Эмпедокл

Историки философии различно определяют место Эм-педокла среди философов античности: одни причисля­ют его к элейцам, другие к пифагорейцам. Гегель вообще считал его предшественником атомистов. Однако более логичным выглядит существование преемственной свя­зи его учения с идеями Анаксагора, что и будет учиты­ваться при дальнейшем анализе философских взглядов Эмпедокла.

Эмпедокл родился в Акраганте, в Сицилии, около 495 г. до Р. X.. Акрагант в это время достиг апогея своего развития и был довольно серьезным соперником Сира­куз. Эмпедокл, происходивший из богатого и знатного рода, пользовался большим уважением среди сограждан за свою открытую преданность демократической партии. Правда значительную часть своего богатства он растра­тил довольно странным образом (но это, впрочем, скорее свидетельствовало о его доброте): он раздавал приданое бедным девушкам и выдавал их замуж за молодых лю­дей знатного рода. Считается, что он, как и многие фило­софы древности, много путешествовал в далеких стра­нах и благодаря этим путешествиям приобрел удиви­тельный запас знаний. Так предполагалось, что только на Востоке Эмпедокл мог приобрести ту таинственную власть, которую давали медицина и магия, что только у египетских жрецов он мог научиться искусству прори­цания.

Впрочем, по всей вероятности, он побывал в Ита­лии и в Афинах, хотя вообще о его личной жизни имеется мало достоверных сведений и, по части каса­ющихся его вымыслов, Эмпедокл вполне может сопер­ничать с Пифагором. Как и Пифагору, Эмпедоклу при­писывался величественный вид и чудесная власть над природой. Творить чудеса для него было самым обыч­ным делом. Его пророчества, его умение лечить, его власть над ветрами и дождями подтверждались яко­бы многочисленными и поразительными чудесами, и, когда он появлялся на олимпийских играх, окружаю­щие благоговейно устремляли на него взоры. Его одеж­да и внешность поддерживали сложившееся о нем мнение. Обладая гордым нравом, чуждый каких-либо корыстных помыслов, Эмпедокл отверг предложение сограждан возглавить управление Акрагантом после свержения в нем тирании. Но при этом он обожал отличия, о чем убедительно говорят его жреческая одежда, его золотой пояс, его дельфийская корона и многочисленная свита его спутников. Эмпедокл даже объявил себя богом и ему оказывали божественные почести и мужчины, и женщины. Впрочем это не сле­дует воспринимать слишком серьезно: по всей веро­ятности, Эмпедокл "лишь желал явить собой пример того почета, который он сулил в будущем всем про­рицателям, жрецам, врачам и властителям народа".

Таинственность, которой оказалась окружена его смерть, также послужила материалом для создания легенд. Так, рассказывают, что после какого-то священ­ного празднества, он был вознесен на небо, окружен­ный сиянием. По другому, более распространенному рассказу, Эмпедокл бросился в кратер Этны для того, чтобы скрыть причину своей смерти и чтобы таким образом его приняли за Бога, но одна из его медных сандалий, выброшенная во время извержения, выдала его тайну. В действительности же Эмпедокл умер сво­ей смертью на Пелопоннесе.

Столь же недостоверны все сведения относитель­но его учителей и его сочинений. Учителями его на­зывали Пифагора, Парменида, Ксенофана и Анаксаго­ра. Однако, если понимать слово "учитель" в прямом смысле, то, безусловно, следует признать подобное утвер­ждение ложным, так как Пифагора и Эмпедокла разде­лял промежуток времени не менее 140 лет и, следова­тельно, нелепо даже предполагать наличие непосредствен­ной связи между этими двумя философами.

