Невозможное животное

Но благо это или зло - то, что благодаря мифу мир открывает­ся перед человеком как бесконечный и веевозможностный? Ведь бесконечность открывающихся возможностей - это весьма и весь­ма нелегкое испытание, которое вовсе не предполагается никакими видовыми программами, и оттого может иметь катастрофические последствия для психики живого существа.

В самом деле, представим себе живое существо, у которого есть интерес ко всему на свете, и у которого всякий без исключе­ния предмет вызывает равновеликий интерес. Иначе говоря, пред­ставим, что у этого живого существа есть только мотивирован­ность к окружающему его предметному миру, но при том нет ни­каких механизмов отбора, нет никаких механизмов внутренней редактуры. Такого рода живое существо не сможет сделать ни шагу, как знаменитый буриданов осел. Или будет с тупым упор­ством умалишенного последовательно и внимательно изучать каж­дый предмет, который будет попадаться ему на пути: на что ни упадет в очередную секунду его взгляд, то и будет предметом его очередного аффектированного или вялотекущего интереса.

Поэтому что миф не только стимулирует интерес человека к биологически нейтральным факторам внешней среды, но и на­кладывает на этот интерес сетку своего, мифологического упоря­дочения, - ту сетку, которая позволяет человеку как бы редакти­ровать свои взаимоотношения с окружающим миром, и, благо­даря этой редактуре, не сходить с ума от бесконечности спрятан­ных в предметном мире равноценных возможностей.

Мы начали с того, что миф инициирует возникновение и су­ществование мира культуры. Но что есть сам мир культуры, как не "вытаскивание" тайных свойств и возможностей природы? Эти тайные свойства и возможности природы неизвестны ей самой, и только благодаря возникновению феномена культуры происхо­дит их манифестация, их "высвечивание" - не только для челове­ка, но и для самой природы.

Чем, к примеру, является описанный выше напиток из корня янггоны? Является ли он феноменом самой природы? Разумеет­ся, нет. Он является сугубо культурным изобретением, и принци­пиально не может существовать сам по себе, как естественный феномен природы. Он есть НЕЕСТЕСТВЕННОЕ явление приро-

ды. Неестественное, поскольку при естественном ходе событий, вне и независимо от существования конкретных культурных со­обществ Фиджи, корень янггоны никогда не превратится в опи­санный выше специфический священный напиток с привкусом мыла и другими неповторимыми вкусовыми качествами. И все же - явление природы, поскольку в изобретенном фиджийцами напитке "озвучиваются" некие тайные природные качества свя­щенного корня.

И то же самое можно отнести к культуре в целом: вся она может быть рассмотрена как... неестественное явление природы, как способ "вытаскивания" из природы таких ее возможностей и свойств, которые в самой по себе природе никогда и ни при ка­ких условиях актуализированы быть не могут.

Так, культура предлагает десятки тысяч способов приготовле­ния зайчатины, но ни заяц во фритюре, ни заяц под сметанным соусом, ни заяц со сложным овощным гарниром не заложены "в природе" живого, прыгающего зайца и никогда бы не смогли по­явиться на свет естественным образом. Дистанция между живым, "естественным" зайцем и бессчетным количеством блюд из зайца с бесконечным разнообразием вкусовых оттенков, созданных на протяжении человеческой истории кулинарами всего мира, пред­ставляет собой своеобразную метафору культуры как таковой, а также метафору взаимоотношений природы и культуры в их взаим­ных сущностях. Культура есть открытие и возделывание в при­роде таких ее возможностей, которые самой природой как бы и не предполагаются. И в каждом предмете природы без исключе­ния культура способна открыть практически бесконечный спектр такого рода неявных возможностей.

Но в этом и состоит опасность. Культура навязывает человеку диалог с бесконечностью и ставит его тем самым на грань сума­сшествия: как совершить выбор, если взгляду открывается БЕСКОНЕЧНО много? Ведь культура способна в каждом пред­мете, в каждом явлении природы выявить практически неисчер­паемое богатство сторон и оттенков, и это ошеломительное потен­циальное разнообразие, заключенное в каждом предмете, требует от человека практически ежесекундного отбора вариантов.

С точки зрения любого нормального животного (а только че­ловека можно определить как "ненормальное животное") удер­живать все эти многочисленные факторы в поле внимания не толь­ко невозможно, но и бессмысленно: они не имеют никакого зна­чения для стратегии и тактики выживания какого бы то ни было животного вида. И оттого любое животное, будучи ориентирова­но на свою видовую программу, демонстрирует подчеркнутое рав­нодушие ко всем этим бесчисленным потенциальным сторонам объективной реальности.

