Производство из мифа

 

Напомню один из парадоксальных выводов предшествующего анализа: удивительнейшей особенностью древнейшего палео-

логического производства является то, что это производство, ко­торое не опосредовано постановкой сознательных утилитарных целей. Уже древнейшие галечные орудия в своей первоначаль­ной смысловой нагрузке не являются орудиями труда, а пред­ставляют собой производимые нецелевым образом каменные мет­ки, удерживающие первичное мифосемантическое пространство. Вначале это совершенно случайные сколы, производимые в экс­тремальных ситуациях, и становящиеся своеобразной каменной памятью об этих ситуациях и о субъективных ощущениях, сопро­вождающих эти ситуации (что и делает эти камни носителями не объективной, а глубоко мифологической информации). Это - самое начало культурогенеза и исходная точка антропогенеза - биоло­гического отбора с ориентацией на становящуюся культурную потребность.

На втором этапе - это сколы, воспроизводимые сознательно, в ритуальном действе, но опять же нецелевым образом - не "для", а "в силу того, что..." Они производятся не с целью получения какого-то результата, а просто потому, что этого требует логика исполнения ритуала. Ведь суть ритуала в первобытном обществе состоит в том, что он не имеет какой-то внеположенной цели, он - самозначим. Он не исполняется "затем, чтобы..." - он исполня­ется просто потому, что не может не исполняться, потому, что является высшей ценностью, указывающей на принадлежность человека к данному культурно-племенному сообществу. Архаи­ческий человек в точности исполняет предписанную традицией совокупность ритуальных действий вовсе не затем, чтобы добить­ся какого-то результата - скажем, создать полезное орудие труда или воспроизвести некий миф, актуализировать свою культур­ную память, - а просто потому, что совокупность этих ритуаль­ных действий сама по себе имеет для него сверхзначимый харак­тер. Однако побочным результатом этих ритуальных действий оказывается их "магическая" полезность: в результате тщатель­ного исполнения ритуала оказывается создано полезное орудие труда, воспроизведен миф, актуализирована культурная память. Но, подчеркиваю, не как целевой, а как побочный результат.

Таким образом, материальное производство палеолитическо­го человека детерминировано не целью, а мифом. Палеолитичес­кий человек вовсе не изобретает так называемые орудия труда целевым образом. Ведь цель - это образ будущего. А структурам исторического времени неоткуда взяться в сознании палеолити­ческого человека: мифы сосуществуют здесь одновременно, и не сочленены пока еще в плотное полотно эпической целостности. Тем не менее, факт заключается в том, что количество предмет­ных изобретений , находящихся на счету первобытного человека огромно - откуда же они берутся? Как показал предшествующий анализ, они не отнюдь не изобретаются целевым, сознательным образом, а являются случайными сколами с мифа. Первобытный человек просто делает2 нечто - по логике ритуала и мифа - а потом уже смотрит, что же у него получилось. И придумывает,

каким образом можно это "нечто" использовать. И придумывает для этого получившегося "нечто" имя (а, значит, миф).

Что примечательно, именно такая схема "творения мира" пред­ставлена в деятельности ветхозаветного Бога, который ВНАЧАЛЕ делает, ПОТОМ называет, и лишь НАКОНЕЦ обнаруживает, что сделанное им - хорошо. "И назвал Бог сушу землею, а собра­ние вод назвал морями. И увидел Бог, что ЭТО хорошо" (Быт., 1,10). И это - парафраз производящей культуры, свойственной первобытному обществу, где тоже вначале есть предмет, удержи­вающий миф, и лишь потом возникает представление о возможном утилитарном использовании этого предмета. Миф обрабатывае­мого предмета здесь безусловно предшествует представлению о его утилитарном использовании. Это культура производящая, но не целевая, и ветхозаветный Бог - подлинный представитель этой архаической культуры. Эта культура не сообразуется ни с какой рационально поставленной целью, и потому она не может быть названа целесообразной.

Палеолитический человек производит не потому, что ставит перед собой какую-то практическую цель или производственную задачу, а просто потому, что выполняет предписанные обрядом и ритуалом процедуры. Производство совершается здесь не как сознательный процесс, вызываемый какими-то практическими потребностями, а, скорее, как своеобразный побочный результат строго исполняемых ритуально-обрядовых действий. Все, что требуется от палеолитического человека - это неукоснительно следовать требованиям ритуала, и тогда его производство будет осуществляться само собой, без каких-либо особых сознательных усилий с его стороны.

Это чрезвычайно похоже по своему механизму на псевдотру­довую активность маленького ребенка, который готов воспринять в деятельности взрослых ритуальную форму, но, естественно, не содержание. Трехлетний "трудяжка" будет с огромным энтузиаз­мом мусолить мокрой тряпкой пол или поднимать клубы пыли с помощью веника, старательно воспроизводя схему действий, под­смотренную у мамы, - однако менее всего его будет интересо­вать цель, результат, т.е. придание полу некоторой степени чис­тоты. Как раз фактор чистоты ребенка не интересует совершен­но. Единственное, что его волнует - это выполнение ритуального действия.

