Да, я охотник за Музами, сидя на диване. Тело или тень – все равно. «Да, я замечательно танцую», – говорил я Аникеевой в 88-м, – «я великий импровизатор». Толстое эхо заладило: «Я – великий импровизатор!» Хором с Лидой: «Я – великий импровизатор!» (в течение двух месяцев). Хвастунишка я из мультфильма, а никакой не великий импровизатор! Но танцевать-то надо, тем более, что ни одного танца так и не выучил, а в «English club» вовсю намаялись со мной, чтобы добиться от великого импровизатора каких-нибудь пяти стандартных шагов. Надо танцевать-то, хоть мама и говорила, что я не чувствую музыки, надо прижать к себе Пряникову, якобы по-испански коснуться ее лопаток своими лопатками, поводя плечами, засеменить жестоко и бухнуться ей в ноги, и прокатиться под ее ногами, и поднять ее на руки, и почти уронить. Потому что в этом мультфильме затаившийся Быт ждет, когда прекратится мой танец, когда перестану я показывать «кувырки».
И я танцую свой танец, где мое «страдающее, само себя зачаровывающее тщеславие получает удовлетворение в единовременном зачаровывании других» (Голосовкер).
Жизнь – или агон, или агония (я и в детстве так чувствовал). Не сумел победить безусловно, умей победить условно, иначе проиграешь. «Меня включили в сборную лагеря по волейболу», – наивно писал я Илье, как будто это могло быть ему интересно. «Я забил три мяча четвертому отряду, я подтянулся одиннадцать раз». «Мой рекорд в прыжках в длину – пять метров». Рассказывал об этом, как интервью давал. Ибо в мифе нет разницы между олимпиадой в Москве и олимпиадой в пионерлагере «Солнечная поляна». Диана-победительница, я писал тебе стихи, думая не о тебе, но о победе. «Громов, как я вчера играл в парке Мандельштама?» – «Уже лучше», – говорит одноклассник Кобелева и Чернышева. Моя следующая игра будет безусловной победой, ибо я – великий импровизатор.