Пастбище для небесной коровы

 

Представление о том, что миф - это осмысление мира, что с помощью мифа древние люди пытались что-то понять и объяснить в окружающем их мире - это одно из самых давних и устойчивых представлений относительно сущности мифа. Этот тезис кажется порою настолько очевидным, что его даже не пытаются обосновать. И если сомнения и споры все же возникают, то исключительно по поводу того, почему мифологическое объяснение и истолкование мира выглядит столь фантастичным, столь странным, столь не похожим на те, которые свойственны естественно-научному взгля­ду на мир. Иначе говоря, споры ведутся по поводу того, как объяс­нить специфику мифологических объяснений и осмыслений, но при том принимается за аксиому, что миф что-то осмысливает и что-то объясняет в объективно существующем мире.

Так, хорошо известно, что древнеегипетская богиня Нут (пред­ставляющая по своему теогоническому происхождению мифосемантический комплекс неба) высекалась египтянами периода Нового царства на камне многих гробниц в виде коровы, подбрюшье которой украшено звездами, между ног находятся прочие боги, а на уровне живота плавает ладья с богом Солнца. С этим изображением коррелирует группа мифов, в которых сообщается о том, что Нут в облике коровы и с богом Солнца на спине под­нимается с земли наверх и становится небом.

Р.Антее твердо уверен: в данной группе изображений и ми­фов представлено понимание древним египтянином того, ЧТО есть небо. Детально разбирая высеченные в камне рисунки, Р.Ан­тее приходит к выводу, что в них "засвидетельствованы четыре различных представления египтян о небе: корова, океан, женщи­на Нут и крыша. Все эти четыре представления принимались как верные теми, кто был ответственным за украшение царских гроб­ниц около 1300 г. до н.э." 2. В сущности говоря, Р.Антее исходит из старого как мир представления, что миф - это познавательная структура, и что с помощью мифологических образов "океана", "коровы", "крыши" и "женщины Нут" египтянин пытается по­стичь сущность недоступного его пониманию неба. Мол, сущест­вуют такие природные явления - явления "божественного мира", как их называет Антее, - которые заведомо непостижимы для древнего человека, и тогда он пытается их истолковать с помо­щью мифологической символизации.

Разумеется, небо не воспринималось в виде натуральной ко­ровы. "...Поскольку у египтян было столько же здравого смыс­ла, сколько и у нас, мы можем с уверенностью сделать заключе­ние, что никто, кроме, возможно, самых наивных, не восприни­мал комбинированное изображение небесной коровы в букваль­ном смысле. Это заключение подтверждается тем фактом, что в тех же царских гробницах, построенных около 1300 г. до н.э., существуют другие изображения неба, например, в виде челове­ческой фигуры Нут с солнечным диском вместо солнечных ладей. Всякий, кто стал бы искать в этих изображениях передачу дейст­вительной формы неба, мог бы лишь совершенно запутаться. Следовательно, они должны были служить только символами неба. Разбираемая нами картина - художественное сочетание сим­волов, каждый из которых отражает небо или небеса... Египтяне понимали, что идею неба нельзя постичь непосредственно разу­мом и чувственным опытом. Они сознательно пользовались сим­волами для того, чтобы объяснить ее в категориях, понятных людям их времени" 3.

Итак, есть тайна неба, которую пытается будто бы постичь древний египтянин, и делает он это с помощью символических конструкций, прилагая к небу образ коровы, образ океана, образ крыши и образ женщины-богини. Единственный вопрос, кото­рый при этом опускается: с какой стати у древнего египтянина вообще должен был возникнуть вопрос о том, "что есть небо?". А

ведь в этом суть. Потому что это вопрос по сути своей философ­ский и предполагающий высокий уровень рефлексии. А до фило­софии еще очень далеко, философия еще только должна возник­нуть, и возникнет философия как раз в виде попытки интерпре­тации загадочных мифов.