Нормальное животное - это то, которому интересна лишь та часть окружающего его мира, которая имеет непосредственное отношение к осуществлению его видовых биологических потреб­ностей. Животное, которое рискнуло бы выйти за границы тако-

го рода интереса, просто невозможно. А это значит, что человек есть НЕВОЗМОЖНОЕ ЖИВОТНОЕ. Такое животное, которо­го не может быть.

Живое существо, заявляющее, что ему интересен тот мир, ко­торый находится за границами его жизненных потребностей, и что любые предметы окружающего его мира могут его в равной степени заинтересовать, независимо от степени их биологической значимости, рискует сойти с ума. Нельзя вести диалог с миром, если мир открывается как ВСЕВОЗМОЖНОСТНЫЙ, как мир, в котором каждый предмет содержит в себе спектр неисчерпае­мых возможностей, и когда каждая из этих бесчисленных воз­можностей оказывается в равной степени интересна и значитель­на. Всевозможностность оборачивается хаосом, а, значит, невоз­можностью и невыносимостью выбора: я ДОЛЖЕН выбрать, но что мне принять за точку отсчета своего выбора?

Чтобы более рельефно продемонстрировать данную пробле­му, обращусь к Л.С.Выготскому, охарактеризовавшему ситуацию человека как принципиально буриданову ситуацию, вспоминая знаменитого осла, который, как известно, умер от голода, так и не сумев выбрать одну из двух одинаково привлекательных вяза­нок сена. Почему с человеком не происходит то же самое, коль скоро ему приходится постоянно выбирать из принципиально рав­новеликих возможностей?

Л.С.Выготский анализирует данные опытов И.П.Павлова на собаках и обращает внимание на некоторые существенные для понимания природы человека стороны этих опытов.

В частности, весьма существенным с точки зрения Выготского является эксперимент, в котором собаке предлагают два противо­положно направленных раздражителя примерно одинаковой силы, и собака не выдерживает, "отвечает на трудную встречу противо­положных раздражителей срывом, патологическим возбуждени­ем", "впадает в невроз" ²⁹.

Для Выготского это, между прочим, свидетельство того, что собака неспособна осуществить даже самый элементарный акт выбора в ситуации, когда речь идет о выборе из биологически равновеликих возможностей. Почему же в условиях естествен­ной среды обитания ни одно животное не испытывает таких нев­ротических сшибок и сбоев? Ну, хотя бы потому, что в естествен­ных, не лабораторных условиях никакому животному не знаком феномен биологической равновеликости выбора: все факторы ок­ружающей среды для него заранее просчитаны и упорядочены с точки зрения их биологической значимости, в соответствии с врож­денным разрешающим механизмом. Что же касается описанной лабораторной ситуации, то здесь искусственно моделируется сшиб­ка биологически равновеликих факторов. И оттого в описанных лабораторных условиях животное оказывается обречено на пси­хический срыв.

Впрочем, что касается человека, то он попадает в такого рода ситуации практически каждодневно и выходит из них, судя по

всему, неизмеримо более эффективным способом, нежели пав­ловская собачка. Ведь если каждый предмет открывает в себе бесконечную подвижность возможностей, если каждый предмет -это загадка с бесконечным количеством ответов, если из каждого предмета можно выделать многие тысячи других предметов - это с неизбежностью приводит к тому, что те врожденные разрешаю­щие механизмы, которые позволяют животному производить от­бор раздражителей, полностью отказывают, перестают работать. Культура, человеческая деятельность создает такой контекст, в котором происходит, пользуясь образом М.К.Мамардашвили, своего рода "бегство объекта впереди себя" ³⁰, когда реальное бытие объекта существенно превышает все то, что можно было бы относительно него предсказать. А это значит, что возникает своего рода перманентная буриданова ситуация: нельзя выбрать ЧТО-ТО, когда нет ровным счетом никаких точек отсчета для этого выбора. И это - совершенно невероятная, сумасшедшая, априорно-невротичная ситуация с точки зрения любого животно­го вида.

Однако человеку, как известно, все же удается каким-то обра­зом осуществить свой выбор в такого рода априорно невротичес­ких ситуациях.