Столь же нелепы и встречающиеся указания на то, что Эмпедокл якобы "дал первый толчок к основа­нию риторики", и был "поэтом сходным с Гомером, и при том обладал мощным красноречием, изобилую­щим метафорами и другими поэтическими фигурами. Скорее всего такие сообщения основаны на недоразу­мениях или каком-либо шутливом замечании Аристо­теля, ибо в дошедшем до нас подлинном сочинении Аристотеля "О поэтах" об Эмпедокле сказано: " Од­нако, Гомер и Эмпедокл не имеют между собой ничего общего, кроме стихотворного размера. Первый - есть истинный поэт, второго же следует назвать скорее физиологом, нежели поэтом".

Указанное различие в оценке места Эмпедокла в истории философии имеет вполне определенное осно­вание. Каждая высказанная точка зрения на его исто­рическую роль отчасти справедлива потому, что в философском учении Эмпедокла действительно встре­чаются идеи, напоминающие учения пифагорейцев, элейцев, Гераклита и Анаксагора. Каждый историк, обнару­жив в учении Эмпедокла какой-либо элемент, харак­терный для одной из уже известных философских школ, и оставив без внимания другие элементы, связывал его учение с той школой, которой соответствовал замеченный элемент. Для того, чтобы получить верное представление об историческом значении учения Эмпедокла нужно иметь в виду его сложный харак­тер и насыщенность элементами, заимствованными из других философских систем.

В вопросе о человеческом познании Эмпедокл мно­гое заимствовал у философов элейской школы: равно как и они, Эмпедокл жаловался на несовершенство чувств и в деле установления истины надеялся толь­ко на Разум, природу которого он полагал частично человеческой (насколько он затемняется чувствами), а частично божественной. Божественному знанию Эмпедокл противополагал чувственное, считая, что все божественное недоступно человеку, поскольку тот не может ни осязать его, ни видеть. Поэтому Эмпедокл вменял человеку в обязанность созерцать Бога разу­мом. Признав существование божественного знания, Эмпедокл, однако, не пытался определить его отноше­ние к знанию человеческому. Итак, своими взглядам на божественное знание, он скорее напоминал Ксенофана, чем Парменида (хотя как и Парменид призна­вал чувственное знание).

К сожалению, до сих пор нет определенных доказа­тельств изучения Эмпедоклом философской системы Анаксагора, но даже если бы они и существовали, то вряд ли бы помогли объяснить неразвитость теории познания Эмпедокла: ведь идеи Анаксагора настолько опередили свой век, что вряд ли могли быть правиль­но поняты. В вопросе о знании Эмпедокл примкнул к элейской школе. Вместе с Ксенофаном он жаловался на то, что свидетельства чувств обманчиво и опыт ненадежен.

Приведем эти жалобы:

"О, как коротка безотрадная доля жизни, предопре­деленная роком, но сознательная! Подобно тому, каждым колеблется ветром, люди, испытывая разнообраз­ные впечатления, то отстраняются назад, то увлекают­ся вперед, и они ни на что не полагаются, как только на собственный опыт, и все-таки желают овладеть всей истиной. Напрасное желание! Истина не поддается ни зрению, ни слуху; она недоступна и разуму. После всех своих бесплодных странствований, человек при­ходит к убеждению, что дальше не может подвинуться знание смертных".

Из этих строк можно заключить, что Эмпедокл так же мало надеялся на разум, как и на чувства, между тем из других отрывков видно, что он верил в силу разума, но полагал, что ему недоступна вся истина, ибо разум заключен в стесняющую его телесную обо­лочку. Земное существование, с точки зрения Эмпе­докла, есть кара, постигающая те бессмертные души, которые отвергнуты небом. В следующих стихах у него изображено падение человека:

"Коль бессмертная душа осквернит себя преступ­лением или убийством, то она должна тридцать тысяч лет скитаться вдали от праведников. Таков закон судь­бы и существующее извечно определение богов. И вот осужденный, блуждаю я, удалившись от богов и всеми отверженный, отданный в жертву яростной борьбе".

