, годовалая птица не имеет представления о яйцах, для которых вьет гнездо, молодой паук еще "не знает" о разбое, для которого уже натягивает паутину.
Каждый человек и его живое тело – лишь одно из бесчисленных отдельных воплощений единой воли. Эта временно обособившаяся частичка единой воли "видит себя индивидуумом в каком-то бесконечном и безграничном мире, среди бесчисленных индивидуумов, которые все к чему-то стремятся, страдают, блуждают; и как бы испуганная тяжелым сновидением, спешит она назад к прежней бессознательности"6. Желания индивидуальной воли беспредельны, она непрестанно стремится к счастью, и каждый ее день – борьба с нуждой, но земное счастье обманчиво, оно все время ускользает, едва его ухватишь. Жизнь никогда не может дать окончательного удовлетворения желаний, поэтому Шопенгауэр делает вывод, что "жизнь – такое предприятие, которое не окупает своих издержек; и это должно отвратить нашу волю от жизни"7. Всякое удовлетворение, удовольствие, счастье имеет отрицательный характер – как недолговременное отрицание нужды, нескончаемого потока желаний; страдание же, напротив, положительно – как утверждение неизбывности хотений, самой воли.
6 Шопенгауэр А. Избранные произведения. М.: Просвещение, 1992. С. 63.
7 Там же. С. 64.
В момент страдания человек острее и отчетливее чувствует, что он – живой. А чувство удовлетворенности, удовольствия, напротив, усыпляет ощущение жизни.
Когда мы достигаем чего-то приятного, перестаем его ощущать, будто его нет. Удовольствие в наших глазах теряет свою ценность, когда достигаем его, а страдание, наоборот, – чем больше его испытываем, тем оно значительнее, т.е. удовольствия и страдания неравновесны; удовольствия (поскольку они становятся "не-существенными") не могут компенсировать страданий. Существенным является именно страдание: существовать – значит страдать. Шопенгауэр отсюда заключает: "...Наше существование счастливее всего тогда, когда мы его меньше всего замечаем: отсюда следует то, что лучше было бы совсем не существовать"8.
8 Шопенгауэр А. Избранные произведения. М.: Просвещение, 1992. С.66.
Такой вывод – в пользу несуществования – может быть сделан только благодаря разуму и рациональному познанию. Однако, придя к такому выводу, мы почему-то не спешим тут же покончить с собой. Почему? Да потому что нами руководит в конечном счете не разум, а неразумная воля к жизни, и она-то не соглашается с этими доводами разума. Познание и воля чужды и враждебны друг другу. Не разумом, но волей обусловлен страх смерти, – ведь он свойствен и неразумным животным. Страшит нас не мысль о небытии (не боимся же мы времени, когда нас еще не было), а разрушение организма, именно потому, что организм – это сама воля, принявшая вид тела.