«Дневник писателя» и вошедший в него "Сон смешного человека"создавались Ф.М.Достоевским с 1873 по1881г. – в весьма напряженный для России момент истории. Это было время революционных идей, террора, заговоров против монарха, массовых движений. Историческим фактом являлось так называемое «хождение в народ» 1873-74 годов; помимо этого повсеместно при университетах создавались кружки и политические организации, наблюдалось оживление умов. Но это оживление порой превращалось в настоящее «брожение умов»: активный интерес сменялся апатией, нигилизмом и охлаждением к жизни. Подобные тенденции особо сильно затронули русскую интеллигенцию и молодежь, как две социальные категории, наиболее остро воспринимающие окружающую действительность.
Объективных причин этому «брожению» было множество. В 1861 году русское общество освободилось от крепостного права, вступив на новый экономический этап, предполагающий развитие капитализма в России. За аграрной реформой последовали другие реформы либерального характера: было введено местное самоуправление, дарована автономия университетам, отменена цензура, свирепствовавшая во время правления Николая I. Все эти мероприятия были довольно хорошо продуманы и подготовлены, однако русское общество парадоксальным образом оказалось к ним неготовым. Либерализация разрушила многовековые устои патриархальной России в экономической, социальной и духовной сферах жизни. Реформы 60-70х годов во многом освободили русский народ. Однако это освобождение стало едва ли не более страшной и губительной проблемой для общества, чем его прежнее закрепощение.
К выводу о том, что именно либерализация лежит в корне проблем современности, Ф.М. Достоевский приходит еще в 1876 году, работая над «Дневником писателя». Но автор идет дальше и пытается понять, почему свобода стала столь губительна для русского народа. Анализируя огромное множество судебных дел и газетных материалов по этим делам, писатель выводит некие модели людей, совершающих убийства и самоубийства. В этих моделях его не интересует, какие именно психологические особенности характера или события жизни повлияли на этих людей; писатель рассматривает их с точки зрения философии; с этой позиции же даёт оценку их действиям и пытается разрешить проблемы. Как человек, он принимает их: человек слаб – и он убивает себя, будучи не в силах терпеть невзгоды жизни; человек завистлив – и он убивает того, кто удачливее, богаче или красивее его. Errare humanum est («человеку свойственно ошибаться», лат.) – с такой точки зрения можно принять и простить подобные поступки. Однако если рассматривать человека согласно христианской концепции: как венец деяний Бога, как победу мысли над природой, как «нечто, что должно превзойти» (хотя эта фраза принадлежит Ницше, который как раз уходил от христианства),– всё это становится нелепостью, дерзким вызовом здравому смыслу. «Ну, не верь, но хоть помысли», – говорит Ф.М.Достоевский.
Жанр дневника выбран не случайно. Подобно «диалогам» Платона и «письмам» Сенеки этот жанр является более доступным, создавая непосредственную связь с автором и расширяя круг читателей за счет публицистического и художественного стиля произведения. Писатель не просто рассказывает о людях, а переживает за их судьбы, как если б это они были ему родными. Их боль для автора равносильна собственной боли.
Интересно отметить, что как таковым «дневником» произведение Ф.М.Достоевского не являлось: автобиографичность и личные переживания в нём были значительно вытеснены переживаниями за народ; скорее даже это был «дневник народа», нежели писателя. Кроме того, в «Дневнике писателя» собраны не ежедневные заметки о произошедшем, не сиюминутные мысли, как в типичных дневниках, а труды долгого, порой многолетнего раздумья писателя.
