Итак, когда один первобытный человек заявляет, что он суть кенгуру, тогда как представитель соседнего племени заявляет, что он суть крокодил, они тем самым заявляют принципиальную взаимонепереводимость их языков культуры, невозможность проникнуть в систему особых семантических шифров чужого языка, составляющих подлинную суть любого культурного мифа. При этом дело не просто в том, что они говорят на разных языках в том смысле, что употребляют разные звуковые формы для обозначения одних и тех же предметов. Суть дела заключается в том, что они говорят на языках разных мифов, а это значит, что представители разных культурных общностей видят за каждым словом-именем, коррелирующим с каким-то предметом, совершенно особую мифологическую подкладку. Иную мифологическую трактовку данного предмета. Иную мифологическую семантику.
В мире первобытной культуры каждый предмет имеет свой • миф. Это значит, что любой предмет окружающего человека мира имеет свое мифологическое происхождение, является в каком-то высшем смысле мифологически санкционированным, мифологически укорененным. Иначе говоря, любой предмет в мифе получает свое особое смысловое право на жизнь. И оказывается совершенно особым образом встроен в систему мифологии, присущей данному племени. Что и создает особое поле мифологической семантики этого предмета. Однако глубокая субъективность логики мифологического санкционирования оборачивается тем, что один и тот же предмет в двух разных племенах оказывается носителем совершенно различных мифологических смыслов - ведь это смыслы, которые субъективно навязываются культурой объективной действительности.
И оттого сколько бы ни 'пытался представитель одного племени объяснять другому, ЧТО означает то или иное слово его языка, он обречен на неудачу: принципиально невозможно донести мифологическую семантику того или иного слова, поскольку слова человеческого языка - это не просто лингвистические корреляты каких-то предметов, но и носители какого-то тайного, мифологического содержания.
Так, человек, произносящий слово "солнце", не просто указывает тем самым на нечто, находящееся у него над головой, но и имеет в виду нечто, что можно было бы определить как культурный миф солнца. Скажем, в современной культуре - это целая система естественнонаучных представлений, насчитывающая за собой несколько тысячелетий письменной истории. У первобытного человека - это система мифов, возраст которой измеряется многими десятками тысячелетий устной истории.
Казалось бы, в чем проблема? Встретились две культуры: первобытная и современная. Представитель европейской культуры указывает на диск солнца и говорит: "солнце". Представитель первобытного племени совершает то же самое: указывает пальцем на небо и произносит слово, означающее имя солнца в его языке. Но можно ли утверждать, что в результате совершается действительный акт понимания? Можно ли утверждать, что в результате такого лингвистического обмена информацией европейский человек хоть чуточку приблизился к пониманию культурной тайнописи аборигенского языка, а абориген - к пониманию культурной тайнописи языка европейского?
Вся проблема заключается в том, что и тот и другой, указывая на солнце, не просто указывают на предмет над их головами, но каждый имеет в виду нечто свое, недоступное взгляду и пониманию другого человека.
Например, что имеет в виду современный человек, утверждая, что солнце - это диск, или что солнце - это огненный шар, или что солнце это звезда во вселенной, или что солнце - это источник жизни на земле? Доверяет ли он при этом своему непосредственному восприятию, или, скорее, - некоему культурному мифу,
усвоенному в процессе образования? Разумеется, он прежде всего доверяет своему культурному мифу. И точно так же древний грек, утверждающий, что солнце есть огненная колесница бога, или первобытный человек, настаивающий на том, что солнце -это бык, или что солнце - это голова удава, или что солнце - это огромный крокодил, опирается отнюдь не на данные своего непосредственного восприятия, а на тайную мифологическую семантику своей культуры.
И это составляет самое трудное для того, чтобы могло совершиться понимание в пространстве чужого языка. И в этом состоит глубинная причина взаимонепереводимости культурных языков. Ведь за каждым словом, оказывается, скрывается не просто предмет, но МИФ предмета, и у каждой культуры это свой миф.
Можно перевести на другой язык лишь поверхностный, предметный слой языка. Но как перевести на другой язык тайную мифологию речи?