Правда‑матка

 

Как‑то Фаина Георгиевна, прознав о том, что ее давний друг драматург Николай Эрдман отправляется в гости к самой Щепкиной‑Куперник, напросилась пойти вместе с ним. Зная пристрастие Раневской к ненормативной лексике, Эрдман строго‑настрого предупредил актрису о том, чтобы она в гостях тщательно следила за своей речью.

Татьяна Львовна Щепкина‑Куперник, замечательная писательница, драматург, поэтесса и переводчица, правнучка великого русского актера Михаила Щепкина, слыла образованнейшей, утонченнейшей женщиной своего времени, поборницей чистоты великого русского языка.

– Клянусь тебе, К‑х‑коленька, что я не пророню ни слова, – обещала другу Раневская.

Царственной Татьяне Львовне было в это время под шестьдесят, она перевела тогда кого‑то из мировых классиков, то ли Шекспира, то ли Лопе де Вегу, то ли Ростана, и жила в полном достатке, содержа трех или четырех приживалок. За столом, который ломился от всякой всячины, разговор шел неторопливый и благопристойный. Фаина Георгиевна стоически молчала, не вмешиваясь в светскую беседу.

Как известно, в свои девичьи годы Щепкина‑Куперник была страстно влюблена в Чехова. И разговор за столом, конечно, зашел об Антоне Павловиче.

Фаина Георгиевна вспоминала: «Я благоговела перед нею, согласно кивала, когда она завела речь о Чехове, о его горестной судьбе и ялтинском одиночестве, когда супруге все недосуг было приехать»…

Речь шла о вдове Антона Павловича Ольге Леонардовне Книппер‑Чеховой, пережившей великого писателя на 55 лет. Их шестилетний брак был исключительно эпистолярным – супруги написали друг другу по 400 писем, но Книппер ни дня не прожила с Антоном Павловичем. Писатель вынужден был из‑за болезни поселиться в Ялте, а Ольга Леонардовна, примадонна Художественного театра, не торопилась к больному мужу, выискивая невероятные причины, из‑за которых она, ну никак, не может оставить Москву. К тому же ходили упорные слухи об ее служебном романе с Немировичем‑Данченко. В общем, все свидетельствовало о том, что Книппер вышла замуж за великого писателя исключительно из тщеславия. После революции Ольга Леонардовна сделала себе блестящую карьеру и нажила состояние на том, что она, дескать, официальная вдова Чехова.

Когда Щепкина‑Куперник с гостями стала обсуждать персону Книппер, «градус» разговора за столом повысился, все немного завелись, единодушно осуждая Ольгу Леонардовну за наплевательское отношение к Антону Павловичу и вообще за легкомыслие. Ощутив опасность ситуации, Николай Эрдман обеспокоенно покосился на Раневскую, но было уже поздно.

– Татьяна Львовна, а ведь Ольга Книппер – бл…дь, – категорично заявила Фаина Георгиевна, – полнейшая бл…дь!

Рубанув правду‑матку, Раневская сама обмерла от страха, подумав, что сейчас ей откажут от дома!

Все приживалки истово перекрестились, после чего каждая смиренно сказала:

– Истинно ты говоришь, матушка, бл…дь.

– Рот на замок! – прикрикнула хозяйка дома, и приживалки тут же смолкли. После чего изысканная Татьяна Львовна всплеснула ручками и очень буднично, со знанием дела воскликнула:

– И вправду, бл…дь, последняя бл…дь!..