Поскольку достоинства и преимущества рыночной системы хозяйствования хорошо известны (читайте упомянутые работы Ф.Хайека, М.Фридмана др.), и, как выясняется, Маркс их не отрицал, остановимся на противоречиях и несовершенствах этой системы, которые ее апологеты, как правило, не замечают и не обсуждают. Наверное потому, что им важнее всего доказать преимущества рыночной экономики перед нерыночной, планово-централизованной системой хозяйствования и распределения, в чем, надо признать, критики «реального социализма» во многом правы. А для нас сегодня важно знать, с какими трудностями и проблемами мы рано или поздно встретимся, принявшись внедрить и укоренить принципы рыночной экономики на обломках плановой. И главное, – какой конечный результат нам уготован («светит»), если с помощью рыночных механизмов удастся создать эффективную экономику, с ее плюсами и минусами. Вот здесь обращение к Марксу может оказаться очень полезным, если не в прорицаниях, то хотя бы в предостережениях от иллюзий.
Для этого надо договориться по двум принципиальным моментам, вещам. Во-первых, определить критерий, которому следует Маркс в своей аналитике (критике) свободного рынка, предъявляя ему ряд существенных претензий. Этот критерий, как он заявлен в «Капитале» и сопроводительных к нему философско-экономических работах, вполне ясен и определен – критика созданной капитализмом индустриальной или, как принято сейчас говорить, техногенной цивилизации. Во-вторых, согласиться с Марксом в том, что рынок представляет собой не только экономический институт, механизм взаимодействия индивидов, но также и определенную психологию, и образ жизни. В этом плане Маркс был верен традициям классической политэкономии капитализма, которая весьма основательно занималась духовным и нравственным обеспечением прокламируемых ею рыночных принципов ведения хозяйства.
Как известно, свободный капиталистический рынок формировался и самоутверждался под знаком идеи «общего блага» и «разумного эгоизма», которые, по убеждению классиков буржуазной политэкономии (Адама Смита, Давида Рикардо и др.), вполне совместимы и дополняют друг друга. Адам Смит говорил, что богатства народов зависят не от доброй воли мясников и булочников, а от их эгоизма, их естественного желания руководствоваться собственной выгодой. Отсюда следовало, что «именно в силу своего эгоизма люди должны были быть более склонны к благоразумию и бережливости, чем к расточительности; что забота о собственной репутации должна удерживать их от недобросовестности и обмана»[cxvi]. Отдавая себе отчет в том, что законы рыночной конкуренции бросают дерзкий вызов человеческой морали, идеологи капитализма пытались в период его становления ограничить или подпереть нарождающуюся индивидуалистическую этику личного интереса традиционной этикой самоограничения и ответственности. В отличие от нынешних неолибералов, М.Вебер и В.Зомбарт с пониманием относились к опыту традиционного общества, где страсть к обогащению, наживе причудливо сочеталась с презрением к деньгам и «грязной» предпринимательской деятельности. Классики буржуазной политэкономии и социологи не обходили стороной библейские предостережения насчет менял и торгашей, которым заказана дорога в храм Божий. Небо немного ближе к земле, чем рыночная конкуренция к милосердию. Проявляя терпимость, нисколько не морализируя и не разделяя негативистские (преждевременные) призывы покончить с частной собственностью и рынкам, Маркс высоко оценивал вполне социалистические идеи Христа.
Но суть проблемы не в идеологических пристрастиях прежних и современных приверженцев рынка, а в том, какой характер и направленность они обретают в ходе исторического развития капиталистической цивилизации. Скажем, не только Маркс, но и Вебер с Зомбартом считали признаком и отправной точкой развития «здорового капитализма» приоритет промышленного капитала над финансовым. Однако в реальной практике процесса капитализации можно наблюдать совсем иные тенденции и явления. Вряд ли классики назвали бы капитализмом то, что произошло в последние годы в России, где засилье спекулятивно-посреднического предпринимательства и власть денег привели к банкротству всю экономику страны, обладающей поистине несметными природными и человеческими ресурсами. Делая деньги и почти не делая товаров, расхищая природные богатства страны и разрушая рынок рабочей силы, наши горе-реформаторы добились по-своему феноменального результата, породив всеобщее (мнимое!) безденежье, так называемый «кризис неплатежей», а вместо рыночной экономики – экономику «бартерную», допотопную, архаическую, неспособную к саморазвитию. Апология личного интереса –налицо, но сознательно и открыто противопоставленная идее «общего блага», начисто лишенная чувства сострадания к «ближним» и «дальним», этика наживы и голого чистогана, воцарившаяся в постсоветской России, породила эффект «выжженной земли», как будто по огромной стране прошлись полчища современных «гуннов».
