Разумеется, речь не только о древнем греке.
Любая древняя цивилизация замешена на точно такой же, кровавой интерпретации закона исключенного третьего. И любая цивилизация оказывается в своих идеологических основах цивилизацией войны - за торжество своего против чужого.
И даже когда отцы христианства провозглашают великую истину: "Нет ни эллина, ни иудея...", - она не изменяет положения дел. Поскольку взамен старой антиномии предлагается новая, еще более кровавая.
Нет ни эллина, ни иудея, но зато есть христиане и не-христиане. А так же представители различных христианских конфессий. И притом никто не отменяет великого завоевания цивилизации - закона исключенного третьего, а так же законов формальной логики. И в результате на место войн культурно-этнических приходят войны гораздо более глобальные и чудовищные - религиозно-конфессиональные. Ведь христианский миф - это далеко не всевозможностный миф, а миф, вводящий еще более жесткие ограничения на то,
что возможно и что не возможно. Скажем, для средневекового христианского сознания мир пронизан идеей всемогущего и всеблагого Бога, причем бога определенного, и именно эта идея предопределяет априорную возможность или невозможность чего бы то ни было. Средневековое христианское сознание - это сознание, осуществляющее чрезвычайно жесткий ценностно-информационный отбор. И все, что не укладывается в прокрустово ложе этого отбора для христианина попросту не существует.
Кто не с нами - тот против нас. Все, что не совпадает с нашими ценностями - должно быть уничтожено. И если так называемые варварские, дохристианские войны всего лишь УНИЖАЛИ чужую культуру, заключали ее в рабство, делали ее своим военным трофеем, то с наступлением эпохи великих религий - христианства и мусульманства - впервые начались войны НА УНИЧТОЖЕНИЕ чужих культур, войны-аутодафе. Войны, высшим смыслом которых стало не завоевание и подчинение чужих культур, а их физическое уничтожение.
Уничтожение чуждых культов, уничтожение чуждых храмов, уничтожение чуждых книг. Уничтожение целых культурных Вселенных, не имеющие права на существование только потому, что их ценности не совпадают с моими ценностями.
Идея "нет ни эллина, ни иудея" остается чистой декларацией. Интенция к великому: "все люди братья" оборачивается в реальной истории чудовищным культурно-религиозным геноцидом: кто не с нами - тот против нас. Железной метлой загоним человечество в христианское счастье.
Христианская (и в не меньшей степени мусульманская) декларация всечеловеческой общности оборачивается в пространстве реальной истории непрерывной войной за эту желанную общность. И оттого вплоть до изобретения великого принципа ПРИРОДЫ христианская идея "всеобщего братства" оказывается циничной и антикультурной.
Всеобщее братство? Да. Но только во Христе. А все, что находится за пределами христианства, должно быть в него обращено. И, если понадобится, - силой. Огнем и мечом. Разумеется, во имя великой идеи "всемирного братства".
Христианские миссионеры на протяжении веков занимаются тем, что уничтожают любые проявления иной культуры, встречающейся им на их великом пути. Они в буквальном смысле хоронят великие языческие культуры, разрушая огромное количество материальных памятников, запрещая культурные традиции и физически уничтожая сторонников "дьявольских" религий. Одна только история великих крестовых походов - это история беспрецедентного культурного вандализма и тотального уничтожения бесценных сокровищ языческих культур.
Ни одному язычнику не могло прийти в голову уничтожать культурные богатства завоевываемых территорий. Например, переплавлять статуи чужих богов в золотые слитки. И дело не в том только, что язычники боялись чужих богов. Скорее, наоборот:
они гордились тем, что чужие боги, чужая культура оказывались порабощены и унижены, будучи превращены в военные трофеи. И только великие мировые религии изобретают особый род войн: войны НА УНИЧТОЖЕНИЕ чужих культур. Когда высшим достоинством военного похода становится не завоевание культурных трофеев, а уничтожение и растаптывание чужого культурного мира. Когда совершенно нормальным становится превратить чужой храм - в конюшню, а бесценные сокровища этого храма переплавить в золотые слитки.