В конце концов, прекрасно известно: первобытный человек имеет мифы на все случаи жизни - но при этом он не имеет вопро­сов. Если спросить первобытного человека: "что такое небо?", -он, вполне вероятно, расскажет какой-нибудь из своих многочис­ленных мифов, касающихся неба. Но при том он будет совер­шенно равнодушен к чьему бы то ни было мнению по этому пово­ду: у него начисто отсутствует какая бы то ни было ВОПРОСИ­ТЕЛЬНО СТЬ по поводу неба. А это значит, что небо как объек­тивная реальность его на самом деле совершенно не интересует, а интересуют только собственные мифы, в которых так или иначе фигурирует небо, но которые ни в коем случае не являются объ­яснением феномена неба, потому что любое объяснение предпо­лагает наличие каких-то вопросов. А вот как раз вопросов-то и нет.

То же самое касается и маленького ребенка-дошкольника: в его бесчисленных фантазиях небо обязательно присутствует и исполняет те или иные роли, - однако было бы крайне некоррект­но рассматривать эти фантазии как объяснительные конструкты. На самом деле ребенка пяти, шести и даже семи лет совершенно не волнует вопрос ЧТО есть небо на самом деле, ему вполне до­статочно тех РОЛЕЙ, которые небо может играть в его фантазиях или интерпретациях взрослых.

Но если "корова", "океан", "крыша" и "богиня Нут" - это не символы, предназначенные объяснить феномен неба или пред­ставить идею неба, - то что же это?

Еще раз вернусь к содержанию предшествующих глав. Один из ключевых его выводов предшествующего анализа состоял в том, что у первобытного человека нет и не может быть "МИРОвоззрения", а может быть только МИФОвоззрение, поскольку миф - это та исходная, первичная форма, в которой человеку может быть дан мир. И лишь с развитием рефлексивной способ­ности, только со становлением интеллектуальных институтов философии человек начинает расшифровывать миф как мир. От первоначального мифологического монизма, когда человек жил только в мире мифа и не был способен задавать вопросы о сущ­ности мира, поскольку мира для него попросту не существовало, он приходит к осознанию того, что за мифами скрывается МИР, и только тогда начинает задавать по поводу этого мира вопросы.

На примере анализируемого древнеегипетского мифа о Нут это означает следующую вещь. Исходно древнего египтянина не интересует и не может интересовать тайна неба как объективной реальности, поскольку у него даже образа неба как такового не существует. Но зато у него существует богиня Нут и тайна этой богини Нут. Вот ее-то, ТАЙНУ НУТ (а вовсе не тайну неба) он и

пытается расшифровать с помощью ряда образов, среди которых ведущими оказываются: образ неба, образ океана, образ коровы и образ крыши.

И все встает на свои места.

Нут - это небо, Нут - это океан, Нут - это крыша, Нут - это корова. Все это отнюдь не попытки понять что есть небо, но по­пытки понять, что есть Нут.

А Нут, как было показано выше, - это сложный мифосемантический комплекс, который формируется вовсе не в результате попытки объяснить некое природное явление, а совершенно иным образом, бессознательным и стихийным, в процессе категориза­ции древней мифологии. Все обстоит прямо противоположным образом. Египтянин не только не объясняет феномен неба с по­мощью образа богини Нут, но, наоборот, пытаясь постичь тайну Нут, он впервые выходит на вопрос о том, что есть небо.

Исходная точка отсчета, исходная реальность, с которой имеет дело сознание древнего египтянина, - это не некое объективное явление природы, которое мы именуем небом, а мифосемантический комплекс Нут, доставшийся этому египтянину из времен незапамятной мифологической архаики, и представляющий из себя загадку, которую ему приходится расшифровывать. Пытаясь постичь тайну Нут, он предлагает ее образно-рациональные интерпретации, идентифицируя ее одновременно с небом, океаном, крышей и коровой. Он не задается вопросом "что такое небо?". Он задается другим, неизмеримо более существенным для него вопросом: он пытается постичь, кто такая Нут?. И делает ряд взаимодополняющих выводов, которые расшифровывают тот мифосемантический комплекс, который скрывается за фигурой Нут, - и уже только на этапе этой расшифровки у Нут появляется некий философско-космологический оттенок. Нут - это бескрай­ний океан, по которому плавает ладья бога Солнца, Нут - это крыша, воздвигнутая над землей богом Шу, Нут - это струи до­ждя, которые, точно струи молока из коровьего вымени, ороша­ют землю; наконец, Нут - это потолок огромного храма, возне­сшегося над землей, т.е. небо.

