Примеры, подобные тем, что приведены выше, можно множить и множить, но суть их сводится к тому, что для всех религий, которые принято называть языческими, характерно священно-религиозное отношение к сексуальному акту и обожествление самих половых органов. И этот факт свидетельствует о том, что для человека древних цивилизаций сексуальность менее всего является проявлением животной похоти, а является чем-то принципиально иным. Человек древних цивилизаций как бы настаивает на том, что его сексуальность не столько сближает его с животным миром, сколько отдаляет от последнего.
Возникшие в противовес древнейшим языческим религиям религии второго порядка - конфуцианство, буддизм, христианство, ислам - уже не склонны настаивать на духовном измерении сексуальности, а, в той или иной мере, противопоставляют сексуальность духовности. Именно здесь (в разной степени) впервые появляется идея животной похоти, которой, якобы, отягощен человек в противовес своему высокому божественному замыслу и предназначению. Что же касается наиболее древних религий, то сама универсальность обожествления фаллического и коитального в этих
религиях - независимо от региона их возникновения и распространения - свидетельствует о том, что феномен сексуальности является сущностным для понимания того, что есть человек.
В чем причина столь глубокой сексуализованности древней религиозной мифологии?
Обычная трактовка этого вопроса сводится к тому, что в земледельческих общинах, которые составляли основу древнейших цивилизаций как центров оседлости, особое значение имело оплодотворение земли, и посев зерен в землю отождествлялся с сексуальным совокуплением. Следовательно, стремление к получению более богатого урожая и создавало, согласно этой трактовке, необходимость сексуальных культов. Такие представления, в частности, были выражены с предельной отчетливостью еще Дж.Фрезером, почти 100 лет назад, в его знаменитой "Золотой ветви", мол "... отсталые народы... сознательно использовали отношения полов как средство вызвать плодородие земли" 16.
Однако такой подход совершенно не объясняет, почему именно ФАЛЛОС и момент КОИТУСА, а не женские гениталии, материнская утроба или, скажем, момент родов становится предметом обожествления и поклонения. Ведь если вся суть дела заключалась в ориентированности древних земледельческих общин на получение более богатого урожая, закономернее было бы предположить создание культовых мистерий, ориентированных на материнское, но никак не на коитальное начало. Однако есть безусловный факт: во множестве языческих культов мы находим обожествление мужских и женских гениталий, а так же самого момента коитуса, но практически не встречаем культа материнской утробы или, тем более, не сталкиваемся с обожествлением рожениц и процесса родов. Практически все религиозно-сексуальные мистерии древних подчеркнуто игнорируют рождение плода, игнорируют оплодотворяющую сторону сексуальных действий и явно предпочитают секс, не приводящий к зачатию. Скажем, служительницы шумерской богини Инанны, занимаясь храмовой любовью на алтаре, вообще не имели права рожать детей.
Факт заключается в том, что в любых сексоцентрированных культах именно секс, оргазм, т.е. получаемое в момент соития чувственное наслаждение, а вовсе не прагматический результат в виде зачатия плода и рождения ребенка является подлинным предметом культового обожествления.
Характерно, что даже возникающий в греческой традиции термин "оргии" носит на ранних ступенях культуры подчеркнуто сакральное значение. Как указывал Вяч.Иванов, первоначально "...оргии суть богослужения, совершаемые совместно - и первоначально без жреца - всеми участниками, каковые поэтому равно все зовутся "вакхами" и "освященными"" ". А сам Дионис - главный виновник оргаистических культовых мистерий - рассматривается при этом не столько как источник плодородия (хотя, в конце концов, и в этом качестве он выступает тоже, но как бы в дополнение), а, в первую очередь, как "двигатель и виновник
женского полового исступления" ", т.е. как собственно фаллос, смысл которого, следовательно, заключается вовсе не в том, чтобы оплодотворить женщину, но в том, чтобы доставить ей максимальное сексуальное наслаждение. Глубинный смысл оргий Диониса, подчеркивают исследователи, состояли именно в достигаемом экстазе, а отнюдь не в плодородии. "Древнейший смысл этого слова, - находим у Ю.А.Кулаковского, - как истолковывали сами древние, есть выхождение души из тела. Врач Гален определяет экстаз как "кратковременное безумие". Но это безумие есть "священное безумие"- состояние, в котором душа непосредственно общается с богом. В этом состоянии человек находится под наитием божества, он есть "бога вместивший", непосредственно соединяется с божеством и живет в нем и с ним 1Э. А это значит, что прагматическая интерпретация указанных культов как культов, освящавших собою плодородие земли, не выдерживает критики. Ведь эти культы непрестанно подчеркивают самозначимость фаллоса, секса и оргазма, самозначимость их, если угодно, космической сущности, невероятно далекой от столь прагматической задачи, как сбор урожая. И если Осирис-фаллос в Древнем Египте в конце концов и оказывается богом плодородия, то это выглядит как приложение его фаллической сущности, но не сама суть. Точно так же в Китае, Индии или Шумере зачатие детей - это своего рода факультативное приложение фаллоса, но не его природа. Суть же - в творении космически-божественного оргазма. И одним из частных приложений космического коитуса оказывается момент зачатия, земного плодородия и т.п.
