Мы вновь начинаем с вопрошания. Вопрошаем о том или об этом, есть ли оно и что оно есть. Однако мы вопрошаем не только о вещах или положениях вещей, которые всегда остаются одинаковыми, но и о многом в некоем мире постоянной перемены, о том, что возникает и исчезает, изменяется. Мы вопрошаем: почему это [есть] так? Каким образом это произошло? Благодаря чему оно стало [geworden], благодаря чему оно изменилось? Мы предполагаем при этом, что все становление того, чего прежде не было, и все изменение действительности требует основания становления и изменения. Оно должно быть "причиненным" неким нечто, т.е. порожденным посредством действия. В таком вопрошании "почему?" или "благодаря чему?" мы предполагаем как соответствующее основание пояснения (ratio sufficiens) некую воздействующую причину, короче говоря – действующую причину (causa efficiens). Как говорится, "из ничего ничто не возникает". Мы всегда и везде предполагаем, что всякое становление должно иметь основание как "отчего становление" т.е. воздействующую причину.
4.4.2.1. К истории проблемы
Понимание необходимости основания для всего становления и всего изменения проявляется уже в греческой философии. Платон говорит: "Однако все возникающее должно иметь какую-то причину для своего возникновения, ибо возникнуть без причины совершенно невозможно" (Tim 28a). Аристотель еще более углубляется в основания того, что он называет "движением" (kinesis), понимая под таковым всякое изменение, а также возникновение вещей как осуществление возможности, что требует соответствующей воздействующей причины. Последняя выражается в основоположении: "Quid-quid movetur, ab alio movetur" (Phys VII, l, 242 в 21 и сл.). Если это не тавтология, то следует принять во внимание, что первое "movetur" подразумевается в медиальном смысле, второе – в страдательном смысле, следовательно, правильно переводится так: "Что бы ни двигалось (или ни находилось в движении), движимо другим".
Такое понимание осталось не без последствий. Оно воспринимается и уточняется, помимо прочих, у Фомы Аквинского. Последний понимает "движение" (motus) лишь как переход от потенции к акту (transitus de potentia ad actum), таким образом другие формы движения (например, простая перемена места), поскольку они не означают нового осуществления (актуирования), отсюда исключаются. Благодаря этому Фома Аквинский обретает принцип, который значим для всего становления контингентного сущего и потому становится основополагающим прежде всего для доказательства бытия Бога и в таком его значении входит в дальнейшую традицию.
В Новое время Лейбниц впервые формулирует "принцип достаточного основания" (principium rationis sufficientis, Monad. n. 32, ср. Theod. I, 44). Он понимает его не только в логическом, но и в онтологическом смысле, т.е. так, что все реально сущее требует некоего основания своего существования и своей сущности.
4.4.2.2. Основные понятия
4.4.2.2.1. Здесь следует различать понятия условия, основания и причины в их взаимосвязи. Рефлектируя над исполнением вопрошания, мы обнаружили условия, включающие онтическое, логическое и трансцендентальное условия (ср. 2.1.3 и сл.). Строго взятое, условие означает лишь кондициональное отношение: если есть А, должно быть В; или наоборот: только если есть В, может быть A (conditio sine qua поп). Тем самым высказано лишь необходимое отношение условия, но еще не способ, не то, "как" одно обусловливает другое.
Если условие (В) входит в другое (А) конститутивно или определяя его, то это его основание (principium) – то, из чего вытекает нечто (ex quo aliquid procedit). Основание или принцип может быть логическим основанием (ratio) – это предпосылки некоего доказательства, из которых вытекает следствие, или реальным основанием, которое порождает реальное сущее. Если Аристотель, например, различает четыре причины движения (kinesis) – материальную и формальную, действующую и целевую, то это суть внутренние и внешние реальные основания конечного (изменчивого) сущего. Если их называют причинами (causae), то это понятие употребляется уже в аналогическом смысле, ибо причина как реально порождающее основание (quod aliud producit) первоначально подразумевает действующую причину (causa efficiens), которая собственным действием порождает другое (actione sua aliud producit). Понятие причины можно также аналогически перенести на другие реальные основания, однако лучше говорить об основаниях (принципах), чем о причинах (causae), чтобы закрепить это понятие за действующей причиной.