Стремясь доказать существование Разума и Боже­ственной сущности, Эмпедокл использовал более се­рьезную философскую аргументацию. Так он утверж­дал, что подобное познается только посредством себе подобного: землю различают лишь посредством зем­ли, огонь - посредством огня, вражду - посредством вражды, а любовь - посредством любви. Следователь­но, тогда божественное должно быть доступно лишь божественному разуму, а так как божественное рас­познается человеком, то необходимо признать, что это Божественное существует. Таким образом, знание и Бытие неразрывно связаны между собой и одно без другого невозможно.

Эмпедокл также напоминал Ксенофана и своими нападками на антропоморфизм. Он утверждал, что бог не имеет ни головы, прикрепленной к туловищу, ни ног, ни рук, подобных человеческим:

"Он есть всецело священный и неизреченный дух, охватывающий быстро скользящей мыслью весь мир".

Эти слова можно сопоставить со словами Ксенофа­на о Боге, который "все направлял, без труда, силой разума и всеведения".

Таково сходство учения Эмпедокла с философски­ми взглядами философов элейской школы. Следов, оставленных пифагорейской системой, в его учении гораздо меньше. И хотя своей жизнью и нравствен­ными правилами Эмпедокл, действительно, сильно по­ходил на Пифагора, однако в их философских систе­мах нет ничего общего, за исключением учения о пе­реселении душ. Впрочем из данного учения Эмпедокл выводил только необходимость вегетарианства.

Эмпедокл также воспринял, а затем и увязал в одну теорию некоторые положения из учений Гераклита и Анаксагора. Так Гераклит все сводил к непрерывно совершающимся переменам, он уподоблял мир явле­ний реке, которая постоянно изменяется, но по виду остается все той же. Анаксагор же учил, что ничего не создается заново, но происходит лишь перегруппи­ровка элементов. Свои же взгляды Эмпедокл выра­зил так: "Глупцы те, которые полагают, что то, чего прежде не было, может возникнуть, или, что то, что существует, может погибнуть или истлеть без следа. Другую истину возвещаю я теперь: нет естественно­го рождения чего бы то ни было земного, и ничто не подлежит смерти и окончательному разрушению. Нет ничего, кроме смешения и разделения смешанного; первое невежественные смертные называют рожде­нием, второе - смертью".

Столь явную связь между идеями Эмпедокла, Ге­раклита и Анаксагора можно рассматривать и как сви­детельство принадлежности каждого из этих филосо­фов к какому-либо направлению, однако более оправ­данной представляется точка зрения, согласно кото­рой Эмпедокл был преемником Гераклита и Анакса­гора.

Однако, различия между этими тремя философами столь же значительны, как и сходство. Гераклит ут­верждал, что огонь есть и регулирующий принцип, и элемент мира, и сила движущая, смешивающая, и в то же время материя смешиваемая. Анаксагор, посред­ством строгого логического размышления, был вынуж­ден признать, что первичные элементы - это гомеомерии, так как что-либо не может произойти из ничего, и все, что произошло или образовалось, есть, следователь­но, соединение первичных, ранее существовавших эле­ментов. Допустив смешение и разделение, Эмпедокл должен был согласиться и с существованием опреде­ленных первичных элементов, или объектов, подлежа­щих смешению. Он предположил, что существуют че­тыре первичных элемента: земля, воздух, огонь и вода; от них все произошло, все предметы суть лишь продукты различного смешения этих четырех элемен­тов.

Трудно отрицать тот факт, что воззрение Эмпедок­ла представляло собой шаг вперед по отношению к соответствующим идеям двух его предшественников: Гераклита и Анаксагора. Но если, как синтез этих идей, воззрение Эмпедокла выглядит как сравнительно бо­лее совершенное, то со стороны логической последо­вательности оно уступает теории Анаксагора. Так Эмпедокл учил, что подобное познается только подоб­ным, то есть существование чего-либо и знание об этом существующем тождественны и одно предполагает, другое; следовательно, если бы он был последовате­лен, он должен был бы признать, что то, что Ум счита­ет особым и отдельным, должно быть таковым же и на самом деле (как и учил Анаксагор).