Тот факт, что религиозно-сексуальные мистерии древних - вопреки распространенному мнению - весьма далеки от идеи оплодотворения, от идеи продолжения рода, отчетливо проявляется и в свойственной для этих мистерий демонстрации подчеркнуто непрагматичных и весьма изощренных способов сексуального поведения и сексуального самовыражения, которые попросту немыслимы в животном мире и которые подчеркнуто не предполагают оплодотворяющего результата. В частности, я имею в виду таких изощренные формы сексуального поведения, как коитус без семяизвержения, а так же культовый публичный гомосексуализм, культовая публичная мастурбация и культовая публичная зоофилия - сексуальные контакты с особыми, священными животными. Как могут публичная мастурбация или гомосексуальные контакты служить символом плодородия? Думается, что нелепость этого вопроса совершенно очевидна. Однако довольно часто именно такие формы сексуального поведения оказываются в центре сексуально-религиозных мистерий древнего человека, идет ли речь о цивилизациях Средиземноморья, Ближнего и Дальнего Востока, или о цивилизациях Древней Америки. Более того, долгое время храмы являлись единственным местом, где вообще допускались сексуальные перверсии: тем самым как бы дополнительно подчеркивалась непрагматичную, недетородную ориентацию религиознооргаистических мистерий, практиковавшихся в этих храмах.
Между прочим, только в Древней Греции, создавшей совершенно особый институт философов, выступивших с претензией на истолкование божественных истин, происходит, так сказать, обмирщение некоторых странных форм сексуального поведения, которые до того практиковались исключительно в религиозном контексте. И, прежде всего, речь идет о любви к мальчикам, которую именно свободолюбивые греческие философы вывели за пределы храмов. И это был, так сказать, философский вариант дерзкого похищения у богов "огня Прометея". Провозгласив себя глашатаями божественной мудрости, они произвели подлинную религиозно-сексуальную революцию, выведя запретную духовно-божественную по своему происхождению любовь к мальчикам за эзотерические границы храмов и постепенно сделав ее едва ли не нормой жизни всякого человека, считавшего себя культурным и образованным.
Любопытен характер аргументации, которую приводили при этом древнегреческие авторы, пытаясь объяснить смысл этой, постепенно укоренившейся здесь на бытовом уровне традиции. В этой аргументации отчетливо звучит тема ДУХОВНОГО, а не плотского происхождения этой формы любви, и ее глубокая культурная нагруженность.
Вот, к примеру, как выглядела аргументация такого рода в устах у одного из героев диалога "Две любви" древнегреческого автора 2-го в. н.э. Лукиана:
"Брак изобретен как средство, необходимое для продолжения рода, но только любовь к мужчине достойно повелевает душой философа. Ведь все, чем занимаемся мы не ради нужды, а ради красоты и изящества, ценится больше, чем нужное для непосредственного употребления, и всегда прекрасное выше необходимого. Пока жизнь людей протекала в невежестве и не было у них досуга, чтобы каждый день искать лучшее, они поневоле ограничивались самым необходимым, потому что недостаток времени не давал им возможности открыть, как жить хорошо. Потом, когда не стало этой вечно тяготеющей нужды, умы потомков, освобожденные от уз необходимости, приобрели свободное время, чтобы придумать что-нибудь получше, отчего постепенно возросли разные знания. (...) Разве в самом начале жизни люди, нуждаясь в покровах, не надевали шкур, содранных с диких зверей? И разве не додумались они, что горные пещеры и дупла в корнях сухих растений могут служить убежищами? Подражая этим образцам и все время совершенствуя свое подражание, люди выткали себе платье, построили жилища. Незаметно шли вперед эти искусства, взяв в учителя время; и вот, красиво запестрели гладкие прежде ткани, вместо жалких домишек научились строить из великолепных камней высокие палаты, а безобразие голых стен покрывать яркими разноцветными красками росписей. (...) Так пусть никто не ищет в древности любви к мальчикам: ведь необходимо было сходиться с женщинами, чтобы наш род не погиб совершенно, лишенный оплодотворения. Но только в наш век,
