Вот, пожалуй, и всё, что известно широкой массе народа в бывшем СССР об обновленцах, живоцерковцах и прочих мудрых вещах религиозного дурмана (я совсем не касаюсь специалистов узкого профиля,но вряд ли больше известно было и кругам более образованным).
В СССР (читай - в России в ее максимальных когда либо существовавших границах, но применительно ко времени, о котором заходит речь), если и интересовались, то больше - самого разного пошиба диссидентами, правозащитниками, а коллаборационистские с советскими властями ветви Русской Православной Церкви еще и до сих пор вызывают массу подчас скандальных публикаций, не говоря уж о таких явных коммунистических агентах в русско-православном народе, как обновленцы ли, живоцерковцы ли.
В книге Машкевича есть упоминание об одной публикации известного костромского православного священника, сын которого, кстати, являлся в Израиле (в правительстве Нитанъягу, а теперь не знаю), по сообщению газеты "Костромские ведомости", министром абсорбции, отца Георгия (Юрия Михайловича Эдельштейна) "Чекисты в рясах". А почему православные священники, ей-Богу, могут быть и были: врачами, в том числе хирургами и лауреатами Сталинской премии, философами, экономистами, отцами израильских министров, офицерами западных и прочих спецслужб, а работниками своих отечественных государственных секретных служб быть не могут?
Конечно, из престижа желательнее им быть агентами ЦРУ, Интеллидженс Сервис или Моссада, но пойди разыщи отдел кадров этих учреждений на территории сталинского СССР. Скажите мне адрес?! Мы еще коснемся ниже этого аспекта.
Даже сейчас, когда вроде бы могут стать на свои места ранее искаженные по политическим и пропагандистским мотивам факты, об обновленчестве А.И. Введенского в массовых специализированных изданиях практически ничего не говорится.
Так, в одном из самых авторитетных изданий СССР по истории русской философии - книге А.А. Галактионова и П.Ф. Никандрова "Русская философия IX - XIX веков" (первое ее издание "Русская философия XI - XI веков" 1970 года, а тем более прообраз первого издания "История русской философии" 1961 года вообще не уделяют внимания А. И. Введенскому), вышедшая в свет в Ленинградском университетском издательстве в 1989 году вторым, исправленным и дополненным изданием.
А.И. Введенский, кантианец-критицист-логицист, исследователь проблем материи, помещен в разделе "Философия и социология 70 - 90-х годов XIX в. Распространение марксизма в России" в первой главе (общий порядковый номер XXIX: "Философский идеализм") помещен в параграфе 3 после В. С. Соловьева и Б.Н. Чичерина на стр. 556 - 588: практически две странички. На Чичерина ушло 6, на Соловьева 5 страничек, других параграфов нет. На того же Кропоткина ушла целая глава из четырех параграфов, в том числе "Наука и революция", всё на страницах 620 - 643. Заключается параграф о Введенском безо всякого упоминания об обновленческой деятельности в церкви: "Даже в годы Советской власти Введенский сохранил свое враждебное отношение к материализму и атеизму, в 1922 г. в Петроградском философском обществе он прочел доклад в защиту религии. Это был ответ на усилившуюся в то время пропаганду атеизма в связи о выходом в свет ленинской работы "О значении воинствующего материализма" (с. 556).
Работу В.И. Ленина "О значении воинствующего материализма" мы, студенты философского факультета Московского университета 1971 - 76 годов должны были изучать как философское завещание создателя Советского государства чуть ли не по всем дисциплинам. Не говоря уж о работе "Материализм и эмпириокритицизм" - библии философских строителей развитого социализма.
Но и на нашем потоке студент из Польши Марек Возьняк написал курсовую работу, слегка прогремевшую в интеллектуальных кругах нашего курса, о том, что у Ленина в определении материи концы с концами не сходятся (материя, по Ленину, есть то, что, действуя на наши органы чувств, производит ощущения; вследствие так определенной материи при всём материалистическом монизме философии диалектического и исторического материализма "наши органы чувств" от материи как-то загадочно отваливают, и надолго, и если не бояться проработок, ссылок и расстрела, надо снимать шляпу перед, тем же, в нашем случае, кантианством).
Никаких оргвыводов, насколько я знаю, работа М. Возьняка не вызвала, Марек жил, действовал, и даже как-то пригласил меня - в качестве ответной вежливости или точно не помню - в польское посольство на встречу с знаменитейшим Анджеем Вайдой, ставившем тогда спектакль по пьесе некоего американского драматурга в театре "Современник" - что-то насчет синдрома вьетнамской войны, я посетил только генеральную репетицию, налюбовался вблизи на кумиров московских театралов Гафта, Квашу, Табакова, Толмачеву, видел вскачь Екатерину Васильеву, сидел я в первом ряду, рядом с барышней-суфлером, но я даже не слышал, что она делала. А на встрече с Вайдой присутствовали человек семь-девять польских студентов, а русских было всего двое. Один из них - явно не студент, хотя очень моложавый.
Пригласить-то Марек пригласил, а сам не пришел (Что бы это значило на языке польской дипломатии - вот вопрос?). Посольство находилось в каких-то старинныхмосковских закоулках на улице Алексея Толстого, правда, в шикарном здании, с округлых потолков которого росписью нависали голые задницы каких-то эпических героев. Я еле нашел дорогу в этот пустующий дворец: без знакомых, без представления, даже прикурить пришлось просить, думая, на каком это лучше сделать языке. Я попросил по-русски у человека постарше. Как потом оказалось, это был сам
Анджей Вайда,
один из создателей знаменитого, со Сталлоне, фильма "Первая кровь".