Человек – существо духовное, способное к трансцендентному. Он постоянно ведет борьбу с ситуацией, которая ограничивает его бытие. Чтобы сохранить конечное, он вынужден стремиться к бесконечному. Чтобы устроить свои земные дела, он должен воспринимать себя частицей Космоса. В христианской философии это однозначно выразил Н.А. Бердяев: "Человечен не человек, а Бог".
По своей природе человек ни добр, ни зол. Он – сама возможность того и другого. Но добро оказывается недоступным, когда в центр мироздания человек ставит самого себя. Делать добро – это признавать значимость другого. Самовозвеличивание человека рискованно для общества и природы: посягая на мировые законы, он лишает себя здоровой среды и безопасных условий деятельности.
В мире нельзя существовать не сосуществуя. Нельзя не считаться с иерархией мира, с подчиненностью человека природным законам и всеобщей гармонии. Как только человек отъединяет себя от мира, пытаясь частным образом достичь благополучия за счет чего-то иного, он неизбежно наказывает себя либо последующие поколения: в XX веке это стало очевидным для всех (безумное отношение к природе, вооружение в ущерб коллективной безопасности, достижение социальной справедливости на костях свергнутых эксплуататорских классов и т.д.).
Стало быть, основное требование гуманизма состоит в осознании своего единства с миром, с другими людьми. И.Кант сформулировал этот императив в виде морального запрета относиться к человеку как средству достижения собственной цели. Человек – не средство, а цель. Но что значит – относиться к человеку как цели? Цель предполагает стремление к ней. Можно ли стремиться к тому, что вызывает ужас, отвращение или безразличие? Здесь, пожалуй, мы подошли к главному.
Гуманизм своим содержанием имеет любовь к человеку. Только в этом случае оправданно стремление к нему, лишь в этом случае мы искренни в сближении с другими людьми. Единство с миром доступно лишь тем, в ком нет ненависти и страха. Любовь – это состояние человека, когда он всецело принадлежит миру. Эта принадлежность другому переживается человеком с радостью и ликованием, однако было бы грубой ошибкой называть любовью собственно эмоциональное переживание человека. Любовь – это полнота человеческого бытия, поскольку мне нет надобности отгораживаться от внешнего мира или другого человека. Любовь побуждает к заботе и уважению, проникновению в мир другого человека и самоотдаче.
Какие же отсюда следуют выводы для разумной правовой политики? Разумеется, дело не в том, чтобы обязать человека к любви, хотя в политике этого домогаются многие лидеры. Если любовь возможна как переживание единства человека с человеком, человека с миром, мы должны признать, что всякое следование норме и формальное подчинение закону исключают гуманное отношение к человеку. И гуманизм права определяется мерой, в которой возможно правоприменителю или исполнителю норм права доверяться собственным человеческим переживаниям – любви и состраданию, что противоречит нормативной природе права. Это противоречие резко и однозначно сформулировал Н.А.Бердяев: "Этика закона...беспощадна к человеческой личности".
Во-первых, гуманизм, положенный в основу права, обязывает законодателя допустить возможность таких поступков, в которых интересы конкретной личности ставятся выше интересов справедливости. В соответствии с принципом гуманизма решения суда, должностных лиц или рядовых граждан должны определяться интересами личности. Это предполагает доверие государства к тем, кто принимает решения – суду присяжных, конституционному суду и т.д.
Во-вторых, государство, придерживаясь принципа гуманизма, обязывает себя уважать выраженную в правовых поступках волю. Оно не вправе предрешать вопрос о том, что добро и что предпочтительней для тех или иных участников правоотношений. Поэтому гуманизм исключает патернализм в государственной жизни, когда власть претендует на покровительство несмышленого народа.
В-третьих, государство обязано создать процессуальные гарантии судьям, коль скоро тем предоставляется возможность принятия решения в акте личного сопереживания. Судьи не обязаны отчитываться перед кем-то относительно мотивов принятого решения.
Мы видим, что гуманизм весьма труден для реализации в правовой жизни. Его последовательная реализация подрывает исходные основания права, в частности, его нормативную природу и принцип справедливости, без которых нет ни права, ни правосудия. Поэтому общество принимает этот принцип постольку, поскольку его осуществление не нарушает других, более фундаментальных основ социально-правового устройства.
Становясь фактом правовой жизни, гуманизм содействует человеческой солидарности и взаимопроникновению интересов. Отказ от гуманизма лишает право экзистенциальной опоры, которой является личность. В этом случае оно утрачивает для личности всякую ценность, сохраняя при этом функции, свойственные ему как социальному институту. Такое положение дел не исключает постановки вопроса о "социальной ценности" права, поскольку оно остается средством социального управления, общения, производства духовных ценностей и утверждения их в отношениях между людьми. Но эта жизнь права индивиду, стремящемуся к обретению свободы, безразлична.