ничего не оставляющий неисследованным, появились на свет разнообразные знания и те стремления, которые возбуждает в нас благородная жажда прекрасного. Тогда вместе с БОЖЕСТВЕННОЙ (выделено мной - А.Л.) философией расцвела и любовь к мальчикам. (...) Я тут едва удержался от смеха, когда Харикл восхвалял бессловесных животных и скифские пустыни: веди от чрезмерного увлечения спором он чуть было не пожалел о том, что родился эллином. ...Крича во все горло, громким голосом заявил он: "Не сходятся друг с другом самцы ни у львов, ни у медведей, ни у кабанов: лишь стремление к самкам властвует над ними". А что в этом странного? Ведь существам, лишенным разума и неспособным мыслить, недоступно то, что люди избирают разумным суждением. Если бы Прометей или какой-нибудь другой бог наделил их человеческим разумом, то не обитали бы они в одиночку в горах и не поедали бы друг друга, а, воздвигнув, как мы, святилища, жили бы каждый в своем доме с домашним очагом посередине и создали бы государство с общими законами. Что же удивительного, если животные, которые по их собственной природе осуждены провидением не получить благ, доставляемых разумом, лишены вместе со всем остальным и влечения к мужскому полу? Самцы львов не живут друг с другом - но ведь они не занимаются и философией. Не сходятся друг с другом медведи-самцы - но ведь им неведома вся красота дружбы. А человеческий разум и знания, из частных опытов выбрав лучшее, признали любовь к мальчику самой верной" м. "...Нам можно было бы позавидовать, если бы мы, как говорит мудрейший Еврипид, избавленные от сношений с женщинами, приходили бы в храмы и святилища и там за серебро и золото покупали бы детей для продолжения рода. Необходимость наложила нам на плечи тяжелое ярмо и силой принуждает нас следовать ее велениям. Так изберем разумом прекрасное, и пусть только полезное подчиняется необходимости. Пока дело касается детей - пусть сохраняют значение женщины; но во всем остальном - прочь, знать их не хочу!" 21.
Что особенно важно в приводимой аргументации, так это ссылки героя диалога на СВЯЩЕННЫЙ, БОЖЕСТВЕННЫЙ характер философии, влекущей человека к обсуждаемому типу любви. И когда судья спора выносит свой окончательный вердикт, он так же не упускает из виду этого обстоятельства: "Браки полезны людям в жизни и, в случае удачи, бывают счастливыми. А любовь к мальчикам, поскольку она завязывает узы непорочной дружбы, является, по-моему, делом одной философии. Поэтому жениться следует всем, а любить мальчиков пусть будет позволено одним только мудрецам" п.
Итак, любовь к мальчикам - это дело мудрецов, философов. А философы - это те, кто обладает способностью представительствовать Бога. Как подчеркивает О.М.Фрейденберг, самые ранние греческие философы вообще "не ощущают своего авторства", но рассматривают свои интеллектуальные творения как божественные откровения. В частности Гераклит и Эмпедокл рассмат-
ривают самих себя ни больше, ни меньше, как... "земные формы божества". Эмпедокл также "переживает себя как боговоплотителя. Подобно Пармениду, и он услышал свою космологию от бога" к. То же самое можно сказать и про других родоначальников греческой философской традиции.
Но это обстоятельство означает, как минимум, то, что атрибутируя право философов и мудрецов на любовь к мальчикам, как на любовь, подчеркнуто равнодушную к банальной идее зачатия и продолжения рода, античные авторы косвенным образом подтверждают связь этого рода любви с храмово-ритуальной традицией, теряющейся в глубине веков. Не случайно Сократ рассказывает миф о душе, которая вступила в тело философа, потеряла по пути на землю крылья, и лишь при виде красивого мальчика заново их обрела. Это очень точный образ, свидетельствующий о том, что через любовь к мальчикам философ пытается осуществить восхождение к таинствам древних религий. Древнегреческий философ в подлинном смысле этого слова наследует любовь к мальчикам у богов.
И это еще одно косвенное свидетельство Tqro, что древнейшие оргаистические культы были бесконечно далеки от банальной идеи плодородия. В том-то и состоит суть дела, что в центре древних культов находится идея человеческой сексуальности как таковой, идея коитуса, идея мужского фаллоса, а вовсе не прагматическая идея плодородия. Жрец-фаллос, жрец, играющий роль фаллоса, публично мастурбирующий в святилище - вот подлинный символ древнейших религий. И в этом символе нет ни грана идеи оплодотворения. Как нет этой идеи и в образе женщины, вступающей в сексуальный контакт со священным животным или даже со священным растением.
Похоже, что суть дела состоит в том, что подлинным содержанием древнейших религий является сам феномен человеческой сексуальности, феномен человеческой сексуальной исключительности, а отнюдь не банальная способность к оплодотворению и продолжению рода. Более того, древние религии как бы непрестанно подчеркивают: область секса - это область бесконечного, область высшего; та область, в которой человек выходит за границы собственной телесности и оказывается тождественным Космосу - в состоянии оргазма или нирваны. Область секса - это то, что бесконечно избыточно по отношению к задачам продолжения рода. Область секса - это та область, в которой происходит предельная концентрация и актуализация БОЖЕСТВЕННОГО в человеке. Область секса - это область, с которой БОГ соединяется с человеком.