Понятно, что было бы большой неосторожностью сводить причины происходящих на заре цивилизации культурных изменений исключительно к возникновению феномена повествовательного мифа. Скорее, повествовательное инобытие мифа следует рассматривать в качестве некоего общего фона, на котором разыгрывается анализируемый нами сценарий. Во всяком случае, практика первобытных сообществ, доживших до настоящего времени, свидетельствует о том, что повествовательное инобытие мифа само по себе не является достаточным основанием для возникновения жреческого сословия и религиозно-эпического переконструирования племенной мифологии. Сам по себе факт повествовательного опошления спрятанной в ритуалах высокой мифологической семантики, не является достаточным основанием для возникновения процессов ресакрализации мифологических повествований, не является достаточным основанием для возникновения феномена религии и сопутствующего ему феномена школы: как известно, первобытные сообщества не знают ни того, ни другого.
Поэтому в объяснении феномена цивилизации и сопутствующих этому феномену культурных процессов не обойтись без указания на факт так называемой неолитической революции, в ходе которой произошло радикальное обновление окружающего палеолитического человека вещного мира и неизбежное при этом смещение семантических полей. Впрочем, чтобы описать характер происходящих в неолите семантических смещений и проанализировать мировоззренческие последствия неолита, придется подвергнуть критическому разбору существующие взгляды на природу этого феномена.
Традиционно неолитическую революцию, происходящую в позднепервобытном обществе приблизительно в восьмом или седьмом тысячелетии до н.э. связывают с переходом от присваивающего хозяйства к хозяйству производящему. Имеется в виду то, что на смену охоте и собирательству приходит возделывание земли и специальное выращивание на ней так называемых культурных растений. В общем и в целом это, конечно, так, но хотелось бы
обратить внимание на такие оттенки неолитической революции, которые ускользают из поля зрения археологов, или, во всяком случае, не становятся предметом обсуждения и теоретического осмысления.
Прежде всего представляется не вполне оправданным укоренившееся в отечественной литературе словосочетание "производящее хозяйство" при определении сущности тех изменений в человеческой культуре, которые возникают на этапе земледелия.
Смысл такого употребления, в общем, очевиден. Он состоит в указании на разницу между источниками пищевого потребления в донеолитическую и неолитическую эпохи. Ведь в первом случае человек "присваивает" продукты дикой природы посредством охоты или собирательства, а во втором - сам их производит посредством возделывания земли и выращивания культурных растений. Следовательно, в основание классификации хозяйств по принципу "присваивающее - производящее" кладется вопрос о происхождении основных продуктов питания древнего человека. В одном случае человек питается продуктами, которые он добывает готовыми, а в другом - продуктами, которые он сам производит.
Между прочим, в англоязычной научной терминологии мы не встретим расплывчатого термина "производящее хозяйство" или не менее расплывчатого "присваивающее хозяйство". Там соответствующие термины звучат как "food-producing economy" и "food-gathering economy", то бишь "экономика, основанная на производстве продуктов питания" и "экономика, основанная на сборе продуктов питания", и подобное словоупотребление выглядит существенно более точным. Правда, недостатком такого рода употребления является его громоздкость, - что ж, в таком случае можно предложить вариант не такой громоздкий, но все же неизмеримо более точный, нежели традиционный для русскоязычной научной литературы: "присваивающее хозяйство" и "ВОЗДЕЛЫВАЮЩЕЕ хозяйство".
Дело в том, что традиционное словосочетание "производящее хозяйство" создает совершенно специфический ассоциативно-семантический ряд, существенно отличный от англоязычного "food-producing economy", а словосочетание "присваивающее хозяйство" - иные семантические ассоциации, нежели "food-gathering economy". Более того, приходится говорить о неизбежных аллюзиях, ложных ассоциациях и, в конечном итоге, не вполне адекватном восприятии самого характера первобытной культуры, возникающем в отечественном терминологическом пространстве -какие бы оговорки по этому поводу ни делались.
Разумеется, ни одному здравомыслящему ученому не придет в голову заявить, что доземледельческий человек вообще не знает феномена производства, что ему не знакомо хозяйство, основанное на идее производства. Производство - это альфа и омега человеческого существования, и когда говорят, что доземледельческий человек не знает производящего хозяйства, то ИМЕЮТ В ВИДУ, разумеется, только одну вещь: доземледельческий чело-
век не знает "food-producing economy", не знает экономики, основанной на производстве продуктов питания.
Однако у языка свои законы. И то, что "подразумевается", вступает в неизбежное противоречие с фактами языка. Обозначая "food-producing economy" словосочетанием "производящее хозяйство", этот язык как бы подразумевает, что главным стимулом и сутью производящей деятельности человека является удовлетворение потребностей в еде. Мол, именно еда является альфой и омегой человеческого существования, а подлинное производство - это производство пищи. И оттого только то хозяйство имеет право именоваться "производящим", в котором предметом производства становятся продукты питания.
При такой логике получается, однако, что первобытный человек - это по преимуществу потребитель и вся суть его жизни состоит в присвоении продуктов, производимых дикой природой. Но так ли это на самом деле?
Сразу оговорюсь: говоря о производящем хозяйстве палеолитического человека, я имею в виду вовсе не тот банальный факт, что он является создателем мощной материальной культуры каменного века, а нечто гораздо более значительное. Первобытный человек по самой своей сути своей является производителем, является производителем par exellence, производителем по преимуществу, коль скоро сама культура есть навязывание миру определенного порядка восприятия этого мира, навязывание миру условных имен и искусственных мифологических сущностей. И в этом смысле мифологическое хозяйство палеолитического человека имеет ничуть не менее производящий характер, нежели хозяйство человека неолитического. Он поистине СОЧИНЯЕТ мир, т.е. демонстрирует культуру чрезвычайно интенсивного духовного производства, которое, в частности, отпечатывается в продуктах его материально-производящей деятельности.
В собственно материальном смысле первобытный человек тоже производитель. Специфика его материального производства заключается лишь в том, что оно носит подчеркнуто надпрагматический характер, целиком и полностью детерминируясь не практической целесообразностью, а мифом. У палеолитического человека безусловно есть развитое производящее хозяйство. Но это производящее хозяйство по сути своей мифологическое хозяйство: единственное производство, которым он на самом деле занимается - это производство и воспроизводство мифов, а материальные продукты, которые у него при этом получаются - это, так сказать, побочный результат, "издержки" мифологического производства. Но издержки, которые со временем приобретают все большую и большую значимость в качестве "утилитарных" предметов.