Что же касается творческой или образующей силы, то у Эмпедокла также в равной мере обнаруживают­ся следы идей Гераклита и Анаксагора. Гераклит ут­верждал, что огонь, в силу присущего ему неудержи­мого желания, стремится принять ту или другую опре­деленную форму бытия. Анаксагор же полагал, что бесконечный Разум и есть тот великий устроитель, который группирует материальные элементы; тот дух, который управляет материей и формирует ее. Суще­ственное различие между этими двумя системами со­стоит в том, что в одной огонь сам преобразует само­го себя, в другой же разум изменяет нечто совершен­но отличное от него. Оба эти воззрения совмещены у Эмпедокла. По его учению, любовь является творчес­кой силой и именно действие этой силы обнаружива­ется всегда, когда происходит смешение различных элементов.

Таким образом "неудержимое желание" Геракли­та получило у Эмпедокла свое высшее выражение, Разум же Анаксагора превратился в нравственную силу любви. Вопрос, на который не давал ответ Герак­лит, а именно: каким образом огонь мог сделаться чем-либо другим, отличным от огня, устранялся дуалисти­ческой теорией Анаксагора. Однако, в самом учении Анаксагора было также нечто непонятное - оно не объясняло, что побуждает великого устроителя груп­пировать первичные элементы. Вот это затруднение и разрешалось в некоторой степени признанием ес­тественного стремления любви (Афродита).

 

Но признав любовь творческой силой, производя­щей смешение, Эмпедоклу пришлось искать ответ на вопрос чем же тогда обусловлено разделение первич­ных элементов? Для того, чтобы объяснить это, Эмпе­докл обратился к другой силе - ненависти. На его взгляд, подобно тому, как совершенное состояние вне земно­го бытия воплощено в гармонии, так несовершенное состояние на земле выражено в раздоре. Раздор на земле предопределен действием двух борющихся друг с другом сил: созидающей любви и разрушающей ненависти. Именно разрушительную силу Эмпедокл имел в виду, замечая, что "все члены Бога борются друг с другом". Это замечание весьма напоминает положение Гераклита, что "все возникает из борьбы". Но весьма вероятно, что Эмпедокл считал ненависть исключительно земной силой, действующей лишь на простых смертных, но не вторгающейся в обитель бо­гов. Если человек это падшее божество, уклонившее­ся от пути истины и осужденное блуждать по земле, божество со стремлением возноситься мысленно к небу, но с омраченными чувствами, то точно так же и ненависть, быть может, есть лишь уклонившаяся от своего назначения любовь, беспокойно носящаяся в пространстве. Но согласуется ли эта идея со всеми уже известными воззрениями Эмпедокла? Ведь по его представлению, Бог, то есть Единое, есть "сфера, поко­ящаяся среди гармонии, недвижимая, исполненная ра­достного ликования". Эта покоящаяся сфера - любовь - возносится над движущимся миром и окружает его. Некоторые части, правда, выпадают из этой комбина­ции элементов, но единство, созданное любовью, про­должает существовать. Это должно означать, что "не­нависть имеет власть лишь над меньшей частью су­щего, над той частью, которая, отделившись от целого, оскверняет себя преступлением и впадает в заблуж­дения, свойственные смертным".

И наконец остается лишь заметить, что приведен­ное изложение учения Эмпедокла значительно отли­чается от того, как трактует его Аристотель. Но для этого имеется ряд оснований, ибо наряду с тем, что Аристотель постоянно указывал на отсутствие объяс­нения Эмпедоклом своих взглядов, он также полагал, что для объяснения философии Эмпедокла необходи­мо вывести из его положений все заключения, какие только могут вытекать из них. Однако такой прием вряд ли может быть оправдан хотя бы потому, что мало кто из мыслителей может и хочет доводить раз­витие своих положений до крайнего предела.