Раздел «дневника» за 1876 год открывается главой «Вместо предисловия…». Она очень эмоциональна и заключает в себе своеобразный вызов современности, а конкретнее, состоянию «успокоенного либерализма» в России. Автор подчеркивает, что либерализм 70-х годов доходит до нелепости, превращаясь в полное бездействие (квиетизм). Получив немыслимую ранее свободу, человек использует её как оружие самоуничтожения. Ощутив себя полноправным властелином своей жизни, он обрывает её по достаточно нелепым причинам: «единственно из-за того, что у него нет денег, чтобы нанять любовницу». Вместо того чтобы устранить саму причину, беспокоящую его, к примеру, пойти и устроиться на работу, молодой человек винит и уничтожает себя. Такая странная подмена происходит, по мнению автора, оттого что человек «вовсе ничего не думает». Иными словами, он не осмысляет себя как властелина своей судьбы. А ведь именно от самого человека зависит, продолжит ли он жизнь или предпочтет смерть. Мысли Ф.М.Достоевского здесь созвучны с философскими размышлениями Сенеки в «Нравственных письмах к Луцилию»:
Всё дело в том, что продлевать: жизнь или смерть.
И, хотя русского писателя и римского философа отделяют почти два тысячелетия, оба они так или иначе замечают, что «всё происходит от дурной привычки».
Едва ли не самой «дурной привычкой» русского общества 60-70х годов XIX века был индифферентизм (от «indifference» – безразличие), сочетающийся с совершенным неверием. Под неверием писатель более всего понимал неверие в бессмертие человеческой души. Эту проблему Ф.М.Достоевский рассматривает в главах «Голословные утверждения» и «Кое-что о молодежи». Можно говорить о том, что причины этой проблемы кроются в неправильном воспитании. Ведь именно в семье изначально закладываются понятия, связанные с высшими ценностями. Если в семье относятся к вопросу о бессмертии души сатирически либо вообще не поднимают его, то «юное поколение обречено само отыскивать себе идеалы и высший смысл жизни», что многим бывает не под силу. А те же, кто пытается самостоятельно постичь высший смысл, зачастую заходят в тупик и так сильно устают от вечных поисков, что единственный выход видят в самоубийстве. Таким образом, логично было бы предположить, что решением проблемы было бы христианское воспитание, заложение семьей в сознании человека высших ценностей и чувства ответственности. Однако здесь стоит уловить один важный нюанс. Обращаясь к главе «Вместо предисловия…», можно сделать акцент на предсмертное письмо молодого человека: в нём он раскаивается перед своим отцом. То есть ответственность как таковая ему не чужда – но это ответственность перед земным, а не перед высшим началом, которая как раз и могла бы его удержать на земле. Более того, осознание которой могло бы сделать его жизнь более приятной и счастливой.
Россия 60-70х годов отказывается от патриархального прошлого Руси, вместо того чтобы вынести из него полезные уроки и сохранить христианское мироощущение. Либерализм перечеркивает старое, но не оставляет взамен ничего, что могло бы помочь удержаться человеку на земле. В этом отношении интересен фантастический рассказ «Сон смешного человека». В нём как раз и воплотился результат поиска писателем некой высшей и непреложной истины, которая являлась бы той самой «зацепкой» для человека на земле.
В качестве предисловия, хочется сказать, что в «Дневнике Писателя» есть своего рода прообраз «Сна»: это глава «Приговор», которая входит в раздел за 1876 год. В ней автор рисует самоубийцу и выводит «формулу самоубийцы». Основой её является тезис о том, что человеку положено лишь осознавать свое существо. Природа производит человека на свет без его на то воли, а человеку остается только соглашаться жить. Через сознание природа передает человеку идеи гармонии, но самому человеку при этом свойственна дисгармония, что приносит ему страдания. Выход из этих страданий он видит либо в уничтожении природы – что заранее невозможно – либо в самоуничтожении.
Особо поражает в герое, созданном Ф.М.Достоевским, что этому человеку не присуще безразличие. Он страстно верит в свою идею и «для него слишком очевидно, что ему нельзя жить». Это не индифферентный, не «чугунный» человек, а поистине мыслитель, для которого очень важно понять: «Для чего жить, когда уже он сознал, что по-животному жить отвратительно, ненормально и недостаточно для человека? И что может в таком случае удержать его на земле?» Но герой не находит примирения с действительностью и мысли, которая могла бы удержать его.