В связи с последним определением Нут подчеркну, что своем исходном значении слово, которым древний египтянин обозначал небо, применялось для характеристики потолка любого святили­ща, любого храма 4. А это дополнительное доказательство того, что в небе для древнего египтянина нет ничего загадочного, нет ничего таинственного. Иначе говоря, сам по себе феномен неба содержит в себе ничуть не больше философского, ничуть не боль­ше вопросительного, чем любое другое, самое обыденное явление -например, крыша дома или мотыга для возделывания земли. И это очень важно: вопреки распространенному убеждению, феномен раскинувшегося над головой древнего египтянина неба не вызыва­ет у него никаких особенных вопросов. Суть этой огромной поверх­ности для него априорно ясна: она есть всего-навсего потолок ог­ромного храма, коль скоро вся жизнь его носит тотально рели-

гиозный характер. Причем речь идет не об определении неба через какой-то другой феномен (через феномен храмового потолка), не о какой-то концепции неба, а о том, что у древнего египтянина вообще нет слова "небо", а есть слово "храмовый потолок", кото­рым, в частности, обозначается и поверхность неба.

А это значит, что небо не содержит в себе никаких дополни­тельных оснований для символизации - тех оснований, на которые указывает Р.Антее. Ведь он заявляет, что мифологическая симво­лизация возникает по отношению к особой группе предметов и явлений "божественного мира" - предполагая, что в окружающем древнего человека мире существуют предметы и явления, так ска­зать, более вопросительные, нежели другие. Мол, есть предметы и явления, которые человек может объяснить, а есть "...то, что не может быть постигнуто человеческим разумом и чувством, хотя и представляется существующим" '. Однако это большая иллюзия, будто феномен мотыги - это более интеллигибельная реальность для древнего человека, нежели феномен неба или солнца. Мучить­ся вопросом "что есть небо?" настолько же нелепо, насколько нелепо мучиться вопросом "что есть потолок храма?", потому что на язы­ке древнего египтянина это один и тот же вопрос.

Но зато, что касается Нут (равно как и любого другого боже­ства), то она действительно представляет из себя загадку, на ко­торую приходится постоянно отвечать, изобретая все новые и новые варианты, и рассматривая ее то в виде неба-крыши, то в виде неба-океана, то в виде неба-коровы, и разворачивая посред­ством этих образных комментариев различные оттенки мифосемантического комплекса неба, представленного в Нут.

Впрочем, какие бы комментарии к небу-Нут ни давались, это всё будут теологические комментарии к тайне божества, веду­щего свое происхождение из глубин архаической мифологии, но никак не комментарии к тайне природы. Не небо как природное явление, просторно раскинувшееся перед глазами человека, а древняя МИФОСЕМАНТИКА неба, пришедшая из глубины ты­сячелетий, - вот то реальное "пастбище", по которому прогулива­ется небесная корова Нут.

И уже процесс расшифровки этой древней мифосемантики ста­новится принципиальной основой для создания философско-мировоззренческой концепции неба. Благодаря теологической интер­претации Нут древний египтянин впервые совершает открытие неба, и тогда наступает время философии, когда не богиня Нут, а фено­мен неба становится предметом вопросов и интеллектуальных ин­терпретаций. Но это уже другое время. Время, в котором на смену МИФОвоззрению приходит МИРОвоззрение. Время, в котором на смену диалогу с мифом приходит диалог с миром.