Конечно, фиксируя подобные метаморфозы, важно не власть в морализирующее отрицание рынка, на что обратил внимание А.А.Гусейнов в ходе клубной дискуссии на тему «Нравственность и наш путь к свободному рынку». Современная экономика, как она исторически сложилась и функционирует, может быстро и органично развиваться лишь в рыночной форме. Без рыночной экономики невозможно обеспечить благосостояние или хотя бы даже просто прокормить все возрастающее население планеты. Кроме того, следует признать, что рыночный механизм на сегодня - самый демократический способ распределения благ в условиях их дефицита; через рынок все население вовлекается в принятие экономических решений. Поэтому сугубо моральный подход к рынку, подобно всякой романтике духа, хотя и привлекателен, социально тянет назад. Но столь же опасна и противоположная тенденция, которую можно было бы назвать моральной апологией рынка, когда все, что делает, например, наши отечественные бизнесмены и финансовые воротилы, выдается за благо, за обновление и возрождение России. Между тем, достаточно задаться таким простым вопросом, – а каковы источники богатств наших олигархов и многих капитанов промышленности и каким способом они были добыты, чтобы обнаружилась истинная картина. Ведь они стали богатыми людьми в то самое время, когда в экономике воцарился хаос, производство сократилось до предела, а жизненный уровень большинства населения достиг отметки или опустился ниже прожиточного минимума[cxvii].
Такова неизбежная плата за излишне доверчивое отношение к стихийной природе рынка, якобы являющейся главным достоинством и признаком действительно свободного рынка (по Хайеку, "расширенного порядка человеческого взаимодействия"). Мы умудрились полностью проигнорировать известное еще Марксу, а ныне понятное даже некоторым либерально мыслящим людям, как, например, Карл Поппер, что свободная игра рыночных сил может быть столь же разрушительной и опасной, как обычное физическое насилие[cxviii]. Оказывается, далеко не всегда и не во всем можно положиться на образуемый рынком «спонтанный порядок» и веру в его «безграничные возможности». И никак не получается, если имеется в виду цивилизационный, а не дикий рынок, чтобы можно было обойтись без моральных сдержек и противовесов, которые, хочешь – не хочешь, входят в правила игры рыночных сил и интересов. А.Б.Вебер в упомянутой выше книге точно фиксирует спорные, либо вообще неприемлемые постулаты неолиберального толкования стихийного (свободного) рынка, в частности, тезис того же Ф.Хайека о том, что «не всякая жизнь, даже из уже существующих, обладает моральным правом на сохранение»[cxix], из чего, судя по всему, исходили и наши реформаторы – «гайдаровцы». Можно согласиться с его общим заключением: «абсолютизация спонтанного рыночного порядка приводит к выводам, неприемлемым не только по моральным причинам, но и с точки зрения императивов самосохранения и выживания человечества»[cxx].
Даже допуская, что Маркс был не во всем прав в своей критике капиталистического рынка, нельзя признать основательной и логически безукоризненной апологию свободного рынка Ф.Хайека, признанного авторитета современных неолибералов. Уже хотя бы потому, что рынок рассматривается и оценивается им вне и независимо от характера общества и истории человеческой цивилизации, в которой рынок постоянно трансформировался и претерпел всевозможные модификации. Для Хайека вообще не существует проблемы исторической «судьбы» рынка, ибо в своих суждениях он исходит, видимо, из старой буржуазной утопической идеи полного «соответствия» капиталистического уклада и образа жизни так называемой «природе человека», которую именно Маркс в свое время подверг сомнению и убедительной критике. Тут, как говорится, спорить не о чем – «вечный капитализм» не менее сомнителен, чем «неизбежный коммунизм».
