Общественные науки предложили множество парадигм, углубивших наши знания о конфликте (в частности, на основании работ К.Маркса, М.Вебера, Р.Дарендорфа). Эти парадигмы до последнего времени оставались неупорядоченными не только из-за того, что реальность ставила их под сомнение, но и вследствие того, что они рассматривались исключительно в русле детерменизма или эволюционизма.
Рассмотри сложившуюся ситуацию более подробно.
Исторически в распространении различных концепций социального конфликта выделяются три основных этапа.
Первый (с середины XIX в.) означал господство как марксистских, так и не марксистских представлений. В противоположность идее, согласно которой конфликт различных интересов (в основном классовых) является основой эвристического принципа объяснения истории (Маркс), высказывались мысли о том, что конфликт, являясь основным понятием социологии, неотделимым от всей культурной жизни (Вебер), имеет как позитивные, так и негативные последствия (Зиммель).
Второй этап (середина XX в.) характеризуется преобладанием структурно-функциональной школы, отражающей тогдашнюю систему институтов, законов, личностных и групповых взаимодействий североамериканского и европейских обществ (Парсонс). В рамках этой школы, трактующей конфликт в качестве социальной болезни (Комте), в качестве «укрощенного» фактора постепенного развития общества (Козер), неотъемлемого элемента действия (Дарендорф), происходит пересмотр категориальной системы конфликта, в частности происходит отказ от попыток «решения» конфликта, сопровождающийся принятием тезиса о его «регулировании».
Третий этап (конец XX в.) связан с радиально изменившимися обстоятельствами на макроуровне (столкновение цивилизаций, распад СССР, рост межэтнической напряженности). Объяснение конфликта «классическими» теориями стало считаться неадекватным и слишком абстрактным. Так, новые институционалисты (Бурдье, Гидденс, Скотт, Флигстайн) сделали вывод, что конфликт объясняется соперничеством старых институтов с претендентами на отдельных полях, их переходом в смежные поля. И, как следствие, изменение их позиций. Конфликты в этих условиях ориентированы на достижение того или иного конкретного результата.
Теория нового институционализма, таким образом, означает пересмотр традиционной концепции «конфликта субъектов» с упором на то, как участники конфликта ориентируют свои действия относительно друг друга. Конфликтующие субъекты должны учитывать наличие многих действующих лиц, интерпретировать намерение последних, моделировать свои собственные действия и убеждать окружающих действовать заодно с ними.
Большинство современных российских исследователей приняло в основном принцип так называемого теоретического плюрализма. Их объект – конфликты переходного периода, а методы остаются традиционно дисциплинарными. Однако, отдельные успешные попытки объединения на междисциплинарной основе оказываются неадекватными ожиданиям со стороны научной среды.
По-прежнему достаточно авторитетной остается марксистская школа. Ее влиятельные представители (Ойзерман Т.И., Калганов А.А., Иванов В.Н., Руткевич М.Н., Староверов В.И. и др.) акцентируют свое внимание на конфликтогенности социальной структуры российского общества, рассматриваемой как отношения первенства социальных групп. Признавая тот факт, что обмен товарами, культурными ценностями, миграция, вложение капитала, информация и другие формы современного взаимодействия способствуют модернизации, они отмечают противоречивый характер этого взаимодействия. Эксплуатация менее развитых стран, войны, нищета огромных масс населения, распад государств, террор, социальные болезни приводятся в качестве доказательств этих противоречий. Полемизируя с представителями психологического напряжения, они считают ошибочными попытки положить в основу понимания социальных систем структуру самой личности. Ведь для того, чтобы перейти от структуры личности к структуре общества в более широком аспекте, необходимо выяснить некоторые общие черты в установках личности, т.е. обратиться к господствующим социальным нормам.
Вопрос, следовательно, можно перенести в плоскость выяснения природы социальных норм, регулирующих поведение людей, в том числе в единичных актах взаимодействия двух (или трех) индивидов. Социальные нормы, осознаваемые людьми, – это прежде всего нормы морали и права, которые могут выступать прямо, но и могут опосредоваться религией, искусством и т.д. Для марксизма не подлежит сомнению, что эти нормы являются отображением господствующих экономических отношений и что они закрепляются с помощью социальных институтов, среди которых решающее место принадлежит политическим и правовым учреждениям.
Для марксизма социальная структура – это структура общественных отношений, различаемых по их характеру, т.е. взаимосвязь экономического базиса, политической, правовой и идеологической надстройки, а также, в еще более общем плане, взаимосвязь различных областей общественной жизни: экономики, политики, культуры и т.д. – и различных «подобластей» внутри каждой из них.
Как известно, в марксизме господствующий в обществе способ производства определяет и наличие в нем основных общественных классов. Эти классы самим экономическим и политическим положением в обществе вынуждены бороться между собой. В ходе такой борьбы в конечном итоге и происходит замена одного способа производства другим, а вместе с этим и переворот во всей общественной надстройке. Однако это не означает победу одного класса над другим, поскольку в процессе перехода к новому способу производства прежние классы исчезают, а им на смену приходят новые, которые и выступают основными действующими лицами революции, опосредующей переход от одного способа производства к другому.
Нынешние исследователи (Калганов А.Н.) вообще считают, что в рамках любого способа производства социальной силой, вызывающей революционные перемены, выступают не основные классы данного общества, а новые социальные группы, экономические (и политические) интересы которых связаны с торжеством нового экономического уклада, на основе развития которого в недрах старого общества эти социальные группы и сформировались.
В капиталистическом обществе сопровождающая его историю постоянная борьба пролетариата и капиталистов не является тем конфликтом, который порождает коммунистическую революцию. Революция становится возможной лишь тогда, когда в недрах капитализма сформируются экономические (а также и политические, культурные и прочие) предпосылки нового общественного строя, а вместе с ними и на основе их развития сформируются и новые социальные группы, интересы которых требуют удовлетворения.