Могут возразить, что человек и на самом деле - невротик, при том единственный хронический невротик среди всех представи­телей живого мира. Однако факт заключается в том, что в огром­ном большинстве случаев человеку все же удается преодолевать невротическую опасность и выдерживать диалог с миром, откры­вающимся ему как всевозможностный. И если, в конце концов, человек и оказывается невротизирован, то это несоизмеримо с теми деструктивными явлениями, которые происходят в собаке от столкновения всего лишь с двумя противоположно направлен­ными факторами.

Что же является основанием для диалога человека со всевозможностным миром? Что позволяет человеку удержаться на краю у зияющей и отверстой бездны открывающихся ему возможнос­тей и не сойти при этом с ума? Что помогает ему справиться с задачей выбора там, где выбор, казалось бы, невозможен? Что позволяет человеку спокойно и не невротично строить свои по­знавательный диалог с окружающим его предметным миром? Почему человек не становится Павловской собачкой в состоянии каждодневного невротического срыва? Ведь ему приходится осу­ществлять ежеминутный выбор из практически неограниченного спектра возможностей, скрытых в предметах окружающего мира, и все эти возможности с биологической точки зрения принципи­ально равновелики.

Если отвечать одним словом, то ответ крайне прост: МИФ.

Миф как принципиально иллюзорная, сочиняемая самой че­ловеческой культурой точка отсчета, позволяющая человеку вы­брать там, где привычные для животного средства выбора не по-могают.

Тот самый миф, который инициирует интерес человека к миру за границами видовых потребностей, тот самый миф, который "вбрасывает" человека в мир всепредметности. Именно миф ока­зывается тем высшим регулятором, который упорядочивает отно­шение человека к всепредметному миру и позволяет человеку не сойти с ума перед лицом открывающихся ему бесконечных пред­метных возможностей.

Таким образом, миф как бы провоцирует человека на потен­циальное сумасшествие, - и он же в конечном счете его от сума­сшествия спасает. Миф провоцирует интерес человеческого со­знания к предметному миру, и он же предохраняет его от невро­тической сшибки и вносит во взаимоотношения человека с миром некую упорядочивающую перспективу. Именно миф предохраня­ет человека от того, чтобы тот не оказался подавленным ошело­мительным многообразием открывающихся в его предметной де­ятельности возможностей. Именно миф расставляет перед чело­веком систему своеобразных "указателей": что должно являться более ценным, а что - менее, что должно являться более значи­мым, а что - второстепенно и третьестепенно по своей значимос­ти. Именно миф - иллюзорная и нелепая конструкция с точки зрения внешнего наблюдателя - создает систему тех базовых ори­ентиров, которые позволяют представителю той или иной куль­турной общности твердо знать, каким факторам окружающего предметного мира следует отдавать предпочтение.

Осталось ответить на вопрос КАК это у мифа получается.

 

1. Стеблин-Каменский М.И. Миф. Л., 1976, с.4.

2. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом разви­тии. М., 1957, с.8.

3. Л.Леви-Брюль. Сверхъестественное в первобытном мышле­нии. М.,1994, с.61-62.

4. Цит. по кн.: Голдстейн М., Голдстейн И.Ф. Как мы познаем. М., 1984, с. 245.

5. Там же, с.245.

6. Там же, с. 246.

7. Там же.

8. Там же, с. 246.

9. Там же, с.247.

10. Л.Леви-Брюль. Цит.пр., с.63.

11. Там же ,

12. Пригожий И.,Стенгерс И.Порядок из хаоса. М.,1986,с.172.

13. Там же, с.181.

14. Р.Хайнд. Поведение животных. М.,1975. с.67.

15. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М 1978 с. 137.

16. Цит. по: Ткаченко Г.А. Космос, музыка, ритуал: Миф и эстетика в "Люйши Чуньцю". М., 1990, с. 175.

17. Там же.

18. Там же.

19. Таксами Ч.М., Косарев В.Д. Кто вы, айны? Очерк исто­рии и культуры. М.,1990, с.120-121.

20. Там же, с.121.

21. См.: Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сиби­ри: Пространство и время. Вещный мир. Новосибирск, 1988 с 137

22. Там же,с.138.

23. См: Там же, с. 140, а так же: Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: Человек и общество. Новосибирск 1989 с.9.

24. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: Про­странство и время. Вещный мир. Новосибирск, 1988, с.141.

25. Там же, с.142. • 26. Там же, с.143.

27. Там же, с. 143.

28. М.Стингл. Приключения в Океании. М.,1989, с.23-25. '

29. См.:Выготский Л.С. Собр.соч. в бтт., т.З. М.,1983, с.66.

30. См.: Мамардашвили М.К. Классический и неклассическийидеалы рациональности. Тбилиси, 1984, с.43.