4.4.2.2.2. Принцип причинности утверждает: если конечное, следовательно обусловленное и контингентное, сущее действительно положено в бытии (существует), то оно должно быть положено или порождено посредством действия некой причины. Конечное, и потому обусловленное, сущее требует некоего "условия" своего существования, которое, как "реальное основание", порождает действительное сущее. Оно требует действия основания, т.е. некой соответствующей "действующей причины". Этот принцип касается не всего сущего, а лишь того, что возникает и исчезает, оказывается не необходимым, а контингентным. Но так как все конечное существенно контингентно, то принцип касается всего конечного сущего. Таким образом, можно сказать: "Если контингентное сущее действительно есть (существует), то оно должно быть причиненным (осуществленным) благодаря действующей причине", – или короче: "Если контингентное сущее есть, то оно необходимо причинено некоей причиной".
4.4.2.3. Обнаружение принципа
Обнаружение данного принципа много обсуждалось. Из этого следует, что он может быть доказан не аналитически-дедуктивно, а лишь синтетически-редуктивно.
Он не может быть выведен аналитически ни из понятия (конечного) сущего, ни из принципа тождества или противоречия, ибо высказывает некое новое содержание, которое прежде понятийно в нем еще не содержалось. Если сказать, что "всякое действие требует причины", то это было бы аналитическим положением, однако прежде следовало бы показать, что есть "действие"" это уже предполагает, что оно "причинено" другим. В таком случае положение не высказывает ничего нового и превращается в пустую тавтологию.
Отсюда следует, что принцип причинности порождает синтетическое высказывание, превышающее субъект положения (контингентное сущее) благодаря дальнейшему определению. Последнее содержательно состоит в "причиненности [Bewirktsein] посредством причины", формально снова (как в принципе тождества) – в необходимости, и поэтому – в безусловной всеобщей значимости принципа. Так как всеобщая и необходимая значимость предлежит всякому отдельному содержанию опыта и "с самого начала" (a priori) значима для него, то логическую структуру положения вместе с Кантом можно обозначить как "синтетическое суждение а priori", хотя обосновать это необходимо иначе, нежели Кант. Тем самым поставлен дальнейший вопрос о выявлении необходимой значимости. Некоторые апеллируют к непосредственному уразумению [Einsicht], которое проясняется уже в сравнении содержания понятий "контингентный" и "причиненный" [verursacht] (например, И. де Фриз). То, что непосредственные уразумения такого рода имеют место, не должно вызывать сомнений; без них мышление не было бы возможным. Однако они остаются необоснованными, если непосредственность не опосредствуется. Отсюда возникает вопрос, не может ли уразумение в принципе опосредствоваться негативно-редуктивным обнаружением, а именно: в силу того, что отрицание принципа ведет к противоречиям. Редуктивное обнаружение такого рода может проводиться в различных, уже встречавшихся ранее аспектах, однако согласуется по предмету.
4.4.2.3.1. Всему, что есть, всему конечному (и обусловленному) сущему свойственна безусловность обусловленного (ср. 2.3.3). Поскольку оно "есть", ему присуща безусловная значимость бытия: оно "есть так", значимо "для всякого" и "по отношению ко всему", хотя как единичное оно еще столь же обусловлено и ограничено. Оно, следовательно, поскольку оно "есть", обусловлено и безусловно в одно и то же время. Оно обусловлено, так как оно есть не само бытие, а единичное и конечное сущее при многих условиях своего существования. И все же оно безусловно, поскольку положено в безусловной значимости и потому – в неограниченный горизонт бытия. Однако если обусловленное безусловно положено, то оно сверх собственной обусловленности должно быть определено в безусловности бытия. Иначе оно было бы само по себе – при том же самом принятии во внимание бытия – в одно и то же время обусловленным и безусловным, а это есть противоречие. Следовательно, оно требует, если оно "есть", позитивного элемента, благодаря которому оно, будучи само по себе обусловленным, определено в безусловности бытия: оно требует некоего основания своего бытия.