Понятно, что трехлетний ребенок выполняет мифологически значимый для него ритуал подметания пола или мытья посуды, воспроизводя канву действий своей мамы самым поверхностным, самым приблизительным образом, и оттого реальный результат способен только рассмешить взрослого наблюдателя: ни пол, ни посуда не становятся чище. И это связано с тем, что ребенок трех лет на понимает объективный смысл этих процессов: они имеют для него исключительно субъективный смысл. Он вовсе не посу­ду моет и не пол подметает, а занимается чем-то совершенно дру­гим: воспроизводит схему действий, подсмотренную в мире взрос-

лых, и именно воспроизведение этой подсмотренной схемы дей­ствий является смыслом его деятельной активности. И точно так же палеолитический производитель занимается вовсе не деятель­ностью по производству новых орудий труда, выделкой шкур, строительством жилища, созданием ритуальных фигурок из кам­ня, кости или дерева, а чем-то существенно иным: воспроизведе­нием предписанного традицией мифологического ритуала.

Принципиальное отличие маленького ребенка от социально зрелого представителя палеолита заключается только в том, что последний обременен высокой степенью социальной ответствен­ности, и выполняет систему ритуальных действий с максималь­ной, можно сказать ювелирной точностью, и именно это придает его нецелевой, мифологической деятельности выраженный про­изводительный эффект, каковой в деятельности трехлетнего ре­бенка практически отсутствует. Как подчеркивают исследовате­ли первобытности, "передающиеся из поколения в поколение образцы должны воспроизводиться с точностью до малейших деталей, так как считается, что в противном случае магический обряд не даст желаемых результатов" '.

Именно в точности трансляции обрядово-ритуальных элемен­тов - залог того, что обряды и ритуалы оказываются магически эффективными, эффективными с чисто производственной, чисто практической точки зрения. При отсутствии развитых форм целеполагания точность трансляции обрядово-ритуальных элемен­тов - это то ключевое условие, которое делает первобытную куль­туру принципиально результативной: побочным результатом обрядово-ритуальной деятельности является... производство. Но при том факт наличия у первобытного человека производства вовсе не означает, что он сознательно ставит какие-то производствен­ные задачи - скажем, задается целью сделать каменный топор. Нет, он просто строго и неукоснительно выполняет некий свя­щенный ритуал, а уже в результате тщательного исполнения ри­туала происходит чудо: в его руках - совершенно магическим образом! - появляется нечто, чему можно дать священное имя и начать использовать для каких-то практических нужд.

В этой связи замечу еще раз, что совершенно неверно пред­ставление, будто так называемая первобытная магия возникает как попытка решения первобытным человеком каких-то практи­ческих задач. Это для современного наблюдателя так. А для че­ловека, живущего мифом и глядящего на мир глазами мифа, ма­гия - это та деятельность, в которой феномен мира впервые толь­ко рождается. Поясню этот тезис опять же обратившись за помо­щью к трехлетнему малышу. Ведь когда он мусолит тряпкой та­релку, он вовсе не пытается на сознательном уровне решить не­кую практическую задачу под названием "мытьё посуды". Он вовсе не ставит перед собой ЦЕЛЬ вымыть тарелку, а просто вос­производит некую ритуальную схему. Но парадокс при этом за­ключается в том, что, если он будет мусолить эту тарелку доста­точно долго, в конце концов может случиться так, что эта тарел-

ка окажется действительно более или менее чистой. И это есть не что иное, как описание типичной магической процедуры: чтобы получить некий практический результат, надо с максимальной тщательностью воспроизвести некую ритуальную процедуру, - и результат чудесным образом родится на свет "из ничего".

В этом и состоит суть первобытного, нецелевого производст­ва: это производство, которое совершается нечаянным и магичес­ким образом. Это воистину НЕЧАЯННОЕ производство, это МАГИЧЕСКОЕ производство. Это производство, в котором по­явление на свет каких-то предметов, каких-то вещей является для производителя не столько результатом планомерных и целена­правленных действий, сколько чудом, являющимся на свет не­весть откуда и совершенно загадочным образом. Магически-не­чаянное производство - это и есть, пожалуй, наиболее точная характеристика того производства, которое характерно для наиболее древнего состояния человеческой культуры.

Под знаком магически-нечаянного производства проходит практически весь палеолит. И лишь производство, возникающее в эпоху неолита, - это производство, однозначно опосредованное постановкой утилитарных целей. Производство, осуществляемое не "в силу того, что...", а "для того, чтобы...". Но вот как и почему возникает эта утилитарность, составляет подлинную за­гадку. Ниже будет предложен один из возможных вариантов ее решения.