В результате уничтожаются статуи, уничтожаются храмы, уничтожаются библиотеки. Уничтожается все то, что попадается на пути и является знаком чужого. И оттого в тех местах, где проходят христианские миссионеры с мечами, остается культурное пепелище. Одному Богу ведомо, какое неисчислимое количество культурных памятников язычества погибло от рук христианских воителей! Ведь мир языческих богов для правоверного средневекового христианина - это мир бесовщины, который не имеет права на существование. И добропорядочный христианин ведет упорную борьбу с бесами - безусловно, во имя торжества идеи "всемирного братства". И упорно не замечая, что именно БЕС правит его собственными поступками и действиями.
И оттого - чудовищные суды инквизиции. Оттого - безумные ("во имя Господа Нашего Иисуса Христа") в своей жестокости костры, на которых заживо (во имя христианской добродетели) сжигаются все инакомыслящие. Оттого - чудовищные в своем акультурном пафосе крестовые походы.
Даже с наступлением Нового времени христианские завоеватели продолжают эту свою чудовищную линию культурного геноцида - достаточно обратиться к истории завоевания европейцами Америки. Легкость, с которой образованные европейцы шестнадцатого-семнадцатого века уничтожают бесценные культурные памятники коренного населения американского континента, поражает: ведь это то время, до которого, казалось бы, рукой подать. Но оказывается, что более чем тысячелетнее торжество христианской цивилизации вовсе не научило человечество декларированному братству. Результат тысячелетнего господства христианства в Европе - все та же безапелляционная культурная нетерпимость, с которой все начиналось.
Саму суть идеологии Конкисты составляла идея христианизации Нового Света, причем христианизации тотальной и безоговорочной. И оттого "в каждом отряде рядом с солдатами шли священники и монахи различных католических орденов - идеологи завоевания" '. И эти же священники - образованные люди своего времени! - в своих хрониках Конкисты бесстрастно свидетельствовали о вакханалии разрушений и уничтожений, пронесшихся по американскому континенту вместе с отрядами "цивилизованных" завоевателей.
Так, первый епископ Мексики Хуан де Сумарраги бесстрастно сообщал в 1531 году, что по его приказу "было уничтожено
500 храмов и 20 тысяч идолов" 2. Им же был отдан приказ на сожжение всех (!) обнаруженных ацтекских кодексов, написанных пиктографическими письменами. Аналогичное аутодафе, свидетельствуют историки, было произведено на Юкатане, где "под руководством епископа Диего де Ланды ... были уничтожены десятки иероглифических рукописей" 3. И характерно, что посланники и полномочные представители христианской идеологии сообщают об этих своих "подвигах" не только без тени сожаления, но и с очевидной гордостью.
Чужое - значит, не имеющее права на существование. Чужое -стало быть, не имеющее ценности. Чужое - стало быть, подлежащее уничтожению. А разве можно о чем-то сожалеть, коли уничтожается "бесовское"?
И едва ли можно упрекнуть христианских миссионеров в неискренности.
Идея всемирного братства и всемирного взаимопонимания народов была безусловно прорывной идеей в идеологии христианства. Но это была идея братства в границах христианской идеологии. Братства во Христе. И оттого это была идея, обрекавшая народы на еще более жестокие войны, чем прежде.
Ведь не в меньшей мере, нежели бог христианина, существует бог иудея, бог мусульманина и еще сотни других богов. И каждый из этих богов не в меньшей мере, чем бог христиан творит свои законы и претендует на СВОЕ основание всемирного братства. И оттого-то христианские миссионеры оказываются в капкане своей веры. Заклиная именем Бога, и борясь с "бесовщиной" других культур, они устраивают самый настоящий разгул бесовщины.
Идея единого на всех Бога является весьма и весьма рискованным и ненадежным основанием для возможности понимания различного. Слишком уж бог субъектен и личен. Слишком он, если можно так выразиться, культурно произволен. Слишком явно лежит на боге отпечаток его культурного происхождения. Слишком явно претензия того или иного бога на абсолютность оказывается на деле претензией той или иной культуры, персонификацией которой и является данный бог. И оттого никакой бог не может стать платформой для взаимного понимания культур. И оттого, сколько ни провозглашали всемирные религии своих богов (каждая - своего) и свои принципы в качестве универсального фундамента для всего человечества, идея бога в качестве основы для понимания и диалога оказалась несостоятельной. И только идея природы впервые создает платформу для подлинного культурного диалога.