4.4.2.3.2. Иначе говоря, контингентному сущему, которое "есть", присуща необходимость не-необходимости. Ограниченное сущее есть не само бытие, оно контингентно в силу своей конечной сущности, т.е. может быть или же не быть. Однако если оно "есть", то оно положено в необходимость своего бытия: оно в одно и то же время не может не быть или быть иным. Следовательно, оно должно, если оно есть, быть определенным сверх своей контингентной сущности в необходимости бытия. Иначе оно было бы само по себе необходимым и не необходимым в одно и то же время, что противоречиво. И поэтому оно требует позитивного элемента, благодаря которому оно определено в необходимости бытия: оно требует некоего основания своего бытия.
4.4.2.3.3. Опять-таки по-иному, и уже исходя из онтологической конституции сущего из бытия и сущности можно сказать: сущее действительно положено благодаря бытию, однако ограничено сущностью. Бытие из самого себя не необходимо есть бытие этой конечной сущности, и сущность из самой себя не необходимо осуществлена в бытии. Бытие контингентно по отношению к сущности, сущность контингентна по отношению к бытию. Их единство, в котором "снято" различие бытия и сущности, – это не необходимое, а только контингентное единство.
И все же бытие и сущность, если сущее осуществлено, осуществлены в единстве. Последнее не дано ни с одним, ни с другим принципом как таковым; оно может быть положено или осуществлено лишь благодаря другому. Иначе единство бытия и сущности было бы положенным и не положенным; действительное сущее было бы определено в действительное существование (фактически) и в то же время (принципиально) не определено: опять-таки возникает противоречие. Если сущее действительно есть, то бытие и сущность определены в единство, однако не из самих себя, а благодаря чему-то другому, некоему внешнему основанию, которое полагает их в единство, осуществляет действительное единство в сущем, т.е. посредством воздействующей причины.
4.4.2.4. Следует, однако, различать в причинении конечного и контингентного сущего первую и вторую причины. Все становление, всякое изменение подлежит различным причинам, которые сами опять-таки контингентны, следовательно суть причиненные. Уже Аристотель показал, что бесконечный ряд причин ничего не объясняет, лишь переносит объяснение в бесконечное, если не предполагается некая первая причина (causa prima). Сущность причинного воздействия состоит в том, что оно, действуя, причиняет, порождает бытие или определение бытия. Конечное, само контингентное сущее действует как вторая причина (causa secunda), имеющая важное значение во взаимосвязи действий. Однако ее действие всегда уже предполагает действительное, "к чему" она нечто причиняет, "на что" она, изменяя, оформляя или разрушая, воздействует. Это никогда не есть действие, касающееся бытия сущего. Таким может быть лишь действие, которое может порождать бытие как бытие, полагать сущее как сущее (sub ratione entis), стало быть, имеет могущество над бытием. Это может быть лишь "само бытие", которое, как "первая причина", сущностно возвышается над "вторыми причинами" и придает им действующую силу. И поэтому ее нельзя понимать так, будто она, "наряду со" вторыми причинами, наравне с ними вмешивается в ход мировых событий; это следует понимать только так, что она действует в естественных событиях "через" вторые причины и благодаря последним действует в мире "опосредствованно".
4.4.2.5 Иногда выдвигается возражение, что понятие причинности неприменимо к отношению между Богом и миром (напр. Хенгстенберг). В основании этих сомнений лежит слишком тесное, даже исключительное привязывание к естественнонаучному понятию причинности, которое вряд ли вообще схватывает онтологическую причинность в смысле причиняющего порождения или сообщения некоей действительности бытия, не растворяясь в чисто функциональном отношении; при этом творящее действие Бога не может быть постигнуто.
Если же причинность понимают онтологически, то в приведенном возражении остается правильным то, что между конечным и бесконечным действиями имеется существеннейшее, даже бесконечное, различие, и потому творяще-продуктивное действие мы мыслим лишь аналогически, а не адекватно-понятийно. С другой стороны, понятие причинности, если мы видим в нем также "сообщение бытия" как причиняющее полагание бытия, осуществлено лишь в творящем действии Бога – "causa prima" в первом и полнейшем смысле, а во всяком конечном действии – лишь в аналогически производном, конечно ограниченном смысле. Поэтому уразумение принципа причинности, по сути, есть уже уразумение контингенции и сотворенности мира благодаря первой, превосходящей все конечное причине, благодаря Богу как абсолютному бытию, всемогущему Творцу мира.