Провозглашая рынок высшим достижением человеческого гения, конечно, трудно избежать его приукрашивания. А надо бы видеть, какой он есть на самом деле, т.е. без прикрас и самообмана. Рынок – это одновременно свобода и стихия, способная ввергать общество в состояние хаоса и анархии; конкуренция, соперничество интересов, воль и характеров, и сплошь и рядом схватка хищников, больших и маленьких, не брезгующих любыми средствами и приемами в достижении своих эгоистических целей и вожделений; поле проявления талантов, инициативы, сметки, и в то же время демонстрации не самых лучших человеческих качеств (жадности, зависти, вероломства и т.д.). Рыночная экономика – вещь не только жесткая, но и жестокая. Ибо ее эффективность достигается ценой постоянного воспроизводства отчуждения. Это противоречивая природа, «генетика» рынка давно уже стала предметом пристального внимания и критического отношения не только марксистов, а позднее и социал-демократических идеологов и политиков, но и либерально-демократических идеологов и политиков, но и либерально мыслящих интеллектуалов (Э.Фромм, А.Печчеи, Г.Дейли и др.). Но именно Марксу принадлежит приоритет рыночных сил, который нельзя скрыть никакими технологическими новациями и организационными ухищрениями.
Марксова критика капитализма и созданной им цивилизации фокусируется на проблеме свободной человеческой индивидуальности, пожалуй, наиболее важной и ценной идее всей европейской культуры, заявленной еще античностью и подхваченной эпохой Возрождения. Суть его главной претензии к свободному («стихийному» или «чистому») рынку вызвана тем, что товарно-денежные отношения связывают и объединяют людей исключительно экономическими узами и интересами, прямого отношения к развитию собственно личностных качеств и индивидуальности не имеющих. Это верно, что, прежде чем заниматься наукой и наслаждаться искусством, человек должен есть, пить, одеваться, иметь жилище. Но отсюда вовсе не следует, что, занимаясь производством условий своей жизнедеятельности, человек также спонтанно воспроизводит и свое духовное бытие, раскрывая и утверждая свою индивидуальность. Став собственником и получив право на свою частную жизнь, индивид отнюдь не становится «хозяином» и своей индивидуальной жизни, как полагают сами и пытаются внушить другим идолопоклонники «рыночной цивилизации», которую Герцен окрестил как «мещанскую» по своей сути. Идеалом последней является благосостояние, а не расцвет самой человеческой индивидуальности.
Беда и проблема в том, что стихийный рынок, озабоченный экономическими и политическими условиями человеческого бытия, абсолютно равнодушен к культурной «парадигме» существования и развития личности. И капитализм явно неспособен устранить этот порок созданной им системы и цивилизации, буквально настоянной на «потребительстве» и вещизме», Как тонко заметил В.М.Межуев, «возможно, с точки зрения сегодняшнего дня, Маркс и ошибался, слишком резко противопоставляя друг другу интересы человеческой свободы и экономической эффективности, основанной на рыночных механизмах хозяйствования, но важно то, что главным, решающим аргументом в оценке действий и последствий этого механизма были для него все-таки интересы свободной человеческой индивидуальности»[cxxi].
Поэтому незачем, отдавая должное достоинствам рынка, превращать его в идола и идеологему нового «светлого будущего». Даже если рынок повсеместно приобретет в будущем подлинно цивилизованные черты и характер, он от своих односторонностей, изъянов и парадоксов не освободится, Между коммерцией и моралью, между рынком и культурой безоблачных и бесконфликтных отношений никогда не будет. Напротив, они всегда будут противоречивыми, а иногда и враждебными, и понадобятся мощные противовесы в виде целой системы ценностей, мудрой государственной и международной политики, религиозно-церковного «вмешательства» в мирские дела, чтобы стремление к выгоде и пользе не убило в человеке стремления к истине и добру.