О театре и творчестве

 

Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар.

 

* * *

 

…Я не учу слова роли. Я запоминаю роль, когда уже живу жизнью человека, которого буду играть, и знаю о нем все, что может знать один человек о другом.

 

* * *

 

Одинаково играть не могу, даже если накануне хотела повторить найденное. Подличать штампами не умею. Когда приходится слушать интонации партнера как бы записанными на пластинку, хочется вскочить, удрать. Ненавижу разговоры о посторонних вещах. Перед выходом на сцену отвратительно волнуюсь. Начинаю играть спокойно, перед тем как спектакль снимают с репертуара.

 

* * *

 

Наплевательство, разгильдяйство, распущенность, неуважение к актеру и зрителю. Это сегодня театр – развал. В театре сейчас трудно совестливой актрисе… Новой роли у меня нет, а я так люблю рожать. Я в немилости у самодура и кривляки Завадского, который лишает меня работы новой…

 

* * *

 

Чтобы получить признание – надо, даже необходимо, умереть.

 

* * *

 

Режиссер – обыватель.

 

* * *

 

…Современный театр… Контора спектаклей. Директор – Хрен‑скиталец, руки в карманах. У него за кабинетом имеется клозетик. Сидит, пьет чай. Потом ходит выписывать чай.

 

* * *

 

Как провинциальная актриса, где я только не служила! Только в городе Вездесранске не служила!..

 

* * *

 

Сегодняшний театр – торговая точка. …Это не театр, а дачный сортир. Так тошно кончать свою жизнь в сортире.

 

* * *

 

О Театре им. Моссовета времен Завадского: «В театре небывалый по мощности бардак, даже стыдно на старости лет в нем фигурировать. Со своими коллегами встречаюсь по необходимости с ними «творить», они мне все противны своим цинизмом… Трудно найти слова, чтобы охарактеризовать этот… театр, тут нужен гений Булгакова. Уж сколько лет таскаюсь по гастролям, а такого стыдобища не помню».

 

* * *

 

Когда нужно пойти на собрание труппы, такое чувство, что сейчас предстоит дегустация меда с касторкой.

 

* * *

 

Я сегодня играла очень плохо. Огорчилась перед спектаклем и не могла играть: мне сказали, что вымыли сцену для меня. Думали порадовать, а я расстроена, потому что сцена должна быть чистой на каждом спектакле.

 

* * *

 

Когда мне не дают роли в театре, чувствую себя пианистом, которому отрубили руки.

 

* * *

 

Для меня каждый спектакль мой – очередная репетиция. Может быть поэтому я не умею играть одинаково. Иногда репетирую хуже, иногда лучше, но хорошо – никогда.

 

* * *

 

В театр хожу, как в мусоропровод: фальшь, жестокость, лицемерие, ни одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, подлость, алчные старухи!

 

* * *

 

В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы. Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем я каждый раз играю по‑новому.

 

* * *

 

Театр катится в пропасть по коммерческим рельсам. Бедный, бедный К. С.

 

* * *

 

Балет – это каторга в цветах.

 

* * *

 

В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части.

 

* * *

 

Женщина в театре моет сортир. Прошу ее поработать у меня, убирать квартиру. Отвечает: «Не могу, люблю искусство».

 

* * *

 

Великий Станиславский попутал все в театральном искусстве. Сам играл не по системе, а что сердце подскажет.

 

* * *

 

После спектакля, в котором я играю, я не могу ночью уснуть от волнения. Но если я долго не играю, то совсем перестаю спать.

 

* * *

 

Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.

 

* * *

 

Говорят, что герой не тот, кто побеждает, а тот, кто смог остаться один. Я выстояла, даже оставаясь среди зверей, чтобы доиграть до конца. Зритель ни в чем не виновен. Меня боятся…

 

* * *

 

– Фаина Георгиевна! Галя Волчек поставила «Вишневый сад».

– Боже мой, какой ужас! Она продаст его в первом действии.

 

* * *

 

Моя учительница Вульф говорила: «Будь благородной в жизни, тогда тебе поверят, если ты будешь играть благородного человека на сцене».

 

* * *

 

В театре тоже кладбище несыгранных ролей.

 

* * *

 

Как‑то на южном море Раневская указала рукой на летящую чайку и сказала:

– МХАТ полетел.

 

* * *

 

Главный художник Театра им. «Моссовета» Александр Васильев характеризовался Раневской так: «Человек с уксусным голосом».

 

* * *

 

– Что это у вас, Фаина Георгиевна, глаза воспалены?

– Вчера отправилась на премьеру, а передо мной уселась необычно крупная женщина. Пришлось весь спектакль смотреть через дырочку от сережки в ее ухе…

 

* * *

 

– Наш водитель Ковшило ненавидит меня за то, что он возит меня, а не я его, – заметила Раневская о водителе служебной машины Театра им. Моссовета.

 

* * *

 

Равнодушие преступно всегда и всюду. А театру придет конец от невежества «руководств», директоров, министров, бутафоров, актеров, бл…дей‑драмаделов.