Анализируя ряд методологических и гносеологических проблем классического и современного естествознания, я стремился показать, что факт существования знания об объекте природы связан с условием, согласно которому субъект знания должен быть дистанцирован от объектного бытия. Таким образом, трансцендентальный субъект, являющиеся условием возможности знания о мире, трансцендентен знаемому миру. Вместе с тем как эмпирическое существо человек не может не быть в познаваемом мире. Далее, мы рассмотрим вопрос о смысле указанного дистанцирования (или трансцендирования) и различных типах дистанцирования. Вопрос о дистанцировании связан с пониманием мира. Рассмотрим вначале специфику наук о природе, которая выражена представлением природы в виде «картины мира».
Как показано было М. К. Петровым, в основе науки лежит исторически возникшее расщепление деятельности на целеполагание и целевыполнение[102]. С момента своего возникновения и до сегодняшнего дня наука призвана выполнять роль идеального средства для непосредственного практического овладения предметами и процессами природы ради достижения целей преобразования природы. Идея господства над природой получила обоснование в христианской идеологии, но впоследствии стала мировоззренческой основой науки Нового времени. В христианской религии человек как «царь природы» является проводником воли божества в сотворенном божеством мире. У идеолога Нового времени Ф. Бэкона природа понимается как никем не установленный самозаконный объект человеческих действий, желаний, страстей и размышлений. Природа является тем, чем надо овладеть и что надо подчинить человеческим целям. Но поскольку природа обладает собственными законами, то «хитрость» человеческого разума заключается в том, чтобы, познав эти законы, подчинить природу в согласии с се собственными законами.
Позже в науке формируется идеал познания ради познания или ради истины, что еще больше отдалило науку от решения задач целеполагания. Современное естествознание, как и раньше, нацелено на утилизацию, на использование знаний в чуждых науке целях. Но если это так, то наука, научное знание должно иметь такие содержание и форму, которые приготовлены к утилизации в практической преобразовательной деятельности. Практически и непосредственно можно овладеть только тем, что пребывает в готовности к этому, т. е. к тому, чтобы быть развернутым в схемах практической деятельности. Такой универсальной формой, готовой к овладению извне, является пространственная форма. Пространство, как писал Гегель, есть «непосредственное, налично сущее количество, в котором все остается существовать»[103]. Нельзя предметно овладеть тем, что отстоит во времени как уже исчезнувшее или еще не появившееся. Язык пространственных форм является тем средством, с помощью которого мы представляем себе предмет как объект овладения.
Естествознание является наукой, основанной на опыте с предметами внешнего мира. Требования к естественнонаучному опыту специфичны. От Аристотеля идет традиция рассматривать опыт как источник знаний и как оправдание знания. Стремление связать истинность знания с опытом означает возможность воспроизведения опыта. Истина, оторванная от своих истоков и текучести бытия, должна быть всегда воспроизведена и продемонстрирована опытом. Помещение объекта знания в такой контекст опыта приводит к представлению объекта опыта как пространственно подобного и пространственно дистанцированного. Возможная дистанция во времени должна быть сведена к нулю. Это представление объекта воспроизводимого опыта ведет к тому, что время может быть элиминировано из языка естествознания[104]. Геометрический образ времени в естествознании выражается в том, что время может быть представлено как длительность, как временная длина, как протяженная «длина» времени, т. е. пространственно подобно. В этой связи в отношении естествознания справедливо говорить, что «всякое понимание в конечном счете сводится к проблеме измерения пространственных отношений»[105]. Классическое естествознание, идеалы и нормы которого складывались в Новое время, характеризуются таким типом рациональности, для которого материальное тождественно пространственной протяженности (Декарт). Физическое тело как бы полностью развернуто для внешнего созерцания. «В этом смысле, — писал М. К. Мамардашвили, — термины «объективное» и «пространственное» совпадают, могут употребляться через запятую, как понятие «внешнее наблюдение»[106]. Это обстоятельство осознавалось Кантом, когда он определял пространство как форму созерцания внешних явлений или форму внешнего чувства, а время — как форму внутреннего чувства или самосозерцания[107].
По морс развития естествознания все в большей степени проявлялась эта характерная черта: понимание пространственности как универсальной формы представления содержания любого природного предмета или явления. Направленность чувственности и сознания естествоиспытателя «во вне» исторически сформировало пространственно подобную форму «видения» мира природы. Это стало атрибутом естественнонаучного мышления. В соответствии с этим объективность существования объекта понимается в естествознании как существование вне познающего субъекта именно в пространственном смысле.
В связи с работами последних десятилетий, посвященных исследованиям самоорганизующихся систем и систем со спонтанно возникающими структурами порядка из состояния хаоса[108] казалось бы в естествознание «вторгается время». Так, скажем, И. Пригожин говорит о таком реальном содержании физических процессов, которое он обозначает термином «стрела времени». Абсурдно было бы отрицать временную сущность физических процессов. Но мы обращаем внимание на то, что объектная репрезентация этих процессов остается и в современной науке пространственно подобной: время представлено пространством. Отметим, что необратимость физического процесса в естественных или экспериментальных условиях еще не означает их уникальности и невоспроизводимости. Вероятностное поведение неравновесных систем описывается языком статистической физики, в основе которой лежит представление о статистическом ансамбле. Последний предполагает сосуществование множества тождественных систем. В этом случае вероятностные случайные процессы описываются в терминах воспроизводимых состояний. Теория предсказывает вероятность спонтанного возникновения того или иного состояния системы в области неравновесности. Опыт должен подтвердить вероятность предсказания так же, как он подтверждает вероятность выпадения шестерки при бросании игральной кости. Таким образом, изучаемые неравновесной термодинамикой процессы могут быть каждый раз повторены в опыте как необратимые. Ситуация была бы существенно иной, если бы речь шла о необратимых и одновременно уникальных, невоспроизводимых событиях. Из всех событий, которые физика признает в качестве таковых, является процесс рождения Вселенной в результате гигантского взрыва. По отношению к такому процессу никакой воспроизводимый опыт невозможен. Такой процесс действительно имеет существенно временной характер. Но и здесь физика находит возможность (по крайней мере, умозрительную) воспроизведения этого события на основе множества моделирующих систем «взрыва». Вообще же в познании уникальных, единственных и невоспроизводимых в своем бытии объектов адекватной мерой их выражения могут быть лишь они сами. Но тогда познание не будет считаться объективным в естественнонаучном смысле, так как познающий и познаваемое тождественны друг другу, недистанцированы друг от друга.
Итак, естественнонаучный опыт может быть и обратимым, и необратимым, но всегда он должен быть воспроизводимым, и, следовательно, являясь мерой времени исследуемых процессов, такой опыт разлагает время на части, ограничивает время началом и концом, калибрует его и, таким образом, «превращает» время в пространственно представляемую величину.