Ситуация, сложившаяся среди наемных работников, известна. Промышленный пролетариат, составлявший прежде значительную массу населения, теперь уже не является доминирующим. В рамках класса наемных работников значительно выросла, с одной стороны, группа специалистов и профессионалов, а с другой, – группа относительно низко квалифицированных работников сферы услуг. Кроме того, в последние два десятилетия отмечается рост удельного веса группы так называемых «самозанятых» (т.е. мелкой буржуазии в прежней терминологии).
Специалисты и профессионалы занимают в системе социально-экономических отношений современного капитализма иное место, нежели промышленный пролетариат. Будучи так же, как и промышленные рабочие, наемными работниками, эти лица в связи с изменением природы современного производства превращаются в определенном смысле слова в ключевые. Во всяком случае, прогресс общественного производства зависит в первую очередь от них. Эти лица выполняют широкий круг творческих функций, в том числе связанных с созданием новых знаний и обработкой информации. А поскольку современное производство, в точном соответствии с прогнозом К.Маркса, во все большей степени становится добычей и распространением информации, то роль специалистов (включая группы высококвалифицированных рабочих) оказывается намного выше, чем работников физического труда.
Разумеется, конфликт этих групп работников не приобретает те острые формы, которые были свойственны XIX и началу XX веков, однако с учетом их численности и роли в производстве, их интересы неизбежно приходят в столкновение с интересами капитала, который стремится подчинить творческий процесс извлечению прибыли, утилизировать интерес к самосовершенствованию с тем, чтобы поставить его на службу накоплению капитала[67].
М.Вебер, противопоставляя марксистской теории классов свою схему социальных различий, социальный конфликт базировал на неравенстве доходов. Кроме того, Вебер ввел на равных правах с экономическими различия по власти (power) и по престижу, который определяется принадлежностью малой группы и индивида к тем или иным «социальным слоям», «социальным группам». Таким образом, М.Вебер противопоставлял диалектике Маркса, которая объясняет взаимосвязь экономики, политики и сознания, исходя из первичности экономики, эклектику, поскольку вопрос о внутренней связи указанных трех признаков у него не был разработан.
Со времен Вебера появилось множество объяснений причин социальных конфликтов. Их общая философская основа такова: в целях более полного их анализа надо строить разные модели структуры, берущие объект под разным «углом зрения», а затем изучать их «взаимодействие». Западные, а ныне и многие отечественные социологи (Здравомыслов А.Г., Ядов В.А. и др.) повторяют обвинения в адрес марксизма, который, по их мнению, страдает «узкоэкономическим» подходом, в то время как они стараются принимать во внимание все иные векторы общественной жизни.
В середине ХХ в. Парсонс утверждал, что центральным вопросом социологической теории является «проблема социального порядка» в «Социальной Системе», который принимается как необходимое условие общественной жизни и большая часть его книги направлена на рассмотрение того, каким образом механизмы, поддерживающие порядок, реагируют на зарождающиеся конфликты и устраняют их.
Один из путей улаживания разногласий между теорией порядка структурного функционализма и теорией конфликта – это придерживаться точки зрения, согласно которой данные теории обращаются к различным ситуациям. Существует спорное утверждение, что есть некоторые упорядоченные и стабильные социальные системы и социальные структуры, а есть другие, которые охвачены конфликтами и нестабильностью. В первом случае уместно применение теории структурного функционализма, а во втором теории конфликта.
Очевидно, такое своеобразное разделение труда в социологии действительно возникает, даже если это означает проблему выбора используемой теории и возможности того, что социология будет идеологизированной или консервативной, пропагандируя идею стабильности, уделяя ей особое внимание в исследованиях, или утопической и радикальной, способствуя внедрению перемен. Вследствие этого неудивительно, что возникли притязания и к теории структурного функционализма и к теории конфликта, какая из них основательнее и более соответствует научной истине. Эта полемика продолжается до сих пор.
Какую из этих теорий применять зависит целиком от соотношения между нормативным порядком и установленным властью. В работе Парсонса нормативный порядок понимается, как абсолютный детерминант социальной системы, а власть, следовательно, предполагается как средство, которое дается тем людям, которые стремятся достичь цели всего общественного организма. В этом случае нормы объясняются как функциональные, зависимые, как необходимые данные, обуславливающее определенный баланс сил.
Современная теория конфликта подходит к этой проблеме с другой стороны. Она начинает с рассмотрения того, что представляется как взаимовыгодный обмен, затем вскрывает внутри этих отношений элементы принуждения и эксплуатации, которые проявляются как нормативные только потому, что у притесняемых и эксплуатируемых нет властных полномочий противостоять им. Вследствие этого теория фокусируется на власти, лежащей в основе этих отношений и рассматривает последствия обмена с точки зрения баланса сил.
Теория конфликтов не предполагает, что кризис общества является результатом постоянной войны всех против всех. Конфликты не означают хаотического беспорядка. Это должно предполагать образование общностей стремящихся к конфликту и принятие функциональных связей между сферами влияния институтов, построенных таким образом, что конфликты в одной сфере поддерживаются и подпитываются конфликтами в других сферах.
Следует заметить, что сам Парсонс был согласен с теорией конфликтов, с ее утилитарной традицией, включая различные экономические теории, выступая одновременно против трактовки целей, как случайных, независимых с точки зрения социальной системы.
Современный марксизм и функционализм имеют много общего, в частности они уделяют особое внимание социальным системам. В теории конфликтов, однако, системы вторичны и получают значение в терминах более фундаментальных понятий: целевых и инструментальных действий.