Во «Сне смешного человека» писатель углубляется еще дальше. В каком-то роде повторяя образ из «Приговора», Ф.М.Достоевский наделяет его тем, чего не хватило его прототипу для отказа от самоубийства: той самой мысли, способной удержать человека на земле.
«…Ясным представлялось, что жизнь и мир теперь как бы от меня зависят. Можно сказать даже так, что мир теперь как бы для меня одного и сделан: застрелюсь я, и мира не будет, по крайней мере, для меня. Не говоря уже о том, что, может быть, и действительно ни для кого ничего не будет после меня, и весь мир, только лишь угаснет мое сознание, угаснет тотчас как призрак, как принадлежность лишь одного моего сознания, и упразднится, ибо, может быть, весь этот мир и все эти люди — я-то сам один и есть».
В состоянии сна воплощаются нереализованные желания человека; он видит как бы модель своей жизни. Герой осуществляет своё желание, убивая себя. Однако вместо ожидаемого «выхода», перед ним открывается продолжение жизни. Ему предстает образ посланника, сравнимый с евангельским спасителем, который переносит его в загробный мир. Этот мир являет собой воплощение христианского рая, в который попадает герой и доводит открывшийся ему мир до грехопадения:
« Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, так и я заразил собой всю эту счастливую, безгрешную до меня землю. Они научились лгать и полюбили ложь и познали красоту лжи. О, это, может быть, началось невинно, с шутки, с кокетства, с любовной игры, в самом деле, может быть, с атома, но этот атом лжи проник в их сердца и понравился им. Затем быстро родилось сладострастие, сладострастие породило ревность, ревность — жестокость...»
И, наконец, герой осознает свою ответственность за произошедшее, раскаивается и просит наказания, распятия на кресте (опять же обращение к христианским мотивам) – но тщетно: над ним только смеются.
Образ «смешного человека» проявляется в обоих мирах: героя не понимают, над ним смеются как в мире «запредельном», так и в земном. Однако это не мешает ему остаться в гармонии с миром, ведь теперь он знает истину: «люди могут быть прекрасны».
«…Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей. А ведь они все только над этой верой-то моей и смеются. Но как мне не веровать: я видел истину, — не то что изобрел умом, а видел, видел, и живой образ ее наполнил душу мою навеки. Я видел ее в такой восполненной целости, что не могу поверить, чтоб ее не могло быть у людей».
В какой-то мере философия «смешного человека» Ф.М.Достоевского перекликается с «символом пещеры» Платона. Однажды посмотрев на свет истины, он не может больше лгать и целью своей ставит открыть эту истину другим. И, как в диалоге Сократа и Главкона в "Пире", те, другие, что до сих пор смотрят на тени от истины, смеются над ним: «Сон, дескать, видел, бред, галлюцинацию», – однако осознание истины удерживает молодого человека на земле и даёт ему сил для будущего противостояния безразличию и насмешкам окружающих. То есть, если снова обратиться к главам из «Дневника», можно сказать, что Достоевский-философ выводит не только «формулу самоубийства», но и некую формулу отказа от него. Разрешение проблемы автор видит в христианском миропонимании, в принятии библейской истины, в осознании бессмертия человеческой души и ощущении неразрывности с высшим началом.
Таким образом, рассмотренные фрагменты из «Дневника писателя» и из фантастического рассказа «Сон смешного человека» находятся в неразрывной связи друг с другом. Главы «Дневника» являются как бы «сырьем», разнородным собранием философских мыслей, которые впоследствии обрамляются в художественное произведение. Автор находится на пересечении литературы, религии и философии, что позволяет ему более ярко и доступно, нежели людям сугубо философского склада ума, выразить своё отношение к наиболее острым проблемам как России второй половины XIX века, так и России современной. И, что самое важное, Ф.М.Достоевский даёт ключ к решению этой проблемы, словно эхом повторяя слова, сказанные задолго до него римским философом Эпиктетом: «Только душа бессмертна».
Составитель комментария-1: Кожевникова Е. А., РтФ, гр. 25043, 2007 г.